Зоя любила путешествовать по новым местам, обожала свежие впечатления. Как-то раз ей удалось приобрести в профкоме путёвку на Кий-остров, небольшой островок, расположенный в устье Онежской губы в Белом море. Некогда там был монастырь, по легенде основанный самим патриархом Никоном, вдохновителем церковной реформы в России, проходившей во времена царя Алексея Михайловича.
В советские времена вся страна от южных до северных широт, от Куршской косы до Камчатки, была покрыта густой сетью домов отдыха. Все эти заведения, если только они не принадлежали системе управлений хозяйством ЦК КПСС или Совмина, независимо от места расположения обладали одним общим свойством: разительным контрастом между впечатлениями от замечательных красот окружающей природы и неприятным осадком, остающимся от нижайшего уровня бытового обслуживания (употребить слово "комфорт" рука не поднимается).
На Кий-острове Зоя познакомилась и очень близко сошлась с одной интересной семейной парой, тоже отдыхавшей в этом же доме отдыха. Мужчину звали Юрий Яковлевич, или просто Юра. Ему тогда шёл 48 год, его жена Вера была на 8 лет моложе.
Юра показался Зое настоящим русским интеллигентом из второй половины 19 века, похожим на героев из произведений Чехова. Образованный, культурный, обладая острым ироническим умом, он был прекрасным собеседником, умел слушать. С уважением относился к мнению собеседника. Без жёсткости, спокойно, аргументировано отстаивал свою точку зрения. Никогда не повышал голос.
Вера была очень симпатичная, эмоциональная женщина, писала прекрасные стихи, безумно любила своего Юру. Оберегала его, пыталась оградить от всего: ветра, дождя, холода, превратностей повседневной жизни, ухаживала за ним, как за ребёнком. Могучий инстинкт матери переполнял эту женщину. Судьба не дала им детей, и весь свой невостребованный материнский инстинкт она обрушила на Юру. Мне даже казалось, что он с трудом выдерживал эту её заботу о нём, относясь к хлопотам Веры с долей юмора. Вообще, они очень подходили друг другу, дополняли один другого.
Скоро Зоя почти всё свободное время в доме отдыха стала проводить в обществе этой четы. Из бесед с ними Зоя многое узнала об их судьбе, столь же причудливой и трагической, как и судьба нашей многострадальной страны.
Мать Юры с детства воспитывалась в семье знаменитого адмирала Макарова, погибшего вместе с художником Верещагиным во время Русско-Японской войны при взрыве линкора "Петропавловск". Отец Юры приходился родственником Мартову (Цедербауму), одному из лидеров меньшевиков, сподвижнику и вечному оппоненту Ленина. (Мартов был одним из немногих политических противников Ленина, к которому тот хорошо, по-дружески, относился и даже помог нелегально покинуть страну).
Поэтому, пережить 1937 год с такой биографией и фамилией Цедербаум Юре было просто нереально. Со второго курса института его взяли органы НКВД, обвинив в попытке покушения не то на Молотова, не то на Ворошилова.
Отсидев срок и выйдя на поселение, Юра встретил начало Великой Отечественной войны в ссылке в Сибири. Он и ещё один ссыльный подали заявление с просьбой о зачислении в армию добровольцами. Военком не выполнял план и принял заявления, закрыв глаза на статус добровольцев. Военком хорошо относился к этим молодым ссыльным. "Я понимаю, что вы честный человек. Я когда-то слышал выступления вашего дяди", - как-то сказал он Юре.
Поставив галочку, где следовало, военком снабдил добровольцев пакетом с их документами, предполагая, что на месте руководство само разберётся, что делать с добровольцами. Но ребята по дороге на фронт выкинули документы. При царившей тогда неразберихе им удалось попасть на фронт и воевать. Позже их личности выяснили, но не тронули. Война!
Под Курском Юра получил тяжёлое ранение обеих ног, попал в госпиталь. После лечения ему дали инвалидность первой группы и списали в тыл. До конца войны он закончил учёбу в институте. Познакомился с Верой и женился на ней. Сразу после свадьбы, в 1947 году, его забрали оперативники. Начала работать сталинская послевоенная метла. Все "социально-опасные" элементы отправлялись в лагеря и ссылку. Сталин пытался снова "опустить" поднявший было после войны голову народ-победитель. На страну обрушился вал превентивных репрессий.
Юру сослали в Сибирь, Вера, как некогда жёны декабристов, последовала за ним.
