Она была сумасшедшая. Больная на всю свою, блять, дурную голову! Меня передергивало при встрече с такими, тошнило, как при виде новорожденных котят... они такие мерзкие! Вот эта жалкая беспомощность выводит меня из себя. Однажды, когда родители ушли в гости, я вынес трехдневных уродцев на улицу, выложил ровнехонько, положил сверху тяжеленный резиновый шланг, и прыгнул на него. Под ногами только треск и чавканье... у них из голов вытекла какая-то каша, но разглядеть лучше мне не удалось, я заорал от дикой боли в ногах. Кошка, обнаружив потомство мертвым, вцепилась в мои голые ноги и что есть силы рвала их... я орал до хрипоты... так орал, что проснулся. Ноги в крови, ногти на руках сломаны, а лицо измазано кровью и слезами...
Анечка. Ее глаза всегда невинно распахнуты, а губы чуть улыбаются. Если бы днем или ночью спросили ее, чего бы она хотела, эта кретинка сказала бы: чтобы был мир во всем Мире. Чокнутая. Она на полном серьезе говорила, что Добро побеждает Зло. А когда ей кто-то, смеясь, отвешивал <комплимент>, она кокетливо поправляла свои жидкие волосешки и улыбаясь говорила <спасибо!>. Дура, идиотка, она же уродка, и над ней все ржали! А она ВЕРИЛА во всю эту хрень насчет светлого и доброго. Больше всего мне хотелось взять ее тупую, пафосную, наивную башку и сильно ударить об стену. Так, чтобы она меня у в и д е л а! И заорать, чтоб лопнули ее перепонки: Санта Клауса нет, Санта Клауса нет, понимаешь ты, плюшевая дура?!
Но мы переехали и я просто перестал ей звонить. Анечка была чокнутой, а я... а я ей завидовал...