Дежурный Ангел. часть первая

               
               

                Дежурный Ангел мне явился в ночь…               
                песня   
             
               
   Адриэл бесшумно опустился на балкон и коснулся рукой нимба.  Тогда плачущая девушка его увидела и, вскрикнув от неожиданности, испугано отшатнулась. Потом медленно осела на стоящий сзади стул.
   – Я испугал тебя? – мягко спросил её пришелец; его голос звучал, как музыка флейты.
   – Ты… Ангел? – потрясённо вымолвила девушка.
   – Ты не ошиблась.
   Она молчала, широко раскрытыми глазами глядя на посланника Неба. Высокий, он стоял перед ней, и в мягких ниспадающих складках белоснежного хитона терялась его фигура. В полумраке поздних июньских сумерек он казался освещённым изнутри.
   Светлые шелковистые волосы обрамляли его безукоризненно прекрасное лицо и источали кружащий голову, божественный аромат. Нельзя было бы с полной уверенностью сказать, какое начало заключалось в этом лице – женское или мужское, но было в нём что-то неуловимое, сразу указующее: то не человеческий лик, то лик Ангела. Чуть ли иной разрез глаз – огромных, удлиненных, синих – синее расстилающегося над ними Неба? Отблеск, который бросал на это лицо сверкающий над головой нимб? Целомудрие и спокойствие были разлиты на нём, говорящие о кротости и святости.
   За плечами Ангела росли большие, белые, как у лебедя, крылья, пушистые пёрышки на которых подрагивали от прикосновения лёгкого ветерка.
   – Но ведь этого не может быть! – наконец проговорила девушка.
   Адриэл не стал спорить. Он попросил:
   – Назови мне своё имя.
   – Меня зовут Мария...
   – Почему ты плакала, Мария? – он слегка склонил голову на бок. Твои слёзы показались мне безутешными и очень горькими. Что расстроило тебя так сильно?
    Девушка в замешательстве провела рукой по своим растрепавшимся тёмным волосам; потом поднялась и зябко повела плечами в лёгком халатике, хотя было совсем тепло.
   – Но зачем ты спрашиваешь? – растерянно проговорила она, стирая слёзы с бледных щёк.
   – Поведай мне о своей печали. Не бойся, – настаивал Адриэл.
   – Я не боюсь, но… разве жителей Неба беспокоят печали смертных? – спросила она с глубоким вздохом.
   – Ещё как беспокоят. Я здесь, чтобы нести утешение страждущим. Я хочу помочь тебе.
    Мария снова вздохнула. Потом оперлась о перила и стала смотреть вниз, на погружённую в синие сумерки улицу. Небесный посланник терпеливо ждал.
   Помолчав, девушка тоскливо сказала:
    – Чем же ты мне поможешь? Я… люблю одного человека.
    – И, кажется, очень сильно?
   – Очень… Но эта любовь – несчастная, потому что она… – Мария запнулась.
   – Безнадёжная? – спросил Ангел.
   – Нет, к сожалению, не безнадёжная… и от этого ещё тяжелей.
   – Что же тяжелей безнадёжной любви?
   – Тяжелей любовь… грешная, – сделав над собой усилие, призналась Мария.
   – Вот как, – заметил Ангел и умолк, явно ожидая продолжения.
   – Понимаешь… – срывающимся голосом начала девушка, – Когда мы с ним познакомились, это было просто как вспышка молнии! Такое мгновенное узнавание, когда сразу понимаешь, что вы с этим человеком созданы друг для друга. Нам даже не нужно было говорить, зачастую мы отгадывали мысли друг друга… Я никогда не чувствовала прежде, чтобы кто-то был мне настолько родным! Казалось, что это сон, волшебная сказка. Мы расставались, и тут же начинали дико тосковать друг по другу. Я не могла без него, совсем не могла… я и сейчас не могу… – Мария опять спрятала лицо в ладони, глуша судорожные всхлипывания.
  – Ну не надо… – тихо сказал Адриэл, – Ведь так я никогда не услышу, что было дальше.
  – Дальше? – девушка оторвала руки от красных заплаканных глаз, – Мы встречались два месяца… Два месяца моего сумасшедшего счастья. А дальше была катастрофа… потому что он признался мне, что женат и у него есть ребёнок… Но что, только встретив меня, он понял – какой бывает настоящая любовь, и как выглядит она – та самая его «половинка»…
     У меня был шок. Сначала я ничего не могла говорить, а потом началась истерика, прямо на улице… я то рыдала, то начинала смеяться… Он испугался, вызвал такси, отвёз меня домой… – губы девушки дрожали и кривились.
    Ангел поднял руку и провёл ладонью по воздуху, сверху вниз, медленно, напротив лица Марии, но не касаясь его. И она вдруг почувствовала, что слёзы на глазах высохли, разжался спазм, сжимающий горло, ей стало легче дышать.
   Она изумлённо поглядела на небесного гостя.
   – Пожалуйста, закончи свою историю, – попросил он мягко.
   – Да, хорошо, – сказала она в замешательстве. – В общем, я поняла, что мне нужно сразу же расстаться с ним… исключить из своей жизни, может быть, возненавидеть за то, что он меня обманул… но я не могла. Он умолял меня, чтобы я его простила, говорил, что наша встреча на него тоже обрушилась внезапно,  он и думать не мог вначале, что всё зайдёт так далеко и что такое вообще может произойти в его жизни. Говорил, что любит меня так, как никогда никого не любил и, наверное, никогда не сможет больше полюбить…Что виноват передо мной, да… но как быть, если мы встретились слишком поздно… Говорил, что хочет быть только со мной – но не может оставить свою жену, своего ребёнка… – девушка тяжело вздохнула и замолчала.  Потом подняла на Ангела глаза, полные глубокой тоски, и призналась:  – Я не знаю, что мне делать…
    – А вы встречались ещё, после той истории? – спросил он.
    – Нет… – печально сказала Мария.  – Он признался во всём неделю назад, и с тех пор беспрерывно звонит мне, просит прощения и хочет приехать. Но я не отвечаю на звонки. Потому что знаю – если увижу его снова – не смогу устоять… Я не отвечаю, но сердце моё разрывается от боли. Так много всего сразу поднимается в душе! Он меня обманул… но, может быть, нет? В самом деле, разве кто-то виноват в том, что мы встретились слишком поздно? Я чувствую, что он любит меня, любит по-настоящему. Он запутался в двух женщинах, но как я могу желать, чтобы он оставил ту, с которой его связала судьба? Нет, нет, я не хочу разрушать чужие судьбы!..
   – Всё верно, Мария, – негромко сказал Ангел, – и любовь вашу ты тоже назвала верно…
Но ведь вина за всё лежит на этом человеке, не на тебе. Это он предал своих близких, не смог устоять перед искушением...
    – Что? – потрясённо выговорила девушка, – Искушением? По-твоему, я была для него просто искушением?
    – В некотором смысле – да.  Ты никогда не думала об этом? Что невольно стала способом проверить силу его чувств, его верности... Да, эта встреча, вспыхнувшая между вами взаимность для него тоже могла стать внезапной неожиданностью. Однако ты была в неведении, но он-то нет.
   – Да, наверное… но мне от этого не легче.
   – Ты говорила, что хотела  возненавидеть его, но не смогла. И это прекрасно… потому что ненависть разрушает сердце и тем более не приносит облегчения.
   – А я порой всё равно думаю… не могу не думать, – во внезапном порыве призналась она посланнику Неба. – А что, если мы с ним действительно созданы друг для друга? Если мы понимаем друг друга с полувзгляда – то почему не можем быть вместе?! Я же всё равно люблю, люблю его! Что, если ошибкой была не наша встреча, а его встреча с той, первой девушкой? Почему, ну почему я должна отказываться от своего счастья?
   – Да потому, что своего счастья на несчастье другого не построишь… Если ты так поступишь – никогда не будет тебе покоя. У тебя благородная и великодушная душа, Мария, я же вижу. И сколько бы ты не заставляла молчать свою совесть, она всё равно  будет обвинять тебя, напоминая об истине… Совесть – это голос твоей души, подаренной Всемогущим, и поэтому она не может лгать и заблуждаться.
   – Значит, я окончательно должна расстаться с тем, кого так люблю? – её голос снова дрожал от слёз.
   – Но ты уже сделала это… и не должна колебаться, – убеждённо  сказал Адриэл. – Да, разрыв – это всегда страдание, но страдание сделает тебя сильнее. Ты – человек с очень чистым сердцем, и если совесть не будет упрекать тебя, ты сумеешь утешиться в своей печали… Испроси в молитве помощи о Того, кто  превыше нас всех, и Он непременно поможет тебе, исцелит твою боль…
    Девушка молчала, глотая слёзы. Невысказанные слова и невыраженные чувства переполняли её.
   – Как тяжело расставаться со своей мечтой… с последней надеждой, –  наконец с трудом вымолвила она.
   Адриэл провёл ладонью по её рассыпавшимся в беспорядке волосам. Это было похоже на прикосновение прохладного ветра.
   – Вытри глаза, Мария… Ты многое испытала и многое вынесла... но самое главное – это то, что ты сумела не огрубеть сердцем. И это значит, что оно будет открыто для нового чувства, когда оно придёт к тебе. А оно непременно придёт!
   – Спасибо тебе, прекрасный Ангел… – сказала девушка грустно, – Мне горько сейчас, но в то же время стало легче. Ты разрешил сомнения, которые меня терзали и теперь я знаю, что поступила правильно.
   – Я ещё вернусь к тебе, – пообещал Адриэл, – я буду посылать тебе крепкий, спокойный сон. Но окончательно исцелит твои раны только время.
   – Ты помог мне лучше понять себя.
   – Если так, то я рад. Всё будет хорошо, ты должна мне верить. Ложись спать и постарайся не плакать больше.
   – Спасибо… – повторила она.
   Адриэл улыбнулся, и эта улыбка ещё ярче осветила его дивное лицо. Он пожелал ей спокойного сна, потом склонился в лёгком поклоне, коснулся рукой нимба и словно бы растворился в воздухе.

                . . .

   Невидимый и бесшумный, он летел вдоль длинного строя многоэтажных домов. Приближалась полночь, и окна гасли одно за другим. Адриэл прислушивался, ища тех людей, в чьих сердцах таилась тревога; тех, кому тягостные думы мешали заснуть.
Он вспоминал недавнего своего собеседника…

