Жизнь Елены тянулась довольно заунывно. Не в пример полёту длиннокрылой души и имеющемуся потенциалу. Женщина решила, что внешняя и внутренняя стороны жизни, видимо, у всех редко пересекаются и давно смирилась с этим.
Как – вдруг…
«Семинар у нас будет в Анталии!» - объявили на работе ко всеобщей радости сотрудников.
И вот – отмокают они в ласковом море, щурясь на яркое солнце, находя в этом бОльшую правильность, чем в той дождливой холодной осени, которую оставили несколько часов назад, и кооперируются на вечер - по магазинам.
Да лучше воздухом подышать, - решила Лена, воротившая по привычке нос и от магазинов, и от турецких вещей. На втором заходе в воду, когда солнышко чуть скрылось, вспомнилась надвигающаяся зима, поизносившиеся за прошлую зиму вещи и недавняя фраза мужа. Бывшего мужа. Которого она когда-то спасла материально, утопив себя. Фраза звучала заманчиво: «Купи себе что-нибудь по кредитной карте, а я её буду гасить. Моя работа, наконец, пошла в гору».
А почему бы – нет? – сказала она. И записалась вместе со всеми на поездку в торговый центр.
За нелюбовью ходить по магазинам пряталась удивительная черта Лены. Когда она распахивала дверь и окидывала взором витрины, да стеллажи, моментально выбирая свою вещь – элегантную, модную, непременно с «эффектом скромной неброскости», её глаз и пальчик безошибочно указывали на самый дорогой тут товар, как стрелка компаса – на Север. Была ли это одежда, ювелирка, картины, в которых она ничего не понимала, машины или даже – продукты питания. На мужчин она, кстати, смотрела также. Поэтому – сами понимаете. Не дочерям Рокфеллера правильнее брать что-то попроще. Продавцы единодушно уверяли, что она и от одежды с более человеческими, разумными ценами получит удовольствие.
- Нет, наоборот. Буду расстроена, что взяла не то, - отвечала она, уходя с пустыми руками.
При первой снежинке её саму находила какая-нибудь едва попавшаяся на глаза вещь под количество тех денег, что оказывались в тощеватом кошельке. К её чести, надо сказать, одежда сидела на ней отлично, не зависимо от качества пошива. Стройная статная фигура делала любую тряпку – приличной вещью. Недорогие мужчины норовили поступать также. Попасться на глаза и на её фоне смотреться прилично. Но давно поняв, что такие – не греют, Лена только успевала отмахиваться.
Так она и жила. По закону что внутреннее и внешнее никогда не пересекаются.
И сейчас, обводя глазами плечики с дублёнками, она сразу приметила одну, свою. Не похожую на другие. Остальные пытались чем-то сверкнуть, забрать на себя внимание, а эта висела с истинным достоинством, имеющим молчаливое право позволить себе шик обыденной простоты. Сослуживицы уже резво крутились перед зеркалами, а Лена всё искала внутренний путь, который бы не спугнул внешнюю цель. Начала она издалека, ткнув на другую вещь, брезгливо выясняя: что за выделка, годится ли для наших дождей, да – не холодно ли будет и не высока ли цена. Турок понял, что вопросы не по существу, начал раздражаться.
- Одеваем эту! – прекратила комедию она, проведя рукою вдоль рукава вожделенной дублёнки.
- Фи, деточка! Да эта тут самая дорогая дублёнка!
- А зачем мне хлам? Давай эту!
Когда Лена её надела, зал застыл тишиной. Внутреннее и внешнее слились.
Начались торги. Через неделю закрывался сезон, надежды на покупателей падали и турки не скупились на скидки, распродавая коллекции закругляющегося года. Когда цена подровнялась под обоюдные требования, Лена достала карточку. Оказалась не та. Правильная карта с большим кредитом осталась в номере, на этой же не было и половины нужной суммы. Турки не хотели выпускать Лену не меньше чем Лена – дублёнку…
- Бери другую!
