В Шарм аль Шейхе на каждом шагу предлагают всевозможные экскурсии. Мы выбрали Гору Моисея. Моисей – пророк, десятилетиями живший на землях Синая, написавший в этих краях пять книг, которые евреи, вернее иудеи называют Тора; без конца читают и переписывают.
Христианам эти труды известны как Пятикнижие. Как утверждают рекламные проспекты, тому, кто взберётся на гору, где Моисей встречался с Богом, рассветное утро подарит прощение грехов. Не то чтобы мы клюнули, но и который уж день смотреть на глупых рыбок, пуляющих очередями кала в пучину Красного моря, надоело.
Выехали в десять часов вечера после сытного ужина и умеренного возлияния. По дороге уснули, и приснился мне сон, не сон а -
КРАТКИЙ ЭКСКУРС В ТЕМУ.
В древнем Египте один гастарбайтер, некто Амрам взял Иохаведу, тётку свою, себе в жёну; и она родила ему Аарона и Моисея. Жили они вроде бы неплохо, но ко времени рождения Моисея, египтяне ужасно озлобились на ближневосточных пришельцев и, непонятно с какой прихоти, задумали изводить всех вновь рождавшихся еврейских мальчиков. Родивши, Иохаведа сколько могла прятала новорожденного от властей, но осознав, что шила в мешке не утаишь, отправила трёхмесячного сыночка в просмоленной корзинке по течению прямо к ногам фараоновой дочки, когда та вышла купаться к реке Нил. Принцесса, по присущей детям царей наивности и при попустительстве родителей, взяла прекрасноликого младенца в приёмные сыновья. Далее, при наущении своей служанки, а по сути тётки Моисея, фараоновна определила кормилицей малышу его же собственную мать Иохаведу. По сему, выросши и возмужав, юноша чётко знал всю правду про маму, папу и свои еврейские корни. Что не сильно мудрено при подобном способе воспитания. К тому времени злобные представители титульной нации принуждали бедных евреев делать кирпичи с соломой, но соломы не давали. Вот ведь какие коварства там творились! От жуткой ксенофобии и грубого нарушения технологического процесса, междуреченские производственники весьма страдали и роптали. Египтяне, узрев негодную продукцию, подло сокрушались и нещадно били бракоделов. В то же время, молодой Моисей, обитая во дворцах приёмной мамаши, катался в неге и роскоши как сыр в оливковом масле. Однако, даже праздно гуляя, Моисей скорбно наблюдал творящиеся беззакония и несправедливость. Однажды, где-то в окрестностях пирамид, он не смог-таки стерпеть и, заступаясь за соплеменника, целенаправленно убил египтянина. Убил, закопал труп в песок и смылся в мамашины хоромы. Но один из евреев, продажный холуй и предатель, подсмотрев обстоятельства убийства, решил стукнуть куда надо. Стукнул. Только Мойша тоже не дурак, взял да и сбежал в землю Модиамскую, что на полуострове Синай.
Вскоре он успешно женился на Сепфоре, дочери священника Иофора и у них родился сын Гирсам. Так без прописки, без вида на жительство, чистым примаком, Моисей жил себе у тестя много десятилетий, пас овец и ни о каких подвигах не помышлял. Но, как известно, пути Господни неисповедимы. Встретился заика Моисей с самим Господом, обратившимся к нему из горящего тернового куста. Как позже выяснилось, куст-то был вовсе не терновый, а что ни есть из самой неопалимой купины. Кстати, поныне растущей в том же самом месте, но теперь уже во дворе Монастыря св. Екатерины. А в те древние времена Господь задумал выводить народ Израиля из египетского рабства и главным выводящим назначил нашего героя. Моисей заупрямился, мол, я стар, восьмой десяток разменял, косноязычен, ничего не умею и всё такое. Господи! Поищи другого, кого можешь послать. Но Бог разгневался и велел Моисею взять в толмачи и ораторы старшего брата Аарона да исполнять в точности всё, что Он велит. Что тут будешь делать? с Богом спорить - себе дороже. Собрал бедолага караван, посадил семейство своё на верблюдов и айда в Египет. Трясутся они на ослах, раскачиваются верблюдах и не знают доедут ли к родственникам или заблудятся. Благодарение Господу, Аарон встретил брата с невесткой. Бог подсказал, чтоб не свихнули, куда либо в сторону. Ясно, опыт побега от фараона у Моисея, как мы помним, был, почему бы и от Бога... Нет, Бог, Он вездесущ. Встретились братья, вкусили вина египетского, сикейры настоянной на травах Абу Симбел и, отдохнув, наметили план действий.