    Парень мучался с сильнейшего похмелья. На него самого и на его комнату было жалко смотреть – словно бы помятый, обросший хозяин в окружении грязной посуды, объедков, окурков, плесени, бутылок… Маленькую комнатку с выцветшими обоями  и  облезлой мебелью наполнял отвратительный запах какой-то кислятины. Это печальное жилище освещала пыльная разбитая люстра.
   Адриэл коснулся рукой нимба и подавил тяжёлый вздох. Он был полон сострадания и сочувствия ко всем людям, но долгий опыт общения с ними подсказывал ему, что разговор сейчас будет нелёгким и, возможно, не сразу он принесёт плоды…
   Парень поднял голову со стола, покрытого вязкими пятнами пролитого вина, и мутными глазами воззрился на гостя.
   – Вот-те раз… – пробормотал он, – а говорят, обычно черти с рогами мерещатся.
   Адриэл слегка побледнел, но остался бесстрастным.
   – Ты хотел бы увидеть их вместо меня? – спросил он спокойно. – У тебя пока ещё не белая горячка, но до неё тебе уже недалеко, судя по всему.
   Парень схватился за голову и поморщился:
   – Оо-ох… раскалывается, будто кто огненным молотком лупит…
   – Тебе ещё не надоела такая жизнь? Оглянись вокруг себя – такое существование свиньям подобает, а не людям.
   – Надо же, какая совестливая галлюцинация… – он поморщился, – вот дьявол, и полечиться нечем!
   Адриэл стиснул зубы и шагнул к нему ближе.
   – Дьявол своё дело уже сделал. Не пора ли тебе перестать идти у него на поводу?
Посмотри, во что ты превратился, а ведь тебе наверняка ещё не больше тридцати!
   – Не для кого мне прихорашиваться, – мрачно сказал парень, – мои предки в земле, жена в объятиях другого, а друзьям я и такой хорош.
   – То, что твоя жена в объятиях другого, меня не сильно удивляет… Когда ты в зеркало на себя смотрел в последний раз?
   – Слушай, отстань, а?! Положил я на всё, тебе ясно? Это моя жизнь, как хочу, так и живу! И никто не звал тебя сюда с твоими моралями!
   – Я не допущу, чтобы ты жил, опускаясь и деградируя у меня на глазах, – заявил Ангел, –Ты не для того родился, чтобы прожить часть отпущенных тебе лет и утопить остальные в вине! Я не позволю, чтобы в твоём лице искажался образ Того, кто тебя создал.
   – Плевал я на всё! Вынесут завтра вперёд ногами – будет ещё лучше.
   – Лучше не будет. Но тогда будет уже поздно, это точно.
  Парень снова застонал и вцепился в волосы обеими руками:
   – Уйди, слушай. Без тебя тошно…
   – Не уйду. Тебе придётся выслушать меня рано или поздно, потому что я буду являться к тебе каждый день.
   – Так ты всё-таки – моя галлюцинация? – криво усмехнулся хозяин комнаты.
   – Можешь считать меня кем угодно. Я не дам тебе покоя, если покоем ты называешь забытьё в винных парах.
   – Достал ты меня уже!
   – Ещё нет, – возразил Ангел. – Это только самое начало…
   Он шагнул к парню и коснулся ладонью его спутавшихся, давно не мытых волос. Тот сделал было досадливое движение,  чтобы высвободиться… и вдруг замер. Глаза его расширились, и он ощупал голову, словно не веря. В изумлении уставился на своего неожиданного гостя.
   – Легче стало? – спокойно спросил Адриэл, – Теперь понимаешь, что я – не галлюцинация?
   Тот только сглотнул и кивнул. Потрясённое выражение не сходило с его лица.
   – А теперь поговорим. Но учти – если ты не хочешь разговаривать, я вполне могу вернуть боль на место…
                . . .

   …Адриэл увидел свет ночника в одном окне и оставил свои воспоминания. В комнате в детской кроватке не спал ребёнок. Адриэл проник в комнату и, вернув себе видимость, склонился над малышом.
   Мальчик лет четырёх-пяти смотрел на него с любопытством и без страха.
   – Ты кто? – спросил он.
   – Я – Ангел, – ответил Адриэл.
   Мальчик рассудительно ответил:
   – Мне бабушка говорила, что у каждого человека слева – чёрт, а справа – Ангел. Поэтому плевать надо через левое плечо.
   Адриэл улыбнулся.
   – Почему ты не спишь?
   – Я боюсь темноты, – признался малыш, – я жду маму.
   – А где она?
   – На работе. Она придёт ночью.
   – Разве ты один дома?
   – Нет, бабушка спит в той комнате. Но она мне говорит, что темноты стыдно бояться.
   – Конечно, стыдно, – согласился Адриэл, – Во-первых, ты уже совсем большой, а во-вторых – в темноте же никого нет. Чего тогда бояться?
   – Я вспоминаю страшные сказки, и мне страшно, – признался мальчик.
   – Зачем же ты слушаешь страшные сказки? – укоризненно спросил Ангел.
   Его маленький собеседник вздохнул:
   – Они интересные.
   – Есть много интересных сказок, и совсем не страшных. Хочешь, я расскажу тебе одну?
   Мальчик закивал и завозился в постели, устраиваясь поудобнее.
   – Подарить тебе небесную розу? – предложил Адриэл, – Я принесу её, когда прилечу в следующий раз. Она будет светиться в темноте, как маленькая звёздочка, и ты никогда больше не будешь бояться темноты.
   – Правда, ты подаришь? – обрадовался мальчик.
   – Да, конечно, – пообещал Ангел, укрыл малыша одеялом и принялся рассказывать ему сказку.

   «На большой поляне росли два дерева – Берёза и Клён. Каждое утро, когда восходило Солнце, на заре прилетала чудесная Жар-птица и садилась отдыхать на ветвях Берёзы. На ветви Клёна она не садилась никогда. Клён обижался, грустил и завидовал Берёзе, и однажды спросил у неё:
   – Скажи, Берёза, почему Жар-птица на твои ветви садится, а на мои – нет?
   – Это потому, что я знаю волшебные слова, – ответила Берёза, – когда я произношу их – они звучат, как песня. Жар-птица слышит её и опускается отдохнуть после долгого полёта.
   – А какие это слова?
   – Я не могу открыть их тебе. Не потому, что мне жалко – но потому, что, если ты услышишь их от меня – они не будут иметь никакой силы. Ты сам должен найти эти слова.
   – Как же я их найду? – удивился Клён.
   – Прислушайся к своему сердцу! Эти слова звучат там, и ты непременно услышишь их, если захочешь.
   Весь день Клён думал над тем, что сказала ему Берёза, но так и не догадался ни о чём.
   К вечеру пошёл Дождь, и Клён спросил у него:
   – Дождик, ты не знаешь – какие волшебные слова нужно сказать, чтобы Жар-птица опустилась на мои ветви?
   – Прислушайся к своему сердцу – и услышишь их! – прошелестел Дождь.
   Наступила ночь и подул Ветер.
   – Ветер, Ветер! – позвал Клён. – Ты везде летаешь, ты всё знаешь. Скажи мне, пожалуйста – какие волшебные слова нужно сказать, чтобы Жар-птица присела отдохнуть на мои ветви?
   – Прислушайся к своему сердцу! – прошумел Ветер и улетел.
   Тучи разошлись, и между   ними выглянула полная Луна.
   – О Луна, царица Ночи! – взмолился Клён. – Пожалуйста, скажи мне – какие слова я должен произнести, чтобы Жар-птица опустилась на мои ветви?
   – Загляни в своё сердце – и ты найдёшь их там, – ответила Луна.
   Так пошло много дней. Клён не нашёл ответа на свой вопрос. Каждое утро он с грустью видел, как чудесная сияющая, точно Солнце, Жар-птица снова опускается на ветви его соседки Берёзы – и не знал, что ему делать.
   Однажды на рассвете пошёл дождь, и Жар-птица не прилетела. А когда дождь кончился – Клён услышал, как кто-то тихо и безутешно плачет. Он взглянул – и увидел сидящую под его стволом маленькую девочку. На её голове был венок из промокших цветов, а сзади к венку крепились разноцветные ленточки.
   – Почему ты плачешь, девочка? – спросил её Клён.
   – Я не девочка, я – Радуга, – ответила она. – Когда я заснула – кто-то украл зелёную ленточку из моего венка, теперь у меня нет зелёной краски – и я не могу раскинуться над этой поляной семицветным коромыслом… не смогу уже никогда! – и она снова расплакалась.
   – Не надо, не плачь, – сказал Клён, – если тебе нужна зелёная краска – возьми краску моих листьев. Они ведь достаточно зелёные?
   Радуга вытерла глаза и удивлённо поглядела на него.
   – И тебе не жалко? – спросила она, – Ведь если я заберу у тебя зелёную краску – твои листья сразу же пожелтеют, засохнут и опадут. А сейчас лето! Как же ты будешь стоять с голыми ветвями, когда все деревья вокруг утопают в зелени?
   – Что ж, пусть будет так. Лишь бы ты не плакала – и продолжала радовать всех чудесными переливами своих цветов. Лучше я останусь без листьев – чем этот мир без Радуги. Бери мою краску! Мне совсем не жалко...
   – Спасибо тебе, благородный Клён! – воскликнула девочка. Она поднялась, подошла к дереву и обняла его за ствол. Попросила: – Пожалуйста, прости меня…
   С этими словами она дотронулась ладонями до ближайших кленовых листьев – и тотчас же зелёнь их стала блёкнуть, словно смываемая потоками воды. Через несколько минут листья пожелтели, съёжились и стали один за другим с тихим шуршанием падать вниз. И скоро Клён остался стоять совсем голым, – точно уже наступила зима.
   А девочка взмахнула руками – и исчезла. В разрыве туч показалось восходящее Солнце – и над поляной крутым мостиком выгнулась семицветная красавица-Радуга. С грустью и радостью Клён смотрел на неё – а Радуга, повисев совсем недолго – вдруг свернулась в сверкающий шар, и через мгновение этот шар превратился в Жар-птицу.
   Покружив в воздухе, она опустилась на голую ветку Клёна и сказала:
   – Ну, вот ты и нашёл волшебные слова. И слова эти – Сострадание и Любовь.
   – Но я ведь не поизносил этих слов! – изумился Клён.
   – Зато их произнесло твоё сердце, – ответила Жар-птица, – только Сострадание и Любовь, звучащие в твоём сердце, помогли тебе совершить этот поступок. Ты пожертвовал своей красотой, чтобы утешить других, доставить им радость – и сделал это с чистой душой. Не печалься, великодушный Клён.
   Жар-птица запела – и, повинуясь этой песне, на ветках Клёна набухли свежие почки, из них развернулись молодые листья – и вскоре крона дерева стала такой же пышной, зелёной и кудрявой, какой и была прежде…»

    Адриэл умолк, взглянул на мальчика и улыбнулся. Тот крепко спал и, наверное, видел во сне развесистый Клён с поющей на нём золотой Жар-птицей…

                . . .

