Когда соловей не поет

Татьяна Щербакова
КОГДА  СОЛОВЕЙ НЕ ПОЕТ

Рассказ.


Как он пел! Лешка из их поселка Кукареки. Особенно хорошо – под  гармошку. Но еще лучше вообще без всякой музыки. Он кричал, закрыв глаза, и звуки лились из его  волшебного горла, будто туда был вставлен  какой-то особый музыкальный инструмент. Что интересно – любая популярная  песня гремела у него, как «Коробейники». И за этот талант Лешку  ценили в Кукареках  все. Сергей Колосков  помнил это так, будто  только сейчас вернулся из поселка, а ведь прошло  с тех пор, как он оттуда уехал навсегда… сколько лет-то прошло? Сейчас ему тридцать пять, а уехал из дому в семнадцать. Значит, восемнадцать лет минуло, а будто вчера из Кукарек.


Темная ночь  на дворе, а Сергей не спит. Его уже давно мучает бессонница. От страха.  У него отнимают его бизнес – любимую телекомпанию, самую крупную  у них в области, которую он создавал  с маленькой  фирмочки по установки кабельного телевидения. Эти люди в свое время  ссудили его  деньгами , дали  в аренду на льготных условиях  помещение в центре города, а теперь всерьез задумали разорить его. Потому что он стал богатым, и они  охотились за его деньгами. Ему оставалось одно… Он знал, что сделает, но расставаться с телекомпанией не хотелось.


Было столько планов!  Вдруг он подумал, что  мог бы напоследок Лешку из Кукарек осчастливить, подготовить программу  его выступлений, пусть поет на весь белый свет, пусть  люди    почувствуют красоту его народного голоса, и, может быть, им станет чуть веселее жить? Где только  разыскать друга?  «Надо связаться с его матерью в поселке»,- подумал Сергей и снова окунулся в детские воспоминания.


Удивительно,  помнил даже, как они с Лешкой ходили в детский сад.  Он был старый деревянный , с садом, теперь таких не бывает. Дети собирали смородину на компот, и немного ягод им разрешали поесть прямо из маленьких потных ладошек. Во дворе росли огромные  липы, как казалось, до самого неба, под которыми им соорудили маленькие столики, как в сказке про медведей. За ними летом они обедали прямо на улице, так что  дети, сидевшие лицом к дровяному сараю, могли есть и одновременно смотреть на детсадовского черного пса Цыгана. Он всегда лаял, бегая на цепи на угольной куче. Осенью воспитатели выдавали им маленькие грабельки, и они сгребали желтые листья, падавшие с огромных деревьев. Однажды зимой, Сергей отлично помнил, няня в дом внесла огромный снежный ком и сказала, что это-молоко. Его потом растапливали в  большой кастрюле на кухне. Он больше никогда в жизни не видел, как молоко превращается в снег, не видел таких маленьких грабелек и таких огромных, до неба, деревьев.


Лешка почему-то тогда был косой. Его мать рассказывала всем, что  мальчишка  окосел от страха, когда  их поселковая фельдшерица вскрывала ему на макушке нарыв. Постепенно косина пропала, и Лешка обижался, когда его зря дразнили  косым.  И вообще отрицал, что когда-то оба глаза у него смотрели вбок. Он  часто отказывался от  того, что было на самом деле. Например, лет до восьми  упорно утверждал, что Бог есть. И страшно злился и плакал, когда мальчишки над ним смеялись. Но в старших классах Лешка напрочь  и со скандалами отрицал свою  веру.


Сейчас Сергею  хотелось  рассматривать картины своего детства вновь и вновь,  улетая в тот далекий, загадочный и теплый мир. Мысленно посидеть за маленьким деревянным столиком, обжечься крапивой в смородиновых кустах, прыгнуть на пыльную кучу желтых листьев, спеть неприличную песенку, раскачиваясь на турничке вниз головой, за что девчонки бегали жаловаться на них воспитательнице…


И тут  вспомнилось нечто неприятное, что  жило в его подсознании,  но он старался об этом никогда не думать.  Годовалого Лешку мать оставляла , уходя на работу, бабкам-евангелисткам, которые приютили ее с младенцем из сострадания. К этим старухам мальчишка так привык, что считал их родными и часто с друзьями забегал  в гости, когда они с матерью уже съехали на другую квартиру. Однажды пришел туда и Сережка, ему очень хотелось посмотреть, как живут эти необыкновенные старухи, которые, как говорили в поселке, молятся не на икону, а на какие-то  списки. Оказалось – ничего особенного . В доме было очень чисто, а в красном углу, действительно, вместо икон висел какой-то плакат с надписями.


