Шторм

Андрей Шевченко 3
  Конец мая. Погода ещё не устойчивая, но в тихие, солнечные дни, уже тепло, как летом. Вода в Волге мутная, несёт весеннюю грязь, прошлогодний камыш, всякий мусор. Река холодная, прогревается медленно.
 
   В заливах пошёл линь. Мы поставили в Линёвом сети. Этот залив находится на первом острове, отгороженный от него широкой стеной камыша. Когда-то, до водохранилища, он представлял собой глубокий овражек, с неглубокими заходом и выходом. Сейчас выходы практически заросли, берега поросли очень широкой полосой камыша. Залив стал труднодоступным. Хотя, когда в него попадаешь, становится хорошо. Здесь по-своему даже уютно. Летом, приезжая на остров отдыхать, папа делал в камыше прокосы. Пока мама с сестрёнками отдыхали на поляне, купались на пляже, мы с отцом, иногда рыбачили в заливе с резиновой лодки.
 
   Сейчас стоит большая вода. Паводок. Не знаю почему, но воду в водохранилище не удержали на привычном уровне. Вода настолько высокая, что мы заходим на остров на катере не глуша мотор. Острова больше нет.
 
   Был день, как день. Папа уехал на буровую, зато мне не нужно было идти в школу, поэтому я с нашим соседом, дядей Толей, пошёл на катере проверить сети. Ничего не предвещало надвигающейся беды. Взошедшее солнышко, принесло на своих лучах тепло. Волга простиралась перед нами зеркальной гладью. Безветрие. Полный штиль. Лишь на северо-западе, над линией горизонта, стали появляться небольшие кучевые облака.
 
   Мы проверяли сети, мало обращая внимание на погоду. Жёлтые и чёрные лини переливались золотом. Щука, сорога, краснопёрка — всё радовало глаз. Хотя нельзя сказать, что рыбы было много, но настроение было хорошее. А между тем, небо заволокло, около 10-ти утра подул пронизывающий северный ветер. Постепенно ветер усиливался, но мы как-то не придали этому значения. В мае резкая смена погоды не редкость. Могут набежать тучки, резко подняться ветер, а через час — полтора, снова всё успокаивается.
 
   Но в этот раз, мы ошиблись. Ветер продолжал набирать силу. Сквозь шелест камыша, до нас, с Волги, уже долетал мерный шум волны. Мы как раз закончили проверку и собирались уходить, но, видя такое дело, решили переждать шторм в заливе. Однако шторм разгулялся. С открытой воды уже долетал не шум, а грохот. Поняв, что быстрая смена погоды нам не грозит, решили всё-таки выбираться с острова и идти домой.
 
   Когда вышли из Линёвого, перед нами предстала потрясающая картина! Волга, седая и страшная, несла свои волны в нашу сторону. На границе острова ветер забирал воду до земли. Даже по острову шла крупная зыбь!

   Дядя Толя попытался преодолеть эту узкую полосу, на границе острова и Волги, на веслах. Не получилось. Налегли вдвоём. Десять минут мы боролись с бывшей границей острова! Наконец вырвались. Вывалились... Прямо в ад!
 
   На меляке творилось что-то невообразимое. Вокруг всё бурлило. Прибойная и откатная волны сталкивались, образуя водовороты, дробились, складывались, кое-где вообще оставляя дно без воды. Нас сразу стало захлёстывать.
 
   Я рванулся к мотору, крикнув дяде Толе, чтобы сразу уходил с отмели на глубокую воду. На счастье, движок не подвёл, завёлся сразу. Двинулись! Губы непроизвольно шепчут: «Пошла, пошла, пошла!!!!!» Мотор захлёбывался, наталкиваясь на волну, потом ревел, когда винт вылетал из воды. Катер бросало из стороны в сторону, как пушинку. Болтанка была такая, что устоять на ногах было совершенно невозможно.
 
     Почти успели выйти на большую воду, когда мотор залило в первый раз. Лодку стало разворачивать бортом к волне.   
 - Дядь, Толь! Держи катер!
   Сам, метнулся к мотору. Дядя Толя грёб изо всех сил, стараясь не дать лодке повернуться боком, иначе, опрокинет!
 
   Двигатель взревел. Мы пошли! Между тем, ветер всё крепчал. Здесь, на открытой воде, он уже завывал. Волга ревела. Гул мотора, свист ветра, Волга — всё слилось в один сплошной, сумасшедший шум такой силы, что, даже находясь рядом, мы вынуждены были кричать друг другу.
 
