Алмазный Круг. часть вторая

               
     Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.
                Нагорная проповедь

                . . .

   Михаил сидел за письменным столом, заваленным книгами, и что-то сосредоточенно выписывал из одной в толстую тетрадь.
   Иосиф неслышно возник у него за спиной и дотронулся рукой до нимба. Юноша поднял голову от тетради, улыбнулся и, не оборачиваясь, сказал:
   – Иосиф, я всегда могу угадать твоё появление. Ты приносишь с собой аромат Рая… Девушки, наверное, сходят с ума, когда ты склоняешься к ним…
    – Абитуриент Духовной Академии, – заметил Иосиф, – мы будем о девушках  с тобой разговаривать?
   Михаил отложил в сторону «Жития святых» и, смеясь, обернулся, поднимаясь навстречу Ангелу:
   – Иосиф! Как я рад тебя видеть!
   – Взаимно, Миша, – улыбнулся тот. – Ну, как у тебя дела? Скоро экзамены?
   – Да, через месяц.
   – Хорошо подготовился?
   – Надеюсь!
   – А ты совершенно уверен в своём выборе? Кафедра древних языков? Потом не пожалеешь?
   – Ну, – сказал юноша, – если меня слишком уж одолеют мирские соблазны – я надеюсь, ты придёшь ко мне на помощь, наставишь на путь истинный?
   – На твоём месте, – задумчиво ответил Ангел, – я всё-таки больше бы полагался на собственный силы, чем на помощь небесного гостя.
   – Иосиф! Ты столько лет меня знаешь, ты – настоящий мой духовный наставник. Неужели ты до сих пор сомневаешься во мне? – голос юноши был грустный, но в нём ясно слышался упрёк.
   – Нет, я не сомневаюсь ни в тебе, ни в твёрдости твоей веры, – возразил Иосиф, – и я рад, что наше общение, мои духовные уроки – не прошли впустую. Но выбор жизненного пути – вопрос очень серьёзный, и лучше лишний раз обдумать его.
  – Уверяю тебя, я уже тысячу раз всё обдумал, – терпеливо возразил собеседник. – И все рады за меня, все поддерживают – мама, родственники, друзья… Кроме самого лучшего друга.
   Иосиф поглядел ему в глаза и улыбнулся:
   – Твой самый лучший друг хочет только одного – чтобы ты был счастлив.
   – Присядь, пожалуйста,  – предложил Михаил, устраиваясь на диване.
   Ангел сделал протестующий жест:
   – Извини, у меня не так много времени. Дня через два-три я подольше смогу побыть с тобой.
   Юноша ненадолго задумался, а потом пристально взглянул на Иосифа и, словно решившись, неожиданно спросил:
   – Скажи, Иосиф – а у Ангелов бывают какие-то мечты?
   – Ты хочешь, чтобы я ответил тебе за все сонмы Ангелов? За все девять чинов? – поинтересовался с иронией его крылатый гость.
  – Ну, хотя бы за себя? – настаивал Михаил. – Есть у тебя какая-нибудь мечта? Единственная, яркая, безудержная?
   Иосиф отвёл глаза. Он подумал об Алмазном Круге, подумал всего какой-то миг… и в следующее мгновение уже запретил себе это. Безудержная, яркая мечта…  Зачем мечтать о несбыточном? И как может он рассказать об этом мальчику с пытливыми, внимательными глазами – если даже самому себе он запрещает всякие мысли на эту тему?
   – У Ангелов слишком много работы, – сказал он, снова поглядев в лицо Михаилу. – У нас нет времени на праздные мечтания.
   – Это упрёк? – опечалился тот.
   Улыбнувшись, Иосиф поинтересовался:
   – Ты ведь не просто так заговорил о мечтах? Может быть, ты хотел поделиться со мной самой сокровенной своей мечтой?
   – Вообще-то, да… – замялся юноша. – Но ты ведь спешишь.
   – Не до такой степени. Я со вниманием тебя выслушаю.
   Михаил помолчал, потом поднялся и в волнении подошёл к  столу, бесцельно стал поправлять стопку книг.
   – Когда я бываю в Церкви на Службе… утрене или вечерне, – начал он сбивчиво, – и слушаю, как поёт хор… певчие монахи из нашего  Свято-Успенского мужского монастыря… Они поют прекрасно,  Иосиф, но я почему-то всегда думаю о тебе в эти минуты.
  – Обо мне? Почему?
  – Помнишь, когда-то ты рассказывал, что раньше пел в Ангельском хоре, был ведущим голосом… и я, слушая певчих во  время Службы – пытаюсь представить себе – а как звучал ваш хор? Должно быть – насколько прекраснее звучит пение Ангелов, по сравнению с пением людей! – юноша обернулся, искательно заглядывая в глаза Иосифу, и высказал, наконец, свою просьбу, молитвенно сложив руку: – Иосиф, я мечтаю услышать, как ты поёшь! Мы столько лет знакомы с тобой, а я ни разу не слышал ещё твоего пения. Пожалуйста, прошу тебя!
   – Я давно уже не возглавляю никакого хора, Миша, – по возможности спокойно и невозмутимо отвечал ему Иосиф, хотя сердце его мгновенно пронзила острая игла тоски, – У меня сейчас совсем другая Служба, ты же знаешь.
  – Да, но ты мне говорил, что Ангелы постоянно прославляют Творца в своих молитвах и псалмах. Разве нет? – растерялся юноша.
   – Да, конечно, – мягко согласился Иосиф, – но это не совсем то же самое, что возглавлять хор, быть ведущим голосом…
   (Но разве мальчик виноват, – подумал он, – что невольно причинил ему боль? Откуда ему знать эти тонкости?)
   – Спой мне, Иосиф… – ещё раз тихо попросил Миша. – Хотя бы один только раз! Умоляю тебя, я так долго мечтал об этом!
  Улыбнувшись, Иосиф с грустью подумал о том, что Мишина мечта так схожа с его собственной… только осуществить её можно, в отличие от мечты Иосифа.
   – Кстати, – сказал он, – а как ты себе это представляешь в реальности, Миша – послушать моё пение?
   Тот озадаченно захлопал ресницами:
   – А что? Ну, я понимаю – сегодня тебе некогда…
   – Не в этом дело, – покачал головой Ангел, – я могу тебе спеть, если ты так этого хочешь, – но где? В этой вот комнате?
   – А в чём проблема? – окончательно растерялся юноша.
   – Вот в чём, – Иосиф огляделся, потом шагнул к секретеру и взял с него маленькую керамическую фигурку, изображающую птицу с приподнятыми, точно для полёта, крыльями. (Когда-то давно, ещё в детстве, Миша уронил фигурку и одно крыло отбилось, но мама надёжно приклеила его на место «Моментом»).
   Иосиф поднёс фигурку к лицу и легонько дунул на неё… В тот же миг она рассыпалась в песок.
   Взглянув на юношу, лицо которого вытянулось от неожиданности, он сказал:
   – То же самое произойдёт и со стенами этого дома, едва я возьму первую ноту.
   Ангел накрыл второй ладонью маленькую горстку песка, а когда убрал ладонь – в его руке оказалась живая синица. Иосиф подошёл к приоткрытому окну и выпустил синицу в июльскую ночь.
   Михаил медленно приходил в себя.
   – Надеюсь, тебе не жаль эту статуэтку? – вскользь осведомился Иосиф.
   – Меня сейчас другое занимает…. – пробормотал юноша. – Ты столько раз дул мне в глаза перед сном… Как же они у меня не полопались?
   – В том-то всё и дело, – кивнул Ангел. – Эта птица – творение рук человеческих, как и дом, в котором ты живёшь. Предметы и вещи, сделанные искусственно – Ангельского пения не выдержат, рассыплются в пыль…
   – Что же делать? – опять растерялся Миша. – Значит, мне нельзя тебя услышать?
   – Отчего же? Можно – но только где-нибудь на природе, вдали от вашей цивилизации.
Так, чтобы вокруг были только деревья, трава, цветы… Божьи творения, ты меня понимаешь?
   – Я знаю такое место! – просиял тот.
   –Прекрасно. Расскажи мне – где это, и в воскресенье мы встретимся с тобой там…

                . . .

   –… Наташа, успокойся! – увещевал Адриэл всхлипывающую девушку. – Ну, перестань же, наконец – ведь ещё ничего не случилось! Знаешь, мне приходилось слышать, что твоё имя несёт в себе утешение… хорошая же из тебя получилась бы утешительница.
   Она отняла руки от залитого слезами, распухшего лица.
   – Уже две недели, Адриэл. Я больше не могу, я с ума… сойду скоро.
   Адриэл подавил вздох, наклонившись, взял с дивана носовой платок и принялся осушать им слёзы на щеках девушки. Ты всхлипывала, не возражая.
   Девятнадцатилетняя Наташа пол-года назад вышла замуж. Супруг был не на много  старше неё. Они решили жить самостоятельно, без поддержки родителей. Сняли квартиру, но денег вечно не хватало, и Наташин муж решился ехать в столицу на заработки. Первый месяц всё было прекрасно: он устроился в какую-то подрядную организацию, на выходные приезжал домой и в конце месяца привёз достаточно денег, которых хватило на то, чтобы заплатить за квартиру за три месяца вперёд и безбедно просуществовать до следующей его зарплаты. Наташа, студентка, воспрянула духом.
   Но вдруг её супруг пропал, как в воду канул. Две недели от него не было никаких вестей. Он не звонил и не приезжал. Наташины сумасшедшие звонки летели в пустоту. Девушка вся извелась от тревоги. Первое время она ещё крепилась, но сегодня, когда Адриэл явился к ней – не выдержала и разрыдалась. В таком состоянии он никогда ещё её не видел.
    Высморкавшись, она сказала:
    – Я, наверное, поеду его искать. Вдруг с ним что-то случилось? Вдруг… – её подбородок задрожал, –  вдруг его убили?!
    – Не зря у вас говорят – типун тебе на язык! – одёрнул её Адриэл. – Почему ты сразу думаешь самое плохое? Он же там не в пустыне живёт, если бы с ним что-то произошло – тебе давно бы уже сообщили!
    – Тогда почему, почему он молчит?! – с истерическими нотками воззвала девушка. – Ты знаешь, Адриэл,  я сегодня пошла заявление подавать в милицию, у меня его приняли, но посоветовали подождать…
    – Правильно посоветовали.
    – Да, только у следователя,  который принимал у меня заявление, на лице было написано: «Девочка, да он смотался от тебя, а ты его ищешь...»
А может быть, он прав? Может, мой муженёк нашёл себе другую, а я тут с ума схожу?
    Ангел смотрел на неё с удивлением:
    – Вон как тебя кидает из крайности в крайность! Или убили, или нашёл другую – ничего больше ты вообразить не можешь?
   – А ты можешь?
   – Могу. Но не стану. Лучше я не буду заниматься предположениями, а на днях слетаю в столицу сам и отыщу твоего супруга.
   – Правда? – мгновенно просияла девушка.
   – Правда. Хотя, знаешь, столица совсем не в моём секторе находится.
   – Ну пожалуйста, Адриэл!!!
   – Ну, я же сказал… И, если с твоим мужем всё в порядке – а я в этом просто уверен – то отчитаю его за такое невнимание и беспечность к волнениям молодой жены… А ты выброси из головы все свои домыслы, – Адриэл улыбнулся, – ничего с ним не случилось и никого он себе не нашёл. Ну, сама посуди – зачем ему кто-то ещё? Ведь у него жена-красавица. Где он ещё найдёт девушку с такими роскошными кудрями, отливающими золотым огнём? С такими изумительными васильковыми глазами? Конечно, не заплаканные, они намного красивей, чем сейчас.
   Девушка грустно улыбнулась:
   – Спасибо тебе… но ведь ты просто меня утешаешь.
   – Я говорю тебе чистую правду. И не стоит никогда и ни о чём судить опрометчиво и поспешно. Домыслы, выстроенные на пустом месте, также пусты. В ближайшее время все твои тревоги пройдут и сомнения разрешатся – это я тебе обещаю.
   Наташа вытерла с лица остатки слёз и  вздохнула с явным облегчением.
   – Адриэл, я просто не знаю, что бы без тебя делала…
   – А что ты, кстати, без меня делала? – с улыбкой спросил её Ангел. – Конечно, помимо того что плакала и предавалась отчаянью?
   – Почти ничего… знаешь, ни сил не было, ни настроения. Жуткая депрессия…
   – Ну, ну! – предостерёг он, – только не вздумай впасть в неё заново.
   Девушка помолчала, а потом спросила неожиданно:
   – Скажи, Адриэл – а к человеку разные Ангелы могут являться?
   – Да, конечно, – пожал он плечами – есть Ангел-Хранитель, он возле человека постоянно… но его могут посещать и другие небесные посланники.
   Поколебавшись, Наташа сказала:
   – Просто ко мне пару раз прилетал Ангел, которого я раньше не видела.
   – Вполне может быть, – (наверное, это кто-то из соседнего сектора, подумал Адриэл), – Ну, и о чём он с тобой говорил?
   – Да так, ни о чём, в общем-то… – неопределённо махнула рукой девушка. Потом забралась на диван с ногами и спросила: – Послушай, а можно задать тебе один вопрос?
   – Даже два.
   – А ты не обидишься?
   – Ну, смотря что это будет за вопрос.
   – Я подумала вот о чём, – медленно проговорила она, – ты утешаешь меня, успокаиваешь… а сам ты когда-нибудь испытывал боль?
   Адриэл пристально поглядел ей в глаза:
   – А ты думала – нет?
   Наташа молча пожала плечами. Потом чуть сбивчиво объяснила:
   – Ну, я думала – вы же существа не из плоти и крови… Откуда же вам знать о боли?
   – А душевную боль тебе никогда не приходилось испытывать? – Адриэл по-прежнему не сводил с неё глаз.
   Ей стало неуютно, она опустила взгляд и заёрзала на диване.
   – Приходилось, конечно…
   – Ангел, – сказал Адриэл, – это квинтэссенция духа, уплотнившегося почти до состояния плоти. Вы, люди, можете разграничить для себя боль тела и боль души… а ведь последняя часто бывает сильнее первой, замечала? Для нас же, Ангелов, этой разницы не существует. Скорбь душевная для нас то же самое, что и боль телесная. Когда вам плохо, вы говорите: сердце кровоточит. Это для вас – только красивая, пусть и трагическая, метафора. А для нас – нет. Если Ангел испытывает сильную душевную боль – сердце у него будет истекать кровью на самом деле…
   Наташа слушала его, затаив дыхание, а Адриэл вспоминал в это время о жестоких страданиях Кадмиила в Обители Вечной Печали. Потом добавил чуть тише:
   – Ошибка в  том, что многие люди, к сожалению, думают так же, как и ты. Считают, что, переступив черту смерти – всё оканчивается, и душа, расставшись со своей телесной оболочкой – уже ничего не чувствует... Это не так.
   – Но если… если всё так печально, Адриэл… если Ангелы знают скорби, – робко проговорила девушка, – почему же тогда вас считают блаженными существами?
   – Не знаю, поймёшь ли ты меня. Для того, чтобы качели высоко взлетели в одну сторону – их нужно сильно оттянуть в другую. Мы знаем скорби, –  сказал Адриэл, – но, во сколько раз острее наша боль – во столько же полней и счастье, которое мы испытываем…

                . . .
    
