Улыбаясь и фырча от смеха, отвожу руку от струн гитары, левую оставляя на грифе, и беру свою бутылку пива, стукая ею по лбу рыжего секса. Того самого, голос которого некоторые желают слышать за определённую плату по телефону. Вилка громко возмущается и недовольно трёт лоб:
- Эй! За что?
Смеюсь:
- За тебя красивого.
И, сделав реверанс ему бутылкой, присасываюсь к горлышку за парой глотков. Вилка хохочет и делает то же самое, цепляя меня за ногу и пододвигая к себе. В ужасе убираю бутылку, цепляюсь за диван одной рукой, а второй крепко держу гитару.
- Придурок! Я! Гитара!
Он тут же начинает скалиться и настойчивее притягивать меня к себе уже двумя руками, как кот, уцепившийся за конец скатерти, на другом конце которой аквариум с рыбкой.
- Согла-а-асен...
Не поняла. С чем?
Нахмурившись и уйдя в крайне глубокую степень задумчивости, ойкаю и падаю на пол с жалостливо-негодующим треньканьем струн бедного инструмента, свалившегося вместе со мной. Велиаррр, твою налево!
Грозно оборачиваюсь к нему, щурясь, и набрасываюсь на него, валя на пол, не заботясь о мягкости его приземления. Ой, кто-то подо мной вякнул "ай"? Да не-ет же, мне наверняка послышалось. С яростным видом принимаюсь его шутливо душить, восседая на нём и как бы не обращая внимания на широкие ладони на своей заднице.
- Ты за-ачем благородный инструмент на пол роняешь, ничтожный ты человечишко?! - шиплю сквозь зубы, а он закатывает глаза и изображает несчастную смерть от удушения. Вот нет чтобы извиниться.
- Всё, я попала... - сокрушённо вздыхаю с качественным надрывом, печально складывая ручки.
- Почему? - замогильный голос откуда-то оттуда.
- Убила человека, ещё и возлюбленного... сначала закончу дни свои в тюрьме, а затем гореть мне в аду. О Господи, Отец Всевышний, позволь дщери своей грешной очистить её.. э... светлую душу!
- Так она же уже тёмная, раз убила?
Ладонью закрываю ему лицо.
- Несчастный труп, лежи безмолвно!
- Слушаю и повиную...
- Безмолвно!! Не видишь, я убиваюсь в страданиях.
Старательно заламываю руки, ой, одну, вторая немного занята, и новоявленному трупу это, кажется, не по нраву, потому как он неожиданно воскресает, вероятно, став зомби, и каким-то невообразимо ловким движением рук роняет меня на себя. Губами приближается к голове и целует в висок, очень голодно завывая:
- Мозги-и-и-и-и...
- Дорогой, ты проголодался?
Он улыбается, хищненько и явно примериваясь, где мне удачнее будет череп раскроить.
- Учти, моими не наешься... И не смотри так на собаку, у меня мозгов побольше всё же! Ой. Нет, что ты, у меня их совсем нет, ну вот ни капельки не осталось, у динозавров и то больше было когда-то там давно, чем у меня, представляешь, у них же размером всего с грецкий орех мозги были, а то и меньше, о это вкусное слово мозги, да-да, но ты меня не ешь, у меня их мало да и невкусные они совсем, и у пёси-мммм... - замолкаю в поцелуе, секундно думая, что это идеальное оружие против внезапно возникшей с риском для жизни болтливости, и прикрываю глаза, отвечая любимому столовому прибору и прижимаясь к нему, забираясь ладонями под себя и проскальзывая под футболку, пока его руки ведут по моим бокам и тормозят на заднице. Видимо, только туда и тянет.. Ай, укусил! Сволочь!
16.08.2011