Ошибка инженера Кочина.
Почему я вынес в заголовок рассказа название этого примитивного фильма, созданного преступным агитпропом в самый мрачный период советской истории в конце тридцатых годов. Для тех, кому посчастливилось забыть, или вообще никогда не знать этот шедевр гнусности, я напомню его краткое, примитивное содержание. Инженер Кочин разрабатывает новые конструкции самолетов, а к его секретам тянуться руки иностранных шпионов, которых доблестно изобличают героические сотрудники НКВД. Фильм создан перед войной и призван оправдать сталинские репрессии этих лет. Затем, ввиду своего низкого художественного уровня даже для того времени. он был благополучно забыт, его не показывали уже перед войной, все сороковые годы, не разу он не всплыл ни в 1951, ни 1952 годах.
И вдруг в январе 1953 года его пустили в прокат одновременно во всех кинотеатрах Ленинграда. Люди старшего поколения помнят тот период, как пик антисемитской компании в Советском Союзе, связанный с разоблачением еврейских врачей-убийц в белых халатах.
А теперь о себе. Я в те времена работал электриком в электросетевом предприятии, обслуживая глухой медвежий угол ленинградской области. Одним из основных наших потребителей было большое торфопредприятие "Назия". Добыча торфа производится только в первые летние месяцы, называемые торфосезоном. В течение февраля и марта шла интенсивная подготовка к этому торфосезону. И весь наш персонал был командирован на это торфопредприятие.
Торфопредприятие это ни на что не похожее производство. Оно занимает
территорию много десятков квадратных километров. По этой территории разбросаны рабочие поселки, где живут рабочие, добывающие торф. Основная масса этих рабочих, вербуется на время торфосезона из центральных областей России. Большинство работников этого предприятия составляли вербованные женщины, которых местные работники презрительно звали "торфушки". В колхозах российской глубинки, оставшихся без мужчин, погибших на фронтах, было много молодых женщин, ведущих нищенское существование, поскольку в колхозах они трудились бесплатно. В этих условиях вербовка на торфа помогало им решить хоть как-то материальные проблемы семьи. Работали вербованные женщины, от восхода солнца, до захода, и получали за это мизерную оплату, на которую городской житель даже не посмотрел бы.
Работа на торфопредприятиях и у мужчин и у женщин была очень тяжелой, и любители легкой жизни там не уживались. И вот в такой обстановке я провел время разоблачения врачей убийц и их последователей. И, как я потом понял, мне очень повезло, поскольку за все это время никаких разговоров о врачах-убийцах я не слышал. Эти простые люди, казалось, просто не интересовались проблемой, взбаламутившей всю страну. Один раз я ехал в поезде узкой колеи, и слышал рассказ одного работяги, очевидно штукатура или маляра. «Направили нас сделать ремонт в аптеку. Чтобы не испортить лекарства и аппаратуру при оштукатуривании и при окраске, мы все, что было, вынесли в соседнее помещение. А бабы - дуры пустили слух, что лекарства были отравлены и их понесли на проверку»
Совсем другая обстановка была в центрах культуры в Москве и в Ленинграде. Моего семнадцатилетнего двоюродного брата, в Москве вытащили из телефонной будки и избили. В Ленинграде, куда я приезжал на выходные дни, страшно было выйти на улицу, войти в трамвай или автобус. Обязательно нарывался на оскорбление.
В какой - то степени состояние и настроение этого периода выразил в стихах поэт Борис Слуцкий.
Я кипел тяжело и смрадно,
Словно черный асфальт в котле,
Было стыдно,
Было срамно,
Было тошно ходить по земле.
Было тошно ездить в трамвае.
Все казалось билет отрывая,
Или сдачу передавая,
Или просто проход давая,
И плечами задевая,
Все глядят с молчаливой злобой
И твоих оправданий ждут.
Оправдайся , поди попробуй -
Где тот суд и кто этот суд.
Что и наши послушанет доводы,
Где и наши заслуги учтут?
Все казалось -
Готовятся проводы,
И на тачке сейчас повезут.
Нет дописывать мне не хочется.
Это все ненужно и зря.
Ведь судьба - толковая летчица,
Всех нас вырулила из января.
Мне было в то время двадцать два года. Естественно у меня уже был немалый опыт знакомств с девушками. Все мои подружки, как, кстати, и друзья были русскими, поскольку моя ассимиляция была доведена до совершенства. Я и слышать не хотел о различиях людей по национальному признаку. И вот в один из приездов в Ленинград, я случайно познакомился с еврейской девушкой, и пригласил ее в кино. На то, что фильм назывался "Ошибка инженера Кочина" даже внимания не обратил, поскольку не знал его содержания.
Сидим, смотрим, как наши доблестные чекисты разоблачают вредителей. Можно отметить, что роль главного чекиста играл Жаров. И вдруг по сюжету фильма появляется старая еврейская семья - муж портной и его жена, которую, играет Раневская. Они разговаривают со страшным местечковым акцентом, с местечковыми ужимками. Зал кинотеатра взрывается злобным хохотом, в котором чувствуется - "вот они какие противные, вот какие они мерзкие, вот как над ним нужно смеяться". Для зала даже не имело значения, что артисты играют великолепно, что использован прекрасный еврейский бытовой юмор, что эти два еврея играют положительную роль, они помогают разоблачить шпионов.
Мы с сидящей рядом девушкой тоже смеялись, но наш смех был смехом добра, мы вспоминали своих старых тетушек, дедушек, мы увидели в их игре добрые еврейские шутки. Впервые в жизни я подумал о том, что бы я чувствовал, если бы рядом со мной, в этой обстановке, сидела бы русская девушка. Я, наверное, был бы готов провалиться сквозь землю, сидел бы смущенный и приниженный.
На это и рассчитывали чекисты, пуская на экраны этот фильм. Их расчет оказался точным, зал на эту еврейскую тему отреагировал так, как это было им нужно. И действительно, в то время, когда вся пресса и радио захлебывалась в антисемитских разоблачениях, толпа увидела в этих великолепных стариках то, что хотели чекисты. Видимо в психологии низкопробной толпы они кое-что понимали.