   Ночь подходила к концу. На востоке забрезжил рассвет, и некоторые окна стали зажигаться, хотя большинство людей ещё крепко ещё крепко спали: предрассветный сон – самый глубокий. Дежурство   Адриэла закончилось, и он возвращался в свою обитель – Эмпирей, Небесный Рай, спеша встретиться с собратьями. Сторожевые Херувимы, охранявшие золотые Райские Врата, приветствовали его, возвращавшегося с далёкой Земли…
   Кадмиил и Иосиф ждали Адриэла в саду. Юный Иосиф пылко рассказывал умудрённому опытом Кадмиилу о сегодняшней ночи, о своём сожалении, что пока не всё у него получается, как хотелось бы, о готовности и горячем желании  нести людям Добро, помогая всем, кто в этом нуждается…
   Адриэл невольно улыбнулся, слушая златокудрого Ангела. Его радовала эта пылкость, искреннее стремление творить добрые дела, наивная мечтательность. Но слушатель Иосифа оставался невозмутимым. Опустив веки, Кадмиил иногда лишь кивал и перебирал пальцами струны кифары, с которой был неразлучен.
   Адриэл подошёл к ним со словами приветствия, и Иосиф вскочил со скамейки, потому что, поглощённый своим восторгом, только сейчас заметил его.
   – Адриэл, я не видел тебя. Ты устал? Как прошло дежурство?
   – Как обычно, Иосиф.
   – О нет! – нетерпеливо возразил юный Ангел. – Оно не может быть обычным. Все ночи необыкновенны! Мы встречаем разных людей, и у многих – такие сложные судьбы, и каждому нужно помочь, каждого успокоить, утешить…
   – Ты, конечно же, прав, – пряча улыбку, согласился Адриэл и присел на скамейку рядом с Кадмиилом. – Ты странно задумчив, мой друг, – обратился он к нему, – могу ли я попросить тебя что-нибудь сыграть нам с Иосифом?
   – Да-да, пожалуйста! – горячо поддержал его тот.
   Кадмиил кивнул, и чудесная, звучная, полная нежности мелодия полилась из-под его пальцев. Она наполняла душу радостью и блаженством, казалось, что эта музыка заполняет собой пространство,   пропитывая его светом и восторгом.
   Восхищённый Иосиф вдруг посветлевшими глазами смотрел вокруг. На золотые яблоки Райского сада, на буйную его роскошь, гирлянды цветов самых нежных и прекрасных оттенков, образующие вокруг живые арки и источающие головокружительный аромат; на шелест далёких водопадов, на птиц алканост и гамаюн, распевающих среди крон Деревьев Жизни, на радугу, переливающуюся в небе от края до края. На каменные мостики и ажурные беседки, утопающие в изумрудной зелени, на полупрозрачных золотых стрекоз, кружащих в воздухе, точно танцуя вальс... Всё это слышалось, угадывалось в мелодии Кадмиила, рождённой этим садом, этим Райским местом – величие Творца, Его умение творить Красоту, Его могущество и всеобъемлющая, бескрайняя, бесконечная Любовь к Своим созданиям.
   – О, как жаль, что я не обладаю таким Божественным даром, как ты, Кадмиил! – искренне сожалел Иосиф после того, как Ангел закончил играть и слушатели горячо поблагодарили его за доставленную радость, – Он так бы пригодился мне в моих беседах...
   – Это не так уж необходимо, – возразил Кадмиил. – То есть, – сразу же поправился он, – я хотел сказать – это совсем не обязательно. Не так уж часто я пользуюсь кифарой, когда разговариваю с людьми. Просто я привык к ней, люблю этот инструмент – только и всего.
   – Тебе ли говорить, Иосиф, что ты не обладаешь Божественным даром! – упрекнул его Адриэл, – в хоре Архангелов, славящих Творца – не было ни одного, кто сравнялся бы с тобой по дивной красоте голоса. Несколько раз мне посчастливилось побывать в вашем Круге и услышать твоё пение.
   – Спасибо… – тихо проговорил Иосиф, розовея и опуская взгляд.
   – Мне на глаза часто наворачивались слёзы, когда я слушал твои вечерние псалмы, и ты вёл за собой весь хор.
   Иосифа окликнули издалека; он склонился в поклоне перед старшими друзьями, извиняясь, и покинул их.
   – Какой он милый, верно? – улыбаясь, спросил Адриэл.
   – Да, он чудесный, – согласно кивнул Кадмиил. – Светлый и добрый, и такой наивный… Только ведь это пройдёт – не знаю только, к счастью, или нет?
   – Ты тоже когда-то был наивным, Кадмиил. Это прекрасная пора, не правда ли?
   – Верно, – согласился самый старший в этой троице Ангел, вновь в задумчивости перебирая струны кифары. – Всё кажется таким ясным, понятным, может быть, непростым, но всё-таки чёрно-белым. Это только со временем начинаешь различать множество оттенков... Я знаю, что творится сейчас в душе у Иосифа, и мне будет жаль, если он не сможет сохранить в себе навсегда эту наивность. Со сколькими трудностями ему ещё предстоит столкнуться, сколько испытать разочарований.
     Люди, – он вздохнул, – Как они непоследовательны, как порой безрассудны… Всё у них спуталось, смешалось. В своей гордыне они воображают, будто бы вот-вот постигнут все тайны непостижимой Вселенной, а на самом деле не знают ещё и самих себя. Они не понимают, чего хотят, и что им вообще нужно от этой жизни… – он помолчал, – Я буду молить Всемогущего, чтобы Иосиф не утратил со временем ни капли своей чистоты и искреннего желания творить Добро.
   – Ты сегодня так печален, – обеспокоено заметил Адриэл. – Отчего эти мысли?  Тебя что-то беспокоит, или просто было трудное дежурство?
   – Да нет, ничего особенного. Но Иосиф показался мне сегодня таким пылким и многословным, что это невольно навело меня на размышления, которыми я только что с тобой поделился, собрат мой.
   – Ну что ж. Иосиф так недавно ещё в нашей троице, конечно, его всё волнует и восхищает. Ведь до сих пор он знал только Ангельский хор, гимны и молитвы, прославляющие Творца. Ему никогда не приходилось иметь дела с людьми, он плохо их знает. Когда-нибудь он повзрослеет и станет таким же опытным, как ты, Кадмиил. И таким же мудрым, как его предшественник, Даниил.
   – Да, – вздохнул Кадмиил. – Жаль, что он уже в Престолах, не с нами… В смысле, конечно – жаль, что не с нами. Мне часто не хватает его мудрых советов.
   Адриэл улыбнулся, положил руку ему на плечо:
   – Как знать, возможно, и ты когда-нибудь станешь Престолом. А сейчас ты должен научить всему, что ты знаешь, Иосифа – как Даниил учил когда-то тебя…

                . . .

   Адриэл подставил ладони под сверкающую, как горный хрусталь, струю, бьющую из скалы. Ему не хотелось пить, но при виде этой чистоты и свежести у него возникло неодолимое желание погрузить лицо и руки в холодную прозрачную воду.
   Он умылся, наслаждаясь ощущением прохлады и, обернувшись, увидел подходящего Иосифа.
   – Я сейчас видел Даниила! – сказал он, и нотки гордости невольно выдавали его. – Юный Ангел лучился счастьем, его щёки алели нежным румянцем. – Он разговаривал со мной!
   Адриэл встряхнул руками.
   – Вот как? И он не подошёл, чтобы встретиться со мной и Кадмиилом?
   Иосиф смутился:
   – Но… он ведь спешил. По правде говоря,  он сказал мне всего несколько слов, – и поспешно добавил, – Даниил сказал, что непременно, как только у него будет свободное время – встретится с тобой и Кадмиилом, своими лучшими друзьями…
   Адриэл рассмеялся:
   – Э, да ты словно оправдываешься. Разве я не понимаю, как тебя обрадовала эта встреча, какая это для тебя честь – поговорить с Престолом?
   Они не спеша шли через цветущий виноградник, и Иосиф чуть виновато признался:
   – Когда я думаю, что Даниил теперь так близок к Творцу, что он – Его посланник, исполняющий Его повеления, что он имеет возможность во всякое время лицезреть Трон Всемогущего, озаряемый Его Славой… меня охватывает какой-то трепет восторга и почтения. Извини, что мне не удаётся это скрыть.
   – Ничего не надо скрывать, Иосиф. Именно твоя открытость меня и радует.
   Адриэл внимательно посмотрел на юного собеседника, и вдруг его осенило:
   – Постой. Я понял только сейчас. Даниил… поделился с тобой энергией?
   Щёки юного Ангела снова порозовели.
   – Да, это так. Я не ожидал… смел ли я даже надеяться, что Даниил будет ко мне столь добр?
   – Рассказывай обо всём, о чём хочешь, – предложил его старший собрат. – Я же вижу – тебе нужно выговориться.
   – Ты так терпелив, Адриэл, – доверчиво заметил он. И смущённо добавил: – Кадмиил своим молчанием упрекнул меня сегодня за многословие. Я стараюсь быть спокойным и невозмутимым, но мне это не удаётся.
   – А ты проницателен, – засмеялся Ангел. – Но не переживай понапрасну – Кадмиил всё равно относится к тебе очень тепло. И я тоже убеждён, что мы будем хорошей троицей.
   – Ну что ты… разве я когда-нибудь смогу заменить Даниила?
   – Ты уже прекрасно делаешь это, – уверил его Адриэл. – Ну вот мы снова заговорили о Данииле. Как это было?
   Иосиф опустил глаза.
   – У него столь высокий и блестящий чин… Мне казалось, что я ощущаю лучи Славы Творца, которые озаряли Даниила – и он, наверное, почувствовал это. Он опустил руку мне на плечо и пристально поглядел в глаза… Из них пролился неописуемый свет, и заполнил всю мою душу…
   – Да ты и впрямь весь светишься! – с улыбкой заметил его собеседник. – Не передать словами, как я рад за тебя. Вижу, ты полон желания использовать эту энергию для дальнейшего служения.
   – Да, именно так, – кротко согласился Иосиф. Всё рассказав, он обрёл спокойствие.
   Некоторое время оба Ангела молчали, совершая свою неторопливую прогулку по цветущему саду, потом Адриэл заговорил:
   – У меня к тебе просьба. Я сегодня очень занят в секторе и хочу попросить тебя сделать за меня один визит. Я познакомился вчера с одним малышом, он боялся темноты и я пообещал подарить ему цветок, который будет светиться, как звезда. Ты сделаешь это сегодня за меня?
   – С радостью помогу тебе, – улыбнулся Иосиф.  – Ты же знаешь, я очень люблю детей.
   – Да, знаю. Именно поэтому я и обратился к тебе.
   – Но цветок амаранта… можно ли выносить его из Райского сада?
   – Я только что разговаривал с Иоилем – Главой Сил. Он дозволил подарить ребёнку Райский цветок, – Адриэл остановился. – Давай вернёмся в цветник. Нам нужно отыскать в нём нераспустившийся бутон амаранта, и ты сорвёшь его перед наступлением ночи…

                . . .

   Мальчик сел в постели, увидев Иосифа. Он внимательно поглядел на гостя и сказал:
   – А вчера у меня был не ты.
   Иосиф вынул руку из-за спины и протянул малышу цветок амаранта. Мальчик восхищённо охнул, не решаясь сразу взять его в руки – тот искрился, как бенгальский огонь и отливал серебром, излучая вокруг себя сияние, почти такое же яркое, как нимб вокруг головы Ангела. Небесный амарант, конечно же, отличался от своего земного собрата.
   – Ух ты… –  прошептал мальчуган, и глаза его заблестели.
   – Мой друг не смог придти сегодня, – объяснил Иосиф. – Но он не забыл о своём обещании и попросил меня подарить тебе этот цветок. Он будет светить по ночам, только поставь его завтра в стакан с водой.
   Мальчик бережно взял искрящийся амарант и взглянул на Ангела:
   – Спасибо…
   – Давай познакомимся? – улыбаясь, предложил Иосиф.
   – Меня зовут Миша.
   – А меня – Иосиф.
   – Да? – оживился Миша, – а мне бабушка рассказывала про одного  мальчика, его тоже звали Иосиф. Он жил очень давно и у него было двенадцать братьев…
   – Одиннадцать, – поправил его небесный гость.
   – А у меня ни одного нет, – вздохнул малыш.
   – Может быть, тебе попросить папу и маму, чтобы они подарили тебе братика? – осторожно спросил Иосиф.
   – У меня нет папы, – насупился Миша. – Мама сказала, он уехал и никогда не приедет… У меня только мама и бабушка. И я у них просил, чтобы они купили мне братика – думаешь, не просил? А мама мне сказала, что братик дорого стоит и у нас на него денег не хватит… – мальчик посмотрел на амарант и оживился: – Иосиф! А ты не можешь мне подарить братика? Ну, хоть самого маленького?
   – Не могу, – вздохнул Ангел, – цветы у нас растут в Райском саду, а вот маленькие мальчики – нет.
   – Когда я вырасту большой – у меня будет много денег, и я куплю себе много-много братиков!
   – Ну конечно, купишь, – мягко согласился Иосиф, – а сейчас уже поздно, давай-ка ложись спать.
   – Я не хочу… Расскажи мне сказку!
   – Сегодня я не смогу, у меня мало времени. Но я часто буду прилететь к тебе, я расскажу много историй о мальчике, которого звали так же, как и меня… если ты хочешь.
   – Хочу, конечно, хочу! – обрадовался Миша.
   – Тогда я договорюсь со своим другом, чтобы он не обижался – ведь это он вчера первым познакомился с тобой.
   – А сейчас? Сейчас ты уже улетаешь?
   Улыбка тронула уста Ангела:
   – Меня ждут другие дети…
   – Я очень буду ждать, ты прилетай ко мне каждый день, ладно?
   – Хорошо. А теперь ты будешь спать.
   – Но я не хочу! – капризно запротестовал малыш.
   – Ты даже не заметишь, как уснёшь, – уверил его Иосиф, наклоняясь, – Спокойной ночи, Миша…
    Он подул мальчику в глаза, и глубокий сон тотчас же вошёл в него. Миша сладко заснул, крепко сжимая в руке подаренный ему цветок.

                . . .