- Нет! Эту хочу!!!
Продали за «сколько есть на карте».
Внутреннее теперь уже совсем не хотело расставаться с внешним. Или внешнее – отпускать внутреннее.
На следующий день Лена скупила всё, на что упал меткий глаз. Сразу – на все сезоны таких вещей, которых и в руках-то раньше не держала. Посомневавшись напоследок в необходимости весьма нарядной и экзотической курточки расцветки зебры с замашками леопарда, отороченной по вороту шикарной белой норкой, она купила и её. «Экзотика – вершина наполненности» - вывела закон Лена и рванула снова в сторону моря, добирать летние удовольствия.
Сразу по возвращению в родную столицу их вызвали на срочное совещание. Оно обернулось сюрпризом. Привезли в Красногорский «Снежком» с целью – поставить на горные лыжи. Выдали инструкторов.
А Лена умела только - на фигурных коньках. В раннем детстве…
Нет, конечно, она занималась дома растяжками-координациями собственного тела, а в основном – дыханием, на предмет уравновешивания нервов в перевешивающих жизнь препятствиях. Но – Боже мой! Она – давно не девочка, чтоб по горам…
Получилось всё! В лучшем виде уже к вечеру она, как завсегдатай, попивала чаёк в ресторанчике с весьма дорогими мужчинами и женщинами в перерывах между захватывающими дух спусками. Лена пролетала с самой вершины, ни разу не упав.
А на другой день она впервые в жизни прыгала с парашютом...
С приземлением тоже всё вышло!
-Господи! Господи! – вечером в туалете она давала выход и слезам. Ручейками исторгала из себя стресс пережитого. Вот теперь можно! Можно - закрыть глаза и распустить сопли, что так хотелось сделать на той снежной вершине. Бог знает - каким невероятным напряжением ума и внимания над зигзагами с торможениями ей довелось влиться в команду, давно обладающую просто - навыком. А шаг в пустоту воздушного вихря??? Да она даже солдатиком в воду с детской высоты ни разу не прыгнула.
- Я сделала это! Сделала!!!
И невесомость полнейшего счастья была столь осязаема, что становилась крыльями.
Следующие сутки этой сумасшедшей двухнедельной дистанции были проведены в ресторане. Их компания отмечала свой, весьма солидный, Юбилей.
Подзарядившись красной икрой и осетринкой, Леночка тронулась к танцполу…
Нет, она не выпила. Бездумно напиваться, закрывать от ужаса глаза ей не позволяла жизнь.
В большинстве женщин живёт Танцовщица. Не каждая позволяет себе Её разбудить. Без заученных движений трудно начать, а заученные - лишь десятилетиями практики рождают неповторимость. Но истинное соитие тела с музыкой, как и этот процесс в самой природе, вплоть до самой кульминации, диктуется внутренним инстинктом, и не чем другим. В Лене он был развит. Импровизация танца сама рвалась жить, как только звучала музыка. Но… Ситуация и Лена до сих пор не пересеклись по этому вопросу. Есть танцы – нет настроения, есть настроение – на свет вылезает застенчивость или несоизмеримость с сегодняшними обязанностями. А «топтаться» просто как все – всё равно что втискивать себя в вещь, которой брезгуешь.
Но сейчас с раскованной пластикой пантеры, с замиранием предвкушения в каждой клеточке тела, Елена целенаправленно двигалась к площадке, уже отдавшись всем тактам музыки.
Застенчивость? Собственный статус? Мешающая сила Внешнего?
Это - после прыжка от себя в Неизвестность??? Смешно, ей-Богу…
По удивлённому внимаю привставших из-за стола коллег, по расступившимся «топтунам», по глазам музыкантов, которые стали играть только ей, по наехавшему и застывшему на её фигуре глазу телекамеры и, наконец, по зеркалам вокруг – Лена поняла что не ошиблась в близости её Внешнего и Внутреннего. И это подстегнуло.