   Здесь, на глубине, не было такой круговерти как у берега, но зато мы по достоинству смогли оценить величину и раскат волн. Ещё никогда в жизни, я не видел на Волге такой волны, и, надеюсь, больше не увижу никогда! Горы! Мой товарищ по несчастью вцепился в штурвал так, что костяшки пальцев побелели. И ведь было с чего. Нам приходилось идти по ходу и вдоль движения волн, а шторм, к этому времени, вошёл в полную силу...
 
 … Вспоминаю тот день. Какие я, в тот момент, испытывал чувства? Как их описать? Не знаю. Помню, что страха, как такового не было. Нет, он был, но где-то в глубине души, задавленный адреналином, переполнявшем кровь.
 
   Было намешено всего. Восхищение силищей, бурлящей вокруг, мальчишеский азарт, гордость за себя, что борюсь со стихией на равных, и было чувство, что мы вернёмся, несмотря ни на что! Думал о маме. О том, как она сейчас за меня переживает. Знал, что и папа переживает за нас на работе. И ещё, я молился в душе. Кому? Даже не знаю. Скорее всего мотору, чтобы не подвёл...

 … Две стены. Одна, почти вертикальная, набегает на корму, пытаясь поглотить и сожрать нас. Верхушку заворачивает, как у берега. Идём под козырьком. Убегаем от него, лезем на вторую стену. Она более пологая, вся из водоворотов и струй, текущих по её телу вниз, в основание.

   Я вижу только эти две стены, да серое небо над головой. Их высота такова, что остальной Волги за ними не видно. Мы карабкаемся наверх. Мотор работает натужно, как у гружёного КамАЗа на подъёме. Лезем, лезем. Вот уже взору открывается волжский простор. Это страшная картина. Дикая, бушующая стихия, во всей своей необузданной красе! Ревущая, взбешённая силища. Седая и косматая.
 
   Смотрю вниз. Мы на вершине волны, а под ней — бездна. Двигатель взвизгивает, в который уже раз, винт вылетает из воды. Переваливаемся через гребень. Набирая скорость, катимся вниз. Мы снова на дне оврага, откуда видно только две стены и небо. Врезаемся носом в волну, идущую перед нами. Волнорез взрезает её тело, и нос нашего кораблика, по инерции, погружается в него. Масса воды, прокатившись по стеклу, падает на нас. Зачерпнули. Нехотя, волна нас выпускает из своих тяжёлых объятий. Нас выносит наверх. «Брызги» заливают двигатель, уже в четвёртый раз.
 
   Встаю со своего места. В этот момент снова ухаемся вниз. Подо мной промелькнули: моё кресло, пол лодки, заднее сиденье. Врёшь, так просто меня не возьмёшь!!! Приземляюсь у мотора. Экспресс — доставка.

   Дёрнул. Тишина! Качнул топлива. Дёрнул. Снова тишина. Волна уже накатывала на корму, шипела. Ну, миленький! Давай, заводись! Не подведи!!! Двигатель ожил. Я улыбнулся. Спасибо, родной! На четвереньках возвращаюсь обратно.
 
   Слева раздаётся какой-то писк. Выбираемся наверх. Видим огромный клок белой пены, из которого выглядывает маленький крестик — мачта. Пена опадает. Перед нами предстаёт рыбацкий тральщик. Снова проваливаемся, снова ничего не видно. Поднимаемся наверх. Смотрим. Огромные волны, перекатываются через корабль, превращая его в огромный клок пены, похожий на вату. Эх, бедолага! Как же тебя то угораздило попасть в такую карусель?! Неужто не было штормового предупреждения?

   Вот и родной ровенский берег. Только радости оттого, что его вижу, мало. Сейчас он больше похож на неприступную крепость без гавани, где бы можно было укрыться от шторма. Куда идти? Пытаться подойти к нашему гаражу даже нечего думать. Это всё равно, что похоронить катер на бетонных кубиках. Где переждать? Предлагаю идти в загот.зерно. По-моему, там вчера стояла на погрузке баржа. Для нас это наилучший вариант. Если баржи нет, то придётся туго. В этом случае, нужно будет разворачиваться, и, обойдя всё Ровное, через порт уходить в заливы. На том и порешили.
 
   Проходя мимо пляжа, видим лодку. В ней один человек, пытается на вёслах, выйти на место своей стоянки. Сумасшедший! У берега, несмотря на все его усилия, лодку разворачивает бортом. Ныряем. Когда вновь оказываемся наверху, то видим этого человека уже на берегу, лодки нет. Слава Богу, что сам жив остался.
 