   Михаил сошёл на конечной станции пригородного экспресса. Вначале он двинулся вдоль железнодорожной насыпи, потом перешёл по мосту неглубокую речушку и, сойдя с тропинки, пересёк широкий луг с нескошенной травой. Дальше его путь лежал вдоль кромки смешанного леса. Дорога была дальняя – несколько километров пешком, зато место, которое он выбрал для встречи с Иосифом – идеально подходило для задуманной им цели.
   Путь был хорошо знаком. Возле могучего дуба, ствол которого раздваивался почти над самой землёй, юноша свернул и вошёл в чащу. Здесь начинался овраг, по дну которого тёк быстрый ручей.  Некоторое время Михаил следовал вдоль его русла, потом перепрыгнул овраг в самом узком месте и, раздвигая руками разросшиеся ветви ив, уклоняясь от высоких стеблей крапивы – выбрался на небольшую поляну.
   Года два назад он впервые забрёл сюда, собирая грибы. Он тогда чуть не заблудился, но сумел-таки найти дорогу и хорошо запомнил все ориентиры…
   Место было выбрано идеально, и он не сомневался,  что Иосиф без труда отыщет его. Удачным было и время. Беспокоило Михаила одно: договариваясь о встрече с Ангелом, он не учёл, что погода может безнадёжно испортиться. Ещё со вчерашнего вечера подул сильный ветер, натягивая низкие грозовые тучи: с северо-запада шёл циклон. С утра было пасмурно, и дождь мог хлынуть каждую минуту.
   В такую погоду лес был  серым, хмурым, и неприветливым. Тучи сгущались всё сильнее, приводя юношу в отчаяние.
   …Остановившись посреди поляны, он огляделся. Неужели его мечте не суждено будет сбыться сегодня из-за этой несговорчивой погоды? Иосиф явится, конечно – но не станет же он петь под дождём?..
   – Здравствуй, Миша.
   Юноша порывисто обернулся. Иосиф улыбался, стоя у него за спиной. Он только что опустился на поляну.
   – Иосиф! – Миша простёр к нему руки. – Скажи – неужели сегодня ничего не получится?! – его глаза были полны тревоги.
   – Отчего же? – удивился Ангел.
   –Ты же видишь, какая погода. Вот-вот пойдёт дождь… А я не могу больше тянуть, я  слишком долго ждал этого дня!
     Небесный гость ободряюще  улыбнулся:
   – Но ждал ты не напрасно. И насчёт погоды не волнуйся. Дождя не будет… по крайней мере, здесь.
   И Миша сразу понял, что это чистая правда. Либо Иосиф чувствовал погоду, либо и впрямь мог по своей воле удерживать дождь…
   – Значит, ничего не отменяется? Ты мне и правда, споёшь, как обещал? – юноша с трудом сдерживал ликование, и Ангел, рассмеявшись, подумал, что тот так похож на него…
   – Я спою тебе один древний псалом, – сказал он, и Миша усердно и радостно закивал, глаза его блестели от оживления. – Слов ты не поймёшь, конечно – это древний Ангельский язык, даже среди наших собратьев сейчас его знают очень немногие… Но я очень люблю этот псалом. Петь я буду не так, как пою обычно – иначе ты просто ничего не услышишь. Мне придётся брать октавы гораздо ниже, чтобы твоё ухо смогло воспринять их…
   Михаил затаил дыхание. Он боялся уже и кивать. Молча опустился на траву, не сводя взгляда с Ангела. Сердце гулко бухало в груди и кровь шумела в ушах от волнения.
   Иосиф встал в центре поляны – белоснежный силуэт в хитоне, сияющем серебром точно снег под луной – даже сейчас, на фоне мрачных туч и тусклых стволов деревьев. Крылья его были сложены за спиной и походили на плащ, струящийся с плеч. Он опустил глаза, слегка склонил вперёд голову (золотые кудри упали ему на щёки), молитвенно сложил руки перед грудью…
   Высокий, чистый, протяжный, невыразимо прекрасный звук раздался из его уст. Он рос, ширился, крепчал. Он звучал невероятно долго, и наконец, умчался ввысь и исчез…
   Миша почувствовал, как по его позвоночнику снизу вверх побежали мурашки наслаждения. Он глубоко вдохнул – а вслед за первым услышанным им звуком тотчас же полились другие, наполняя непонятной сладкой дрожью тело слушателя…
   Звуки, чудесные звуки! Прозрачные, словно звёздный свет, льющийся в хрустальные бокалы, лёгкие и нежные, словно муар, привязанный к лунному серпу и тихо качающийся вместе с ним в небесной колыбели. Что за волшебную песню пел Ангел?
   Миша слушал псалом на языке, которого он не понимал. В земных языках подходящего аналога не было. В земных  языках даже звуков таких не было… «Прозрачные, словно звёздный свет…»? Это было только начало… Постепенно голос Иосифа налился поразительной силой – постепенно, как медленно, но неуклонно окрашивается вода, если  тонкой струйкой влить в неё красящее вещество... становится яркой, искрящейся, золотой…
   Что это?  Миша закрыл глаза, но и сквозь закрытые глаза он видел этот непостижимый золотой  – цвет? Свет?.. Это светился голос Иосифа? Или воздух? Или сами звуки древнего псалма? «О, Боже… Боже… – непрестанно крутилось у него в голове. – Как это прекрасно!  О, не кончайся, только не кончайся!..»
    Голос Ангела заполнил собой всю поляну, весь лес, всё пространство; пропитал каждый атом вокруг себя чистой радостью и звенящей вибрацией силы; сердце изменяло свой внутренний ритм, начинало биться по-другому, по-новому, повинуясь музыкальному размеру псалма… может быть, оно тоже меняло свою природу и начинало вместе с кровью перекачивать по всему телу субстанцию этой чистой радости – нечеловеческой радости, Небесной, запредельной..
    Голос Ангела отрывал от земли и уносил с собой – как когда-то ребёнком поднимал Мишу в Небо сам Иосиф, много раз… и захватывало дух от счастья… но голос Иосифа поднимал его сейчас намного выше – до Звёздного Ковша, и ещё выше – до самого Рая…
   Ему было покорно всё вокруг. Ветер стих, не кощунствуя заглушать дивной красоты молитву, перестали качаться кроны деревьев, умолкли птицы и насекомые. Травы и цветы в благоговении склонили головы, внимая песне Божественной Любви – и Михаил пал ниц, рыдая и ликуя одновременно – его душа была полна блаженства и рвалась из тела в безумной мечте увидеть всё то, о чём пел Ангел…
    Тучи раздвинулись и ослепительный солнечный луч упал с высоты на Иосифа. Точно божество, точно дух самой Природы – он стоял в этом луче. Ангел поднял лицо и простёр вверх руки, славя Творца в последних звуках волшебного псалма – и умолк.
   Спина Михаила сотрясалась от плача, он не решался поднять глаза.
   Иосиф подошёл к нему, склонился и помог встать.

                . . .

   Когда Кадмиил вернулся в Эмпирей с очередного дежурства, он сразу заметил непривычное оживление среди собратьев. Ангел начал прислушиваться к разговорам, пытаясь понять – в чём дело, когда его окликнул Адриэл. Они поприветствовали друг друга, и Адриэл спросил:
   – Ты уже слышал новость?
   – Нет, а что случилось?
   – Сегодня к нам прилетает Езекииль…
   Кадмиил молча смотрел на собрата. Потом спросил с видимым усилием:
   – Проводить Испытание?
   – Да. Иоиль недавно объявил об этом.
   Кадмиил подошёл к ближайшей скамейке, стоявшей в ажурной нише, увитой плющом и цветами амаранта, и словно без сил опустился на неё.
  Адриэл встревожено приблизился и дотронулся до его плеча:
   – Тебя что-то беспокоит, друг мой?
  Кадмиил поднял на него отрешённый взгляд:
   – Знаешь, о чём я сожалею, собрат? О том, что Езекииль не явился со своим визитом раньше. Тогда, двенадцать лет назад…
   Адриэл прекрасно его понял.
   – Кадмиил, – сказал он мягко, – думать нужно о настоящем и о будущем. Урок, который ты получил, был жестоким, и я уверен, что такой ошибки ты не совершишь впредь. Для этого Езекииль и проводит Испытание. Не сомневаюсь, что ты достойно пройдёшь его…
   Он оставил Кадмиила одного, понимая, что тому слишком многое нужно обдумать, а для этого необходимо уединение. Однако уединение Ангела продлилось недолго; скоро к нему подошёл взволнованный Иосиф.
   Он склонился в поклоне, приветствуя старшего собрата, извинился за то, что помешал ему и испросил позволения расспросить его о предстоящем визите Езекииля.
   Кадмиил решительно отвлёкся от невесёлых раздумий и обратил к Иосифу приветливый, хотя и печальный, взгляд.
   – Ты что-нибудь вообще знаешь о Езекииле? – спросил он.
   Юный Ангел в большом смущении и растерянности отрицательно покачал головой.
   – Это потому, что ты недавно ещё служишь в чине Сил. А в последние три Круга, в одном из которых ты служил прежде – Езекииль не прилетает с Испытанием. Это – удел более высоких чинов. И весьма справедливый.
   – Так кто же он, Кадмиил? – тихо и тревожно спросил Иосиф. – И что это за Испытание, перед которым трепещут все Архангелы?
   – Езекиль – Огненный Херувим, один из самых главных и грозных. Его сила заключается в его взгляде.
   – Во взгляде? – недоумевающе переспросил златокудрый Ангел. – Но и взгляд Иоиля бывает грозным, если он рассержен.
   – Сила взгляда Езекииля в другом, – вздохнул Кадмиил. – Если он поглядит кому-то в глаза – то прочтёт самые сокровенные мысли. Он узнает всё – и то, что лежит на поверхности, и то, что сокрыто на дне души… Тайные мысли, порывы, желания – от него ничего не скроешь, он узнает всё.
   – Тайные желания…. и мечты тоже? – в волнении спросил Иосиф.
   – Да, собрат мой. Изредка он является  к нам, потому что его посылает Создатель – и проводит своё Испытание. Он глядит в глаза каждому Архангелу, проверяя – не таится ли что-то тёмное в его душе. Тем, кто чист и светел – бояться нечего… – Кадмиил умолк.
   Иосиф молчал, хотя ему очень хотелось задать мучивший его вопрос – а что же случается с теми, чьи помыслы окажутся недостаточно чистыми?
   – Это Испытание необходимо, ты же должен понимать… – Кадмиил смотрел вдаль. – Мысли Архангела всегда должны быть безупречно чисты, как и его поступки. Наше звание и наше служение обязывают к этому, –  ему было тяжело говорить, однако он продолжал, потому что Иосифу, которому Испытание предстояло проходить впервые – нужно было узнать всё. – Ведь, если вовремя разглядеть тёмное пятно, образовавшееся где-то на задворках души – его можно стереть, удалить. И сделать это нужно обязательно – иначе ржавчина расползётся по всей душе.  Увы, я знаю это по себе.
   – Так что же Езекииль делает с теми, у кого обнаружит в душе эту… ржавчину? – не вытерпев, спросил Иосиф.
   – По-разному, – ровно ответил Кадмиил, – но чаще всего они проходят… через Очистительный Огонь.
   Иосиф почти беззвучно ахнул. Впервые в жизни ему стало по-настоящему страшно. Нетленный Очистительный Огонь. Негасимое пламя, о котором он всегда думал, как об атрибуте Ада.  Очистительный Огонь – здесь, в сердце Эмпирея?! Зажжённый грозным Херувимом, имя которого – Езекииль.
   Пламя, которое не убивает, но палит беспощадно, выжигая до дна. Огонь, в котором сгорает вся нечисть. И это – удел не грешников, но Ангелов, едва-едва допустивших в
сердце тёмные помыслы…
   Кадмиил взглянул на Иосифа, лицо которого, всегда такое приветливое и милое – вдруг словно окаменело, сделалось строгим.
   – Мне очень жаль, – сказал он горько, – что я не встретился с Езекиилем раньше. Если бы он вовремя разглядел паутину, которая оплела моё сердце, если бы он вовремя заставил меня войти в Неопалимую Купель Очистительного Огня – я не погубил бы человеческую душу… – его голос предательски дрогнул и слёзы выступили на глазах.
   – Ты вовсе не боишься… этого Огня? – потрясённо спросил Иосиф.
   – Боюсь. Не буду  тебе лгать. И всё-таки я провёл бы в нём  вечность, если бы этим только можно было вернуть жизнь девушки, которую я погубил… Мне больно, Иосиф. Потому что уже поздно и ничего нельзя изменить.
  Они оба замолчали надолго, погружённые каждый в свои думы. Потом Иосиф робко спросил:
   – Скажи, Кадмиил – и многие после Испытания… проходят через Огонь?
   – Этого никто не знает, – со вздохом ответил тот, – но самое страшное – даже не это. Пройти через Огонь и очиститься от скверны страданием – ещё полбеды. К сожалению, иногда Испытание выявляет Ангелов, которые после него навсегда отправляются в Обитель Вечной Печали, становятся Бескрылыми…
   Иосифу стало окончательно тяжело. Комок подкатился к горлу и сжал его спазмами.
   Но Кадмиил, занятый почти исключительно горькими воспоминаниями – не замечал, что творится с его юным собеседником. Он задумчиво посоветовал:
   – Оказавшись наедине с Езекиилем – расскажи ему всё сам. Открой ему малейшие мимолётные мысли, когда-либо посещавшие тебя, которые были недостойными или хотя бы казались тебе таковыми. Откровенность может смягчить его. Впрочем, не слушай меня. Советы эти я даю себе, а не тебе, мой юный светлый друг…

                . . .