Вечер прошёл на ура. Она не повторялась, импровизируя далее и далее. Из мужчин, не последней дешёвости, выстроилась очередь, чтобы с ней танцевать. В радостных подпрыгиваньях она кричала своей прыгающей начальнице, что хочет теперь жить только так, как прошли две последние недели...
«За то, чтобы твои мечты сбывались!» искренне поднимало бокалы начальство.
А на следующий день был другой ресторан. С караоке. А у Леночки никогда не было караоке. Зато всегда был слух, голосок и верные, чувственные интонации к нему…
Короче, вы поняли разворот и второго вечера. И не станете отрицать, что под Леночкину стрелку внутреннего магнита с чёткой ориентацией только на Север, халатная Судьба, наконец, удосужилась развернуть и сам компас с нарисованными на нём делениями и буковками.
Возможно, после этого вечера восторженные почитатели внесли Лену домой на руках. Она ничего уже не помнила, кроме последней мысли, с которой и заснула: «Осталось выступить в парижской Олимпии, чтобы затмить славу Айседоры Дункан и Эдит Пиаф, вместе взятых, и можно спокойно умереть…»
Над кроватью Лены склоняется соседка-подружка Ксения.
- Ты – как?
- У нас – что? Бег в мешках? – еле теплится голос Лены. - Ничего не вижу, всё болит, пошевелить – ни рукой, ни ногой…
- ВСЁ болит? А ты кричала про зубы. Благодари Бога, что у меня стоматолог в друзьях. Сейчас сюда заглянет, - командует Ксения, поворачиваясь перед зеркалом в куртке-экзотике с белой норкой. Куртка на ней не сходится.
– Бред у тебя и температура 38 и 6, - заключает соседка, сбрасывая куртку. – Морду вон – всю разнесло, глаз нет. Жалко, а то бы я тебе зеркало дала.
- Добрая-ая-я, - падает совсем вниз голос Лены.
- Икры с осетриной надо было меньше жрать! Это же надо – в Олимпию намылиться!!! – громко продолжает возмущаться Ксюха.
В щелках глаз Лены туда-сюда испуганно забегало сознание, что ей хватило голоса озвучивать бред.
Пришедший стоматолог констатировал, что все зубные нервы воспалены, в принципе, при здоровых зубах.
- Бывает. От резких смен температур. Можем всё депульпировать, - предложил он.
- Или от резких смен жизни, - прибавила Ксюша. – Депульпируйте!
- Нет! – взвился голос Лены.
- Ну – пейте антибиотики, - распрощался доктор.
– Ты же всегда говорила, что все артисты – нервические придурки. Вот и заболела! – поставила свой диагноз соседка. – Раньше надо было лезть на сцену. Или – не говорить так про артистов.
- Да при чём тут сцена? – прорезалось возмущение Лены.
– Да. Все артисты – больные сценой люди, зависимые неврастеники. И никогда я туда не собиралась. Ещё чего. Вступить в эту трясину, - осилила целую фразу Лена и даже сделала попытку брезгливо наморщить раздутое лицо.
Пришёл участковый врач.
- Ой-ё-ёй, милочка. Где это вы умудрились воспалить себе все нервы и мышцы? Как лечиться думаете? А лимфоузлы-то, лимфоузлы! В синеву почему всё пошло? Вы, голубушка, даёте! Иммунитет свой где совсем потеряли? А? Я вас спрашиваю? Поднимайте иммунитет!
Прописав совсем другие антибиотики, врач покинула странную больную.
- Вот! Иммунитет! – села на конёк нового диагноза Ксения. – Если человек всегда жил «вопреки всему», как он может потом жить «благодаря чему-то»? Ясно дело. Только без иммунитета.
- А я знаю, как тебя лечить! – вдохновилась подруга. – Надо, чтобы тебе раздуло фигуру. Нечего одежду в облипочку покупать. И чтобы пришлось искать новую работу с записью в трудовой – Уволена за разнузданность поведения! А главное, что бы твой бывший не стал ни копейки платить по этой кредитке!