    За пляжем, на мысу, наблюдаем похожую картину, с той лишь разницей, что в катере двое, и идут они на моторе. Идут на расчищенное от кубиков место. Это место чуть шире лодки, видимо, расчищено самим хозяином катера.
 
     Безумству храбрых поём мы песню! Вокруг стоит такой грохот, что мы друг друга не слышим, а докричаться до мужиков тем более нереально. Нам остается только наблюдать за развитием событий. Всё происходит, как в замедленном кино.
 
     Мужики умело катят на гребне волны, с её скоростью. Потом, на ходу, рискуя быть затянутыми под катер, рискуя переломать себе все кости, выскакивают на кубики. Тянут за собой лодку и не успевают. Волна с грохотом бросает судно на каменистое дно, откатываясь, тянет его за собой. Развязка наступает быстро. Набегающая масса воды накрывает катер полностью, сбивая мужиков с ног и выбрасывая их дальше на берег. Всё, лодки больше нет.

     Ледяные лапы страха начинают сжимать моё сердце, накатывает бездонная тоска. Ну уж нет! Прочь! Нас так просто не возьмёшь! Мы дойдём. Обязательно. Меня мама дома ждёт! Знаю, что и папа переживает за нас. Всё будет хорошо. Верю!
 
     Выходим из-за мыса и, о, счастье! Видим вдалеке эстакаду загот.зерно. Баржа на месте. Ещё десять долгих минут ужасной болтанки, и мы наконец-то прячемся за баржой. Здесь почти тихо. Только, что вода, то поднимается, то опускается. И видим, как огромная силища отводит гружёную баржу от бетонной опоры погрузочной эстакады на метр полтора, потом швартует обратно. В момент стыковки раздаётся такой звон, что мы ощущаем вибрацию нашего катера. Вот это мощь!
 
   Привязываемся к опоре. Не успеваем перевести дух, как сверху стегает болью. По голове, шее, спине, по рукам. Боль заставляет припасть к полу. Ничего не понимая, оглядываемся. Стегает ещё раз. По полу, запрыгало просо. Вот оно что! Наверху ветер гуляет такой силы, что вырывает из трюма толстенный загрузочный рукав. Мы схватили штормовки. По ним тут же защёлкало зерно, покрывая дно лодки красным.
 
   На судне заметили неладное, погрузку прекратили. Дядя Толя отправился домой, сообщить, что мы живы и здоровы. Сдать маме, уже не радовавшую нас, рыбу.
 
     Напряжение спадало медленно. Только теперь стало приходить осознание случившегося. Стихия бушевала где-то там, за нашей крепостью, но иногда, даже через такую махину, брызги долетали до меня. Впрочем, меня это уже волновало мало, как и грохот бушующей Волги. Там прошёл день. Уже стемнело, когда на берегу, ярко вспыхнул прожектор. Папа приехал с работы! По эстакаде перебрался на берег. Увидев меня, отец расслабился. Потом сказал, что кошки на душе скреблись весь день.
 
     Мы едем домой. Наконец-то шум и грохот, брызги, остались позади, отступили. Только качка осталась. На папин вопрос: «Как самочувствие?» - отвечаю, что всё нормально, только почему-то на суше, продолжает штормить не меньше, чем на воде. Он рассмеялся. Значит всё хорошо, всё правильно.
 
     На следующий день я гулял по берегу. Шторм свирепствовал всё с той же силой, что и накануне. Разъярённая стихия бушевала, неся разрушения. В то время, на нашем побережье стояло много лодок, было много лодочных гаражей. На моих глазах гаражи корёжило, сминало, разворачивало вместе с катерами, превращая в груду металлолома. Про незащищённые катера и говорить нечего, их размолотило ещё накануне. Берег был усеян останками погибших катеров.
 
   Шторм длился ещё сутки. К вечеру третьего дня стало стихать. Утром солнце осветило ласковую, зеркальную гладь Волги. Трудно было представить, что ещё сутки назад, она ревела и крушила всё подряд.
 
     Но жизнь уже изменилась. Замерла. Над Волгой повисла непривычная тишина. Было не слышно весёлого гула моторов…
 
 … Уже шли годы «перестройки», свободы и гласности, но почему-то, до сих пор, с того памятного
 шторма, на нашем побережье, звук моторки большая редкость.