     Некоторое время спустя Иосифа вызвали к  Главе чина Сил. Он взвился в воздух и во мгновение ока перенёсся в центр Эмпирейского сада, где располагался Хрустальный Купол – резиденция Иоиля.
   Дворец, созданный в форме  резного купола из сияющего горного хрусталя, поражал воображение любого, кто видел его впервые. Купол окружали фонтаны, воды которых были окрашены во всевозможные оттенки. Брызги, летящие с высоты, падали в мозаичного стекла чаши, и те звенели в разных тональностях, наполняя тихой прекрасной музыкой окрестности Хрустального Купола.
   Впрочем, Купол казался прозрачным только снаружи. Достаточно было войти под его своды – и хрусталь словно по волшебству превращался в розоватый мрамор.
   Иоиль мановением руки мог бы превратить Купол в любое другое строение, но его вполне устраивал первоначальный вариант.
   Сейчас фонтаны оказались выключенными – Иоилю было не до музыки. Иосиф вошёл в приёмную (круглый зал с двенадцатью колоннами). Минуту спустя  ему навстречу вышел Глава Сил. Шестиугольный золотой медальон  у него на шее с символом  этого Ангельского Круга и золотой пояс  – подчёркивали его статус. Ответив на почтительное приветствие, он сказал:
    – Ты, конечно, слышал о сегодняшнем визите Езекииля, Иосиф?
    – Да, слышал.
    – Он прибудет как раз перед вечерней молитвой. Все дела в секторах временно будут переданы в руки Властей, потому что неизвестно, сколько времени продлится Испытание.
   А тебя я вызвал вот для чего. Памятуя о том, что когда-то ты был ведущим голосом в хоре Архангелов, я решил сегодня поручить тебе проведение Вечерней Службы. Надеюсь, что хор Сил прозвучит  нисколько не хуже, чем Архангельский.
   Иосиф растерянно смотрел на него. Слова Иоиля застали его врасплох.
   – В чём дело, Иосиф? – нахмурился тот.
   – Я… я, право, не знаю – смогу ли? – несмело пробормотал Ангел. –  Мне очень давно не приходилось солировать в хоре, а уж вести Службу…
   – Что ты сказал? Ты отказываешься, я не ослышался? – ровно осведомился Иоиль.
   – Я не уверен… что оправдаю доверие и честь… мне оказанные, – запинаясь, проговорил Иосиф тихо.
   – Ты, кажется, ОСМЕЛИЛСЯ мне перечить? – также ровно заметил Глава Сил.
   Иосиф упал на колени.
   – Я, кажется, никогда и ни о чём не просил тебя, – со сдержанным гневом продолжал Иоиль. – Единственный раз, сегодня – я обратился к тебе с просьбой сделать то, что получалось у тебя лучше всего! Что это за лепет, Иосиф? «Я не могу», «Я давно этим не занимался»… Ты позабыл слова Службы? Все псалмы повылетали из твоей памяти? Или на Земле ты выучился кокетничать и ждёшь, что я стану тебя уговаривать?
   – Иоиль, ради Всевышнего – прости меня! Мои помыслы были заняты Испытанием, –взмолился Иосиф.
   – Мы все думаем об Испытании, не только ты! – отрезал Иоиль. – Но это не значит, что можно забыть о своих обязанностях. Ты служишь Создателю, а я поставлен здесь Им, чтобы следить за тем, насколько искренне и добросовестно ты это делаешь. Переча мне – ты перечишь Ему – тебе ли это не знать! В общем – сейчас иди и отдыхай после дежурства, а вечером выполнишь то, что тебе поручено было выполнить!
   Иосиф склонился до земли  в знак покорности, понуро поднялся и вышел из Хрустального Купола.
   Ещё вчера просьба Иоиля была бы для него величайшим счастьем, неожиданным и радостным. Но сегодня он думал только о том – чем для него закончится встреча с Езекиилем. Как тот воспримет его непозволительную, дерзкую мечту? И  как только можно было осмелиться возжелать этого?
   Алмазный Круг… Не слишком ли высоко замахнулся он в своих мыслях? И ведь не сможет он их запрятать так глубоко, чтобы Езекииль их не разглядел, если верить Кадмиилу.
   Иосиф закрыл глаза. Не заслужил ли он Очистительного Огня за свою невозможную мечту? Всё его существо было охвачено тревогой. А Иоиль настаивает, чтобы он солировал в Вечерней Службе. Разве можно с таким настроем петь Службу? Но отказаться он тоже не смел…
   Опечаленный Ангел бесцельно брёл вдоль Эмпирейского сада. Спустился в долину по холмистым уступам, где водопадом свергалась вниз Живая река; миновал лазурный грот, неосторожно вспугнул стайку алканостов, поднявшихся багряным облаком и опустившихся на крону ближайшего Дерева Жизни, украсив её точно крупные розовые цветы… а потом чуть не столкнулся с Адриэлом.
   – Иосиф, что случилось? – встревожено спросил тот. – На тебе просто лица нет! Это из-за разговора с Иоилем?
   – Он дал мне поручение, которое я вряд ли смогу выполнить… – печально признался златокудрый Ангел.
   – Идём-ка поговорим, – предложил ему Адриэл.
   Они спустились к берегу Живой реки, устроились на большом, нагревшемся за день камне, и Иосиф поведал другу обо всём: о своей беседе с Кадмиилом, и о том – зачем вызывал его Иоиль. Только о самом главном не решился он сказать – о своей взлелеянной мечте, которой сам так страшился теперь…
   – Кадмиил сгустил краски, –  выслушав его, заметил Адриэл, – ты совершенно напрасно трепещешь так, ожидая Езекииля. Уверяю тебя – мне никогда ещё не приходилось встречать Херувима более мудрого, опытного и справедливого, чем он. И в Очистительный Огонь за мимолётные мысли никто ещё не попадал. Нужна очень серьёзная причина, чтобы Езекииль счёл необходимым применить для Ангела такую меру.
   – Но Кадмиил…
   – Кадмиил, можно сказать, занимается самобичеванием – он до сих пор не может простить себя. Его можно понять, не правда ли? Он рассказал   тебе о самых крайних случаях. Но  на самом деле душа его чиста так же, как  и твоя…
   Иосиф хотел что-то сказать, но старший собрат жестом велел ему молчать:
   – Ты мог бы понять и сегодняшнюю суровость Иоиля. Ты беспокоишься о собственной судьбе – каково же тогда ему? Ведь он отвечает за все Силы! Если что-то случится – то первым в Очистительный Огонь  пойдёт он. Чем больше власти – тем больше ответственности. Ему хочется показать Езекиилю лучшее, что есть в Круге, которым он управляет – поэтому именно тебе он поручил сегодня возглавить хор. Исполнив его веление – ты явишь тем самым   своё усердие и послушание, и если Езекиилю понравится твоё пение – а я в этом нисколько не сомневаюсь – то он заранее благосклонно отнесётся к тебе. Потому выполнить поручение  Иоиля – в твоих же интересах.
   – Спасибо, Адриэл. И всё равно… у меня руки дрожат.
   – Я знаю способ вернуть тебе душевное равновесие. Кифара Кадмиила!
   – Ты думаешь, ему сейчас до игры? – недоверчиво спросил Иосиф. – Думаешь, он согласится? Даже Иоиль отключил фонтаны…
   – Куда он денется? Я сам с ним поговорю. А заодно он получит нагоняй, чтобы впредь не доводил до дрожи юные неокрепшие души…

                . . .
   
   …Иосиф окончил последний псалом и перевёл дыхание. Казалось, в воздухе ещё продолжали висеть заключительные ноты молитвы. Он чувствовал, что пел прекрасно, прекрасней, чем когда-либо. Все свои устремления, всю веру, всю любовь он вложил в величественные звуки Вечерней Службы. Лица его крылатых собратьев были одухотворены и торжественны; совместная молитва полностью захватила их.
   В тайне Иосиф радовался, что грозного Езекииля не было рядом: говорили, что он прилетел перед самым началом Службы и слушал её из Хрустального Купола вместе с Иоилем.
   Само же действо происходило на открытом воздухе недалеко от Купола. Благодаря этому Иосифу удалось сохранить присутствие духа на протяжении всего пения.
   Ряды хора распались, многие подходили выразить солисту свою благодарность и признательность, поздравить с  успехом.  Он благодарил в ответ вполголоса.
   Никто не расходился: с появлением первой вечерней звезды должно было начаться Испытание.
   Ангелы разбились на троицы, которыми они дежурили в секторе, и ждали. Умиротворение после молитвы постепенно вновь вытиснилось тревожным ожиданием. Они ждали…
   Наконец из Купола вышел Иоиль. Спокойно, с оттенком суровости он объявил:
   – Езекииль готов начать Испытание. А все ли из вас готовы пройти через него?
   Сонмы Ангелов молча склонили и подняли головы.
   – Кадмиил, Адриэл, Иосиф! – воззвал тогда  Иоиль. Первая троица – ваша. Решайте сами, кто пойдёт первым.
   Адриэл взглянул на побледневшего Иосифа, на трагически потемневшие глаза Кадмиила и сказал:
   – Я иду первым.
  Вслед за Иоилем он поднялся в Купол…
  Потянулись долгие минуты ожидания. Иосифу казалось, что в голове у него что-то звенит. Он обращался с молитвой к Всевышнему, умоляя дать ему сил и мужества вынести всё это, и с ужасом чувствовал, что путает слова. Глаза Кадмиила были закрыты, руки молитвенно сложены – казалось, он унёсся в иные сферы.
   Было тихо. Троицы Ангелов, не смея переговариваться громче, чем вполголоса, рассаживались вокруг – на ближайших скамьях, на ступенях Купола, на прозрачных чашах бездействующих фонтанов. Иные стояли – группами и поодиночке, глядя – кто внутрь себя, кто – на вечереющее небо с близкими светилами.
   Наконец Адриэл вышел из Купола, спустился по ступеням (все расступались, освобождая дорогу) – и подошёл к своим друзьям.
   Иосиф тронул Кадмиила за руку и тот, вздрогнув, открыл глаза.
   – Ну… как? – волнуясь, спросил юный Ангел.
   – Всё в порядке, – Адриэл коротко улыбнулся, – Езекииль дал мне совет быть бдительнее… это касается моей работы в секторе, – и, взяв за руку Иосифа, сказал: – А сейчас Езекииль хочет видеть тебя.
   – Хорошо… – тихо согласился он. Рука, которую выпустил Адриэл – безвольно повисла.
    На дрожащих ногах он поднялся в Купол.
   Друзья смотрели ему вслед. Кадмиил сказал:
   – Ты думаешь, это мой рассказ так сильно испугал его? Я открыл ему только правду, Адриэл, и ничего больше. Мне кажется… страх гнездится в нём самом. Похоже, у Иосифа есть тайна, которой он не поделился с нами… И которую ему очень не хотелось бы открывать Езекиилю.
   Они тревожно переглянулись.

                . . .