Пошли порученцы Бога, с утра к фараону. Моисей, изображая из себя еврейского Бога, жутко заикается. Аарон толкует… Чего хотят? самим непонятно. Отказал им Фараон. Но братья-то ребята настойчивые, стали ходить во дворец, как на работу. Совсем наскучили царю египетскому! Он же должностное лицо да при исполнении, дел невпроворот, а эти двое с утра пораньше со своими заявлениями на отпуск без сохранения содержания всем еврейским гастарбайтерам. Кому это понравится? Ну, отказал им раз десять и, наконец, грубо послал фараон Аарона вместе с его косноязычным, ранее неизвестным никому богом, куда подальше. Сделал именно то, что требовалось. Тут настоящий Бог Израиля решил показать, кто в доме хозяин. Спустился в облаке и давай насылать всякие ужасы на плодородные долины Нила. И лягушек дохлых набросал, и воду отравил, и темень наслал… Короче, кругом темно, под ногами говно, в воздухе вонь нестерпимая, а эти двое, в самый разгар посевной фараона донимают, - «Давай евреям отпуск, или мы совсем уволимся». Упёрся царь египетский, показал наглецам, где рукав пришивается и выгнал из дворца. Идите мол, не мешайте верховную власть творить. Бог Израиля при сём совсем осерчал, взял да умертвил всех первенцев египетских!.. Кто ж это выдержит?... Идите, говорит евреям царь египетский, валите на все четыре стороны! Обойдёмся без вас и без ваших бракованных кирпичей. Ещё жалеть будете, назад проситься, но напрасно, ох как напрасно…
И вот, заняв у глупых египтян побольше серебра, злата и не забыв прихватить табуны разного скота да рабов иноземных, народ Израиля свалил в сторону Чермного моря. Египтяне же вскорости сообразили, что плакали их денежки, данные взаймы, и снарядили войсковую погоню за беглецами. Зря старались. Бог Израиля устроил небольшое опущение дна морского и когда был отлив, евреи прошли на Синайский полуостров. Погнавшееся за ними фараоново войско поглотила возвратившаяся обратно к своим берегам огромная волна. Японцы назвали бы её - цунами.
Поскольку карт, навигаторов, спутниковых телефонов да прочих благ цивилизации у евреев не было, Моисей привёл соплеменников поближе к владениям тестя, к знакомой ему горе. Велев переселенцам немного подождать, полез наверх советоваться с Господом, что, дескать, делать дальше? Мол, Сам знаешь, народ-то непростой собрался, всю заготовленную в дорогу мацу съел, пресную воду выпил. Теперь вопит, ропщет и на меня, и Тебя всуе вспоминает, неровен час, в другую веру переметнутся. Бог погремел громами, поблестел огнями, попугал толпу непонятками, пустил дождь на землю и велел Моисею потянуть время, лет этак, сорок. Пусть, дескать, самые умные и нетерпеливые усмирят свои амбиции или явятся за разъяснениями к Нему непосредственно, на Небеса. Испугались, евреи, притихли, но голод не тётка, отощали и опять зароптали. Что ты будешь делать? Моисей, ноги в руки и бегом на гору. Бог поворчал немного, но на первое время дал народу манны небесной для пропитания и скрижали с заветами. Пусть, мол, изучают, коль умные, грамотные и даже саман в рабстве научились лепить. Евреи народ бедовый, им палец в рот не клади, быстренько манну съели, скрижали изучили, что, дескать, дальше-то?
