История четвертая. Художника обидеть может каждый

Ольга Анцупова
Начало путешествия: http://www.proza.ru/2011/10/20/386

Электричка Нижний Новгород - Шахунья

- Следующая остановка – станция «Семенов», - это долгожданное объявление заметно оживило  публику, утомленную долгой дорогой. Традиционно именно на этой станции выходит значительная часть пассажиров, а поэтому неудачники, простоявшие более часа на ногах в проходе переполненного вагона, с жадностью вглядывались в лица сидящих, пытаясь угадать, кто из них через 20 минут освободит, наконец, скамейку.

Районный городок Семенов, а точнее (по историческим записям) «селишко Семеновское» - возник в 1644 году. Появилось это поселение как оплот старообрядцев; оплотом их город остается и до сих пор. Знаменит Семенов своим художественным промыслом, известным на весь мир под названием «хохломская роспись». Мой первый визит в этот город запомнился мне на всю жизнь. Получилось так, что моя знакомая по каким-то, только ей известным причинам, попросила меня поставить свечку за упокой души одного из своих родственников в конкретной церкви города Семенова Нижегородской области. И когда я оказалась по делам в этом городе, я сразу отправилась на поиски храма. Сначала я попала в Старообрядческую церковь, откуда меня вежливо, но настойчиво, выпроводили, объяснив, правда, где находится нужный мне Храм. Однако и в том Храме я потерпела неудачу: угрюмая бабулька, торгующая свечками, сказала, что сейчас уже обед и свечку я ни за упокой, ни за здравие поставить не могу.

На мое искреннее недоумение, бабуля еще более угрюмо произнесла примечательную фразу:
- Свечи ставить надо после пяти.
- А до пяти никто мои молитвы не услышит? – почти сбогохульствовала я.
- Я сказала – после пяти, значит после пяти, - уже враждебно ответила бабулечка и закрыла собой проход.
Я сделала последнюю попытку достучаться до нее:
- Бабушка, я издалека приехала по просьбе моей знакомой. Да ведь я и не к Вам в Церковь пришла, а к Богу. Думаю, ему без разницы, в какое время я поставлю свечку.
- Ступай и не упрямься, дочка! – ко мне неслышно подошла другая бабулечка, - просто нам сейчас надо прибираться в церкви, а вы все ходите и ходите сюда, нам мешаете.

Я сдалась. Воспоминания эти пятилетней давности вызвали у меня лишь улыбку, а тогда мне было просто обидно и досадно, что не смогла выполнить просьбу своей знакомой. Сейчас я с интересом разглядывала перестроенный перрон и удивлялась, как же изменилась за короткое время привокзальная площадь, само здание вокзала и даже скверики, радующие теперь глаз. Между тем вагон наш, как и ожидалось, опустел почти на треть, новых пассажиров было очень мало и, наконец-то, все теперь сидели, наслаждаясь комфортом. Электричка тронулась. Минут через пять появился дядечка сильно навеселе, в тельняшке и в ватнике нараспашку. Похоже, многим в вагоне он был знаком. Баян в его руках не оставлял сомнений в намерениях вновь прибывшего порадовать публику своим творчеством, что незамедлительно и продемонстрировал артист, лихо растянув меха.

Удивительно, но в отличие от ранее виденных мною вагонных артистов, которых откровенно интересовал лишь заработок, Михалыча (так назвал его мой сосед по скамейке) деньги, судя по всему, не интересовали вовсе. По крайней мере, попытки некоторых пассажиров заплатить певцу за то, чтобы он не начинал своего концерта и сразу покинул наш вагон, успеха не принесли. Более того, сурово окинув нас взглядом, Михалыч твердо объявил:
- Халява мне не нужна. Деньги беру за работу. Спою – тогда платите.
Я впервые видела этого дядечку и поэтому не понимала тоскливое выражение, появившееся на лице многих пассажиров. Одна семейная пара с мальчиком лет восьми даже ушла в другой вагон, а несколько человек вышли в тамбур «перекурить». Остальные сидели с обреченностью приговоренных к смертной казни.