Бабки засуетились, обрадовались гостям и стали угощать их чаем с карамельками – подушечками. Дома Сережка такие не ел, а тут на него напал прямо зверский аппетит. Очень захотелось этих дешевых конфет. Лешка взял несколько штучек и больше к вазочке не тянулся. А Сережка все ел и ел. Тут Лешка рассердился, отнял вазочку и с обидой сказал:


-Зачем старушек объедаешь, им самим не хватает.


-Да ладно,- возразил Сережка,- у этих бабок, наверное, полно всего, просто нам зажимают,  а ты их жалеешь. Ешь!


Лешка подумал и тоже стал есть подушечки. Но потом, когда они  весело бежали по лужайке от дома евангелисток, он вдруг остановился и заплакал.


-Ты чего?- удивился Сережка.

-Зачем ты все конфеты съел и меня заставил? Что теперь они есть будут? Они же старенькие, а мы их объели…


-Дурак ты, Лешка,- сказал Сережка,- нашел из-за чего реветь, сдались тебе эти бабки, все равно вы  у них больше не живете!


-Я с тобой не дружу,- еще больше расплакался Лешка и побежал от него в поселок один…


Петь он научился на улице. В поселке по вечерам собирался на гулянку народ. Отмыв известковую пыль карьера, принарядившись,  поселковые кричали частушки под гармошку, плясали. Приглашали ради забавы в круг и их, детей. Они охотно  вступали во взрослые пляски  под одобрительные хлопки. А  поздно вечером собирались певуны. Распределялись по голосам и тянули какие-то бесконечные заунывные песни.  Слов было не разобрать, да и были они странные, не знакомые детям, не из их жизни. А Лешка слушал-слушал, да тоже начал так петь. Жилы у него на шее вздувались, лицо краснело. У Сергея мурашки пробегали по коже, когда он слушал друга.

«Вот запущу мужика в эфир, пусть по мозгам им грохнет как следует»,-  думал, ворочаясь в постели, Сергей. Он знал, что Лешка  все так же здорово пел, когда учился в своем техникуме, хотя  и вошел в возраст. Но голос не потерял. Сейчас  Сергей Колосков  уже ощущал чувство вины перед другом, которому не помог сделать певческую карьеру раньше. Все мотался по делам, деньги зарабатывал, некогда было. Другим он  творческую карьеру устраивал быстро, но те хорошо  платили , а с Лешки что взять? Он в  бизнесмены не выбился. Они как-то встречались, Сергей  зазывал его к себе в гости, дал адрес, но тот так и не пришел. А может, охрана не пустил? Где же сейчас Лешка?


Поспав всего часа два, Сергей  проснулся и  позвонил своему водителю.  Сказал, что нужно съездить на рынок, купить мясо. Сегодня  он собирает  народ на шашлыки. А про себя подумал : «Прощальный ужин». Шофер Колоскова знал, что хозяин, как всегда,  сам будет выбирать мясо, лук, помидоры, арбузы на рынке.  Это он никому не доверял.


На базар  поехали  уже к обеду, после того, как Колосков  с утра долго пробыл в банке. Оставив машину на стоянке,  они пошли по мясным рядам и, купив  все, что надо, перешли к рыбным. Сергей остановился около прилавка, разглядывая огромных щук, и уже начал было примериваться к одной рыбине, как из-под прилавка  показался мужик в белом фартуке и нарукавниках, вынырнул, словно черт из табакерки, и озабоченно воскликнул:


-Куда это у меня  молоки осетровые подевались, вот тут лежали…


Сергей  опешил – перед ним стоял Лешка и натурально обвинял его в краже каких-то паршивых молок!  Он в сердцах пошел было от прилавка, как услышал, что Лешка зовет его:

-Серега, ты что ли?  А я тебя и не узнал. У нас здесь, знаешь, воруют только так!  Серега! Вот встреча-то!


Хотя Лешка и не  подумал извиняться, у Колоскова отлегло от сердца. Он вернулся к прилавку и принялся расспрашивать друга о родных, друзьях, о том, где тот сейчас живет, женат ли…


-Да я в Кукареках часто бываю,- сказал Лешка,- ты-то своих вывез, а у меня там мать. Пьет… Когда был маленький, пропускала рюмашку по праздникам. А теперь… Тяжело, стыдно. Говорю ей: «Мать, мне же и так трудно, а от тебя никакой поддержки, что  ты делаешь!» А она свое. Говорит: « Ты счастливчик, раз в городе  устроился, а мне  здесь свет белый не мил». Тюрьма свое берет даже в старости.


Сергей вспомнил, что мать Лешкина  за что-то отсидела  и родила его в тюрьме.


-Забери ее оттуда,- предложил  Сергей.


-Ты что?- испугался Лешка,- опозорит, измучает, тогда мне не жизнь.

