Охотничьи байки

Мальхан
«ОХОТНИЧЬИ БАЙКИ» Алексеев С.Т. – М.: АСТ: Астрель: Полиграфиздат, 2011. – 352 стр. Тираж 4 000 экз.

Я читал уже книги Сергея Трофимовича, из-за чего сразу приобрёл новинку в книжном магазине. И разочарования не было – книга замечательная!

Уже, только открыв авторское предисловие, читатель знакомится с такими убедительными мыслями автора:

«Мы все – охотники.
Эта незабвенная страсть досталась нам от предков и генетически закреплялась многими и многими поколениями. Уверяю вас, она проснётся даже в убежденном вегетарианце или самом нетерпимом последователе движения «зелёных», если кто-то из них окажется в ситуации, когда нужно не жить, а выживать. Именно выживание когда-то сотворило из нас потенциальных охотников, промышляющих ловом дикого зверя. Ещё два века назад любая охота называлась ловом, а охотник – ловцом. Помните пословицу – на ловца и зверь бежит? Поэтому ловким называли не шустрого и расторопного, а удачливого на охоте человека. А ловчий – уже профессия, это современный начальник охоты, состоящий на службе у государей и князей. И практически всегда с ловлей связано священное слово «добыча», в котором явно звучит ещё одно – бык. То есть добычей охотника мог стать только самец, а не плодная матка, и в этом слышится глубинный, благородный смысл неписанного охотничьего закона.
Но самое, пожалуй, важное, что донесло до нас это странное слово, происхождение названия целой группы народов – славяне. Ещё недавно писали «словене», то есть живущие «с лова», тогда как землепашцы жили «с сохи». Полагаю, что и само «слово» произошло отсюда же и первоначально означало гимн добычливому ловцу. Не случайно ведь и доныне, если просят произнести речь, говорят: «Скажи своё слово».
И восходит это к глубочайшей древности – к периоду последнего, Валдайского оледенения, то есть примерно XXV – XXII векам до нашей эры. К эпохе, когда ещё жили мамонты…
А вы говорите, откуда эта не подвластная воле, необъяснимая, охватывающая нетерпением и детским азартом страсть, заставляющая волноваться даже старцев…»

В книге есть совершенно замечательные наблюдения за природой и зверьми в естественной обстановке. В текст очень удачно включены занимательные истории, заставляющие задуматься о сокрытых пластах истории русского народа. Не той (парадной) истории военных побед и удачной экспансии, а о кропотливом и повседневном деле освоения и возделывания новых (ещё не обжитых) пространств российского государства.

Автор родился в маленькой сибирской деревушке на берегу таёжной реки Четь. Вырос в семье профессионального охотника. С самого малолетства слушал не только житейские, но и таинственные и необъяснимые случаи, произошедшие с охотниками в тайге. Мальчик мечтал стать охотником, хоть отец всё время заставлял его учиться, повторяя при этом: «Ружьё да весло – хреновое ремесло».
Первого зайца автор поймал в шесть лет. Первую лису в заячью петлю – в девять. Первое ружьё отец купил молодому Серёже в одиннадцать, поскольку он закончил третий класс без троек. Это была «Белка» - комбинированное ружьё 28-го калибра с мелкокалиберным верхним стволом. Из него (случайно, с испугу) и добыл первого медведя в тринадцать, за что сразу же получил в школе прозвище «Медвежатник».
А как поэтично описана Алексеевым охота на глухарей!

Интересно знакомиться с авторским мнением об охотниках древности, о промысловой охоте, об охотничьей удаче. Автор рассматривает и разные подходы к самому процессу охоты – для одного это работа, промысел, а для другого – только потеха. Интересен и авторский взгляд на оружие и тот возраст, с которого подросток должен оружие осваивать.
Разговор в книге идёт не только об орудиях лова (всевозможных ловушках и капканах), оборудовании и снаряжении (в этих главах подробно рассматриваются вопросы одежды охотника, его обуви, транспортировки припасов и добычи и многое другое). Хороши рассказы о зверях и птицах, а также глава об ориентации на местности о том, как себя вести, если вы всё-таки заблудились.

Есть неписаные законы: никогда не «портить» лесную живность и добирать подранков, не стрелять звериных детей, птенцов. Под страхом смерти – не стрелять третью сороку, если прежде зачем-то уже убил двух (говорят, третья сорока – птица роковая). Не приручать хищных зверей и пернатых, за исключением сокола, ибо это первая охотничья ручная птица!
Не стрелять сорокового медведя, ибо он тоже роковой, и белоглазого волка.

Ружьё для промысловиков XVII – XVIII веков было слишком дорогим удовольствием, постоянно требующим пополнения припаса – свинца, пороха и позже капсюлей. Ещё в XIX веке с ружьями охотились князья-бояре, то есть любители, а промысловым оружием, как по мелкому, так и по крупному зверю, вплоть до XX века, наряду с редким огнестрельным, оставалось холодное – лук и стрелы. А если учитывать количество добываемой мягкой рухляди в России, боровой птицы и зверя, то наши охотники ещё недавно ходили по лесам точно так же, как много тысяч лет назад. И только появление недорогих ружей, заряжавшихся как со ствола, так и с казённой части, окончательно вытеснило дар богов.
Но не до конца.

Ещё в 1978-ом году на севере Томской области Сергей Трофимович нашёл старообрядческую заимку с довольно просторным домом под замшелой крышей из дранья. Стояла она на Соляном пути, который шёл от Урала до Амура и по которому в былые времена странники-неписахи (был такой толк) разносили соль по кержацким поселениям, скитам и монастырям. (Соль в Сибири ценилась чуть ли не вровень с золотом). В доме оказалось два лука с запасом стрел, изготовленных лет тридцать назад и, судя по размерам, разного назначения. Большой, зверовой был длиной около полутора метров, и это не просто загнутая палка, а тщательно выделанное изделие, причем бывшее в употреблении. Породу дерева определить было трудно, возможно, это толстый, до шести сантиметров в диаметре и слегка изогнутый ствол черёмухи или другого лиственного дерева (а я думал, что для лука лучше всего подходит корень сосны – С. П.).
Тетива из растянутой и засушенной жилы крупного животного. Изгиб лука совсем небольшой, и тетива слегка провисает. Совсем иначе выглядят стрелы почти метровой длины, выстроганные, скорее всего, из соснового дерева, снабженные солидным, кованым, двухлепестковым наконечником и двусторонним оперением – эдакие небольшие копья. Наконечник насажен на древко, как насаживают лопату, и ещё примотан жилой, маховые гусиные перья длиной около 15 сантиметров расщеплены вдоль и тоже закреплены тонкой жилкой. Но когда автор попробовал натянуть лук, то, как ни старался, натягивал тетиву лишь до середины тяжелой стрелы, которая летела потом метров на сорок. Возможно, лук высох от времени и стал таким тугим, а скорее всего, надо было обладать богатырской силой, чтобы владеть таким оружием.
Второй лук был всего около метра, но у него были совершенно другие стрелы – короткие, с оперением, но вместо наконечника что-то вроде тупой болванки. Как потом выяснилось – они предназначались для отстрела белок и прочих мелких зверьков, дабы не портить шкурку.
На чердаке был обнаружен самострел (в книге есть подробное описание устройства)