В это время Михалыч громко шмыгнул носом и без перехода запел навзрыд о поручике Голицине. Я вздрогнула: мало того, что у певца полностью отсутствовал слух и голос, но еще и выразительность, с которой он старательно произносил каждое слово, была пугающа.
- Четвертые сутки пылают станицы, - свирепо выпучив глаза,  простонал Михалыч, словно уже сам начал задыхаться в гари пожарищ. – Горит под ногами Донская земля.
При этих словах артист зачем-то пару раз ожесточенно топнул ногой, едва не упав на сидящую женщину, которая поспешила пересесть на другую скамейку. Певца это не смутило и он продолжил плачущим голосом кричать на весь вагон о горькой судьбе поручика и его товарищей. Я попыталась отвлечься от этого представления, но уже в следующую минуту едва не подскочила от очередного вопля Михалыча:
- Все будет прекрасно, поручик Голицын \\ За все, тот кто должен, получит сполна.

Певец для убедительности погрозил кому-то кулаком, злобно нахмурив брови и воинственно выпятив вперед нижнюю челюсть. Баян чуть не соскочил с его плеча, но Михалыч этого не допустил и с удвоенным остервенением продолжил терзать инструмент, свои голосовые связки и уши слушателей. Никто из пассажиров уже не сопротивлялся и все покорно ждали, когда певун выдохнется. Наконец, артист прокричал «Поручик Голицын, а может, вернемся?» - и наиболее нетерпеливые мои попутчики бросились к нему, сжимая в руках купюры и медяки. Но не тут-то было! Оказалось, у песни есть еще один куплет, и поэтому всем жаждущим откупиться от настырного артиста пришлось стоять в проходе, пока он не пропел последние четыре строки. Наконец, на головы пассажиров обрушилась тишина, все снова разошлись по своим местам, а Михалыч, старательно расправляя бумажки, стал рассовывать их по карманам. Медяки он небрежно отложил на скамеечку рядом с собой.

Я уселась поудобнее, намереваясь подремать, но тут Михалыч, вероятно, воодушевленный успехом, взревел:

Гоп-со-смыком — это буду я!
Вы, друзья, послушайте меня:
Ремеслом избрал я кражу,
Из тюрьмы я не вылажу,
Исправдом скучает без меня!

Последняя строка была усилена разбойничьим посвистом, который наш певец исполнил, заложив два пальца в рот. В довершение всего Михалыч попытался… пуститься вприсядку! Понятно, что в мчащейся электричке в узком проходе теоретически это было невозможно (так, по крайней мере, казалось мне), но артисту удалось каким-то чудом исполнить все же пару коленец, после чего он лихо топнул ногой и уже без баяна продолжил кричать:

Вот теперь и кончилась баллада,
На осине два повисших гада,
Гоп налево, смык направо,
Кто послушал, скажет: «Так и надо!»…

- Что-то сегодня Михалыч совсем разошелся, - задумчиво протянул мой сосед. – Обычно песню споет и уходит.
Действительно, знаменитый Михалыч униматься не желал. Не обращая внимания на уговоры пассажиров и решительно отмахиваясь от протянутых денег, он неожиданно затянул:

Белая армия, черный барон
Снова готовят нам царский трон.
Но от тайги…

- Может, хватит? – решительно прервала певца какая-та женщина. – Дай отдохнуть от твоих песнопений.
Михалыч осекся и обиделся. Он молча собрал медяки со скамейки, прижал к себе баян и двинулся к следующему вагону. Перед тамбуром он остановился, обернулся к публике и почти трезвым голосом укоризненно продекламировал:

А судьи кто? – За древностию лет
К свободной жизни их вражда непримирима…

- Иди уже, - беззлобно махнула на него рукой все та же женщина и добавила, - свободный ты наш…


Следующая дорожная зарисовка: http://www.proza.ru/2011/10/25/627