То и дело подходили покупатели, оттесняли от прилавка Сергея.  Лешка нервничал. Отвесив селедку какой-то бабушке, он продолжал:


-А Витька Волков из нашего класса, помнишь? Умер. Спился.


-Как спился?- удивился Сергей.- Он же такой тихий был, примерный. Да он, кажется, болел.


-Тихий. Вовсе не тихий. Притворялся. А Мишку Матвеева помнишь? Повесился… Витьку Воронина  в тюрьму замели за какую-то чепуху, а он сбежал. Ему прибавили. Опять сбежал, родители умерли, не дождались.


-Слушай,- оторопело сказал Сергей,- ты мне какие-то кошмары рассказываешь. Неужели это все – правда? Они там что, с ума посходили, такое вытворяют!


-Пьют – вот и творят. С девчонками нашими тоже черт  знает что. Любка Черногубова спилась, мужа за наркотики посадили. Валька Сидорова детей  кучу без мужика нарожала, пьет, материнских прав лишили, дети в  детдоме.


-Валька… Она с нами тоже в детский сад ходила,  всегда с бантиками, врачом хотела  стать, кукол лечила…


-В детский сад ходила – да мы все в один детский сад тогда ходили, куда же еще?  И все  мечтали. Только вот твоя мечта сбылась. А наши… Рылом не вышли, значит.


Лешка вытер о фартук красные, распухшие от селедочного рассола руки, и  молча рассматривал покупателей.  На прилавке было еще полно товару.


Сергей усмехнулся:


-Давай, заканчивай свою торговлю и поехали ко мне. У меня к тебе дело есть.


-Товар мне бросать нельзя, с хозяином потом не рассчитаюсь,- возразил Лешка.- Я к тебе как-нибудь потом зайду, ладно?- он уже  откровенно нетерпеливо  ждал, когда его старый друг от него отцепится и даст ему спокойно торговать.


-Уймись, Лешка,- засмеялся Сергей. – Вот тебе деньги за весь твой товар, и снимай фартук. Поехали!


Лешка взял  деньги,  спрятал в  большой кошелек и снял фартук, крикнув  соседке :


-Раиса! Постой за меня. Расплачусь за все.


Сергей снова усмехнулся, подумав : «Лешка неисправим. Такой же хитрец и врун».


-Давай, я тебя в магазин отвезу. Приоденешься,  у меня для тебя сегодня большой сюрприз – познакомлю тебя с нашими местными знаменитостями,- предложил он.


-Зачем?-  у меня гардеробчик  в порядке, здесь, на рынке, отовариваюсь, со скидками, лучшее беру,- обиженно возразил Лешка.- А познакомиться можно, на шашлыках, что ли?


-И как догадался?- засмеялся Сергей.


-Ну а где же еще в такую прекрасную погоду  знакомиться. Да у тебя и дача, видно, есть?


-Нет,  дом за городом.


-Это в «Долине бедных», что ли?


-Там,- улыбнулся Сергей.- Значит, тебя домой отвезти переодеться?


-Давай, вези,- согласился Лешка.


Они приехали на окраину города, где  Лешка снимал  комнату в коммуналке. Сергею не долго пришлось ждать с водителем в машине – друг вышел из подъезда, одетый в элегантный  летний костюм, хорошие ботинки, с барсеткой в руках.


-Да на твоем базаре можно, как в бутике, приодеться,- удивился Сергей разительной перемене, произошедший за считанные минуты с другом.


-Так вы в эти же тряпки и одеваетесь в своих бутиках,  там тот же левак из Турции, только за бешенные деньги, со знанием дела ответил Лешка.


Сергей даже растерялся. Но быстро переменил тему, пытаясь снова вернуть друга к воспоминаниям тридцатилетней давности. Но Лешка и сам, видно, уже вошел во вкус и , откинувшись на спинку сиденья,  хлопнув себя по колену, сказал:


-Серега, а помнишь, как в поселке воду из колонки ведрами таскали? Сам маленький, ведра чуть не по шею, а тащишь матери на стирку в корыто. Может, мы поэтому и не доросли, оба ростом не вышли? Говорят,  тяжести на рост влияют.


Сергей согласно кивал. Он хорошо помнил и как  они мальчишками таскали  воду из колонки, и топили печки антрацитом, и бегали в уборную далеко от дома. Он хорошо помнил эту уборную с проверченными в перегородке дырочками. Дырки затыкали газетой. А местный золотарь Белоносов заходил чистить уборную, не стесняясь, в любое время. Когда женщины с испугом  вскакивали  с толчков с криками возмущения, он спокойно говорил им:


-Ну чего испугались, что я – собака?


Они въехали в ворота ,  за которыми виднелся недостроенный дом Сергея.