Освободили Юру во времена хрущёвской оттепели, после 20 съезда, в 1956 году. Прекрасный специалист и замечательный человек, он быстро двигался по служебной лестнице, несмотря на свою фамилию…
Зоя очень любила принимать гостей и сама ходить в гости. Из гостей её было трудно вытащить, она обычно веселилась до утра, или, в крайнем случае, часов до трёх-четырёх. Но когда мы приходили в гости к Юре с Верой, Зоя тщательно следила за временем и к девяти-десяти часам начинала собираться домой, зная, что Юра устаёт и рано ложится спать.
За исключением двух лет, когда Юра с Верой жили у нас в деревне в течение всего лета (Зоя тогда уже была на пенсии и тоже всё лето жила в деревне), мы редко с ним встречались, суета жизни брала своё, но мы чувствовали Юру и Веру всегда рядом. Зоя часто задавала себе вопрос, а как бы поступил в том или ином случае Юра.
Сегодня Юре уже 88 лет, возраст немалый. Небольшого роста, сухощавый, с живым, острым взглядом, несмотря на болезнь сердца, он живёт полнокровной жизнью, много читает, близко принимает к сердцу и остро реагирует на события в стране и мире. Иногда рассказывает о своём прошлом, но очень скупо. Вот только былую подвижность он потерял. Несмотря на своё прошлое и события в стране, он остался романтиком, не до конца расстался с идеологией марксизма, но не ленинско-большевистского, а европейского, мартовского, плехановского толка.
Совсем недавно я узнал от него, что его родственник, муж сестры отца, по фамилии Фомин, был личным секретарём Плеханова.
Однажды, в начале тридцатых годов, Фомин при посещении своих старых соратников захватил с собой Юру, тогда ещё совсем молодого человека.
Тогда в Москве существовал как бы пансионат старых революционеров, прошедших каторгу и ссылку во времена царизма. Туда и отправился Фомин в гости к своим друзьям - Дейчу и Засулич.
В пансионате содержались не только старые большевики, но и меньшевики, эсеры, народовольцы и т.д. После 1937 года пансионат закрыли. Кого-то забрали родственники, кого-то посадили в тюрьму, кто-то попал в ссылку, а кого-то расстреляли.
Я слушал рассказ Юры и восторженно смотрел на него, как на живой экспонат истории нашей страны. Он видел живых Дейча и Засулич, легендарных членов "Группы освобождения труда", портреты которых смотрели на нас со всех учебников истории страны и партии. Правда, о той встрече Юра почти ничего не запомнил, только то, что Засулич много курила, а Дейч был очень подвижен и разговорчив, несмотря на свой возраст.
Я знал, что и Дейч, и Засулич вместе с Плехановым не приняли Октябрьскую Революцию. Однако, несмотря на такой исторический факт, безжалостно относящийся к истории сталинский режим, эту группу людей оставил в "героях": ведь должна же быть какая-то предыстория у большевиков!..
Юра мне рассказал, что спустя много лет, когда он вошёл в здание Министерства Социального Обеспечения РСФСР, где ему предстояло работать, то узнал дом, где когда-то жили борцы с царизмом, и который он некогда посетил вместе с Фоминым. Говорили, что до революции в этом доме находилась богадельня, а сегодня там помещается Единый Социальный Фонд России.
Чиновники отремонтировали дом с размахом, организовали столовую-ресторан, бильярдную комнату, так необходимую приходящим на прием в Единый Социальный Фонд России по своим грустным стариковским делам нищим пенсионерам.
Много всяких событий и людей этот дом, расположенный по адресу: "Шаболовка, 14", видел на своём долгом веку. А сколько ещё увидит!
19 июля 2005 года.
23 августа 2005 года в погожий летний день на руках у Веры умер Юра. Последними его слова были:
-Верочка, я устал, я ухожу... - и он поцеловал ей руку...
Вместе с ним канул в прошлое кусок нашей с Зоей жизни, а для меня - погас и маленький лучик большой истории страны.
Как хорошо, что судьба подарила нам знакомство и дружбу с Юрой и Верой!
В 70 лет Юра ушёл на пенсию и при встречах, мягко улыбаясь, любил повторять слова из песни Галича:
-70 лет - возраст смертный...
25 августа 2005 года.
Юра и Вера по своему мироощущению, по-моему, были абсолютные атеисты. Однако, не по религиозному обычаю, а скорее, по гражданской традиции и потребности встретиться, вспомнить ушедшего, Вера собрала близких знакомых на девятый день после смерти Юры.
На этой встрече я узнал из воспоминаний друзей о судьбе Юры больше, чем за сорок лет общения с ним.
Ещё крепкие старики, каждому за восемьдесят, рассказывали о своей лагерной и тюремной молодости, о встречах с Юрой.