   Иоиль встретил его в Куполе и молча указал – куда идти. Иосиф миновал галерею и, войдя под низкий арочный свод, толкнул легко подавшуюся дверь и попал в зал, в котором никогда не бывал прежде. Напротив входа была полукруглая стена с высокими стрельчатыми окнами. В нескольких шагах от неё располагался округлый двухступенчатый помост, крытый белым бархатом. На помосте стояло кресло с высокой спинкой, но не в этом кресле, а прямо на бархатном помосте сидел сам Езекииль…
   Каким-то образом зал был освещён так, что стены совершенно терялись в полумраке, свет падал откуда-то сверху только на помост и Архангела, сидящего на нём.
   Езекииль был могуч. Не хрупкий бестелесый Ангел, который мог бы показаться игрушкой света и ветра – нет, Херувим был силён и мощен, словно воин из древней земной легенды, точно сказочный витязь. Пурпурно-алый хитон и такой же плащ, падающий с плеч и закреплённый золотыми браслетами на запястьях – оставляли полуобнажёнными крепкие, бугрящиеся мышцами руки. Льняные кудри выбивались из-под золотого шлема, украшенного крупными рубинами. Венчал шлем символ, похожий на растроившийся язык пламени. Правой рукой Архангел опирался на увесистый жезл, больше похожий на посох.
   Иосиф понял, что он в оцепенении несколько секунд разглядывает Херувима, вместо того, чтобы почтительно приветствовать его. Он поспешно склонился до земли, и оставался в этом положении, пока не услышал звучный, повелительный голос:
   – Подойди, Иосиф.
   Ангел несмело приблизился к помосту и снова склонился перед Езекиилем.
   Только сейчас ему стало ясно, что никакого освещения в зале не было: это сияли одежды Херувима и нимб над его головой. Крылья у него за плечами были – точно утро,
озарённое восходящим солнцем: белоснежные, с золотисто-алыми отблесками.
   Вид багряных одежд этого Огненного Ангела поразительно действовал на воображение Иосифа: он привык к снежно-белым одеждам своих собратьев, и даже Херувимы, охранявшие  вход в Эмпирей – всегда были одеты в белое…
   Склонившись, он стоял перед Езекиилем, не решаясь взглянуть ему в лицо: он предельно ясно ощутил вдруг, что Херувиму достаточно будет одного взгляда, чтобы испепелить Иосифа, Хрустальный Купол и половину Эмпирея в придачу…
   Езекииль коснулся посохом плеча юного Ангела:
   – Встань. Иоиль сказал – это ты вёл сегодняшнюю Службу?
   Поднявшись и не глядя ему в лицо, Иосиф тихо спросил:
   – А он не сказал о том, что поначалу я дерзнул отказаться от этого поручения?
   – Нет. Этого он мне не сказал. А почему ты хотел отказаться?
   – Я… осмелился высказать предположение, что не смогу, не справлюсь. Мне уже много лет не приходилось солировать.
   – Но ты ведь справился, – спокойно заметил Езекииль.
   – Да… но я не имел права возражать Иоилю.
   – А ты помнишь притчу о двух сыновьях, Иосиф? – Херувим отложил в сторону свой драгоценный посох. – Отец посылал своих сыновей идти работать в винограднике. Первый сказал: «Не пойду», – а потом устыдился и пошёл. А второй сказал: «Иду», – и не пошёл. Кто из них исполнил просьбу отца, Иосиф – разве не первый?
   И тут Иосиф почувствовал, что цепкая ладонь страха отпускает его сердце. Ему стало легче дышать. И всё-таки он проговорил с горечью:
   – Христос рассказал эту притчу людям. Ангелу же не годится пререкаться с тем, кому он обязан повиноваться немедленно и беспрекословно.
   – Что ж, совершенен один только Создатель. Но ты далеко пойдёшь, мой юный друг.
   – Боюсь, что  я  и так уже зашёл слишком далеко в своих желаниях…
   Грозный Херувим невольно улыбнулся, глядя на склонённую перед ним золотоволосую  голову.
   – Иосиф, – сказал он, – ты не решаешься смотреть мне в лицо? Совершенно напрасно: это ещё не Испытание, пока мы просто беседуем. И похоже, что я беседую с твоим затылком… Подними глаза, собрат. И поведай мне – как же далеко ты  зашёл в своих желаниях?
   Иосиф медленно поднял голову и впервые осмелился взглянуть в лицо Езекиилю. Оно было ослепительно прекрасно и исполнено суровой чистоты. Бесстрастный и неумолимый лик Воина, верного служителя Творца.
   И тогда в первый раз Иосиф решился сказать вслух о своей мечте.
   – Я был сотворён в чине Архангела, жизнь моя и служение протекали в Восьмом Круге, – начал он, – по-видимому, я обладал неплохим голосом, потому что довольно скоро мне поручили возглавлять наш Архангельский хор. Это и было моей каждодневной службой – прославление Всевышнего в радостных молитвах и трепетных псалмах, во множестве торжественных Утреней  и Обедней. Мы часто репетировали, и перед каждой Службой к нам всегда собирались сонмы Ангелов изо всех соседних Кругов – специально, чтобы слышать наш хор… Я был счастлив тогда, потому что был безмерно влюблён в своё дело.
     Не помню уже точно – от кого я впервые услышал об Алмазном Круге. Наверное, моим собратьям рассказал об этом кто-то из более высоких чинов, и предание это передавалось из уст в уста, пока не достигло и моих ушей.
   Первый, Внутренний Круг... Что я раньше знал о нём? Что он – самый ближний к Славе Всевышнего, в котором пребывает Он Сам вместе со Своими  Серафимами, прославляющими Его и никогда не покидающими своего Круга. Тогда в первый раз я услышал, что Круг этот называется Алмазным, и словно воочию увидел – КАК происходит служение Серафимов…
   Я увидел Престол Творца, залитый таким ослепительным Светом, что ничьи глаза – даже глаза Ангелов – не могут выдержать его. Престол всего Сущего, воздвигнутый ни на чём и который в то же время не может поколебать ни одна сила во Вселенной. И Самого Творца, Чей облик я никогда не осмеливался себе представить – восседающего на этом Престоле... – Иосиф умолк, задохнувшись от волнения, но потом взял себя в руки и продолжил: – И я представил себе Серафимов – так,  как мне рассказали… – юный Ангел возвёл глаза вверх, трепет звучал в его словах: – Их число – двадцать четыре… каждый раз в Алмазном Круге, который они образуют вокруг Святого Престола, находятся двенадцать Серафимов… образовав идеальный хоровод, они денно и нощно кружат вокруг Места Пребывания Отца… – Иосиф глубоко вздохнул и закрыл глаза. – У каждого Серафима – три пары крыл, лицами они обращены к Святому Престолу, но лица эти всегда сокрыты у них сенью первой пары крыл, ибо даже ни один Серафим не дерзнёт взглянуть в лицо Богу… Вторая пара крыл помогает им кружить безостановочно, вокруг Престола – и третьей парой крыл они прикрывают ноги…
   И они поют… Поют Осанну Создателю, прославляя в веках Его Могущество, Любовь и Всепрощение. Нет ничего во Вселенной прекрасней этой драгоценной молитвы, исполняемой хрустальными голосами Серафимов. Они кружат и кружат, не останавливаясь и не умолкая.  Они впадают в молитвенный транс… Шесть месяцев двенадцать Серафимов не едят, не пьют и не спят. Они только поют и кружат, не изменяя скорости и Божественной симметрии движений, и вселенской симфонии дивно слаженных голосов… А через шесть месяцев на смену им являются другие двенадцать Серафимов, тогда первые могут выйти из транса и отдыхать, набираясь сил для следующего полугодового Служения…
   Иосиф открыл глаза, точно очнувшись от сказочного видения, и тихо признался:
   – С тех пор я грежу безумной мечтой: хоть одним глазком взглянуть на это невообразимое чудо… Увидеть Служение Серафимов в Алмазном Круге и хоть на минуту услышать их волшебное пение…
   Глаза его наполнились слезами и, понурив голову, он еле слышно закончил:
   – Езекииль, я открыл тебе сердце. Покарай меня за эту дерзкую мечту…
   Херувим молчал, скользя глазами по лицу Ангела, готового разрыдаться. За все годы, в которые он проводил Испытание, такого слышать ему ещё не приходилось. Да, мечта была дерзкой, что и говорить. Но какой прекрасной!
    – Надо же, куда ты замахнулся, мой золотоволосый друг, – заговорил он. – Алмазный Круг! Даже я не был в нём ни разу, хотя служение моё обычно проходит во Втором Круге.
   Иосиф всё ниже опускал голову и с трепетом ждал приговора. Но Езекииль сказал:
   – Ты был откровенен, Иосиф, но это ещё не всё. Я должен проверить твои помыслы, твою душу. Потом я сообщу своё решение, а сейчас начнём Испытание!
   – Что я должен делать? – слабо спросил Ангел.
   – Встань на колени и смотри мне в глаза.
    Езекииль поднялся с помоста и пересел в кресло-трон; жестом велел Иосифу подняться повыше, на первую ступеньку помоста. В левую руку взял свой жезл, правой облокотился о подлокотник и  слегка подался вперёд.
   Иосиф поглядел ему в глаза. Глаза у Херувима были самые обычные – как у любого Ангела – только зрачки золотые.
   Но тут Езекииль на миг опустил веки… а когда поднял – в них полыхал золотой огонь, и не было уже ни зрачков, ни радужных оболочек. Обомлевший от неожиданности Иосиф хотел отшатнуться, но вдруг понял, что не может даже пошевелиться – точно колени  его примёрзли к белому бархату помоста. С трепетом глядел он на золотое пламя, пылающее в глазах Огненного Херувима, и невольно сопротивлялся, мешая чужому сознанию проникнуть в свою душу.
   – Не бойся, Иосиф, – услышал он голос Езекииля, – я не причиню тебе вреда, и не хочу вторгаться в твоё сознание силой. Но мне придётся сделать это, если ты сам меня не впустишь.
   И тогда Иосиф расслабился и убрал барьер. Он словно впустил в себя вихрь, который пронёсся по всем закоулкам души. Вихрь был холодным и бесцеремонным. Он распахивал все двери, все створки, он проникал везде и всюду. Но Ангел не противился вихрю. Он доверился ему и больше не боялся...
    Херувим опустил и поднял веки. Золотой огонь погас и снова лишь еле тлел в его зрачках.
   Иосиф без сил присел на ступеньку, но тотчас, спохватившись, вскочил. Езекииль поймал его за руку и усадил силой:
   – Передохни, друг мой. Я понимаю – вынести это не так уж легко…
   Иосиф пробормотал слова благодарности. Ноги его слегка дрожали от слабости, в голове шумело.
   Езекииль с задумчивой улыбкой смотрел на него. Душа этого юного Ангела была девственно чиста – как первый снег, как вода в роднике, питающем источник Живой реки. Она была безмятежна, точно в первый день творения.
   – Ты прекрасно поёшь, Иосиф, – проговорил он. – Зачем же ты отказывался спеть для меня в Вечерней Службе?
   – Я думал… Об Очистительном Огне, куда ты отправишь меня за мою мечту.
  Езекииль улыбнулся:
   – Я уверен, что Очистительный Огонь никогда не коснётся твоих крыльев. Возвращайся. Я ещё поговорю о тебе с Иоилем.

                . . .

    Иосиф вышел из Купола к нетерпеливо ожидавшим его Адриэлу и Кадмиилу. Они ждали его так долго, что почти не сомневались уже: не миновал он Неопалимой Купели. Это этой мысли Кадмиила пробивал озноб.
   Оба они испытали неимоверное облегчение, увидев, наконец, своего собрата целым и невредимым. Мало того, Иосиф просто сиял от радости и глаза его излучали счастье – словно не Испытание он проходил, которое отнимало треть жизненных сил, а…
    – Друзья мои!   - он обнял сначала Адриэла, потом – Кадмиила.
    – Впервые я вижу, чтобы кто-то выходил таким счастливым от Езекииля, –  с некоторым удивлением заметил Адриэл.
   – Такая тяжесть с души свалилась! – радостно объяснил Иосиф.
   Кадмиил от всего сердца поздравил его и, коротко улыбнувшись, заметил:
    – Ну что ж. Теперь, кажется, моя очередь…
    Он обернулся к Куполу и улыбка быстро сошла с его губ. Он хорошо понимал, что, как бы там Езекииль не разговаривал с Иосифом – с ним, Кадмиилом, разговор у него будет совсем другой...
 
   … Херувим сурово и бесстрастно смотрел на Архангела, смиренно склонившегося у подножия его трона. Ни страха, ни трепетного волнения, как у Иосифа  – не было в нём. Одно только какое-то обречённое отчаянье.
   Езекииль знал его историю. Он подумал о том, что, если бы проводил Испытание двенадцать лет назад – несомненно, отправил бы Кадмиила в Очистительный Огонь, который выжег бы из его души ростки цинизма. Тогда тот не стал бы все эти двенадцать лет корить себя за то, что погубил девушку. Кадмиил бы её не погубил…
   Но также хорошо Херувим знал, что девушка всё равно бы погибла. По вине Архангела или по какой-то другой причине – она всё равно бы наложила на себя руки. Слишком сильны в ней были суицидальные наклонности, никто не смог бы удержать её от этого. Страшно звучит, но она была обречена.
   Были и другие причины, но и этих достаточно. Именно поэтому Кадмиил был прощён. Именно поэтому Даниил вырвал его из жутких объятий Обители Вечной Печали и на собственных крыльях перенёс обратно в Эмпирей. Но беда в том, что, уже прощённый Отцом – Кадмиил не смог простить себя сам. Да, он был виновен – но вина его заключалась совсем в другом.
   – На колени, Кадмиил, – без предисловий и проволочек приказал Езекииль. – Начнём Испытание!
   …Херувим опустил и вновь поднял веки, вернув вглубь зрачков проницающее пламя. И позволил присесть обессиленному  Архангелу.
    Он не встретил ни малейшего сопротивления, Кадмиил беспрепятственно впустил в свою душу его сознание. И душа эта была чиста, но не безупречна…
   – В твоих помыслах нет ничего тёмного, – сказал Херувим. – Но  понимаешь ли ты, что отчаянье – это тоже грех, за который я могу тебя покарать?
   – Понимаю, –  ответил Кадмиил надтреснутым голосом.
   – Нет, не понимаешь! – возразил Езекииль грозно. – Ты уже прощён Отцом, но не хочешь верить в то, что прощение можно получить Даром, верно? Ты вбил себе в голову, что не заслужил этого Дара – но кто ты такой, чтобы самому себя осуждать и самому себе выносить приговоры? Разве ты мудрее Создателя? Может быть, ты больше Него знаешь или дальше Него видишь? Разве судьбы людей и Ангелов в твоей руке? В отчаянье может впасть человек, которому Падший помутил разум и тот не осознаёт присутствие Создателя в своей жизни. Такому человеку кажется, что ему не на что уповать, не на что надеяться. Но впасть в отчаянье тебе! Ангелу! Тому, кто сам служит Творцу! Отчаянье – это не просто твоя минутная прихоть, это – отсутствие веры в справедливость Творца! Тебе ли – Ангелу – предаваться сомнениям? Отчаявшись, подобно утратившему веру человеку – какой пример ты подаёшь собратьям?! Ты обещаешь мне избавиться от отчаяния, Кадмиил – или я разожгу для тебя пламя в Неопалимой Купели?!
   «Нет, – думал между тем Херувим. – Я никогда не заставлю его войти в Очистительный Огонь. Кого угодно, но только не этого Архангела. Он слишком много выстрадал… Но, к сожалению, он не понимает другого языка, кроме языка суровости – потому что совершённая однажды ошибка заставляет его быть беспощадно требовательным к себе…»
   Кадмиил поднял на него глаза. В них была мука и решимость.
   – Обещаю, – сказал он.
   Езекииль поудобнее перехватил посох.
   – В таком случае, я знаю средство, которое принесёт тебе покой. Ты должен поговорить с одним из хранителей Чёрного жезла.
   – Чёрного жезла?... – пролепетал Кадмиил.
   – Да. Я оставлю Иоилю распоряжение для тебя: координаты и точное время, когда ты должен будешь туда явиться. Ты сделаешь это?
   – Всё, что ты повелишь, – ответил он, склоняясь.

                . . .

    Испытание длилось несколько дней, непрерывно. Езекииль не делал передышек для отдыха и вкушения пищи. Почти всё время неподалёку от него находился и Иоиль, сообщая Херувиму сведения о приходящих к нему Архангелах.
   Каждый из них во время сеанса терял почти треть жизненной силы. Увы – она переходила к Езекиилю в конце одного Испытания, но в значительной степени расходовалась им же, чтобы начать каждое последующее. И всё равно крылья Херувима сияли и потрескивали, искрясь от избытка энергии…
   Воспользовавшись вынужденной передышкой и помня совет Езекииля быть внимательнее во время дежурств, Адриэл расспросил всех Архангелов, когда-либо посещавших окрестности его участка сектора – кто из них являлся вместо него к Наташе… но никто не признался в этом, и неясно почему это тревожило его. Обычно о таких визитах Ангелы сообщали друг другу, да и делались такие визиты исключительно по просьбе, а не самовольно…
   Кадмиил, поклявшись Езекилю покончить с отчаяньем, старался сохранять в себе спокойствие и безмятежность… которых на самом деле не испытывал. Ведь Херувим приказал ему встретиться с хранителем Чёрного жезла… с Ангелом смерти. «Я знаю средство, которое может принести тебе покой», – сказал он. Неужто и вправду такая встреча может принести покой? – горько размышлял Кадмиил. И не потому ли Херувим дал ему такой совет, что сам Кадмиил когда-то принёс с собой смерть… во всяком случае, подтолкнул к ней? Какой уж тут покой? Избавленный от Очистительного Огня, увы, он был тревожен так же, как и Адриэл.
   Все Ангелы были обессилены встречей с Огненным Херувимом, им тяжело стало даже подниматься в воздух. И однажды Иосиф робко спросил у Адриэла – что же теперь будет? Неужели всё так и останется? Пока идёт Испытание, самым слабым помогает Иоиль, делится с ними энергией – но он ведь не всемогущ, не может помочь всем…
   – Потерпи немного. Энергию Езекииль вернёт, когда всё закончится, – объяснил Адриэл.
   – Каждому?
   – Всем сразу…
   Ангелы остались в неведении относительно того – кто был осуждён войти в Очистительный Огонь – и был ли вообще кто-то осуждён? Лишь Херувим, Иоиль и сами осуждённые знали об этом.
   Но наконец, всё было позади, Силы могли вздохнуть с облегчением. В последний день Испытания они собрались у Хрустального Купола и по знаку Иоиля встали вокруг резиденции Главы Сил. Адриэл в двух словах объяснил стоящему рядом Иосифу – что нужно будет сделать.
   ... Езекииль вышел из Купола и, взлетев на искрящихся крыльях, поднялся над ним.
Опустившись на вершину, он громко произнёс Светозарную молитву и с последними её словами несильно ударил своим золотым посохом в Купол… раздался мелодичный звон, и все Ангелы одновременно возложили ладони на стены и колонны резиденции Иоиля.
   Иосиф ощутил под рукой лёгкую вибрацию: это энергия, выплеснувшаяся из посоха Херувима, концентрическими кругами равномерно расходилась в стороны, возвращаясь в души служителей Неба… Иосиф никогда даже не слышал о том, что энергия может возвращаться ТАКИМ способом.
   Он помнил, что Езекииль обещал ему поговорить по поводу него с Иоилем, хотя и не знал – о чём именно. Но тот ничего ему не сказал, а сам Иосиф не решился его расспрашивать.
   Последовала совместная вечерняя благодарственная молитва; вслед за этим Херувим распрощался с главой чина Сил и покинул Круг.

