В самом начале восьмидесятых годов прошлого столетия Алекс впервые посетил самый крупный провинциальный город СССР, который в то время именовался Ленинградом.
Посетил этот город, именуемый ныне культурной столицей, Алекс не один, а в составе целой школьной делегации, состоявшей из большей и, местами, лучшей части его класса.
В один из тех далёких дней всю делегацию пригнали на экскурсию в Эрмитаж, на ознакомление с которым было отведено всего 40 минут, после чего всем делегатам было велено собраться в холле.
Большая часть делегации бросилась галопом по европам оббегать весь музей за вышеупомянутые 40 минут.
А друг Алекса Вовка, неоднократно ранее бывавший в Ленинграде, предложил Алексу и их третьему другу Лёхе не тратить времени, размениваясь на всякую древнюю дребедень. Вместо этого, не спеша, с «чуйством», ознакомиться с коллекцией «сионистов». В данном случае Вовка имел в виду не лиц, придерживающихся идеологии крайнего национализма, шовинизма и расизма среди евреев, а импрес- и постимпрессионистов.
Последним художником по хронологии течения эрмитажного времени, но не по качеству живописи, оказался даже не «сионист», а фовист Анри Матисс.
Трое друзей застыли в безмолвном восхищении напротив его огромного полотна «Танец».
Первым из друзей подал голос вернувшийся с высокохудожественных небес в низменную реальность Лёха:
– Да... Это вам не какая-нибудь херня типа Рафаэля, Рембрандта или Рубенса... Вот, все восхищаются рубенсовскими женщинами, рубенсовскими формами... Полная это туфта... А здесь, у Матисса, казалось бы, всего три цвета, несколько десятков линий, а мой «стручок» так подскочил, что вот-вот выпрыгнет из трусов!!!