   Кадмиил появился как раз вовремя. Девушка уже занесла перочинный нож, чтобы одним махом вспороть вену. Кадмиил выхватил нож из её руки, и в следующее мгновение он полетел в угол комнаты, а девушка – на диван.
   Опомнившись от неожиданности, она села на одну ногу, спустив с дивана другую, и подняла расширившиеся глаза на Ангела. Его взгляд был суровым, но девушку, казалось, ничуть не изумило появление незнакомца, и несколько секунд спустя в её холодных зеленоватых глазах вспыхнуло негодование.
   – Кто ты такой? – процедила она, откидывая назад прямые белокурые волосы и с вызовом глядя на Кадмиила. – Кто дал тебе право мешать мне?
  Поднявшись, она сжала руки в кулаки, в её лице было бешенство:
   – Я не звала тебя! Уходи прочь, откуда пришёл!
   – Почему ты хотела умереть? – спросил Ангел бесстрастно.
   – Не твоё дело!
   – Нет, моё. Я не позволю тебе взять на душу самый страшный грех.
   – Не тебе отвечать за мои грехи! – крикнула девушка.  – Ты меня не остановишь! Кто бы ты ни был, мне всё равно, даже если ты – сам Бог!
   – Я не Бог, – уверил её Кадмиил. – Но всё равно могу сказать тебе – смерть не разрешит твоих проблем. Безумная, ты даже не представляешь себе, на что собираешься себя обречь!
   – Мои проблемы умрут вместе со мной!
   – Уверяю тебя, они только перейдут с тобой в вечность… И тогда от страданий тебя не сможет спасти уже ничто. Разве ты не можешь найти другого способа избавиться от них?
   – Нет! – девушка сунула большие пальцы рук в карманы джинсов и подошла к окну, глядя в ночь.
   В комнате царил кавардак. Створки шкафа были распахнуты, и он наполовину пуст. Смятая одежда валялась по всему полу, на диване; в беспорядке свисала со спинок стульев. Ящики письменного стола тоже были пусты, а их содержимое рассыпано по комнате, словно здесь что-то долго и тщетно искали.
   Кадмиил сделал несколько шагов, наклонился и поднял перочинный нож. Повертел в руках, разглядывая остро заточенное лезвие. Девушка тем временем, открыв форточку, судорожно затягивалась сигаретой. Её светлый хрупкий силуэт в джинсах и голубой рубашке ясно высвечивался на фоне тёмного окна.
   Кадмиил подошёл к ней, сложил нож и выбросил его в форточку.
   Девушка, не оборачиваясь, холодно усмехнулась:
   – И думаешь, ты спас меня? Я могу наглотаться таблеток.
   – Очень надеюсь, что ты этого не сделаешь, – возразил Кадмиил, – или я буду рядом с тобой до тех пор, пока ты не передумаешь.
   – Час от часу не легче! – фыркнула она. – Это кто же записал тебя ко мне в телохранители?
   – Тот, кто возлюбил тебя больше, чем ты сама. Ты можешь рассказать мне – что довело тебя до такого страшного решения?
   – Зачем тебе знать? – раздражённо откликнулась девушка.
   – Не станет ведь хуже, если ты расскажешь?
  Она обернулась и смерила его полным ненависти и презрения взглядом.
   – Как тебя зовут? – спросил Кадмиил. –  Хоть имя своё ты можешь мне назвать?
   – Лиза, – ответила она коротко. Потом, помолчав, добавила: – Не буду я тебе ничего рассказывать, ты всё равно не поймёшь.
   – Почему ты так решила?
   – Да потому что ты не человек! – взорвалась Лиза. – Как ты можешь меня понять?! Ты же Ангел! Святой! – в её устах это прозвучало издёвкой, – Разве ты способен понять, что такое человеческая любовь, что такое предательство и отчаяние?! – её руки непроизвольно сжались в кулаки. –  Ты когда-нибудь любил по-настоящему, Ангел?  Всем своим существом, беспредельно, больше жизни? Тебя когда-нибудь подло предавали?! Ты когда-нибудь испытывал такое чувство, словно тебя швырнули мордой об асфальт?!
    Кадмиил внутренне отшатнулся. У него словно что-то оторвалось в душе. Одна и та же волна, пройдя по всему телу – сковала его морозным холодом, а в лицо бросилась жаром. Он испытал какое-то страшное, почти гибельное чувство – потому что никогда ещё не бывало у него подобных ощущений. Словно то, о чём сказала ему девушка, он испытал только что – от её слов. В него словно послали плевок, или бросили в лицо комок грязи. Пол начал уходить у него из-под ног, но  несколько раз глубоко вдохнув, усилием воли он вернулся в обычное состояние, и вряд ли девушка успела заметить его состояние.
   – Ты говоришь, что любила, а тебя предали – и теперь ты с жизнью готова расстаться? – заговорил Ангел. Голос его звучал почти нормально, и только хорошо знающие Кадмиила собратья определили бы по нему, с каким напряжением ему это давалось.  – Нет, то, что ты испытываешь сейчас – на самом деле не любовь.
   – Почему? – опешив, она не успела придумать ни одного оскорбительного слова.
   – Потому что настоящая любовь до самоубийства не доводит. Послушай:
   «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится. Не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится…»
    Это не любовь в тебе говорит, а ущемлённое чувство собственного достоинства, гордость попранная, эгоизм. Любовь не ждёт награды – она сама по себе награда. Если бы ты любила по-настоящему, то любила бы его во всём, до конца, не взирая ни на что. Любовь – это счастье отдавать, ничего не прося взамен. Только мало кто из вас, людей, на это способен. Вы постоянно норовите вложить поменьше, а получить побольше…
   Кадмиил умолк. Молчала и Лиза, понурив голову но, собравшись с мыслями, вздохнула:
   – Такой любви, наверное, не бывает.
   – Напротив, только это и называется любовью, – возразил Ангел, – а вы, люди, часто путаете с этим словом другие чувства... «Он мой, и значит, должен принадлежать только мне».
   – А что в этом неправильного? – снова взвилась девушка.
   – Ответь мне сначала – разве я ошибаюсь? Разве не собственническое чувство сейчас говорит в тебе?
   – Мне без разницы, что во мне говорит! Предательство – оно и есть предательство!
Подлость остаётся подлостью, как её не называй!
   – Разница в том, – сказал Кадмиил, – что чувство собственничества… подумай – не слишком ли оно мелковато, чтобы из-за него расставаться с жизнью?
   Девушка в упор посмотрела на него:
   – Это у меня-то чувства мелкие?
   – Вероятно. Судя по тому, что ты ни в грош не ставишь ни себя, ни собственную жизнь.
   – Значит, по-твоему, только мелкие и неглубокие люди решают уйти из жизни? – она снова начала «заводиться».
   – Слабые, – сказал Кадмиил, – те, у кого не хватает сил принимать жизнь такой, какая она есть. Кому не достаёт смелости смотреть в будущее.
    У Лизы вдруг задрожал подбородок и на глаза набежали слёзы:
   – А если сил и вправду не достаёт? – с рыданием в голосе спросила она.
   Ангел шагнул к ней, осторожно взял её лицо в ладони и приподнял его:
   – Нет… – тихо проговорил он, покачав головой. – Ты умеешь быть очень сильной, верно?
Если только захочешь. Ты такая юная, такая красивая… это правда. Ты ни в коем случае не должна расставаться с жизнью! ЛИЗА, ТЕБЕ непременно встретится ещё человек, который будет любить тебя… любить по-настоящему. И также сильно ты будешь любить его… и не будет никакого предательства, обмана не будет! Ваши сердца будут трепетать от счастья при каждой встрече… ты можешь мне поверить?
   Девушка, замерев, завороженно смотрела ему в глаза. Кадмиил опустил руки.
Лиза, видимо, не находила слов, она молчала.
   – Держи подальше колющие и режущие предметы, пожалуйста, – попросил её он.
   Словно очнувшись, она неловко спросила:
   –  А… ты уже улетишь сейчас? То есть, я хотела спросить… ты ещё прилетишь ко мне когда-нибудь?
   – Вот теперь я и вправду верю, что удержал тебя от необдуманного шага.
    Она почувствовала себя виноватой, но слова извинения застревали у неё в горле:
   – Я… – Лиза кашлянула, – мне, наверное, нужна ещё будет твоя поддержка. Я тут сорвалась… не сердись… пожалуйста, – выдавила она с усилием.
   – Я всё понимаю, Лиза, – мягко сказал Кадмиил, – у тебя сегодня был очень тяжёлый день.
   – Самый тяжёлый в моей жизни…
   – Оказывать поддержку – это мой долг. Я обязательно ещё прилечу к тебе, тем более, если ты об этом просишь. Значит – не «прощай», а «до свидания»?
   – Да… до свидания.
   Ангел склонился в прощальном поклоне и коснулся нимба, исчезая.

                . . .