Пришлось Богу кормить, поить, обучать разным премудростям и даже сурово наказывать свой беспокойный, но Им же избранный народ. А Моисей от близкого общения с Господом, напитался мудрости, стал посохом воду из скал добывать, бунты усмирять. Так, в трудах и заботах, почти сорок лет прошло. Не иначе, как от любви к Богу и от большого ума написал Моисей пять книг: БЫТИЕ, ИСХОД, ЛЕВИТ, ЧИСЛА, ВТОРОЗАКОНИЕ.
Вот так обстояли дела в Синайской пустыне, где ни деревца, ни кустика путного одни камни да колючки верблюжьи. И бродили евреи сорок лет, и вошли они в Землю Обетованную, но без своего предводителя Моисея, ибо так Бог велел. Долго и счастливо жили «люди с той стороны» на холмах Иерусалима и землях Иудеи. Но видно не судьба им в покое да неге пребывать. После Воскресения Иисуса разбрелись иудеи по белу свету, с тех пор чужим в рост дают, отсталых уму-разуму учат, а коли припечёт, от погромов спасаются. Только и египтяне ребята памятливые, тысячи лет терпеливо ждали, когда ж народ Израиля вернёт им занятые в начале Исхода денежки… с процентами. Ждали долго, да терпежа не хватило и в 5728 году (от начала сотворения Мира) Египет попытался силой забрать долги, только ничего у них не вышло. Ибо Бог Израиля по-прежнему любит и защищает избранный Им народ…
Проснулись от включённого в салоне света. Значит приехали. Темно, холодно, суетно, хочется пить. Купили за пять баксов полтора литра опреснённой воды. Мокрая. Сопровождающий нас гид, в кожаном плаще гестаповского покроя, представил проводника-бедуина в джинсовом костюме на меховой подкладке и вязаной шапочке. Проводник первым делом оценил лично нашу профнепригодность к свершению подвига восхождения и строго предупредил, чтоб не опаздывали. Группа из трёх русских, двух американцев, двух (предположительно голубых) итальянцев, а остальных сербов, больше похожих на блондинистых цыган, получила название «Фараон». После ёмкой инструкции - «Тут дорога одна и сбиться невозможно», проводник, а за ним остальные, ринулись на приступ.
Два часа ночи. На небе мохнатые звёзды, под ногами «камуски» и верблюжьи экскременты, в воздухе их же густой запах. Идём, размышляя, зачем ввязались в эту авантюру и ответа не находим. Все нас обгоняют, стремятся лучшие места на вершине занять. У некоторых запасливых в руках фонарики, мы к таким не относимся. Бредём почти наощупь. Погонщики верблюдов, чувствуя клиента, галопируют рядом, предлагают услуги по транспортировке грешных тел на святую гору. Упорно отказываемся. Бредём по азимуту, вроде, на юг. В рюкзаке булькает вода. Воздух становится чище и свежее. По приблизительным подсчётам скоро конец пути и мы у заветной цели. Устали, но, волоча на себе вериги собственных жиров, бредём вперёд. Рожками к верху взошёл арабский месяц, его призрачный свет слабое пособие двум несчастным путникам, стремящимся к вершине. Молодое, задорное племя, горными турами весело скачет мимо. Злобы и зависти на них нет. Странно. Лере открываются видения святых в белых одеждах. Видения не каждому даны, уж мне-то и подавно не узреть. Грешен. Грешен, но почему-то иду не за прощением грехов. Зачем же я туда иду? Какая разница, захотел и иду… Ладно бы сам… Устали. Впереди по пологому серпантину ползёт змейка от света фонариков. Грешники спешат за всепрощением, праведники полюбоваться невиданным рассветом. Мы же просто бредём и сильно устали. Нас обогнали ещё не все, внизу извивается такая же, как вверху цепочка огней. Времени и сил предостаточно, но ноги трясутся. Ветер усиливается. Бредём бездумно. Свет рогатой луны становится более осязаемым, вырисовывается силуэт огромной крутой горы, на фоне которой движутся огоньки фонарей паломников. Как же мы туда, на вершину заберёмся? Кажется, нам не совладать…
В подтверждение пораженческих настроений, натыкаемся на группу россиян горными ланями пронёсшихся мимо нас у подножья. Прибиваемся к ним, достаём покрывало, садимся рядом, тяжело дышим, пьём невкусную воду. Воздух чист и разрежен. Три женщины и двое мужчин предъявляют претензии неизвестным организаторам по поводу отсутствия фуникулёров, перил и других удобств. Малость отдохнув, интересуемся, сколько ещё идти? Две трети от общего пути! Не может быть! Терзаюсь раскаяниями. Жесткий женский голос вещает о подлых арабских обманщиках, о горной подготовке, о необходимости сидеть и ждать рассвета здесь. Добрый мужской голос во всём соглашается. Моему раскаянию нет предела. Лера встаёт и идёт следом за промчавшейся галопом, группой борзых, молодых россиян. Безумству храбрых… К вершине! Соседи по биваку предлагают присоединяться к ним и, встретивши рассвет, спускаться обратно. Игнорируя соблазны, растворяемся в сумраке ночи.