                . . .

   Адриэл поспешил выполнить обещание, данное Наташе в последнюю их встречу и отложенное из-за Испытания: он отыскал в столице её мужа и осведомился: что означает его молчание? Тот впервые увидел Адриэла и поначалу испугался, но потом успокоился и всё ему объяснил.
   У него были некоторые финансовые проблемы, не слишком крупные, но достаточно серьёзные. Он не хотел зря тревожить жену, пока всё не разрешится, но, если бы он приехал домой, она стала бы расспрашивать… а ему не хотелось ни лгать, ни обнадёживать её. Он предпочёл молчание. Адриэл сурово отчитал его  и заставил немедленно позвонить Наташе, дабы успокоить девушку. Тот подчинился и клятвенно пообещал Ангелу, что приедет домой в ближайшие выходные…
   На следующий день, сделав ещё несколько неотложных визитов, Адриэл явился в дом Наташи.
   …Оцепенев, он стоял посреди комнаты, не спеша возвращать себе видимость. Хрипел и завывал магнитофон, терзая ушные перепонки, стол был уставлен посудой с остатками долгого пиршества, скатерть носила следы усиленных возлияний. Душный воздух комнаты был наполнен спёртыми запахами остывающей еды, перегара, пота и духов.
    А на диване сама Наташа, закрыв глаза, жарко целовалась с неким молодым человеком, жадно шарящим рукой в разрезе её блузки… Больше в комнате никого не было.
   Несколько минут Адриэл созерцал эту сцену, потом подошёл к обнимающейся паре и опустил ладонь на вспотевший от духоты лоб незнакомца. Почти сразу тот обмяк и медленно завалился на бок, закатив глаза.
   Девушка, увидев это, охнула и отпрянула, готовая сию секунду истошно завопить – но тут Адриэл коснулся нимба и словно бы из ничего возник перед нею.
   Широко распахнув глаза, она со страхом смотрела на него, и также бесстрастно и сурово он не сводил с неё взгляда.
   – Это… это ты сделал? – овладев собой, наконец, спросила Наташа, дрожащей рукой указывая на бесчувственного парня.
   – Кто ЭТО? – грозно спросил её в ответ Адриэл.
   – Это ты сделал?! – взвизгнула она.
   – Да, это я сделал. Он немного полежит, чтобы не мешать нашему разговору! Кто это такой, я тебя спросил?
   – А тебе-то что? – вскинулась девушка, поспешно застёгивая и оправляя на себе блузку.
   – По-моему, он нисколько не похож на твоего мужа, – холодно заметил Адриэл. – Тебе разве никто не звонил?
   – Плевать я хотела на его звонки!
   – И давно это?
    – Нет, недавно! С тех пор, как он сам наплевал на меня!
    – Да что, наконец, случилось?  – повысил тон Ангел. – Твой муж ничего тебе не объяснил?
   – Объяснил! – девушка вскочила. – Ты думаешь, я совсем дура, чтобы во всё это поверить? «Финансовые проблемы!» – ядовито передразнила она. – Знаю я, в каком месте у него проблемы!
    – Слушай, что ты сама-то плетёшь? – нахмурился Адриэл.
    – А то, что он тебе навешал макарон на уши! Думаешь, я не знаю, на кого он там спустил все деньги, с какими девками их промотал?! Провинциальный идиот, кем он там себя возомнил? Он думает, я тут слёзы буду по нему проливать? Нашёлся ещё Антонио Бандерас! – опровергая её слова, злые слёзы уже катились из глаз девушки.
   – Я не знаю, кто такой Антонио Бандерас, – несколько ошарашенный столь бурным взрывом эмоций, заметил  Адриэл, – ты можешь мне, в конце концов, объяснить – что случилось?
   Но она, не слушая его, продолжала, брызжа слюной, кричать то же самое – Наташа была довольно сильно пьяна. Адриэл понял только одно: почему-то она была твёрдо убеждена, что муж её в столице только и делал, что гулял напропалую, что хищные столичные путаны уже ободрали его, как липку, что она никогда его не простит.
   Ангел слушал её, оторопев от неожиданности: девушку словно подменили. Куда девались её страхи, опасения, что муж попал в больницу, оказался в центре бандитской разборки? – все те зловещие предположения, которые он когда-то посоветовал ей выкинуть из головы? Она и выкинула, но взамен почему-то придумала ещё большую дикость…
   Наташа тем временем начала твердить, что она нисколько не хуже разлюбезного супруга, и если он гуляет без зазрения совести, то почему бы и ей не последовать его примеру, тем более, она не считает больше, что их что-то связывает…
  Адриэлу и не такое доводилось выслушивать за долгие годы общения с людьми; но тут даже его Ангельское терпение лопнуло.
   Он шагнул к девушке и, взяв её за плечи, хорошенько встряхнул. Потом насильно усадил на ближайший стул.
   Поперхнувшись, она замолчала, лишь злые слёзы продолжали капать из глаз.
   – Что ты выдумываешь, и что вообще происходит – ты можешь мне объяснить? – требовательно спросил её Адриэл. – Нет в жизни твоего мужа других женщин, уверяю тебя! Все его помыслы заняты тем, чтобы устроить тебе и себе достойное существование! То, в чём ты его обвиняешь – чудовищно и несправедливо!
   – Я это… не сама же придумала, – всхлипнула Наташа.
   – Не сама? А откуда же ты всё взяла?
   – Ангел…. – ответила девушка, вытирая слёзы. – Мне рассказал об этом Ангел.
   Острая игла вновь знакомо пронзила сердце Адриэла.
   – Какой Ангел? – спросил он тихо.
   – Он бывал у меня несколько раз… когда тебя не было. Я давно подозревала, что у мужа кто-то есть, только старалась прогонять такие мысли. А он… он, этот Ангел – открыл мне глаза!
   Адриэл похолодел. Он вдруг понял, в чём дело.
   – Как он выглядел? – спросил он резко.
   Девушка пожала плечами:
   – Обыкновенно… Так же, как и ты. Белые одежды, белые крылья, нимб над головой…
   – Так же, как и я… – проговорил он горько, качая головой. – Это был не Ангел, Наташа. Это – бес, демон. Как же ты не поняла? Как ты могла ему поверить?
   – Демон? – девушка растерянно умолкла, расширив глаза. – Нет…. – она медленно покачала головой. – Нет, это неправда. Зачем ты меня обманываешь, Адриэл?
   – Это он тебя обманывал, а не я! Бес-искуситель – вот кто беседовал с тобой, вот чьим словам ты внимала и, даже не задумываясь, приняла их на веру!
   – Какой же он бес? – Наташа вскочила. – Разве бесы так выглядят? Говорю тебе – это был Ангел! Стала бы я разговаривать с демонами!
   – Даже сатана умеет принимать вид Ангела Света, – со вздохом отвечал Адриэл, – стоит ли удивляться тому, что и его слуги принимают вид служителей Света?
   Сатана – отец лжи, и таковы все его прихвостни! Как ты могла поверить ему больше, чем собственному мужу, и  больше, чем мне? – настойчиво и печально взывал он. – Почему зло легче находит дорогу к человеческому сердцу, чем добро?
   Наташа растерянно провела ладонями по лицу, обернулась на парня, без чувств лежащего на диване.
    – Но как же мне отличить правду ото лжи? – спросила она Адриэла. – Он выглядел таким же ослепительно-светлым, как и ты, и говорил со мной с той же убеждённостью! Откуда мне знать – кто из вас двоих солгал? Я никогда не считала своего мужа образцом добродетели и, услышав о его распутной жизни в столице – даже не очень и удивилась.
   – Конечно, демон прекрасно знает все твои слабые места. Именно в них он и метит – порой без промаха. Ты спрашиваешь – как отличить Ангела от беса? Можно отличить, Наташа, и это даже не очень сложно. Ангел никогда, запомни – НИКОГДА – не станет подталкивать тебя к совершению греха, напротив – приложит все усилия, чтобы удержать от него. А дьяволу только того и надо, чтобы как можно больше людей сбилось с пути истинного… И это, к сожалению, не так трудно. Демону было достаточно возбудить в тебе ревность – а всё остальное ты сделала сама. Скажи…– он помолчал, – ты уже изменила мужу?
   – Нет… – густо покраснев, выдавила Наташа.
   – Значит, я успел вовремя.
   – Я, правда, потеряла голову, – девушка спрятала лицо в ладони.
   – Ты должна быть более сильной. Более уверенной в себе. И обязательно верить тем, кого любишь. И тем, кто любит тебя. Создатель любит тебя, а дьявол ненавидит – кого же из них стоит  слушаться?
   – Я… – она осеклась, не осмеливаясь глядеть в лицо Адриэлу. Хмель окончательно выветрился из неё. – Прости меня… я, кажется, и правда чуть не наделала глупостей.
   – Для того мы и посланы вам на служение, – заметил Ангел. – Удерживать от глупостей – если не всех, то хотя бы некоторых.
   – А его… ты приведёшь в чувство? – неловко спросила девушка, кивнув на диван.
   – Приведу. Но ты должна пообещать мне, что немедленно выпроводишь его из дома.

                . . .

     Не удовлетворившись этой беседой, Адриэл посетил квартиру, где жила Наташа, следующей ночью.   
   Оказавшись в комнате и вернув себе видимость, он застыл.
   Над кроватью, в которой спала Наташа, склонился светлый крылатый силуэт. Он что-то нашёптывал прямо  в ухо спящей девушке. Она то тревожно вздрагивала во сне, то вдруг начинала чему-то улыбаться.
   В спальне было темно, но Ангел не нуждался в специальном освещении: в темноте он видел так же хорошо, как и днём.
   – Оставь её, бес! – сурово сказал Адриэл.
   Светлый силуэт даже не вздрогнул. Не спеша распрямившись, демон с наглой усмешкой обернулся к Адриэлу.
    – А, божественный наставничек вернулся! – заявил он почти дружелюбно. – Давненько не виделись!
   Адриэл в упор разглядывал его, то же самое, не переставая усмехаться, делал и бес. Ангел подумал, что Наташе не мудрено было ошибиться – она никогда прежде не видела воочию лживых насквозь демонов. Она была уверена, что всегда сумеет отличить зло от добра, и правду ото лжи… забывая о том, что ложь очень часто любит рядиться в белоснежные одежды правды.
   Демон и  впрямь был красив. Он был похож на Адриэла, как его собственное зеркальное отражение…. и лжив так же, как это отражение  – в котором перевёрнуто лево и право.
      – Что, получил под дых наяву? – спросил его Адриэл. – Теперь твоей храбрости хватает только на то, чтобы являться во сне, нашёптывая свои гадости ей в подсознание? Что ты придумал на сей раз? Что её муж завёл себе гарем?
    Бес сладко улыбнулся:
   – А это уже неважно, о чём я буду говорить, светозарный мой. Ибо главное сделано: я посеял в её душе семена сомнения, и достаточно лишь время от времени подпитывать их. Она сама насочиняет себе таких историй, что даже мой литературный талант померкнет перед ними.
   – Бес, девушка знает о тебе. Раньше ты мог играть на её неведении, но больше она не станет тебя слушать.
   – Ты и правда,  веришь в это? – подивился демон. – Ну-ну, такими славными заявлениями ты будешь делиться со своими пернатыми сородичами, а передо мной можешь не вставать в балетную позицию. Ведь мы оба с тобой прекрасно знаем, что охотнее всего люди прислушиваются к тому, что говорит им их слабая сторона и верят только в то, во что им хочется верить. А твоей Наташе нравится считать себя обманутой жертвой… Ещё бы! Ведь это развязывает ей руки, даёт такую возможность отомстить, сделать назло, изменить негодяю супругу! Какой соблазн! И – заметь – никаких угрызений совести. Она будет только радоваться, что отомстила, отплатила той же монетой…
   – Тебе не удастся сбить её с толку, – заявил Адриэл, – я не позволю.
   Бес засмеялся:
    – Ну что ж, давай извлечём наши световые мечи и скрестим клинки в великой битве за душу человека!.. в стиле их идиотских боевиков.  Это будет впечатляющий поединок, и ты в нём, конечно же, победишь – ведь у них на Земле добро всегда побеждает!
   – Я был бы не прочь скрестить с тобой клинок, – признал Адриэл, – это было бы намного проще.
   – Да, и намного справедливей! – захохотал бес. – Добро должно быть с кулаками – мне очень нравится эта пословица!
   Он приблизился к Адриэлу и потянул к нему руку. Тот не пошевелился, и рука демона застыла, словно наткнувшись на невидимую преграду.
   – Между нами стена, – сказал демон. – И ты это знаешь.
   – Знаю, – согласился Ангел.
   Они не могли помешать друг другу. У Ангела была своя служба, у демона – своя. Бес искушал, Ангел – удерживал от искушения, но никто не мог принудить человека к какому-то выбору. Создание со свободной волей – человек должен был решать сам, чьим советам ему следовать.
   – Ну, прощай до поры, до времени! – продолжал насмехаться бес. – Ты – интересный собеседник, но мы ещё поглядим – чья возьмёт… Думаю, ещё свидимся!
   Он исчез.
    Адриэл молча продолжал смотреть на спящую девушку. Наверное, она сама не подозревала, что душа её является объектом такого раздора. Ей бы чуть больше веры, чуть меньше эгоизма… Навивная и легкомысленная, она готова была согласиться с любым, кто убедительнее говорил с ней в данную минуту.   
   У Адриэла не было власти оградить её от коварного влияния демона, он мог действовать только так же,  так  и тот: убеждая и взывая к её совести и чувствам. Решение оставалось в руках девушки.
   – Я не отступлюсь, – пообещал он ей, – я сделаю всё, чтобы ты не попала в демонские сети. Я научу тебя различать правду и ложь… обещаю.