    Он сидел в увитой листвой беседке в глубине Райского сада и не знал, как изгнать из души мутный осадок, оставшийся после разговора с Лизой. Ядовитые слова, брошенные ему в лицо, больно обожгли и поранили его. Ещё никто и никогда не говорил с ним ТАК.
    Обвинить Ангела в том, что  он не знает любви!!! Он, бессмертное создание Творца, который сам есть воплощённая Любовь! Он, Архангел в высоком чине Сил, не ведающий греха, но сострадающий всему человечеству, ночи напролёт занимающийся только тем, чтобы утешать, помогать, успокаивать представителей этого самого человечества – которое на каждом шагу совершает ошибки, набивает себе шишки и наносит раны – телесные и душевные.
   Как могла эта девушка, на пороге самого страшного из грехов – произнести такие оскорбительные слова, говоря с посланником Неба? Удержавшим её руку? Избавившим от смерти? Да, она была не в себе, да, она почти не контролировала себя, но всё же…
   Ну, почему за века люди не изменились ни на йоту – чем больше добра им делаешь, тем сильнее, кажется, ожесточаются их сердца?
   Да, казалось бы, он так хорошо знает людей, что пора бы уже научиться со снисхождением и сочувствием относиться к их слабостям… И уж что-что, а слова их пропускать мимо ушей. Кадмиил исполнил свой долг, сделал для Лизы всё, что он мог сделать в данный момент… но удовлетворения не испытывал.
   Не в первый раз уже он с тревогой замечал в себе ростки скептицизма – понятия, вообще несовместимого с понятием «Ангел».
   Сегодня,  когда Лиза с горечью и отчаянием говорила ему о предательстве любимого человека, ему так и хотелось сказать – нашла тоже, из-за чего терять голову. Люди на протяжении веков только и делают, что изменяют друг другу и предают друг друга… эка невидаль… Беда лишь в том, что каждый из них сталкивается с такой проблемой как бы впервые – но когда подобные истории выслушиваешь каждый день десятками и сотнями…
   Как он сейчас завидовал наивности юного Иосифа! Порой Кадмиилу становилось страшно, когда он заглядывал в себя. Куда вело его Провиденье? Как ему избавиться от этой неведомой паутины, постепенно обволакивающей душу?
   Наверное, надлежало излить горечь в пламенной молитве Всевышнему… или исповедаться Иоилю – Главе чина Сил. Но тогда ему приходило в голову: вдруг то, что с ним происходит – испытание, посланное ему Творцом, дабы проверить его стойкость? Вправе ли он тогда жаловаться на трудности, просить о помощи?
   С глубокой печалью Кадмиил снял с плеча верную свою подругу кифару и начал играть. Музыка всегда успокаивала его и придавала сил, когда казалось, что их не достаёт…
Он постепенно весь отдался игре и не сразу заметил тихо подошедшего Иосифа. Кадмиил хотел было остановиться, но юный Ангел сделал протестующий жест и присел на скамейку рядом с ним.
   Иосиф долго слушал Божественные звуки золотой кифары и когда музыка, наконец, смолкла, восхищённо поблагодарил исполнителя.
   Старший собрат слегка улыбнулся:
   – Ты хочешь о чём-то поговорить или просто подошёл послушать кифару?
   – И то, и другое, – признался Иосиф, – я хотел попросить тебя, если дозволишь – поделиться со мной опытом. Ведь ты знаешь так много…
   Юный Ангел поднял на него взгляд, полный надежды, и Кадмиил, подавив вздох, стал смотреть вдаль. Как мог он объяснить, что этот опыт отравляет его всё больше и больше; что ему скоро не достанет сил бороться с поселившимся в душе пессимизмом?
   Но – нет! Он не будет тем, кто пробьёт хоть трещинку в прозрачной и чистой, как небесный эфир, душе Иосифа.
   – Что ты хочешь знать? – заговорил Кадмиил.
   – Я… – Иосиф смешался, потом доверчиво продолжил: – Я хочу сказать, что бесконечно признателен тебе, Адриэлу, Даниилу и всем, кто помогал и продолжает помогать, наставлять, учить меня. Когда я был только Архангелом – мне казалось, что нет большего счастья, чем славить радостными гимнами нашего великого Отца. Я и не помышлял о другом. Когда Иоиль явился в наш Круг, чтобы посвятить меня в Силы – несколько чувств смешались во мне. Я одновременно испытал радость, счастье, и – не скрою от тебя – гордость за то, что мне так скоро доверили служение Всемогущему в столь высоком для меня чине… Но я также ощутил и тревогу – смогу ли быть Ангелом-утешителем? Ведь я никогда не встречался с людьми, Землю видел лишь издалека и совсем не знал человеческих языков.
    – Ничего. Зато теперь ты знаешь всё, что необходимо, – заметил Кадмиил. – Иоиль рассудил справедливо – в чине Сил ты сможешь послужить нашему Отцу гораздо лучше. Задавай свои вопросы, Иосиф. Буду рад, если смогу помочь тебе.
   – Я иногда теряюсь. Встаю в тупик, не находя слов утешения, – признался тот. – Мне страшно видеть – что за века сотворил на Земле Падший и его слуги. Ведь многие люди вообще не признают над собой Творца! Им словно завязали глаза и уши, они не хотят видеть и слышать голоса Вселенной, которая вся – от мельчайшей букашки до самой далёкой звезды – говорит, поёт, вещает о величии Отца… – Иосиф помолчал, погружённый в свои размышления. – Бывает так, что, когда я появляюсь перед людьми – они не знают, как меня воспринимать. Их сознание, их воспитание  часто противится тому, чтобы признать появление перед собой Ангела, как реальность. Как мне убедить человека, что я реален?
   – Не стоит этого делать, – покачал головой его опытный собрат. – Главное – это то, что ты говоришь, а не что о тебе думают. Если чувствуешь: человеку трудно тебя воспринять – назовись сном, видением. Или ничего не объясняй.
   – Да, главное – то, что я говорю, – согласился Иосиф. Но нужные слова… Увы – бывает, что я не могу найти их сразу.
   – Видишь ли, – задумчиво сказал Кадмиил, – людские проблемы и в самом деле  на первый взгляд похожи на спутавшийся клубок. Но если его распутать, то окажется, что в нём не так уж много нитей. Если за них потянуть, то можно придти всего к нескольким началам. Люди, как правило, стремятся к трём вещам: деньгам, любви и славе. И, соответственно, трёх вещей они боятся: нищеты, одиночества и смуты. И ещё. Мне очень редко доводилось видеть людей, которые не боялись бы смерти… потому что Веры в них маловато. Они всегда желают друг другу здоровья и долголетия.
  Он помолчал, вспоминая Лизу, и добавил: – Это, может быть, кажется тебе сейчас невероятным, но со временем ты поймёшь, что я прав. И если знаешь причины – то слова обязательно отыщутся…
    – Но, Кадмиил, – осторожно заметил юный Ангел, – не слишком ли ты всё упрощаешь?
    – Упрощаю, – согласился его собеседник, – но сейчас я сделал это умышленно.
    – Я хотел сказать… стремление к материальному – это понятно, но ведь людям свойственно стремиться и к духовному тоже.
   Кадмиил грустно посмотрел на него:
   – Иосиф, когда ты пообщаешься с людьми с моё, ты увидишь – много ли места занимают духовные стремления  в человеческих сердцах.
   – Но разве это не наша задача – открывать людские сердца навстречу Создателю, навстречу свету Духа? Если не мы, Ангелы – то кто же тогда это сделает? – пытливо спросил Иосиф.
   – Всё так, – согласился Кадмиил, – но ты забываешь, что искусственно вырастить в человеческом сердце цветок Духа невозможно. Нельзя насильно взять и раскрыть руками лепестки бутона розы,  иначе он погибнет, завянет. Цветок  должен распуститься сам, в надлежащее время. Никого нельзя спасти против его воли, на аркане в Рай не тащат… Мы можем только сеять добрые семена, мой юный друг, и напоминать людям об Истине, а решать им…
     Иосиф промолчал, но крепко задумался.
                . . .
   
        На следующий день Кадмиил снова явился в комнату Лизы. Ему не очень-то хотелось делать это, не хотелось подпитывать свой душевный скептицизм – но он обязан был убедиться, что девушка выбросила из головы мысли о самоубийстве.
   Прежнего беспорядка не было в комнате. Лиза читала книгу, лёжа в постели. На ней была нежно-розовая пижама. Жёлтый круг торшера падал на девушку, словно освещая её неким ореолом. Хрупкая, тонкая, с мягкими светлыми волосами по плечи, с упрямым взглядом зеленоватых глаз, нежным овалом лица… конечно, по земным меркам, она была красивой…
   Увидев Кадмиила, вдруг появившегося из ниоткуда, Лиза слегка вздрогнула и потянула на себя одеяло. Потом узнала своего гостя и, усмехнувшись, отложила книгу в сторону.
   – А, мой Ангел-спаситель, – кажется,  её вчерашняя растерянность прошла. И взяв себя в руки, девушка приняла обычный для неё саркастический тон. Села в постели: – А, кстати, вам не возбраняется появляться ночью у кроватей молодых девушек? Впрочем, –усмехнулась она, – я думаю, мне нечего опасаться. Вы же, вероятно, существа бесполые?
   – Конечно, – в голосе Ангела не было обычного тепла. – К тому же не знающие, что такое любовь.
   В этот момент он понял, что сей его визит к Лизе будет далеко не последним…
   – Я здесь, чтобы узнать – как ты себя чувствуешь после вчерашнего? – сказал он.
   – Если честно – паршиво…. – вздохнула та.
   – Я догадывался, – Кадмиил подошёл к ней ближе. – А что ты читала?
    Девушка удивлённо приподняла брови:
   – А ты что – разбираешься в земной литературе?
   – Мне нет нужды в этом, – он пожал плечами, – я знаю, есть одна книга, которую вам всем надлежало бы читать, однако же, вы этого не делаете.
   – Это ты про Библию, что ли? – хмыкнула Лиза, – Я до неё ещё не доросла.
   – Как знать... Я вчера цитировал тебе Апостола Павла. Ты уже забыла, какое это произвело на тебя впечатление? – заметил Ангел. – И почему ты такая колючая?
   Лиза вздохнула, подбила подушку за спиной и удобней облокотилась о неё. Вызывающее выражение вдруг исчезло с её лица.
   – Я не колючая, – сказала она грустно, – я просто жизнью тёртая… и ничего не забыла из того, что ты мне говорил. Если честно – я рада, что ты вернулся. Я просто места себе не находила после того, что чуть было не случилось…
   – Могу себе представить, – кивнул Кадмиил.
   – Тогда, может быть, познакомимся? – неловко предложила Лиза, – Моё имя ты знаешь. А у тебя оно есть?
   – Да. Меня зовут Кадмиил.
   – А что это у тебя? – она указала на его кифару. – Лира?
   – Нет, это кифара, – улыбнулся он. – Впрочем, это инструменты одного рода.
   – И ты умеешь на ней играть?
   – А ты думаешь, я ношу её с собой просто так? Для балласта?
   – Тогда… Может быть, ты мне сыграешь что-нибудь? – сказала она просительно, и добавила: – Пожалуйста…
   – Изволь, – склонил голову Кадмиил и снял инструмент с плеча.
   – Присядь, – предложила девушка.
   …Она слушала его долго и внимательно. Ангел играл ей свою любимую мелодию. То была песня о красоте Райского сада, о спокойствии и величии ясного неба, о всепобеждающей Любви Творца… то была музыка, которая заставляла трепетать от блаженного восторга даже Ангельские души.
   Кадмиил забылся,  погрузившись в звенящие переливы мелодии; он почти слился со своей кифарой. Его чуткие пальцы трогали струны и казалось, те трепетали в ответ от счастья… Полузакрыв глаза, он уже не думал о том, что играет для Лизы и когда, наконец, словно очнувшись, он взглянул на неё, то увидел, что глаза её полны слёз.
   – Что случилось? – обеспокоено спросил Ангел, останавливаясь.
   Девушка улыбнулась сквозь слёзы.
  – Знаешь, – сказала она, – это так прекрасно…

                . . .

   Кадмиил часто стал прилетать к Лизе. Она встречала его задиристо: мол, что – опять явился воспитывать меня, непутёвую?
   Но Ангел сразу же распознал, что за своими насмешками Лиза маскирует радость и смущение от его появлений. Она атаковала его колкостями, как бы пытаясь отомстить за свою слабость, за то, что часто, сама не желая того, принималась рыдать от звуков волшебной кифары.
   Но скоро Лизе становилось стыдно. Ей казалось, что насмешки не достигают ушей посланника Неба или отскакивают от него, не задевая, как от тщательно отполированного шара.
   Ей так казалось…
   Несмотря на вздорность характера, девушка не могла забыть, что это Кадмиил удержал её руку в критическую минуту, спас от верной смерти.
   – Послушай, – жалобно говорила тогда Лиза, – я чувствую себя такой дрянью… не понимаю – как ты находишь силы и терпение возиться со мной?
   Но он успокаивал её и обнадёживал, вселял умиротворение в сердце. Его глаза были ясными и чистыми, как вода.
   Они много и часто беседовали, и упрямая девушка часто стояла на своём, не слушая доводов небесного гостя.
   –... Да половина моих знакомых живёт в гражданском браке, никак не оформляя своих отношений! Что за средневековые понятия, Кадмиил? – кипятилась она, – законный брак, не законный… Просто штамп в паспорте, и всё! Что он даёт-то? Кого этим штампом удержишь, если даже дети – и те не удерживают! Я считаю, что институт брака, если можно так выразиться – давным-давно себя изжил!
   – Когда он себя изживёт, тогда и нужда в нём отпадёт, – сказал Ангел. – Пока же, как видишь, не отпала.
   – Пережиток прошлого! – фыркнула девушка.
   – Не пережиток. А разумное ограничение, наложенное на человека, чтобы удерживать в узде его животные инстинкты, иначе они будут тянуть его назад, мешая развиваться и совершенствоваться. Но человек предпочитает слушаться инстинктов…
   – А брак, по-твоему, способствует быстрому совершенствованию? – спросила она насмешливо.
   – Во всяком случае, соблюдение этого закона помогло бы человечеству избавиться от многих ошибок.
   – Каких же?
   – Изволь, объясню. Изначально брачный союз предполагал следующее: в брак вступают две взрослых, вполне созревших, невинных души: «И оставит муж отца своего и мать свою, и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть». Но, даже вступая в брак, вы, люди, зачастую совершаете первую ошибку – скажи мне, многих ли ты знаешь своих знакомых, которые вступили в этот союз, будучи оба невинными?
   – О, в наше время это уже – из области фантастики! – хмыкнула Лиза и повела плечами, – Вообще, как-то странно мне о таких вещах с Ангелом говорить…
   – Ну, не я же начал этот разговор о браке, и о гражданском браке? Лиза, я  столько лет общаюсь с людьми, что ты даже представить себе не можешь это число… поверь мне, я знаю, о чём тебя спрашиваю. Ты не ответила на мой вопрос.
   – Про невинность? Да кто за неё сейчас держится-то? Подумаешь, сокровище…
   Кадмиил серьёзно поглядел ей в глаза:
   – Это действительно сокровище, причём – невосполнимое. Его можно сравнить с хрустальной вазой. Если вазу однажды разбить – то никакой клей не вернёт ей прежней целостности. Она вполне может снаружи выглядеть, как целая, но внутри у неё уже не будет той прочности, которая была прежде. Склеенная ваза станет хрупкой, не способной надёжно противостоять внешним воздействиям. А теперь представь, что в брак вступают два человека с нарушенной внутренней целостностью. Изнутри они словно покрыты глубокими трещинами – как ты думаешь, способны ли будут эти люди выстоять в жизненных трудностях? Прочным ли окажется такой брак?
   Лиза ошеломлённо молчала.
   Не дождавшись ответа, Кадмиил продолжал:
   – И после этого люди имеют ещё и обыкновение удивляться: «Почему это браки так часто распадаются?» «Почему это молодые разводятся, не прожив вместе и пары лет?»
   – Значит... – сдавленно спросила Лиза, – Ты хочешь сказать, что, если бы я и вышла замуж… за того человека – наш брак всё равно был бы обречён?
   – Суди по себе, – предложил ей Ангел, – как стойко ты перенесла первую же трудность…. И легко или сложно жизни теперь сломить тебя.
   Она снова надолго замолчала, и вновь заговорил Кадмиил:
   – Но это – только одна из ошибок, которую люди совершают, не задумываясь. Очень часто они тут же делают другую. Я имею в виду бесконечные ваши измены друг другу, в которых  многие тоже не видят ничего особенного. Вы не знаете одного закона: каждая любовная связь – это соединение двух судеб, смешение их, обмен, если можно так выразиться. Когда две судьбы  воедино смешивают мужчина и женщина в законном браке – это правильно, так и должно быть, потому что «двое будут одна плоть». Если же такие отношения случаются вне брака… ты представляешь, в какой узел завяжутся судьбы? Сложности, которые должны были выпасть на долю одного – теперь будут разделены пополам. Чем больше таких связей – тем больше неожиданных ударов от судьбы – но человек при этом будет обвинять, конечно, кого угодно – жизнь, судьбу, Бога… только не себя самого. Ну, подумай сама-то, Лиза – разве мало тебе собственных невзгод – чтобы принимать в свою жизнь ещё и чужие?..
   В этот вечер она так больше ничего и не смогла ответить Ангелу.
                . . .

