ранее http://www.proza.ru/2011/10/22/1406
Не иначе, это взрослые обратили моё внимание на то, какими разными бывают трамваи, но по-настоящему различать ленинградские трамвайные вагоны я стал только после войны. Они были похожими друг на друга, но и непохожими тоже; только немногие из них были «пупырчатыми» с частым делением окон, остальные же, широкооконные и непупырчатые - самыми разными.
В номере детского журнала «Чиж» я с большим интересом рассматривал картинки, а кто-то из взрослых читал мне рассказы про то, где живут трамваи (в трампарке), как люди заботятся о них, как моют (из шланга, как дворник мостовую во дворе), как ремонтируют, красят их. Рассказы, серьёзные, с большими картинками. Оказывается, поначалу, когда трамвай ещё только-только появился, вагоны ходили до конца маршрута по-одиночке и, не развернувшись, ехали обратно. И «кольца» у них ещё не было. Вагоновожатый просто переходил на заднюю площадку, и она становилась передней, и его вагон так и ездил туда-сюда. Под окном вагоновожатого – с двух концов - был сильный фонарь, прожектор, а внизу решётка, опускаемая в случае опасности для окружающих. Тот вагоновожатый у Витебского вокзала, видимо, не успел подхватить ею ту тётеньку…
Потом появились различия между вагонами. Первые трамваи-одиночки стали «моторными», к ним стали прицеплять ещё вагоны, «прицепные» – видимо, для того, чтобы увезти за один раз побольше народу. У всех трамвайных вагонов с обоих концов появилась «колбаса» (она, как мы говорили, «высовывалась из переда и зада») - массивная такая штука с толстым блином на конце и дыркой внутри; на колбасе очень любили кататься мальчишки, их называли «колбасники». Когда колбасы вагонов соединялись, получался трамвайный поезд, и по улицам стали ездить трамвайные поезда из двух, трёх, а на какое-то время даже из четырёх вагонов. Тогда же появились и «кольца»…
Прицепные вагоны тоже были разными. Особенно выделялись «вышедшие на пенсию», разжалованные в прицепные старые-старые моторные вагоны фирмы «Брэш». У них на обеих площадках – передней и задней - находилось по такой штуке с колесом, и если колесо это повернуть, повращать, откуда-то снизу доносился железный стук, щёлк, треск. Говорили, это – тормоз; только он у прицепного вагона отключён, не работает: там просто какая-то «собачка» трещит по шестерёнке.
Несмотря на различия все вагоны (кроме «американок») всё-таки могли бы ходить туда-сюда: площадки у всех были открытыми, и на движении все трамваи с обоих боков почти всегда были обвешаны людьми, пассажирами.
Окрашены все трамвайные вагоны были с любовью: весь низ, корпус – тёмно-красным. Но, если присмотреться, каждая из нескольких частей, на которые трамвайный бок был разделён под окнами, имела по краю тонкую жёлтую линию с завитком на изломе по углам – очень красиво! А над красным трамвайным низом между деревянными, видимо, дубовыми оконными рамами промежутки были белыми. И каждый вагон имел спереди и позади красиво нарисованный свой личный порядковый номер: ярко-жёлтый с сине-белым отсветом вниз направо. Было впечатление, что номер этот – объёмный и высовывается над красной поверхностью. И ещё на обоих боках каждого вагона были написаны в одном из углов четыре жёлтенькие меленькие буковки – ТТУЛ. Только позже мне открылось, что это хозяйская подпись Трамвайно-троллейбусного управления Ленинграда.
Но, самым-самым главным различием было то, что у всех трамваев над крышей моторного и последнего вагонов находился, написанный на квадратной железяке номер маршрута, а по бокам его – цветные треугольники (тот же номер, только условный)! И фонарики того же цвета. Конечно же, именно на них я и стал обращать внимание в первую очередь. Мне объяснили: это для того, чтобы даже неграмотные люди могли издалека видеть, трамвай какого маршрута приближается или выворачивает из-за угла. Сначала было непонятно: неграмотные люди, откуда они? Ведь даже я - хотя мне и шести ещё не было – грамотный, и считать умею до ста!
Всех трамвайных цветов было пять: белый, красный, жёлтый, зелёный и синий и каждый маршрут трамвая имел свои цветные огни. Нетрудно подсчитать, что из них можно набрать двадцать пять различных сочетаний (это я только потом понял). Правда, маршрутов в Ленинграде было больше, и номера приходилось дублировать, но «односигнальные» маршруты, хотя и пересекались, никогда не совмещались.
Я долгое время не мог понять, что это за рабочая специальность «экипировщик»? Приглашения на работу таким рабочим часто звучали по радио. Оказывается, это - человек, отвечающий за то, чтобы вагоны трамвая были укомплектованы всем, что полагается, и вымыты. И – главное! – чтобы цвет сигнальных огней соответствовал номеру маршрута. Поскольку вагоны и поезда иногда перебрасывались с маршрута на маршрут, цветные стекляшки в фонариках надо было заменять. Когда соответствия не было, будущие пассажиры на остановках роптали. Думаю, сразу после войны работа экипировщика была проблемной; цветных стёклышек не хватало - они бывали даже рукодельными, и было видно, как плохо, по-кустарному они покрашены…
На полу (моряки сказали бы «на палубе») каждого вагона всегда лежали деревянные решётки из реек, так похожие на «рыбины» (моряки бы поморщились – «пайолы»!) на дне прогулочных лодок. Иногда они бывали частично сломанными, забитыми грязью. Ремонт «пайол»» и поддержание чистоты «палубы», подозреваю, тоже являлись обязанностью «экипировщика». А для того, чтобы стоячие взрослые пассажиры на движении, на поворотах не падали, в каждом вагоне с двух сторон вдоль сидений из стороны в сторону болтались прицепленные к трубам-штангам на широких брезентовых ремнях чёрные скобы-цеплялки - за них всегда хотелось уцепиться, но, увы, было не дотянуться, не достать...
И много чего ещё было у трамваев! Открытые площадки вагонов с нерабочей (левой) стороны задвигались низкой до пояса решёткой, по бокам между вагонами болтались пружинно-раздвижные ограждения…
И каждый-то вагон являл собою праздник, и все их любили! Правда, ругались пассажиры в вагонах очень часто, но тут уж сам трамвай был не при чём…
Народу на Кустодиева вышло тоже много, я пересел на ближайшее сидение. Ничего, удобное. В вагоне было по-прежнему тихо, а я ожидал, что после последнего объявления вожатого… Водительницы! - поправил я себя и обратил внимание на женщину в чрезмерно короткой узкой юбке и цветами в руках, стоящую возле водительской выгородки. Стало несколько неудобно, когда подумал, каково ей наклоняться. А, впрочем, тебе-то что, старичок!...
далее http://www.proza.ru/2011/10/22/1412