                . . .

   В день и час, указанный Езекиилем, Кадмиил летел на встречу с хранителем Чёрного жезла. Тяжко было ему, и ничего он не мог с собой поделать.
   Никогда ещё Кадмиилу не приходилось встречаться с Ангелом смерти. Вся его служба состояла в том, чтобы нести людям утешение либо поучение к праведности, но сейчас он невольно задумался  о клане хранителей Чёрного жезла – об Ангелах, чья служба была совсем другой – отнимать у людей жизнь в ту минуту, в которую им предписано будет это сделать…
   Ангелы смерти были из Господств – то есть на чин выше Кадмиила, и на целых два чина выше Властей – из числа которых были Ангелы-Хранители.
   Разумом Кадмиил понимал, что дело Ангелов – повиноваться велениям Всевышнего, и беспрекословно служить Ему в том чине и в том качестве, в котором они призваны. Люди созданы смертными, это – закон природы, поэтому нужны и Ангелы смерти. Кто-то должен исполнять и эту работу…
   Но если бы люди умирали только от старости, полностью пройдя свой жизненный путь! Сколько на Земле совершается ежедневно нелепых, случайных, несправедливых во всём отношении смертей! Ангелы смерти повинуются Создателю мгновенно – им безразлично, у кого и когда забирать жизнь. У кого и когда…
   Кадмиил силился понять – что испытывают эти Ангелы, каждый день видящие обречённые глаза своих жертв, слышащие последний их вздох? Скорбят ли они, жалеют людей, у которых отбирают жизнь? Сочувствуют ли – хотя бы тем, кто, подчиняясь необъяснимым законам Творца – вынуждены погибать безвременно, в расцвете лет и сил?
   Или, может быть, вместо сердец у хранителей Чёрного жезла – холодный кристалл?
   Лишь однажды Кадмиил стал причиной смерти, и воспоминаний об этом зрелище ему хватит ещё на много веков. С лихвой хватит… А нести смерть по нескольку раз на дню – каково это?
  Что должен был чувствовать Ангел – тот, библейский Ангел, посланный на Землю Создателем с повелением уничтожить в одну ночь всех первенцев в Египте? Что он испытывал, этот страшный Ангел смерти, медленно идущий по земле Египта и методично убивавший невинных младенцев, минуя лишь выкрашенные кровью жертвенных агнцев двери – за которыми тряслись от ужаса жители Израиля? Кровавый праздник, прообраз Пасхи… разве это было не чудовищно?
   Должно быть, даже дыхание этого Ангела тлетворно, и глаза его, видевшие перед собой столько смертей – точно два бездонных колодца, в которых никогда не отражаются звёзды…
   О чём может говорить Кадмиил с таким Ангелом? Сумеет ли разомкнуть губы от ужаса? И не скажет ли ему хранитель Чёрного жезла слова, от предчувствия которых стыла кровь в жилах Кадмиила? «У тебя уже получилось однажды довести человека до гибели. Ты сможешь и сам стать Ангелом  смерти, потому Всевышний повелевает тебе перейти в наш клан».
   «Я никогда им не стану! – твердил про себя Кадмиил, когда взмахи крыл несли его в нужном направлении, – я буду Бескрылым, я навеки войду в беспощадную Купель Очистительного Огня – но ни за что не соглашусь взять в руки Чёрного жезла, отнимающего жизнь у человека…»
   Так, терзаемый этими размышлениями, он проник в нужную комнату, минута в минуту – в то время, которое ему было указано.
  Он увидел свет ночника на тумбочке, уставленной пузырьками с лекарствами. Увидел разобранную постель и бездыханное тело девочки лет пяти с рассыпанными по подушке золотистыми волосами; увидел худую измождённую женщину, наверное, мать девочки, прикорнувшую в ногах у мёртвой дочери, словно её сморил тяжёлый сон… и Ангела-Хранителя, рыдающего у постели девочки.
   Тот стоял на коленях, уткнувшись лицом в согнутые локти, лежащие в сантиметре от бледной руки девочки, и спина его сотрясалась от рыданий. Поникшие крылья веером стелились вокруг него по полу.
   Кадмиил со сжавшимся сердцем смотрел на эту картину, а потом ему вдруг стало страшно. Неужели он опоздал?! Ведь Ангел смерти явно уже побывал здесь…
   Он вернул себе видимость, приблизился к плачущему Ангелу и опустил руку ему на плечо.
   То вздрогнул и с глухим вскриком поднялся… Обернулся к Кадмиилу – и удивлённо замер. Искажённое скорбью выражение не сразу покинуло его лицо.
   – Я думал, это вернулся он... хранитель Чёрного жезла, – выговорил он, наконец. – Кто ты?
   – Меня зовут Кадмиил, – представился Архангел.
  Ангел-Хранитель машинально сделал почтительный жест, приветствуя старшего по званию из чина Сил, и попытался вновь стереть слёзы с лица рукавом хитона, но они тотчас набежали вновь.
   Это был совсем юный Ангел, на голову ниже Кадмиила, и ни скорбь в лице, ни мокрые от слёз кудри и горловина хитона – не могли скрыть его сияющей юности.
  Однако горе юного Ангела было неподдельным, и у Кадмиила опять тоскливо сжалось сердце, когда он взглянул на закрытые глаза и восковую бледность лица лежащей на кровати девочки…
   – Как её звали? – тихо спросил Кадмиил.  – И как мне называть тебя, собрат?
   – Меня зовут Ахиан… а это несчастное дитя – Катенька… – Ангел закрыл лицо руками, подавляя долгий всхлип.
   – И давно здесь побывал хранитель Чёрного жезла?
   – Нет… совсем недавно, – ответил Ахиан, потом горестно заговорил: – Подумать только! Ведь я помню этого ребёнка со дня её рождения… Сколько раз, пока она была ещё младенцем – я склонялся к ней над колыбелью, поправляя подушку или одеяльце. Она таращила свои глазёнки и смотрела прямо на меня. Казалось, она меня видит, хотя я никогда не показывался перед ней. Мать души не чаяла в дочери, и я тоже – девочка росла сущим сокровищем, я был счастлив стать её Хранителем… Я помню её весёлый голосок, её звенящий смех, большие серые глаза, внимательно глядящие на мир… Я был возле неё денно и нощно, ни на минуту не оставляя без присмотра… Дважды я спасал ей жизнь. Однажды она взобралась на железную горку (ей было тогда три года) – и, споткнувшись, упала между перил. Мать не успела подхватить её – а я поддержал, помог Катюше невредимой опуститься на землю.
   Потом она чуть не попала под автомобиль, расшалившись и не заметив, как выскочила с тротуара на дорогу…  Красная машина неслась навстречу, шофёр сразу ударил по тормозам, но всё равно сбил бы её… мать с криком рванулась за дочерью, но я, конечно, опередил её – ведь я всегда был возле Катюши… Мне пришлось заградить её собой, и оттолкнуть в сторону легковой автомобиль… он сделал  крутой вираж, перевернулся и ударился в столб… но, к счастью, водитель остался жив… – Ахиан умолк и понурил голову.
   Кадмиилу нужно было улетать, постараться догнать Ангела смерти, но он не мог оставить скорбящего Ахиана – ведь тот должен был с кем-то поделиться своей болью.
   – И вот потом… – тоскливо заговорил  он снова, – моя Катюша заболела. У неё было что-то с сердцем, врождённое... Её очень долго лечили, делали сложные операции, но она всё больше слабела. Я поддерживал в ней силы и не позволял болезни окончательно овладеть ею… Как она страдала, Кадмиил!.. Я, как мог, облегчал её боль и готов был бороться до последнего за её жизнь…
   Катина мама – мужественная женщина; несколько последних дней она была на ногах и бодрствовала ночи напролёт вместе со мной. Лекарства, уколы… Врачи уже и не скрывали, что дочь её обречена, что ничего нельзя поделать – она не верила им. И мне тоже не хотелось в это верить!
   Почему Катюша? Славная, добрая, ласковая девочка, никому в жизни не причинившая вреда? Она же ещё совсем ничего не успела в этом мире…
    Вместе с её матерью мы молились Создателю, умоляя Его совершить Чудо и исцелить Катерину. Но  Он не внял нашим мольбам…
   Сегодня к нам явился Азаил – Ангел смерти, и сказал, что срок настал. Сердце у меня было готово разорваться пополам, когда я понял, что никакой надежды не осталось, и нужно смириться с неизбежным… Я должен был повиноваться.  Единственное, что я мог   сделать – это не дать матери увидеть момент смерти дочери. Я погрузил её в сон…. и отступился от Катерины.
   Азаил приблизился к ней. Катюша была в забытьи. Он коснулся её лба Чёрным жезлом… и она испустила дух. Азаил опустил жезл на её сердце, и на серебряной звезде, венчающей жезл, вспыхнуло золото – маленький шар, душа моей девочки… он погрузил шар в чёрный сосуд и отлетел, оставив меня наедине с её телом… – Ахиан снова утёр рукавом набежавшие слёзы.
   – Я скорблю вместе с тобой… – тихо сказал Кадмиил, и Ахиан уткнулся мокрым лбом в его плечо.
   Кадмиил осторожно погладил его золотистые волосы на затылке и спросил:
   – Ты ещё долго будешь здесь?
   – Пока тело Катерины не будет предано земле… Я провожу её в последний путь и вернусь в свой Круг…
   – Мужайся, – сказал ему Кадмиил. – К сожалению,  я вынужден тебя покинуть, мой печальный друг. Я должен догнать Азаила, мне необходимо с ним поговорить.
   – Конечно, поспеши, – со вздохом согласился Ахиан, – Спасибо тебе, собрат, за разделённую со мной скорбь…
   Кадмиил ещё раз окинул глазами смертное ложе Катерины и оставил Ангела-Хранителя одного – оплакивать безвременную кончину девочки…

                . . .