         Постепенно Кадмиил стал для Лизы самым лучшим и близким другом. Она сама не заметила, как это произошло.
  Лиза общалась с небесным гостем, рассказывая ему обо всех своих нехитрых новостях, говорила Кадмиилу откровенно о радостях и горестях, часто спрашивала совета в чём-то и благодарила, когда эти советы помогали. Куда девалась её вызывающая вздорность?
   Теперь девушка  откровенно радовалась его визитам и не скрывала этого. Грустила, когда Ангел покидал её или не имел возможности навестить несколько дней.
   Чего Кадмиил добивался?
   Если бы он отвечал на этот вопрос кому-нибудь из своих собратьев-Ангелов, то он сказал бы, что хочет заставить Лизу окончательно забыть предательство когда-то близкого ей человека, окончательно изгнать из её сердца и головы воспоминания о том ужасном дне, когда она пыталась покончить с собой. Что ему дорога её судьба и он пытается наставить её на путь истинный…
   Это тоже было правдой, и такой ответ был бы справедливым, но самому себе… самому себе он не хотел искренне отвечать на этот вопрос. Ангел боялся задавать его.
                . . .

   – Скажи, Кадмиил, – как-то раз задумчиво спросила его Лиза, – а ты у всех людей бываешь так часто, как у меня?
    – Конечно же, нет. Где взять на это время? Я бываю часто лишь у тех, чья жизнь, чья судьба бесконечно волнует, заботит меня.
   – А судьбы остальных тебя, значит, не очень волнуют? – склонила она голову на бок.
   – Как же вы здесь, на Земле, любите играть в слова, – с досадой заметил Кадмиил, – Подумай сама – как я могу вполне доверять тебе, если ты уже попыталась однажды свести счёты с жизнью? Как я могу не волноваться за тебя, если душа твоя так беспокойна?
   – Я вроде выбросила уже из головы эти мысли…
   – Хорошо. Больше не прилечу.
   – Ты шутишь?! – испугалась девушка. – Не надо, Кадмиил, прости меня! Я всегда очень рада тебя видеть... сама не знаю, почему задала тебе этот вопрос… Ну, не сердись, пожалуйста!
   – Я не сержусь. Ответь мне лучше – почему ты не ложишься? Первый час, а твоя постель не разобрана.
   – Я не хочу, – ответила она скованно.
   – Ну, это не проблема, – мягко сказал Ангел. – Разве ты не знаешь? Я склонюсь к твоему лицу, подую тебе в глаза… и ты сразу же уснёшь. Тем более, тебе рано вставать в институт.
   –Ты склонишься к моему лицу… – повторила она негромко, – и на меня повеет благоуханием твоих волос. Это аромат Рая, да, Кадмиил?
   Он пожал плечами.
   – Ты словно бы не замечала его раньше.
   – Замечала, как его было не заметить? Просто не хотела говорить… Ну ответь мне, Ангел – воздух Рая насыщен этим благоуханием? И его впитали твои волосы?
   Кадмиил усмехнулся:
   – Нет, это такая туалетная вода.
   – Издеваешься?!
   – Шучу. Да, это смешавшиеся ароматы амброзии, нектара и цветов амаранта. Воздух Рая действительно пропитан ими.  Ты удовлетворила своё любопытство, Лиза? Теперь ложись, прошу тебя.
   – Не разговаривай со мной, как с младенцем! – огрызнулась она.
   – Младенец ты и есть, – проговорил он беззлобно, – только колючий, как ёрш. Ты – младенец ерша. Не обижайся на меня, Лиза, но в духовном смысле ты действительно пока ещё – дитя.
   Девушка молча принялась разбирать постель, готовясь ко сну, но мысли её словно были заняты другим.
   – Кадмиил, – наконец нерешительно сказала она, оборачиваясь к нему, – выполни одну мою просьбу, пожалуйста.
   – Какую?
   – Подари мне… – помявшись, Лиза закончила, – прядь своих волос.
   – Зачем? – спросил он удивлённо.
   – Я… – она покраснела и опустила глаза. – Я хочу носить её с собой... и вспоминать, что у меня есть такой прекрасный друг… это был бы мой талисман.
   Кадмиил нахмурился.
   – Прядь моих волос? – переспросил он. – А может быть, мне подарить тебе ещё перо из крыла? Оторвать лоскут от хитона? Ни к чему весь этот фетишизм, Лиза, поверь мне. Я и так прилетаю к тебе достаточно часто.
   Вздорная и язвительная девушка впервые не решилась возразить Ангелу. Она вернулась к своему занятию, стоя к нему спиной, чтобы он не увидел слёзы в её глазах.
    Справившись с собой, Лиза глухо спросила вдруг:
     – Ты… презираешь меня?
     – Что?! – Кадмиил удивлённо смотрел ей в спину. – Что это за вопрос? Он неуместен!
Я не умею презирать людей, не могу.
    – Можешь! – она обернулась и блестящими глазами посмотрела на него в упор. Потом внезапно отвела взгляд и спросила упавшим голосом: – Скажи… тебе когда-нибудь приходилось сталкиваться с тем, что человек пытался умереть… как я?
   – Нет.
   Она тяжело вздохнула.
   – Мне было плохо, ты не представляешь, до какой степени плохо. Потом отпустило немного… Ты мне, конечно же, в этом помог. Но теперь я боюсь, что будет ещё хуже, чем было…
   – Хуже? – спросил он в замешательстве. – Но отчего?
   – Поиграй мне, Кадмиил… – её голос дрогнул. – Ты обещал помочь мне заснуть.
   
                . . .

    Кадмиил не был у Лизы больше двух недель после этого разговора. У него было много дел в секторе, и он решил, что может на время оставить девушку без присмотра; что её мятежная натура не даст о себе знать за столь недолгий срок.
   Когда же Ангел, наконец,  вновь посетил квартиру Лизы, то застал её в слезах. Девушка  рыдала,  сидя за столом и повалившись лицом в сложенные руки.
   – Здравствуй, Лиза. В чём дело? Почему ты плачешь? – спросил он тревожно, тронув её понурённое плечо.
  С глухим всхлипом она выпрямилась, увидела Кадмиила и вдруг, вскочив, бросилась ему на шею:
  – Я думала, ты никогда… никогда больше не придёшь!
   – Ну что ты… – растерянно проговорил Ангел и в замешательстве погладил её вздрагивающие от слёз плечи.
   – Почему тебя так долго не было? – она вскинула на него залитое слезами лицо. Впервые Кадмиил так близко увидел её глаза, но отстранить девушку не решился.
   – Я виноват, наверное, – мягко сказал он с лёгким удивлением, – но ты ведь должна понимать, Лиза, что не одна у меня… Сектор, в котором я работаю – очень большой. Когда была возможность – я бывал у тебя почти ежедневно. Но такая возможность есть
 далеко не всегда… Пожалуйста, не сердись.
    Но казалось, что девушка его  не слушает, занятая только своим внутренним состоянием.
    – Кадмиил…  – прошептала она.  – Зачем ты это сделал?
    – Да что я сделал? – спросил он с растущим беспокойством.
   Лиза расцепила руки (они у неё дрожали), сделала шаг назад.
   – Я… думаю только о тебе, – призналась она мучительно. – Я ждала тебя… Ждала днём и ночью, мечтала  услышать твой голос, увидеть твои неземные глаза, снова вдохнуть запах твоих волос. Жаждала увидеть твои пальцы, перебирающие струны кифары… я тосковала по тебе, как ни по одному человеку на свете! Я пыталась… пыталась с собой бороться, но не смогла…  Я люблю тебя, Кадмиил! – точно бросаясь с головой в воду, выдохнула она, – У меня больше нет сил это скрывать!... О, зачем ты это сделал? – она вновь залилась слезами, спрятав лицо в ладони.
   Ангел поглядел в окно, на ночную улицу в призрачном, мертвенно-бледном, сине-белом свете фонарей.
   – Ты меня очень тронула своим признанием, Лиза, – заговорил он, – тронула, хотя и несказанно удивила тоже. Я любил тебя с самого начала – но высшей любовью, духовной. Боюсь, ты имеешь в виду нечто совсем иное… Но вспомни, какими словами ты встретила меня в нашу первую, вторую встречу? Не ты ли сама назвала меня бесполым существом, не знающим, что такое любовь?
    Чего теперь ты хочешь от Ангела? Почему плачешь? Я действительно не человек, и человеком никогда не стану.
    Я дарил тебе свою любовь. Небесную любовь, которой тебе, я вижу, недостаточно. Но плотской  я не могу тебе дать, и ты прекрасно это понимаешь.
   «А энергией мы не делимся со смертными, ибо вам этого не пережить», – хотелось ему добавить, но он промолчал.
   Лиза медленно убрала ладони от лица. Её губы побледнели и тряслись.
   – Ты…ты сделал это нарочно!
   – Что?
   – Ты хотел унизить меня, и тебе это удалось!
   – Ты приписываешь мне качества, которых не может быть у Ангелов.
   – Не знаю, как там у других Ангелов, а у тебя они есть! – крикнула девушка. –Так вот чего ты хотел, вот чего добивался!
   Кадмиил помедлил отвечать, и Лиза, смахнув слёзы со щёк, продолжила с горящими от гнева глазами:
   –Ты дарил мне небесную любовь?! Расскажи эти басни кому-нибудь ещё! О, теперь-то я всё понимаю! Почему же я была слепа столько времени? Ты возненавидел меня сразу же, потому что я встретила тебя презрением! Ты хотел мести! Ты презирал меня так, что заставил полюбить! А теперь, когда ты добился своего и я открыла тебе сердце – ты втаптываешь меня в грязь своим цинизмом!
   Да, чуяло моё сердце, что совсем недаром ты так часто являлся ко мне! И ещё жизни меня учил! Ты не Ангел, а…! – с губ её сорвалось ругательство. – А я уши развесила, дура набитая!
   – Успокойся, – сказал Кадмиил.
   – Да уж теперь успокоюсь! – она судорожно сжала руки в кулаки. – Убирайся отсюда! Проваливай, слышишь?! Я тебя ненавижу!!!
   Он не мог больше с ней разговаривать. Снова что-то оторвалось у него в груди. Молча посмотрев на заходящуюся в рыданиях девушку, Ангел коснулся рукой нимба…

   Кадмиил летел прочь от дома Лизы, и в душе его разрасталась чёрная бездна. Но вот предчувствие чего-то ужасного, неотвратимого накрыло его с головой и, остановив свой полёт, он вернулся в покинутую комнату.
   Было уже поздно. Бездыханное тело Лизы лежало на полу, её лицо искажала застывшая маска предсмертной муки. Рядом валялся разбившийся стакан и комнату наполнял едкий запах уксусной кислоты…

                . . .