Бредём не быстро, но равномерно без рывков и замедлений. Бредём, бредём… Влачились долго. Подъём становится круче. Рядом с Лерой из тёмного эфира бытия возник высокий, худой бедуин в шапочке, при перчатках, укутан шарфом. В трудных местах подаёт ей руку, подтягивает. Звать Рамадан, праздник, значит. Рамадан карим! Плетемся, почти ползём. Добредаем ко второму кафе. Сакля из необработанного камня, на скамейках домотканые дорожки, нищета. Вспоминаю детство, родительский дом. После темноты и призрачности здесь мило и уютно. Так бы сидели и сидели. Рядом словоохотливый петербуржец, балагур и полиглот. Умный, образованный, доброжелательный. Выпили чаю. Сидим, болтаем. Впереди ещё половина пути – далеко. Россиянин бесовски обаятелен, приятен в разговоре. Дальше идти не собирается, нечего сердце рвать, годы не те, и нам не советует. А и правда, зачем?… Мимо сакли спешат всякие; и европейцы, и азиаты, но больше всех русскоговорящих. Хорошо сидим, однако… пора!
Говорят, через четыре сакли будет пятая, расположенная у подножья каменной лестницы в семьсот пятьдесят ступенек. Информация обнадёживает. Бредём молча. Все просьбы к Богу, заготовлены заранее, не забыть бы чего, не упустить момент. Тяжело идти, очень! Ещё одна сакля, а свет следующей далеко и высоко. Нет, эту таверну пропустим, там за тесниной следующее импровизированное кафе. Передохнём, сил нет… Не забыть бы за детей попросить. О, небо сереет, звёзды бледнеют. Ещё один переход к подножью лестницы. Ох, тяжело тащить лишних сорок килограмм. Обжирательство главный бич современности, попробуй раньше, без бройлерных цыплят и фасованных продуктов нажрать живот… Что бы ещё попросить? Может о… Нет, это надо самостоятельно исполнить, без помощи свыше. Хорошо, что Рамадан помогает, милый человек… и пусть не бескорыстный, это его работа.
Пришли. Последняя сакля-кафе, дальше ступени. Ступени! Ступени не то, что каменистая верблюжья тропа, это почти цивилизация. О, ступени! Ступени впереди, а пока на привал в саклю. Бедуин молодой, бедна сакля твоя… Всё тот же дизайн, те же товары, такие же, как и в предыдущих кафе керосиновые лампы. У дальней стены сидят два худых бедуина и один круглолицый араб. Посетителей нет, только мы, остальные паломники на вершине, трясутся от холода и ждут рассветное прощение грехов. Рамадан молодчина, нас не бросает… Сидит, молчит. Араб по-русски утешает, подбадривает, утверждает, что мы герои. Отбросим в сторону скромность и мысленно согласимся. К русским относится по-доброму, а татар, хотя они единоверцы-мусульмане, почему-то не любит. Зря, среди татар много замечательных людей, я точно знаю. Ясно, виною нелюбви является Великий монгол Чингисхан и его набеги. Помнят, а русские татаро-монголам давно всё простили. Опять нас хвалит. Араб.