       Он отправился в путь, вслед за Ангелом смерти, в ту сторону, где находилось Хранилище душ.  Доставленные туда, души должны были находиться там до наступления Страшного суда.
   Кадмиил потерял много времени, но не сожалел об этом, надеясь, что его сочувствие хоть отчасти уменьшит горе юного Ахиана. Но удастся ли ему теперь настичь Азаила?
   Лишь приблизительно он знал дорогу в Хранилище, потому что никогда ещё ему не приходилось бывать в этом месте. Уже отчаявшись, он подумал, что, видимо, всё-таки заблудился –  вокруг были незнакомые созвездия и даже Млечный Путь скрылся куда-то… Но вдруг далеко впереди показался силуэт, который был темней окружающего его мрака, и в то же время контуры его сияли ярче, чем близкие звёзды.
    – Азаил!!! – вскричал, приставляя ладони к губам рупором, Кадмиил. – Подожди, Азаил!
   Его плечи и спина совершенно онемели, крылья уже с трудом совершали взмахи, но Азаил, услышав зов, остановил свой полёт и, расправив крылья, обернулся, свободно паря.
   Из последних сил Кадмиил приблизился и произнёс слова приветствия. Подняв глаза, он впервые в жизни взглянул на Ангела смерти.
   Свет близкой жёлтой звезды освещал его. Архангел рисовал в своём воображении некоего монстра, наводящего ужас на окружающих… но Азаил был прекрасен, как все Ангелы.
   Его короткие пепельные кудри были украшены серебряной диадемой – обручем, в который были вплавлены драгоценные чёрные опалы. Чёрными были и его одежды – от узкого короткого камзола с серебряным шитьём на груди – до высоких, по колено, ботфорт. Длинный плащ за плечами сливался в темноте своими очертаниями с огромными крыльями, отливающими чёрным металлическим блеском. Жезл с шестиконечной звездой на конце был приторочен к поясу, точно кинжал, а в руках Азаил держал сосуд чёрного стекла, похожий очертаниями на древнюю амфору, но с плотно завинчивающейся крышкой. На сосуде была эмблема с письменами на древнейшем из Ангельских языков, и сквозь стенки поблескивало золото: душа умершей девочки…
Глаза Азаила и впрямь были бездонными, как Вселенная, лицо исполнено сурового спокойствия и неумолимости. От его одежд исходил едва заметный запах ладана.
   – Здравствуй, Кадмиил, – сказал он. Голос его был глубокий, низкий и властный. – Наша встреча не состоялась вовремя, потому что в последний момент сроки были перенесены. Тебя не успели предупредить.
   – Это неважно, – заметил Архангел. – Я тоже задержался… возле Ахиана.
   – Как он там? – помолчав, спросил Азаил. – Когда я забирал душу девочки, он вёл себя очень мужественно.
   – Я застал Ахиана, горько оплакивающим её.
   – Он утешится в своей печали. Это тяжёлый удар для него, но он был необходим, как урок. Неизвестно, чьим Хранителем он станет в следующий раз, а душа этой девочки, по крайней мере, попадёт в Рай – я в этом почти не сомневаюсь… Кадмиил,  тебе придётся стать моим сопровождающим до Хранилища душ – я должен попасть туда как можно скорее, а потом мы поговорим.
  – Как угодно, – Кадмиил склонил голову. – Я исполняю волю Езекииля.
   И они отправились в дальнейший полёт – Азаил впереди,  Кадмиил позади него, почти касаясь развевающихся пол длинного чёрного плаща Ангела смерти.
   …Врата Хранилища тоже охраняли два Херувима.  Кадмиил остановился в отдалении – ему пути туда не было. Увидев же Азаила – Херувимы расступились, опустив сверкающие мечи.
   Он произнёс несколько слов на том древнем языке, слова которого были запечатлены на рисунке его амфоры – и прикоснулся ладонью к Вратам. Тяжёлые кованые ворота легко распахнулись, точно от поворота ключа.
   Ангел смерти скрылся за ними, а сопровождающий его Архангел остался снаружи в ожидании.
   …Как теперь он относился к Азаилу – увидев, переговорив с ним, преодолев бок о бок огромное расстояние? Он больше не боялся предстоящего разговора и был готов выслушать всё, что Ангел смерти  сочтёт нужным сказать ему.
    Наконец  Азаил вышел из Врат Хранилища и, подойдя к Кадмиилу, молча указал ему на звёздную тропу, огибающую громаду Хранилища, предлагая следовать за ним.
   Они молча шли по изгибам призрачной тропы, подвешенной прямо в глубинах Космоса и не принадлежащей ни к одной из планет. Кадмиил не решался первым нарушить молчание, и  тогда это сделал Азаил:
   – Ты хочешь о чём-либо спросить меня? – он пытливо взглянул ему в лицо.
   – О многом. Но, прежде всего, о том – почему Езекииль дал мне этот совет – увидеться с Ангелом смерти? 
   – Потому, Кадмиил, что именно я был тем Ангелом, который унёс с собой душу твоей Лизы.
   Ноги Архангела сами собой подломились и он, пошатнувшись, остановился. Вихрь воспоминаний вновь с головой захлестнул его – воспоминаний и страшных картин, сменяющих одна другую. Тропа точно начала уходить из-под ног и мгновенная слабость охватила тело.
   – Присядь, – Азаил заметил, как побледнело лицо Кадмиила, и указал на высокий полупрозрачный валун, лежащий на дороге – осколок ли метеорита, остывшая капля взорвавшейся звезды?
   Сам он уселся прямо на тропу, свесив ноги в чёрных ботфортах вниз, в бездну пространства.
   – Да, я был тем Ангелом, который забрал душу твоей Лизы… и я был тем Ангелом, который стоял возле неё наготове, когда в первый раз она занесла перочинный нож над веной… Но в тот раз ты помешал мне, выхватил нож – и тогда Создатель запретил мне вмешиваться. Твоей Лизе решено было предоставить ещё один шанс. Шанс ей – и тебе.  Ты старался, Кадмиил. Ты сделал всё, что мог. Но она, в конце концов, предпочла то же решение – не жить, а уйти из жизни. Один раз ты отвёл её руку – и мой жезл вместе с ней. Но никому Создатель не даёт вторично такого же шанса. Поэтому во второй раз ты опоздал…
   Потрясённый, Кадмиил слушал его. Потом, словно пронзённый внезапной мыслью, спросил:
    – Так душа Лизы тоже сейчас там? В Хранилище? Рядом с душой умершей сегодня девочки?
    –Нет, – покачал головой Азаил, – душа Катерины – в Сокровищнице Хранилища – там, куда попадают невинные души. Её душа сияла золотом, когда я забирал её. Ты сам видел это сверкание.
   Душа же Лизы – там, куда попадают души всех самоубийц, и никогда не оказаться ей рядом с чистой невинной душой Катерины. Она была чёрной, душа Лизы, как сама земля – когда мой жезл раскрыл её сердце.
   Понимаешь ли ты эту разницу, Кадмиил? – Азаил внимательно глядел ему в лицо своими бездонными глазами. – Души самоубийц осуждают себя сами, заранее. Они и во временной жизни не хотели видеть Света, они погасли и для временной жизни, и для вечной. Они подняли руку на самый божественный дар, который был дан им – на дар собственной жизни… и если они отвергли её – должны ли они заслужить жизнь вечную?
   Азаил помолчал, потом заговорил снова, поскольку  его собеседник продолжал хранить безмолвие:
   – Знаешь ли ты, Кадмиил, какое это Чудо – субстанция души человеческой? Ведь жизнь – это то, что может быть создано только самим Творцом. Много веков люди бьются, изучают самые разные науки, учёные ставят тысячи опытов – пытаясь открыть секрет Жизни. Люди изобрели мощнейшие микроскопы, сумели заглянуть внутрь атомного ядра, смогли расщепить его… Они могут точно описать состав живой клетки, вывести формулу её ДНК… не могут добиться только одного – создать живую клетку,  добиться, чтобы она начала делиться, размножаться. Субстанция жизни, субстанция души – это то, чего не увидишь и в самый мощный микроскоп, не уловишь приборами, не создашь в самых комфортных лабораторных условиях. Это действительно – Чудо!
   А твоя Лиза попыталась перечеркнуть его перочинным ножом, точно небрежный рисунок – пером ручки… Рассуди, Кадмиил – и, может быть, ты перестанешь терзать себя понапрасну.
    –Ты во всём прав, Азаил… – глухо сказал Архангел, не поднимая глаз, – но ты забываешь – ведь это я подтолкнул её к этому чудовищному решению…
   – Нашёлся бы другой, не будь тебя. Она существовала на грани… Невозможно всю жизнь водить человека за руку, без конца удерживая от опрометчивых решений. Когда-то нужно начинать жить самостоятельно. Ты пытался научить её, но она не усвоила этого урока и не смогла перейти в следующий класс. Не все с этим справляются, и ничего здесь не поделаешь.
   Кадмиил молчал, впитывая всё услышанное, и Ангел смерти спросил:
   – Я ответил на все твои вопросы, или ты ещё что-то  хочешь знать?
   – Да, – Архангел с усилием поглядел в глаза Азаилу, – Скажи… тебе не страшно исполнять свою работу?
   – Много ума не надо – задать такой вопрос Ангелу смерти, – холодно отозвался Азаил, – А тебе никогда не приходило в голову спросить то же самое у Ангела-Хранителя? Ведь не каждому из них выпадает на долю охранять такое невинное дитя, каким была Катерина Ахиана. А если бы ему довелось хранить жизнь человеку недостойному? Тому, кто, следуя наущениям беса  и собственным склонностям – вырос в преступника? Насильника? Убийцу? Тогда как? Ведь дело Ангела-Хранителя – не судить, а охранять своего подопечного, кем бы он ни был.
   Не страшно это – как ты считаешь, Кадмиил? Каждую секунду находиться рядом, видеть каждое совершаемое деяние? Их служба, – понижая голос, сказал Азаил, – ничуть не более приятная и ничуть не менее тяжёлая, чем наша – служба Ангелов смерти…
    Кадмиил опустил голову, потом покаянно проговорил:
    –Твой упрёк совершенно справедлив. Прости меня – я заблуждался. К сожалению, эмоции и чувства у меня зачастую берут верх над разумом… Я благодарен тебе за эту беседу, ты помог мне многое понять.
   – Хорошо, если так, – Ангел смерти поднялся. – А теперь мне пора возвращаться к своей службе, а тебе – к своей. Служи спокойно, собрат.
    – Спасибо тебе, Азаил, – Архангел тоже поднялся.
    – Ну что ж. Тогда прощай, мне пора!
    – Прощай, собрат, – Кадмиил сделал прощальный поклон, и Ангел смерти первым покинул его.

                . . .

   Иоиль вызвал к себе Иосифа. Слегка встревоженный, он явился в резиденцию Главы Сил.
    Иоиль принял его в том самом зале, в котором проходило Испытание и, входя в зал, златокудрый Ангел огляделся, словно рассчитывал увидеть здесь Огненного Херувима.
    – Ты думал увидеть Езекииля? – догадался о его мыслях Иоиль, поднимаясь и садясь в кресло с высокой спинкой, стоящее на круглом постаменте.
   – Нет… – смутился Иосиф.
   – А он был здесь. Езекииль совсем недавно покинул наш Круг – и беседовали мы с ним о тебе.
   «Обо мне?» – Иосиф вскинул на него вопросительный взгляд.
   – Иди присядь, – предложил ему Иоиль, – мне нужно поговорить с тобой.
   Ангел сбивчиво проговорил слова благодарности и, приблизившись, опустился на ступень постамента.
   – Друг мой, – обратился к нему Глава Сил.  – Я хочу спросить у тебя вот что: ты тоскуешь о том Круге, из которого я тебя забрал? О своих прежних обязанностях?
   – Почему ты спрашиваешь, Иоиль? – растерянно проговорил Иосиф.
   – Потому что ты признался в этом Езекиилю раньше, чем мне.
   Золотоволосый Ангел понурил голову.
   – Я не вызывал у тебя достаточно доверия? – продолжал Иоиль, – понадобился весь проницающий дар Херувима, чтобы открыть твоё сердце?
   – Мне не на что жаловаться, – не поднимая глаз, сказал Иосиф. – Я люблю свою новую службу и восхищаюсь тем, как ты управляешь Силами… У меня не было повода приходить к тебе. А если временами грусть одолевала меня – разве я не имел на это права?
   – Грусть – это одно. А тоска по прежним обязанностям – совсем другое, – возразил Иоиль. – Неужто даже переход в Круги Второй Триады, повышение аж на три чина! – не заставили тебя перестать тосковать о твоём хоре?
   – Ты хочешь вернуть меня обратно? – горько спросил Иосиф.
   – А сам ты хочешь этого? – пытливо поинтересовался Глава Сил.
   – Нет! – ответил юный Ангел почти испуганно. – Мне не хочется покидать свой сектор и людей, с которыми меня столько связывает! Да, конечно, я понимаю, что по-прежнему недостаточно хорошо справляюсь со своими обязанностями…
   – Напротив, ты справляешься с ними прекрасно. Ты думаешь, дивноголосый собрат мой, я не раздумывал над возможностью и в своём Круге поручить тебе ежедневные проведения Служб? Раздумывал, Иосиф, уверяю тебя. Но откуда мне было знать – сумеешь ли ты нести бремя двойной работы? Общение с людьми отнимает много сил и времени – к тому же для тебя это было делом совсем новым, совершенно незнакомым. Я был уверен, что обязанностей тебе и так хватает с головой. А ты, оказывается, всё это время продолжал тосковать по своей прежней службе.
   – Но я не говорил этого Езекиилю! – воскликнул Иосиф.
   – Ты сомневался, что он увидит всё, что сокрыто на дне твоей души?
   – Не гневайся, Иоиль! – взмолился Ангел. – Я ведь не мог запретить себе думать…
   – Конечно, не мог, – согласился Глава, – и вина твоя не в помыслах, а в недостатке откровенности. И теперь я тебя спрашиваю: сможешь ли ты отныне совмещать эти два нелёгких дела: твою каждодневную работу на Земле, и проведение двух Служб – Утренней и Вечерней – здесь, в  Круге?
   Сердце Иосифа радостно забилось:
   – Ты не сердишься на меня, Иоиль? И не изгонишь меня из своего Круга?
   Тот усмехнулся:
   – У тебя слишком высокие покровители, собрат мой. Пожалуй, я не решусь этого сделать.
   –  О чём ты говоришь? – растерялся Иосиф.
   – Я задал тебе вопрос. И ещё не услышал на него ответа.
   – Я буду счастлив, если мне будет доверено проведение Служб!
   – Что-то я не заметил особого счастья в твоих глазах, когда недавно дал тебе такое поручение, – напомнил его собеседник.
   На глаза Иосифа навернулись слёзы.
   – Всё дело было в предстоящем Испытании, ты же знаешь, – прошептал он, – а не в том, что я не хотел выполнить твоё поручение…
   – Знаю. Это было первое, в чём ты раскаялся, общаясь с Езекиилем.
   – Он рассказал тебе… – пробормотал юный Ангел. 
   – Да. А ещё он рассказал мне о твоей мечте.
  Иосиф похолодел.
   – Я…  – начал он, запинаясь. – Я не буду больше думать об этом.
   – Совершенно напрасно, друг мой. Езекииль являлся, чтобы сообщить мне добрую весть: твоя мечта была донесена до слуха Всевышнего. И, учитывая безупречность твоей службы – в прежнем чине и в нынешнем, учитывая чистоту твоих помыслов, которой – Езекииль сам сказал мне об этом – он до сих пор не встречал ни у одного Ангела, –Создатель разрешил тебе побывать в Алмазном Круге.  С тем, чтобы ты мог увидеть и услышать всё, о чём столько времени мечтал.
   У Иосифа зашумело в ушах. Он медленно поднялся, расширив глаза и прижимая ладони к груди.
   – Это… п…правда? – дрогнувшими губами пролепетал он.
   – Истинная правда.
   Юный Ангел стоял неподвижно, точно оглушённый и окаменевший. Получив нагоняй от Иоиля – разве мог он предугадать, что вслед за этим на него обрушится столько благодеяний? Почётное предложение проводить Службы – и совершенно немыслимое,  непредставимое  счастье: попасть в Первый, Алмазный Круг…
    Потрясение было столь велико, что он не мог больше вымолвить ни слова.
   Иоиль заговорил снова, его голос стал твёрдым и назидательным:
   – Но ты должен понимать, Иосиф, что твоему вхождению в Круг должна предшествовать длительная подготовка. Честь, оказанная тебе – более, чем велика. Ни разу мне не доводилось слышать, чтобы Ангел из Второй Триады побывал в Первом Круге! Тем более если учесть, что до этого ты и вовсе служил в Восьмом.
   Поэтому тебе придётся долго готовить себя к этому событию, дабы совершенно очистить свою душу – пусть она у тебя и белее снега. Длительный пост и много, очень много молитв. В Алмазный Круг может попасть лишь абсолютно безгрешная душа…
   К своим обязанностям – в секторе, и в Богослужениях – ты вновь приступишь после того, как вернёшься из Первого Круга. До той поры твою работу на Земле возьмут на себя твои друзья – Кадмиил и Адриэл, – Иоиль помолчал, потом наставительно добавил: – И не думай, Иосиф, что теперь моё отношение к тебе станет более снисходительным. Напротив – спрос с тебя теперь будет куда строже! Обязанностей прибавится – прибавится и ответственности, будь готов к этому. И хотя тебе покровительствует сам Езекииль, и даже Отец оделил тебя самым пристальным вниманием – ближайшее твоё начальство – по-прежнему я. Так что нагоняи ещё будут – и не жди от меня пощады, если возгордишься тем, что побывал в Первом Круге!..
   Иосиф опустился на колени и склонился до земли, не смея ответить хоть слово.
    – Можешь идти, – услышал он и, поднявшись, вышел, не поднимая глаз.
   Он не видел, что Иоиль улыбался, ласково и чуть насмешливо, глядя ему вслед…

                . . .

   Для подготовки Иосифа к предстоящему событию, в уединённом месте Эмпирейского сада Иоиль воссоздал точную копию земной монашеской кельи.
  В ней была узкая деревянная кровать, маленький столик, несколько свечей, лампада с ладаном и даже распятие на стене. Библия и молитвенник, лежащие в единственном ящике стола – были скорее атрибутами, потому что Библию Иосиф и без того знал наизусть, а молитвы Ангельские были совсем другими…
   Освещалась келья днём через высокое узкое оконце, и ещё одно совсем маленькое окошечко находилось на двери.
   Оставляя здесь Иосифа одного, Иоиль сказал ему:
    – Раз в несколько дней я буду приходить исповедовать тебя. Последнюю исповедь примет Езекииль, он и будет сопровождать тебя до Алмазного Круга.
   И он вышел, закрыв дверь.
   …Несколько раз потом, приходя навестить Иосифа и заглядывая в келью через то самое малюсенькое оконце в двери, Иоиль неизменно заставал его коленопреклонённым и погружённым в молитвы. Иосиф не оборачивался даже когда Глава Сил входил в келью, оставляя в ней воду и свежие фрукты, к которым молящийся Ангел, впрочем, всё равно не притрагивался. Лишь Живая вода поддерживала его силы в это время. Все помыслы Иосифа были заняты молением, иной раз он не сразу отзывался и на зов Иоиля – очнувшись, он обращал к нему лицо лишь тогда, когда тот призывал его к исповеди.
   После этого Иоиль вновь уходил, чтобы не мешать Иосифу молиться.