    …В глухом отчаянье, не видя перед собой ничего, сидел Кадмиил на скамейке в глубине Райского сада.
    Он закрыл глаза руками, но перед ними всё равно стояла немеркнущая страшная картина смерти Лизы.
   Несколько часов назад случилось это. Ужас, охвативший его, постепенно растёкся в бездонную, тупую боль.
   Он ненавидел себя. Впервые довелось ему испытать по отношению к себе чувство, которого он не испытывал прежде никогда и ни к кому… Раскалённым железом жгли его слова девушки:
    «Ты хотел унизить меня, и тебе это удалось!»
   Ради всего святого, неужели и вправду ему хотелось этого? – в ужасе спрашивал Кадмиил свою совесть.
   Минутами ему не верилось, что это в самом деле случилось. Произошедшее казалось ему кошмарным видением, но вот пелена спадала, и вновь с беспощадной ясностью он осознавал – то было наяву.
    Неужто он и в  самом деле – такое чудовище? Эдакий монстр под маской Ангела? Неужто всегда сидело в нём это, и лишь по  счастливой случайности не выбиралось наружу?!
   Вынырнув из пучины страха и отчаянья, он окунулся в опаляющие волны горького раскаянья. Как презирал он сейчас себя за неспособность справиться с той ржавчиной, которая давно – и он знал это! – разъедала его изнутри.
   «О, Лиза, Лиза! – беспрерывно взывал он. – Твоё прозорливое сердце поняло всё. Ты единственная осмелилась швырнуть мне в лицо правду, которую я боялся открыть самому себе. Горькую и страшную правду… Ну, зачем ты сделала этот шаг, этот последний шаг в пропасть без возврата?!»
   Ледяной озноб пробирал его, и он снова проходил через кошмар. Он, спасший однажды девушку от чудовищного шага, теперь сам, сам, подумать только! – подтолкнул её к пропасти. Из-за него она погубила свою бессмертную душу, из-за него она вечно будет скитаться теперь по страшным кругам Ада и никогда не обретёт спасения и избавления от мук…
   Кадмиил проклинал день своего творения. Зачем дали ему, недостойному, светлейшее звание Ангела? Беспросветная чёрная мгла лежит внутри чёрным пятном, и ни отмыть его, ни стереть не сможет ничто.
    Рыдания душили Кадмиила, ему казалось, что от отчаянья душа разрывается на тысячи частей. Он уже видел перед собой тьму и вечный Адский огонь, но вместо пламени ощущал ледяное кольцо, всё плотнее сжимающее грудь.
   – Всемогущий! – горестно стенал он, простирая ладони вверх. – О, зачем Ты дал мне эту бессмертную сущность? Как хочется мне сейчас провалиться в Небытиё и навеки расстаться с этим непосильным грузом! Я совершил чудовищную ошибку, и не в моих силах уже исправить её…
   Но разве заслужил он это спасение – раствориться в небытии? Нет, он обязан вечно искупать свою неискупимую вину. Ему придётся вечно помнить о своём страшном грехе. Кадмиил сознавал суровую справедливость такой кары.
   Но особенно тяжко было ему при мысли, что своим поступком он предал Сына Творца. Однажды Он добровольно погиб на кресте, чтобы верой мог спастись любой человек.
А он, Кадмиил, погубил человеческую душу. Значит, он презрел желание Создателя. Вместо того, чтобы быть утешителем – он сделался губителем человека. Какая расплата может быть чрезмерной за столь гнусное деяние?
   И Кадмиил принял беспощадно решение. Прежде чем Всемогущий приговорит к нему его, он изберёт эту меру добровольно. Он отправится в Обитель Вечной Печали, где в одиночестве и вечных терзаниях влачат свои дни Бескрылые. С содроганием подумал об этом месте Кадмиил, с содроганием и горечью. Но другого пути для себя он уже не видел.
   Дрожащей рукой Ангел снял с плеча кифару, потом нимб, оставил всё это на скамейке и побрёл к выходу из Райского сада.

                . . .

   Херувимы у врат не остановили его и ни о чём не спросили. Кто станет задерживать Ангела, снявшего с головы нимб, дабы навечно покинуть Эмпирей?
   Широкие взмахи крыльев опускали его всё ниже, всё дальше унося от блаженной лазури. Он летел в страшное и тоскливое место, почти интуитивно отыскивая дорогу в небесных слоях, минуя другие земли и солнца. Он устал от этого бесконечного полёта, но безрадостно успокаивал себя, что это – в последний раз… Долго, очень долго длилась его дорога.
   Наконец,  совсем обессиливший,  Кадмиил ступил ногой в туманную область Обители Вечной Печали. Свет Небес тотчас же сокрылся для него. Здесь не было ни дня, ни ночи.
   Он сел на землю и опять зарыдал, в страхе и муке перед тем, что обязан был сделать. Но, расставшись сам с тем званием, которое было дано ему при сотворении – какое право он теперь имел носить за спиной крылья? Он должен был их обломать.
      Несколько раз поднимал Кадмиил руки к своим плечам и каждый раз они, задрожав, опускались.
   И всё-таки, стиснув зубы и стеная от непереносимой боли, он сломал оба крыла. Они были с ним единым целым и когда, изувеченные, упали к его ногам, на Кадмиила вдруг навалилась такая тяжесть, что он упал лицом в пыль, оплакивая всё то, что потерял навеки…
   Потом он поднялся и, пошатываясь, побрёл вглубь Обители Печали. Здесь жили только Бескрылые, такие же, как он, лишившиеся крыльев за преступление по велению Творца. Кто знал – много их тут, или мало, бывших Ангелов?
   Они никогда не встречались друг с другом, каждый из них обязан был влачить вечный груз своего проступка в одиночестве…
   Густой грязно-серый туман, клубясь, скрывал их друг от друга, и пути Бескрылых никогда не пересекались.
   Кадмиил брёл наугад, страдая от мучительной боли в плечах, где прежде росли крылья. Эта боль теперь никогда не покинет его. По спине бывшего Ангела стекала кровь и, нетленная, соприкасаясь с землёй, превращалась в дым, смешиваясь с туманом…
   Дорогу ему пересёк мелкий и узкий ручей с мутной водой. Кадмиил опустился на колени и напился из него, мучимый жаждой. Потом руками выкопал в земле небольшое углубление и посадил в него семя, взятое им в Райском саду.
   Из этого семени, как и из любого другого в Обители Вечной Печали – вырастет Древо Скорби. Оно покроется горькими плодами, и эти плоды вместе с мутной водой ручья будут единственной пищей Бескрылого.
   Кадмиил зачерпнул горстью воду и полил посаженное семя. Потом в изнеможении опустился на землю и тяжёлый сон, полный химер и кошмаров, сморил его…

                . . .

   Прошли дни, недели или месяцы. Здесь нечем было измерять время, и некому, незачем было это делать.
   Раз за разом повторялся в Обители Печали этот однообразный цикл: вставать, поливать из рук быстро растущее Древо Скорби, потом, давясь слезами, жевать его горький плод, чтобы хоть как-то заглушить голод; и бесконечно долго сидеть под ним, терзаясь отчаяньем, или уходить в туман и брести, содрогаясь от боли в спине, но ещё больше – от душевной боли – пока не вернёшься на то же самое место…
   Можно было уйти куда угодно, свернуть в любую сторону в дымно-серых клочьях тумана; но тропа всё равно ложилась под ноги и вновь возвращала Бескрылого к выращенному им Древу Скорби.
   Все они были лишены последней отрады, которая прежде, в Эмпирее, составляла чуть ли не весь смысл их бытия – радость обращения с молитвой к Творцу.
   Бескрылые не молились. Были бы, или нет, слышны эти мольбы, доносящиеся из проклятого места?
   …Кадмиил ни на минуту не мог забыться. Совершённый им грех страшной тяжестью лёг на плечи. Но ему казалось, что Вечности недостаточно, чтобы искупить его.
   Плоды Древа иссушили гортань Кадмиила, бессонница и тяжёлые видения воспалили глаза, боль и скорбь ссутулили его плечи; он сделался похожим на  тень. Если бы он мог, то призвал бы смерть, но терзания его должны были продолжаться без срока.
    Благоухающие арки из разноцветных листьев и цветов Эмпирейского сада, хрустальные ручьи, деревья с медовой росой, стекающей по коре, шёлковая трава под ногами, воздух, прошитый лучами Света – да было ли это когда-либо в его жизни, или просто пригрезилось ему однажды в недолгом сне?..
    Бесконечное раскаянье, такое же бесконечное, как его одиночество. Ему нечего было ждать; он оплакивал душу погубленной им девушки, в стотысячный раз горько сожалея о том, что нельзя переписать прожитые страницы заново…
    Кадмиил свыкся со страданием, оно стало частью его. Хотя ему едва доставало сил, чтобы выносить это страдание…
   
                . . .

   Это был такой же день, как и бесконечная вереница других, точно также пролетавших перед его глазами.
   Кадмиил шёл очень долго, он закрыл глаза в безумной надежде – открыв их, увидеть любой другой пейзаж. Но снова и снова перед ним вырастала до боли знакомая картина: мутный ручей, текущий никуда из ниоткуда, и кривобокое, уродливое Древо Скорби с чёрными сморщенными плодами…
   Он без сил опустился на землю и прислонился спиной к его стволу. Ему показалось, что никогда ещё отчаянье в нём не было так сильно.
   И вдруг... Был ли то мираж? Или рассудок его окончательно помутился? Кадмиилу показалось, что он услышал голос, которым говорят только в Эмпирее. Обычно его посещали другие видения.
   Должно быть, то был последний отголосок светлой части его памяти. Кадмиил плотнее прижался к дереву и крепко сжал зубы…
  Но дивный, как давно забытый звук кифары,  голос – повторился. Он ясно раздался за его спиной, и произнёс… его имя.
   – Кадмиил!
   Он вскочил и дико обернулся.
   В тусклом сером тумане, в нескольких шагах от себя он увидел невозможное и чудное видение. В ярком сиянии, слепящем глаза, перед ним стоял… Даниил.
   Бескрылый беззвучно пробормотал что-то. Горло не повиновалось ему. Восхищённо и жадно он смотрел на этот неизвестно за что ниспосланный мираж, стремясь запечатлеть его в памяти прежде, чем он растает.
   Архангел сделал шаг ему навстречу и остановился.
   – Не думал, Кадмиил, что встречусь с тобой в таком месте, – произнёс он.
   Словно какой-то вихрь обрушился на Кадмиила. Остолбенев, он не мог выговорить ни слова. Но, наконец, с трудом разлепив губы, он выговорил хрипло:
    – Так ты… не видение?
    – Я – послушный слуга Всевышнего, – ответствовал Престол.
   Кадмиил пал лицом в землю и распростёрся ниц у ног Даниила.
   – Я не заслужил твоего посещения… – прошептал он.
     Даниил молча смотрел на него. Лицо его было прекрасным и суровым, но эту суровость смягчало выражение сострадания в глазах, лучащихся в свете сияющего над головой нимба. В руке он сжимал золотой жезл – знак принадлежности к Высшему Ангельскому рангу.
   – А ведь когда-то ты был моим учеником, Кадмиил, – горько сказал он. – Не передать словами, как больно мне видеть тебя здесь.
   Поверженный в прах, истекающий кровью Бескрылый осмелился медленно поднять на него глаза.
   – Я покрыт стыдом… – произнёс он едва слышно. – Как и вся эта земля.
   – Твой проступок был страшен. Но ты осудил себя, не дождавшись решения Всемогущего. Ты не вправе был делать это сам.
   – Я не сомневался, то Он выберет для меня ту же меру.
   Глаза Архангела сверкнули:
   – Не дерзай утверждать, несчастный, будто бы наперёд знаешь решения Творца! Я приказываю тебе стать на колени и выслушать Его повеление!
   Кадмиил покорно встал на колени, не решаясь больше смотреть в лицо Даниилу. Он низко опустил голову, готовый выслушать свой приговор.
   Архангел протянул свой жезл, коснулся им плеча Бескрылого и объявил волю Всемогущего:
   – Отец повелевает тебе вернуться в Эмпирей.
   Кадмиил не понял сказанного. Ему показалось, что посланник Создателя говорит на новом Ангельском наречии, которого он не знает.
   Но Даниил продолжал:
   – Творец простил тебя. Не думай, что Его тронули твои страдания. Ни люди, ни Ангелы никакими делами не могут искупить свои грехи. Прощение можно получить только Даром. За тебя попросил Его Сын.
   Любовь Творца к своим творениям беспредельна. Прими же этот Дар Божественного прощения и научись быть к людям таким же милосердным, как был милосерден к тебе Он.
   Кадмиил медленно поднял глаза.
   – Отец… простил меня? – ошеломлённо прошептал он. И измождённое сознание, не выдержав потрясения, покинуло его. Колени подломились, и он снова упал на землю.
   – Бедный собрат мой… – с состраданием произнёс Даниил. Потом склонился к Кадмиилу, поднял его на руки и вынес из Обители Вечной Печали.

