Я, конечно, не помню, чтобы при советской власти нас разделяла принадлежность к национальности. В бюро художественного конструирования, где я работал, были два татарина, одна удмуртка, один украинец, один, скорее всего, был еврей и три русских. Я лично не замечал этой разницы.
Но сегодня, по размышлению, до меня как-то незаметно это различие всё же стало доходить. Как ни странно, интерес к работе был у всех разный. Я, по природе, трудоголик, волок всю эту братию вперёд, к завоеваниям повышенной зарплаты.
Всё было просто. Усердие в работе наказывалось новой десяткой рублей. А если "наказывали" одного, то почему не "наказать" всех? Так и получалось, что начинали с меня, и одаривали остальных.
В принципе, мы все попали в струю того безоглядного улучшения продукции, а именно, мотоцикла, с точки зрения технической эстетики. А говоря языком фактов, были нахлебниками на горбах бедных рабочих, пахавших на конвейере в цехе. Что делать,
Партия приказала, народ ответил "ЕСТЬ!".
Начальник БХК не мог повысить себе зарплату, если количество работников не достигало определённой цифры. Так что, по моему мнению, в этом Бюро Художников-конструкторов, дельных конечно, достаточно было четырёх человек. Остальные просто отмучивались с начала смены и до конца её.
Это сидение терпели два татарина, удмуртка и украинец. Три русских и пахали. Это, видно, заложено в нас природой. Что делать, рабочая смена быстро
проскакивает, когда в руках всё горит.
Лично я был такой жизнью доволен. Меня не трогало, что четыре товарища, принятые Начальником Бюро для повышения своей зарплаты, не умели найти себе занятие.
Я всё время находил. Был у нас Бурков Рудольф. Он находил тоже. Начальник Бюро бегал по начальству, организовывал, на месте не сидел. Его Заместитель стал Секретарём Партийной Организации Отдела и Экспериментального цеха, был занят под завязку.
Украинец постоянно был всем недоволен, сидел за столом с мрачным видом и каждое лето сочинял бумагу неотложного вызова его матери на Украинские просторы.
Удмуртка что-то рисовала, но было это всё не нужным и не интересным. Чаще она мне позировала. Я любил её рисовать, потому что она была очень усидчивой.
Оставались два татарина. Они по очереди отправлялись на производство в помощь рабочим.
Помощь-то требовалась нешуточной. В цехах большого завода рабочих постоянно не хватало.
Так что все, как бы, были при деле. С работы мы выходили не в одно время. Два татарина срывались с космической скоростью, обгоняя нас из-за завершения уборки.
Мы ведь с Бурковым и Трофимчуком лепили новые детали мотоциклов из пластилина.
Конечно, не каждый день, но часто. Бахтина Ольга уходила домой тихо, незаметно.
У проходной нас уже ожидал Мансур Валеев, подкрасивший себе лицо. Он после каждой смены заходил в ларёк и выпивал двести грамм "перцовки". Был он высоким, внешность у него была вполне пригодная для жениха, но почему-то он не женился.
Кузметов Касым уже исчез, и от него ничего не осталось. Он тоже был не женат, мчался на приусадебный участок, на котором и трудился в полную силу, сохранив её в течение рабочего дня.
Чем же закончилась эта эра социализма для нас всех в БХК?
Мансур Валеев повесился. Жизнь его так ничем и не отметилась. Кузметов Касым встретил меня однажды на новеньком "Жигулёнке", продемонстрировав мне полное благополучие. Бахтина Ольга, плюнув на свою Родину, уехала в город под Ленинградом, то-есть, Санкт-Петербургом.
Трофимчук отсидел шесть лет, стал заниматься рыбной ловлей. Как художник, был талантлив, но талант пропил, презрев пословицу - талант не пропьёшь.
Начальник БХК стал Начальником в другом заводе. Бурков Рудольф рано умер.
Слишком много находил себе работы.
Ну, а я продолжаю радовать товарищей и господ в "проза.ру"!
Ижевск, 2011 год