   Иоиль много думал о нём… Некоторых вещей златокудрый Ангел не знал, ибо он и должен был находиться в неведении относительно их. Вовсе не случайно ему была оказана такая честь – войти, хоть и ненадолго, в Круг Первой  Триады, самый священный и близкий к Славе Создателя. Это было наградой за всё служение Ангела… ибо с кем бы из людей на Земле он не общался – все они в конце концов приходили к Богу… Все до единого! Вот и сейчас один юноша – питомец Иосифа – готовился к поступлению в Духовную Академию. Многие ли Ангелы могли представить Создателю такие плоды своей работы? Увы, нет. Юный вчерашний солист, не знающий ничего, кроме пения псалмов – справлялся с новой для него службой успешней, чем большинство его крылатых собратьев, куда более опытных…
   Почему же тогда Иоиль так строго обращался с ним? Не заслужил ли Иосиф более благосклонного отношения?
   Причина была одна. Иоиль поступал так для того, чтобы в душе юного Ангела не взошли опасные семена гордости.
   С тех пор, как произошло восстание Люцифера, которому также предшествовала непомерно возросшая гордость – это чувство справедливо считалось самым страшным в среде Ангелов. Иосиф, призванный Иоилем в Пятый Круг из Восьмого – не мог не возгордиться поначалу, но ростки гордости были быстро и умело выкорчеваны Главой Сил. Строгость Иоиля заставляла Иосифа очень серьёзно относиться к работе в секторе – и результаты этой работы были налицо.
   Накануне Иоиль осудил златокудрого Ангела за «недостаток откровенности». Но если бы Иосиф и впрямь пришёл к нему  с признанием, что тоскует по своей прежней работе – не видеть бы ему сейчас Алмазного Круга, как своих ушей.
   И отнюдь не сочувствие к «тяжести двойных обязанностей» так долго удерживало управляющего Силами Архангела от решения поручить Иосифу проведение Богослужений в своём Круге. Вернее, не только это. Кто бы сомневался, что Иосиф в любое время с радостью согласился бы на такое предложение?
   Но, призвав юного Ангела в Силы, лишив дивноголосого солиста той службы, которую он любил больше всего – Иоиль подвергал его испытанию. Сможет ли Иосиф отказаться от любимой работы – ради того, чтобы ещё более полно и преданно служить Создателю – но уже на другом посту? И это испытание, о существовании которого Иосиф даже не подозревал – он выдержал с блеском.
   Однако временами Иоиль сомневался – правильно ли он поступает с юным Ангелом, который так преданно и безупречно исполняет свой долг?
   Он поделился своими раздумьями и сомненьями с Езекиилем, но тот сказал:
   – Ты абсолютно верно всё делаешь, мудрый собрат мой. Не забывай: ты поставлен здесь Творцом, чтобы блюсти Ангельские души, а не беспокоиться о чьём-то самолюбии. Уверяю тебя – твой авторитет в глазах Иосифа непререкаем; ему и в голову не пришло ни разу помыслить о том, что ты, якобы, несправедлив  с ним.
   – Но разве не заслуживает он похвалы за отличную работу на Земле? Не слыша её – не чувствует ли он себя несчастным, недостойным? Это заставляет его вечно сомневаться в своих возможностях, считать, что он до сих пор недостаточно хорошо справляется со своими обязанностями…
   – И понуждает относиться к ним ещё более ответственно и серьёзно – разве не так? – подхватил Езекииль. – А самой лучшей наградой и похвалой будет для Иосифа то доверие, которое ты ему выкажешь, поручив ту работу, о которой мы с тобой договорились…
    Всего этого Иосиф, разумеется, не ведал. Для него Иоиль и впрямь был непогрешимым авторитетом, и он очень удивился бы, узнав, что Глава их Круга тоже бывает подвержен сомнениям в своей правоте, словно рядовой Ангел.

                . . .

     – Иосиф! – во второй раз воззвал Иоиль.
   Ангел открыл глаза и обернулся. Поднялся с колен.
   – Здравствуй, Иоиль, – склонил он голову.
   Глава Сил скользнул глазами по увядшим плодам в деревянной миске и с осуждением заметил:
   – Ты снова не ел? Нельзя же так, собрат! Пост постом, но пищу вкушать всё-таки нужно.
   – Я вовсе не хочу есть, – тихо возразил Иосиф.
   Иоиль нахмурил красиво изогнутые брови.
   – Может быть, ты думаешь уподобиться Серафиму? Всё равно не получится.
   – Я совсем не думал об этом.
   Глава Сил ощутил чувство, очень похожее на раздражение:
   – Ты хочешь совсем обессилеть? Путь в Алмазный Круг очень не близок, и тебе придётся проделать его самому, золотой колесницы, которая доставит тебя туда – не будет!
   Иосиф не отвечал, молча глядя на него. Он как-то неуловимо изменился за это время. Спокойным и невозмутимым стало лицо, глаза точно выросли на нём и сияли каким-то невыразимым внутренним светом. Никакой робости или неуверенности не осталось в его осанке.
   А Иоиль добавил:
   – Если ты не начнёшь снова принимать пищу – я отложу твою подготовку до поры-до времени… пока не сочту, что ты в силах выдержать это путешествие.
   – Иоиль, я очень благодарен тебе за заботу, – мягко произнёс Иосиф. – Но, поверь, беспокоишься ты напрасно. Мой организм не нуждается сейчас в пище… он не принимает её с того самого  дня, как я начал молиться. Но я вовсе не обессилел. Напротив… – после заминки золотоволосый Ангел неожиданно предложил: – Я могу показать тебе это, Иоиль – то, что сил у меня даже немного прибавилось… но только если ты не сочтёшь это за дерзость.
   – Если ты сможешь подняться над землёй хоть на пол-метра после десятидневной голодовки, я сочту это просто за чудо!
    Иосиф улыбнулся и пристально поглядел на него. В тот же миг Иоиль почувствовал, что какая-то сила, независимо от его собственной воли – оторвала его от пола и, подняв под невысокий потолок кельи – осторожно вернула на место…
   Он ошеломлённо взглянул на улыбающегося Иосифа, который даже не пошевелился.
   Иоиль в смятении молчал. Он понял, что вторгается в область, в которую не имеет права вторгаться. Ни его волнения, ни заботы, ни даже угрозы – уже не имели власти над Иосифом. Он явно лучше Главы Сил знал – что ему сейчас нужно, а что – нет.
    Перестав улыбаться, юный Ангел склонился в смиренном поклоне:
   – Прости меня, Иоиль.
   Тот подошёл к нему и принудил подняться. Осторожно погладил ладонью золотые волосы и тепло сказал:
    – Нет, это ты прости меня, мой юный друг. Я больше не буду мешать… Но могу я чем-то помочь тебе?
    – Конечно, – Иосиф поднял на него лучистые глаза. – Помолись за меня, когда я отправлюсь в путь…

                . . .

    ...После бесконечно долгой дороги Езекииль и Иосиф достигли Кругов Первой Триады.
На границе Круга Престолов их встретил Даниил. Оба Ангела опустились в Круг, и Даниил, с улыбкой обняв Иосифа, сказал лишь:
   – Я очень рад за тебя, преемник…
   Ибо история Даниила была во многом схожа с историей юного Ангела: Даниил был призван в Престолы из чина Сил, и это казалось почти невероятным в Ангельских Кругах – где каждый обязан был служить в том чине, в котором и был сотворён. Но если невероятной выглядела история Даниила – что же тогда говорить об Иосифе, совершавшем путешествие из Восьмого Круга – в Первый?
   Но ведь для Творца нет ничего невозможного…
   – Ты, должно быть, очень устал, – продолжал Даниил, обращаясь к Иосифу, – ведь путь был очень неблизкий. Отдохни здесь, в Круге Престолов.
   Кротко улыбнувшись, тот опустил глаза:
   –  Отец продолжает испытывать меня? Недавно Он вложил в уста Иоиля предложение, чтобы я перестал поститься… Теперь твоими устами Он убеждает меня отдохнуть, отложить моё прибытие в Алмазный Круг. Но, даже обращаясь к людям, Христос сказал:
«Никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия».
    Разве не так, Даниил? Я с радостью воспользуюсь твоим приглашением – но только на обратном пути.
   Даниил с Езекиилем переглянулись. Положительно, Иосиф словно повзрослел за последнее время, возмужал, стал мудрее.
   – Ну что ж, –  сказал Даниил, –  тогда – счастливого пути! Рад буду увидеть тебя, когда ты вернёшься.
   И два Ангела снова взвились в воздух и отправились в путь, не приземляясь уже до тех пор, пока не долетели до последней границы Второго Круга. Здесь Езекииль сделал Иосифу знак снижаться.
   Круг Херувимов был весь залит Светом – чистым, янтарно-золотым, льющимся сверху, из Алмазного Круга. Не удивительно, подумал Иосиф, что в глазах Езекииля, в зрачках его, живёт золотое пламя – здесь сам воздух был пропитан энергией…
   Он не видел поблизости никаких построек, садов – возможно, всё это скрывалось в светящемся тумане – но, скорее всего, юный Ангел ничего бы и не заметил, потому что внимание его мгновенно было поглощено поразительнейшим сооружением…
   Гигантская золотая лестница уходила ввысь и скрывалась там, в светлейшей лазури. Шириной она была около трёх метров, с высокими ступенями и перилами. Но вступить на неё не мог ни один Ангел, потому что подножие лестницы было охвачено ало-золотым Очистительным Огнём, а вкруг Огня, дополнительно преграждая путь, стояли семь Огненных Херувимов с пылающими мечами. Их крылья соприкасались, лица были суровыми и грозными, за их спинами высоко взметались языки Огня.
   С невольным трепетом Иосиф взирал на это величественное зрелище, на эту неприступную преграду, отделявшую его от золотой лестницы; и, наконец дрогнувшим голосом, но без страха спросил Езекииля:
   – Это – последнее испытание? Я всё-таки должен буду пройти через Очистительный Огонь?
   – Я отвечу «нет» на оба вопроса. Очистительный Огонь не коснётся твоих крыльев, я уже говорил тебе об этом. И это – не последнее испытание, Иосиф…
   С этими словами Езекииль громко сказал несколько слов на языке Херувимов, и они расступились в стороны. Потом Езекииль, ударив жезлом в землю, приказал  что-то Очистительному Огню – и ревущее пламя вдруг взметнулось – не погаснув, но образовав посередине узкий, словно стрельчатая арка, проход.
    Езекииль обернулся к Иосифу:
   – Собрат, ты можешь подняться в Алмазный Круг – потому что такова воля Создателя. Только возьми вот это, – он протянул Ангелу маленькую золотую коробочку.
   – В ней, – сказал он, когда Иосиф принял её в руки, – находится бальзам. Когда приблизишься к верхней площадке лестницы – смажь этим бальзамом глаза, иначе сияние Славы Творца ослепит тебя…
  Езекииль помолчал, и что-то неизъяснимое было в его глазах, обращённых на своего спутника, когда он закончил:
   – Ты увидишь то, чего не видели взоры ни одного Ангела… но помни – действие бальзама длится очень недолго, и, как только оно закончится – ты должен будешь тотчас же покинуть Круг.
   Иосиф склонился в знак согласия, прижимая к сердцу драгоценный бальзам.
   – Входи! – Езекииль отступил, и Иосиф медленно шагнул в узкий проход, под ревущий и полыхающий свод Очистительного Огня. Его мгновенно обдало жаром со всех сторон, и он невольно зажмурился, сделав пару шагов вслепую. А когда открыл глаза – Огонь вдруг оказался далеко позади, перед ним возвышалось подножие золотой лестницы.

                . . .

   …Он поднимался по сверкающим ступеням очень долго. Полыхание Огня давно скрылось, и по-прежнему не было видно окончания этой гигантской лестницы. Странный звон закладывал ему уши. Скоро, скоро сквозь этот звон должны раздаться волшебные звуки пения Серафимов…
   Иосиф думал о свой странной, непостижимой судьбе. Его невероятная, невозможная мечта исполнялась. Почему? За какие заслуги такую почесть, такую милость оказывал ему Отец? Ангел взглянул на золотую коробочку в своей руке. Дивный бальзам, который позволит ему узреть Божественный лик Отца… бальзам, подобный тому брению, которое, нанесённое рукой Христа, вернуло зрение слепцу…
    Интересно, нуждаются ли глаза Серафимов в подобном бальзаме?
    И тут вдруг Иосиф почувствовал себя неуютно. Даже Серафимы, несущие свою неусыпную Службу в Алмазном Круге, у Престола Создателя – закрывают свои лица сенью крыл…
    Разве он, Иосиф – чище этих Пречистых Серафимов?! Почему ему позволено сделать то, на что не осмеливаются и Серафимы?..
   Архангел растерянно остановился посередине лестницы. Должен ли он дерзнуть воспользоваться этим бальзамом? Или нет?
   «Это – не последнее испытание», –  сказал ему Езекииль.
 Так может быть… последним испытанием будет это вхождение в Круг?
      Мысли вихрем закружились у него в голове.  Иосиф почувствовал, что теряет почву под ногами. До этой секунды никаких сомнений у него не было: ведь он исполнял волю Создателя. А сейчас он подумал: верно ли ему удалось истолковать эту волю?
     Что будет большей дерзостью: взглянуть в лицо Богу – или удержаться от этого, даже если ему предоставлена такая  возможность? И не последнего ли в действительности ждёт от него Отец?
   Юный Ангел чувствовал, что слёзы застилают ему глаза.  Он не знал, на что ему решиться. И не было в эти минуты никого рядом, с кем он мог бы посоветоваться.
   Больше такого шанса не будет. Никогда он не войдёт потом в Алмазный Круг. Долгая подготовка, пост, бессонные молитвенные бдения… и он так и не должен увидеть чуда, о котором столько времени грезил? Да полно – прав ли он?!
   Нарушит или исполнит он волю Создателя, взглянув в Его лик?
   «Нет, – наконец, после мучительных раздумий, понял Иосиф, – я не могу. Я не должен делать этого, не имею права…»
   «Даже я, – сказал Езекииль, – никогда не был в Алмазном Круге – а ведь моё служение обычно проходит во Втором…»
   «Я войду в Круг, – убеждённо  сказал себе златокудрый Ангел, – войду, ибо так повелел мне Создатель. Я услышу пение прославляющие Его Серафимов… Но я паду ниц и не стану поднимать глаз. Я никогда не увижу этого…»
  И ему стало легче на душе, когда он принял это решение.
               
                ---------

                Февраль-март 2002г.
   



   
   

   
 
   
 
   




                .