Коренастый старик с седой львиной гривой и крупно вылепленным лицом рассказывал о том, как охранники ставили банку с крысой, дном кверху на голый живот заключённого, крыса в поисках выхода прогрызала живот. Он рассказывал, откусывая маленькие кусочки от бутерброда с красной рыбой, о тюремных побудках "без одного": того, кто последним становился в строй после команды "Подъём", расстреливали.
Некоторые заключенные, чувствуя, что не успевают встать в строй, залезали под нары. На расстрел уводили другого человека. Я не понимал, как можно было жить в таких условиях. Я не понимал, что чувствовал человек, вылезающий из-под нар, после того, как его товарища только что увели на расстрел вместо него, что чувствовали другие, стоящие в строю заключённые, глядя на тайком становящегося в строй человека, таким путём избежавшего смерти. А им предстояло с ним жить! Как они должны были ко всему этому относиться? Трудно было сохранить человеческий облик в таких условиях!
Я читал книги Солженицына, Шаламова. У них написано много страшного. Но то - печатные слова. Я понимаю: всё, что ими написано - чистая правда, но всё равно, печатный текст я воспринимаю совсем иначе, чем воспоминания живых участников событий. Хотя и Солженицын, и Шаламов - тоже живые участники.
Я смотрю на сидящих за столом собеседников. Вот эти самые тела лежали некогда на нарах, эти самые руки, которые сегодня держат рюмки с коньяком, некогда рубили лес! Я почему-то вспомнил слова песни Галича "Облака".
Коренастый старик рассказывал о камере в Лефортово. Чистота, свет, паркетные полы. В камере находились два лётчика, он и Юра. Когда Юру выводили на допрос, то он отсутствовал сутками. Возвращался он с окровавленными ногами и лицом. Юра рассказывал, как его пытали. Нос следователь сломал ему почти сразу. Его ставили лицом к стене. Сзади ходил взад-вперёд следователь. Иногда, проходя мимо Юры, он с силой бил по голове, так, что Юра стукался лицом о стену. Но бил не каждый раз. Гораздо тяжелее удара было чувство ожидания удара, когда следователь проходил сзади мимо. Юра внутренне сжимался, готовился. Следователи менялись, а Юра всё стоял и стоял. Ноги затекали, сосуды на ногах не выдерживали, лопались...
В определённое время во дворе тюрьмы ревел мотор машины или трактора. Заключенные говорили, что это время расстрелов. Моторами глушили звук выстрелов. Однажды в камеру отстучали, что сегодня на расстрел повели члена ЦК, секретаря МК ВКП (б) Угланова. Шёл 1938 год.
Однажды из камеры вывели одного из лётчиков, в открытую дверь было слышно, как он сказал:
-Кляпа не надо.
На следующий день вывели на расстрел другого лётчика. Он тоже отказался от кляпа. На другой день вывели Юру.
-Я слышал, как Юра громко и гордо сказал: "Кляпа не надо!" - вспоминал старый лагерник.
Но Юру повели не на расстрел, а в кабинет к заместителю начальника тюрьмы. Это был советник юстиции второго ранга Дорон, отменная сволочь. Огромный, толстый, он стоял лицом к окну, спиной к вошедшему заключённому, и тяжело дышал в форточку. Не оборачиваясь, он спросил:
-Ты меня узнал, Юра?
-Нет.
-Мы с тобой учились в одной школе... Тебе дали пять лет ссылки. Легко отделался. Хорошо, что не признался. Выбирай сам место ссылки: Сибирь или Казахстан, но я советую - Сибирь. У тебя туберкулёз, а в Сибири климат здоровее...
Старик медленно вёл своё неторопливое повествование, выпил, закусил и раздумчиво продолжил:
- Уже после войны, в разгар борьбы против космополитизма, еврея Дорона посадили. Он умер в тюрьме. После 20 съезда его реабилитировали. Лежит он теперь на кладбище рядом с жертвами сталинского террора. Я недавно был на могилах ссыльных друзей и случайно увидел его могилу. Палачи и жертвы похоронены рядом. Пролетит время, и никто уже не узнает, кто из лежащих под могильной плитой, прожил свою жизнь кристальным человеком, а кто - подонком…
Они долго говорили о пережитом прошлом. Говорили обыденно, приземлёно, звякая вилками и ножами. А за их спинами из полумрака комнаты вставали тени заключённых друзей, вертухаев, следователей НКВД, министров, прорабов лагерных строек, бывших солдат - участников прошедшей страшной войны.
6 сентября 2005 год