                . . .

   Кадмиил очнулся, почувствовав у губ край какого-то сосуда. Он разлепил веки и увидел, что полулежит у камня на границе проклятой земли, а Даниил держит у его рта серебряную флягу, осторожно приподняв другой рукой его голову.
   – Пей, – сказал он мягко, увидев, что Кадмиил пришёл в себя, – эта вода исцелит тебя.
   Кадмиил припал иссохшимися губами к фляге, жадно глотая волшебную влагу Райской воды. Он уже забыл её вкус…
   Остатками Архангел смочил его незаживающие раны на спине, и кровь тут же перестала сочиться, а боль, непрерывно мучившая его, мгновенно утихла. Кадмии ощутил громадное облегчение, словно источник новой жизни влился в него. И в то же время он почувствовал, что совершенно обессилел, он даже не мог подняться на ноги.
   – Даниил, – сказал он, и все невыраженные чувства отразились в его взгляде. – Я был недостоин твоего чудесного визита…
   – Молчи, – Архангел подал ему ветку с несколькими плодами из Эмпирейского сада, –Вот, подкрепись лучше…
   Немного позже Даниил поинтересовался:
   – Ну, как ты себя чувствуешь, ученик? Способен будешь выдержать этот неблизкий путь домой?
   – Но как я попаду туда, Даниил? Лишившись крыльев, как мне вернуться в блаженное Небо?
   – Мои крылья достаточно сильны, чтобы донести нас обоих, – ответил Престол.
   Кадмиил долго молчал. Потом сказал скованно:
   – Даниил… целовать пыль у твоих ног – и это было бы слишком большой честью для меня.
   – У тебя будет время, чтобы воздать достаточно почестей Тому, Кто на самом деле их заслужил. Если ты готов, то отправляемся в путь. Меня угнетает это место.
   Архангел вновь бережно взял на руки измождённого и обессилевшего своего собрата и взвился с ним к небу.

                . . .
    ...Перед их глазами проносились созвездия и галактики. Заворожено смотрел Кадмиил из-под полуопущенных век на этот впечатляющий звёздный хоровод. Он не надеялся когда-нибудь увидеть его снова.
   Руки Даниила крепко удерживали его; и в преддверии Рая, уже предчувствуя над собой светлую лазурь Блаженного Дома, Бескрылый Ангел впервые после долгих дней молчания обратился к Всевышнему с пламенной молитвой, полной покаяния, благодарности и смирения. Он всю свою душу вложил в слова этой молитвы, и вновь из его глаз катились слёзы, упадая на руки Даниила. Он чувствовал себя беспомощным дитём, которое возвращают на лоно Отца.
   Ему было и радостно,  и мучительно-стыдно – как он появится там – Бескрылый – среди своих крылатых собратьев? Но то была воля Творца, а он поклялся себе никогда больше её не нарушить.
   Прежде чем Кадмиил увидел Врата Рая – он почувствовал его близость; ощутил волны аромата, несущиеся из его благоухающих садов, услышал далёкое пение прекрасных Ангельских голосов, славящих Творца.
   Даниил опустился у Врат. Многоглазые стражи – Херувимы – в почтении расступились перед ним, и Престол внёс Кадмиила в Священную Обитель. Там он опустил его на мягкую траву.
   – Вот ты и дома, собрат.
   Кадмиил не отвечал. Он почти ничего не видел вокруг: слёзы застилали взор. Он впитывал в себя родные запахи, звуки, тепло и Свет, Вечный Свет, льющийся сверху.
   Кадмиил наклонился и погладил рукой траву, на которой сидел.
   – Идём, – негромко предложил Даниил.
   Он ни о чём не спросил, послушно поднялся и пошёл следом.
   Они подошли к берегу Эмпирейской Живой реки.
   – Войди в неё, – сказал Архангел, – ты знаешь, что её вода целительна для души и для тела.
    Бескрылый осторожно вошёл в прохладную воду и постоял в ней; потом, закрыв глаза от блаженства, погрузился с головой. Живая вода Рая смыла с него и растворила в себе без остатка всю грязь, всю боль, всю усталость и весь его страх.
   Он вышел из воды омытым и обновлённым, и увидел, что у берега не спеша собрались другие его собратья. Кадмиил смотрел в их приветливые и столь дорогие ему лица, не зная, что ему делать – смеяться ли от счастья, или снова плакать.
   Даниил стоял немного в стороне и ждал.
  К Кадмиилу подошёл Иоиль, и обнял его:
   – Я рад снова видеть тебя дома.
   – Мне кажется, что я не был здесь целую вечность… и в то же время – словно я ушёл только вчера.
   – Ты вернулся, Кадмиил. И поверь мне – вернулся к нам навсегда.
   – У меня нет слов, чтобы выразить то, что я чувствую…
   – Давай же воспоём вместе с нами славу милосердному Творцу.
   – Ничего другого  я не жажду так сильно, – склонил он голову.
   Сонмы Ангелов опустились на колени лицом к сияющей в Небе Святой горе; и их ликующий хор запел радостный благодарственный гимн. Издалека им вторили другие хоры, весь воздух Рая был наполнен этими чудесно звенящими, дивно слаженными голосами. Ведь нет и не может быть для бессмертных жителей Неба высшей радости, высшего блаженства, чем растворение в возвышенных словах молитвы.
   Кадмиил вторил своим собратьям всей душой. Как бы хотел он присоединить свой голос к их неземным голосам, петь во всю силу, самозабвенно отдавшись во власть такого знакомого псалма! Но он вторил Ангелам едва слышно. Могла ли его ослабевшая гортань выводить столь чудные звуки?
    Однако к окончанию гимна он заметил, что голос его крепнет, разворачивается; в теле появляется необычайная лёгкость; душа и разум проясняются, словно дно глубокого озера, озарённого лучами Солнца.
  Он пел прекрасные слова псалма, а душа его в то же самое время возносила молитвы Творцу. Кадмиил снова почувствовал себя равным здесь, среди своих собратьев, а не отверженным.
   А, поднявшись с колен после гимна, он с неописуемой радостью и изумлением понял, откуда пришло чувство лёгкости: Ангел вновь ощутил за спиной появившиеся крылья.
   Он обернулся. Иоиль с улыбкой протянул ему кубок с нектаром, янтарно искрящимся и источающим благоухание:
   – Выпей, Кадмиил, – сказал он, – это освежит и смягчит твоё горло…
   С благодарностью он осушил кубок. Отдал его Иоилю, и тогда к нему шагнул Даниил:
   – Ты потерял много сил, пока боролся сам с собой. Теперь в твоей душе вновь воцарился мир. Но потраченные силы нуждаются в восстановлении. Хочешь ли ты принять часть моей силы?
   – О Даниил, ты и так сделал для меня столько, что я всем тебе обязан… – сбивчиво начал Кадмиил, но Престол остановил его жестом.
   – Ты обязан не мне. И энергии в моей душе достаточно, потому что неисчерпаем её Источник.
   Даниил взял его за руки, и Кадмиил растроганно поднял глаза навстречу его глазам. Когда их взгляды совпали, в глубине светлых глаз Престола вспыхнул ослепительный свет и вслед за этим Кадмиил почувствовал мощный сноп энергии, льющейся из глаз Даниила и упругими волнами вливающейся в его глаза; эта сила растекалась в его душе, наполняя её радостью и могуществом…
   Кадмиил произнёс искренние слова благодарения; но он никак не мог не задать Архангелу последний вопрос, терзавший его:
   – Даниил… Отец простил меня… но простил ли он  и девушку, которую… – смешавшись, он не мог продолжать.
   Помолчав, Даниил сказал с укоризной:
   – Собрат мой, живи и радуйся жизни. Выполняй свой долг и не старайся познать путь Творца и законы Его справедливости. Что будет с душой твоей Лизы – решать не мне, и не тебе. Она обо всём узнает на Последнем Суде – а что там будет, Творец не открывает никому – ни людям, ни Своим Ангелам. Будь блажен, Кадмиил, и радуйся тому, что прощён.
    Кадмиил склонился в поклоне перед Престолом, благодаря его за мудрость. И увидел подходящих к нему Адриэла и Иосифа.
   Их лица были озарены радостью встречи с лучшим другом. Адриэл подал ему его золотую кифару, а пылкий Иосиф, обняв старшего собрата, надел ему на голову сверкающий нимб, а на шею повесил сплетённый им только что венок из амарантов.
   – Мы так ждали тебя, Кадмиил! – сказал он.
   А Адриэл добавил:
   –  Мы с Иосифом всегда будем рядом с тобой. Мы поддержим тебя, и ты никогда больше не оступишься…

                . . .

      Когда Иосиф вошёл в комнату Миши, тот не спал, а сидел на коленках, взобравшись на стул, и сосредоточенно смотрел в ночное небо.
  Цветок амаранта в вазе на столе заливал комнату мягким неярким светом, похожим на свет ночника.
   – Миша, почему ты не спишь? – Иосиф постарался придать своему голосу строгость и укоризну.
   Мальчик обернулся и глаза его просияли:
   – Иосиф! Я так ждал тебя сегодня…
   – И поэтому не ложился?
   – Послушай, – взволнованно сказал Миша, – у тебя крылья, ты летаешь, как птица?
   –  Намного выше, –  улыбнулся Ангел.
   – Выше, чем самолёт? И выше, чем ракета? – спросил малыш восторженно и недоверчиво.
   Иосиф засмеялся и кивнул.
   – Подними меня в небо хоть один разочек, а? – взмолился мальчик.
   – Миша, это очень высоко. Тебе будет страшно.
   – Нет, не будет, я очень хочу! Пожалуйста, прошу тебя, Иосиф! Я очень лёгкий, мне мама всегда так говорит, – настаивал он. – Ну, хоть на одну малюсенькую минуточку!..
   Ангел поколебался некоторое время, но потом решил уступить ребёнку.
   – Хорошо, мы поднимемся в небо. Но только один раз.
   – Да, да! – обрадовано закивал мальчик.
   Иосиф подошёл к окну, распахнул его. Потом подозвал Мишу и взял его на руки. Глаза малыша восхищённо сияли в предвкушении чудесного полёта.
   – А нас никто не увидит? – спросил он с лёгким беспокойством.
   – Никто, – пообещал Ангел, – я коснусь нимба, и ты вместе со мной станешь невидимым.
   Из окна в комнату тянуло лёгкой прохладой. На улице негромко стрекотали сверчки, с неба приветливо подмигивали яркие звёзды.
   – Только один круг над городом – и в постель! – предупредил мальчика небесный гость.
   – Хорошо, – Миша крепко обнял его за шею, поцеловал в щёку и доверчиво прошептал в ухо:  – Иосиф, ты самый-самый добрый!


                Март 1996г.,
                февраль-март 1997г.