Глаза Лены резко открылись, щёки порозовели, она приподнялась чтобы сесть… Но затем упала снова в постель, утопив веки в потухшие щёки: «Было. Уже проходила. Не прокатит».
- Так ты собралась проводить теперь своё время в компании богатых? – продолжала пилить Ксюша. – На лыжах? Или – носить им лыжи? Да они вмиг тебя раскусят со словами «знай своё место, деточка!»
- Причём тут богатые? – ожили в Лене силы возмущения. – Да пусть из них хоть - кто-нибудь! Хоть раз! Сумеет во всякой рухляди выглядеть и чувствовать себя по-королевски, тогда и я – снизойду. На равных. И вообще… Яркая внешняя жизнь… не даёт быть богатыми внутри…
Бледность Лены усилилась, заблестела испарина на лбу. Она смолкла, будто провалилась.
Ксюша обеспокоенно взяла её за руку. Лена вздрогнула и вдруг пропела:
- Ты – кто-о-о? О, ты – Ангел!
Голос Лены абсолютно изменил свой тембр. Он струился по гортани, словно росинка по паутинке. Соседка была поражена. Видимо, подруга действительно владела голосом и знала, как говорить с ангелами.
- Ты же – простишь меня? – продолжалась неземная песня. – Да - сделала-а! Только для полноты достоинства-а. Имеющего исключительное право позволить себе шик обыденной простоты молчания… И тихо стану дальше висеть на вешалке-е. И не увидит незрячий – в этом магазине-е. Зато – не захватает, не испачкает…
Обалдевшая Ксения подхватила рецепты и рванула в аптеку.
Вечером она привела другого врача. Немолодая, усталая женщина осмотрела Лену. Ей стало лучше после лекарств, и она с ясным взором внимала ужасным словам, произнесённым доктором.
- У вас злокачественная лимфо-саркома. Не лечится. Осталось недолго.
Ксюша ретировалась вместе с врачихой, пряча глаза.
Прошло три дня. Ксения шла домой обедать и ещё издали узрела фигуру в куртке леопарда, краями прикидывающегося зеброй. Фигура двигалась пружинисто и целеустремлённо, ловко и изящно огибая лужи и алкоголиков. Над белой норкой усиленно светились глаза. Лицо Лены ещё хранило следы недавних отёков, но приобрело человеческий вид.
- Вот – раздобыла голубую глину для внутреннего применения. Лимфу здорово чистит. И пиявок достала, - хвастала Лена. Глаза её при этом были обращены в какую-то непонятную даль. Словно она присматривала на каких-то невидимых полках, нечто ценное для себя.
- Слушай, слушай! – ворвалась Ксюша к докторше, поставившей заключительный диагноз. – Всё сработало! Жива!
- Что сработало? – удивилась усталая женщина.
- Как? Про саркому.
Брови Ксении удивлённо полезли вверх:
- Ты хочешь сказать, что это – правда? Ты же вообще – психолог! Да как можно – без анализов???
- Я недавно похоронила сестру. Всё было также, - раскрыла свою усталость женщина-психолог. – Встала она, говоришь?
И Ксения пустилась взахлёб рассказывать о всех чудачествах подруги и о сегодняшней встрече.
- Тогда это – точно саркома, - почти язвительно и облегчённо ответила этот истинный Психолог.
И расшифровала Ксюше в её удивлённые глаза:
- Для неё же счастье в понятии - «я – сделала это»? Значит, без экзотики в своей наполненности не могла пройти и счастливая полоса...
Леночка продолжает борьбу за выживание. А недешёвые мужчины названивают и названивают, приглашая на горные спуски и в рестораны.
Леночка же, тёплым дыханием сдувает пылинки с новой дублёнки. Как - с самого заботливого существа в своей жизни...