-Еще строишься?- спросил Лешка. Жена-то есть?

-Уже не строюсь и жены нет,- засмеялся Сергей, выходя из машины.


Водитель  начал выгружать продукты прямо на большой стол в саду, рядом с мангалом. Лешка пошел  осматривать участок. Сергей позвонил секретарше Манечке и отдал распоряжение- вся команда должна быть у него через час. Водитель уже разделывал мясо и нанизывал на шампуры. Помыл овощи и огромный арбуз, принес  дорогую посуду из дома. Лешка кинулся было ему помогать, но Сергей махнул рукой:


-Не надо,  он этого не любит, сам все сделает, за это и плачу большие деньги. Давай, мы лучше с тобой  присядем вон там,- он показал на скамейку рядом с резным столиком у искусственной каменной горки в цветах ,- и выпьем за встречу. Потом  расскажу, что придумал, тебе понравится.


Они уселись на удобную скамью, и водитель принес рюмки, коньяк и блюдечко с лимонами. Выпили. Лешка сказал:


-Ты, Серега, молодец, так устроился! Но я в тебе никогда не сомневался, ты же еще в школе  одни пятерки получал и на все свое мнение имел.


-Ну да,- согласился Сергей,- только помнишь, как Вера Васильевна, мать  Витьки Воронина, поставила мне за сочинение однажды тройку? А ведь это было лучшее мое сочинение!


-Помню,- Лешка опустил голову.- Тогда весь класс на уши встал : тебе – и тройку по сочинению! Только ты , наверное, не знаешь, почему тебя ребята потом бить собрались…


-Да знаю,  догадался. Вера Васильевна Витька своего подучила, ну не любила женщина свободомыслия, видно, у нее свои методы  воспитания были. Здорово она мне тогда кровь попортила, могла и характеристику испоганить, плакал бы  мой университет.


-А тебе  здорово досталось от них?- спросил Лешка, глядя в сторону, как в детстве, когда был косой. -Я ведь знал, что они тебя бить собираются, да не предупредил…


-Ладно, не переживай.  Не так уж сильно меня измутузили, я сам сдачи направо и налево  раздавал. А потом убежал.


-Ну да, ты бы не поддался, ты не такой,- согласился Лешка,- извини меня, пожалуйста, а?


Сергей посмотрел на смущенного друга и расхохотался так, что  выронил  фужер и тот разбился вдребезги о камень. А Лешка вдруг сказал:


-Я смотрю, ты  остался таким же.  Наверное, и сейчас идешь напролом, режешь правду –матку, как в том сочинении : человек- кузнец своего счастья…


-А что, надо было написать, что Вера Васильевна – этот кузнец?- еще больше  расхохотался Сергей.


-Серега, в некотором роде – это ведь было так,- ответил Лешка,-  если бы  ты тогда не вступил с ней в идеологический спор, отступил, может, она и смягчилась бы,  может, тебя  и не побили…


-Да ну это все к черту!-  серьезно сказал Сергей.- Я ведь тебя вот зачем позвал. Спой мне, Леш. Как раньше пел, помнишь?


Лешка снова посмотрел в сторону, помолчав,  сказал:


-Как раньше? Как раньше я больше не пою, Серега. Голос сорвал, когда меня наша бывшая заведующая детским садом по свадьбам  с баяном таскала. На тех свадьбах  я свой голос и потерял.


-Зачем?- прошептал Сергей


-Затем, что жрать надо было, куски со свадеб матери носил. Голодали мы, пока на рынок не пристроился. Только-только отдышался. А ты – петь. Попел и будя!-  воскликнул Лешка, как когда-то говаривали у них в поселке старики.


Начали подъезжать гости. Ребята со студии  привычно располагались в саду, кто-то пристроился в доме пошептаться. Лешка быстро освоился, разговаривал то с тем, то с другим и много пил. Потом вдруг  запел – по саду пронесся противный  крик «Юра, Юра, Юра, я такая дура…» Гости смущенно переглядывались, Сергей  молча смотрел на эту картину со своего места и не подходил к Лешке.  Домой он отвез его сам. Поставил машину недалеко от подъезда, довел друга до двери и попрощался. Подождал минуты три и пошел пешком  в сторону от своей машины.  Где-то  далеко он  сел в другую, которую заранее оставил на этом месте. И уехал. Больше его никто не видел.


Лешку потом  три месяца таскали в милицию на допрос, поскольку он был последним, кто видел одного из богатых людей в их городе,  руководителя крупной региональной  телекомпании, на счетах которой с его  исчезновением не осталось ни копейки. В конце концов  квартирная хозяйка велела ему  съезжать, от греха подальше, и он еще долго жил на базаре у сторожа, пока не нашел себе  другой угол.