В разговор вступает бедуин-лавочник. Умный, образованный араб переводит на русский. Бедуин, если верить арабу, очень горд собой – худой предприимчивый, жирное не ест, водку не пьёт, не то, что русские. Праведник, надо полагать, куда нам, убогим. В качестве мелкого подхалимажа, берём за три доллара стакан жидкого чаю в бумажном стаканчике. Лавочник умолкает, доволен. Наверно немного смягчился к русским, раз кроме водки ещё и чай пьют. Сто пятьдесят грамм за три доллара? не хило. Горный бизнес. Пить не тянет, но, для восстановления сил, надо. Араб бедуинов жалеет, говорит, что жить им в пустыне тяжело, ничего не растёт, питаются верблюжьим молоком и верблюжатиной. Сутки варят и ещё сутки жуют, больно жёсткое у верблюдов мясо. Не мудрено, попробуй всю жизнь колючками питаться. Скоро рассвет, говорят, что успеем, если поторопимся. Намёк понятен…
Звезды почти исчезли, месяца не видать. Спасибо за приют, праведные бедуины. Арабу, за участие и поддержку «наш решпект и уважуха». Идём дальше. Да!.. если это ступени, то я скалолаз. Круто, сил нет. Когда не видят посторонние, ползу на четвереньках. Рамадан вошкается с Лерой. Ей тяжело, очень! Часто останавливаемся, смотрим вниз. Круто. Последним, бредущим к вершине и обогнавшим нас, был симпатичный француз. Без головного убора, в белом плаще, бордовом шарфе и со светлым портфелем в руке. Его худенькое похмельное тельце бросало из стороны в сторону. Чтоб пропустить героя-одиночку прижимаюсь к скале. Он, проходя мимо, вежливо приветствует. Мартель! Европа… они даже с бодуна здороваются. Бон жюр, месье, проходите. Ползу дальше. Впереди-вверху чёткий ориентир - белый плащ, бордовый шарф и портфель на отлёте. Мерси, месье, мысленно с вами. Сверху, смачно матерясь, спускаются соотечественники. Останавливаюсь на широкой площадке. Пропуская их, стою, дыша ртом, как карась на песке. Они не здороваются, я тоже. Мы такие, мы гордые, у нас свидетельствовать своё почтение, да ещё и незнакомым, не принято. Снизу подбредает группа из двух знакомых лиц. Пытаясь служить им такой же путеводной звездой, как мне французский портфель, ползу дальше. Осталось совсем немного, метров сто. Лера останавливается на облюбованной мной площадке. Хватит. Отсылает Рамадана мне в помощь.
Вспоминаю фильм «Красная палатка». Рамадан подаёт мне руку, идёт вперёд. Часто останавливаемся. Сердце выскакивает из груди, но я уверен, ничего страшного не произойдёт. Добредаем к цели. Туман, на уровне груди. Вокруг толпится народ. Рамадан устраивает меня в удобной нише. Пробормотал нечто, пощёлкал пальцами, взял деньги и ушёл в туман. Спасибо, добрый человек!
Внизу, под нашим облаком обширная долина, вид как с самолёта. Рядом японцы, или китайцы, или корейцы. «Алеет восток…» В ушах звон. Восток действительно алеет, видимо солнце поднимается из-за гор, но пока скрыто тучами.
Все ждут первый луч. Звон в ушах проходит. Катарсис, вызванный подъёмом, освобождает душу. Тело становится лёгким, мысли ясные… « А ведь Бог являлся Моисею в облаке! Значит, Он и сейчас!… Просьбы!... Нет, ничего для себя… Господи, дай им… …Благодарю Тебя, Господи!»
Туман, поднимаясь вверх, медленно рассеивается. Тихо и, как будто издали, доносится невнятный гул паломников. Вдруг, из-за камня хлёстко шибает по мозгам: «Витька, хули ты там торчишь? там же ни хрена не видно, иди сюда, бля!» Грубо.., но привычно, даже приятно - кругом свои…
Не знаю прав ли? но не верю я в эти байки про рассветное прощение грехов. Грехи мои и пусть остаются со мной.
Позже буду держать ответ,… там, непосредственно перед Ним.
«Гора, позволь поцеловать твою шершавую щёку». Азиаты, глядя на придурковатого европейца, целующего камень, удивлённо лопочут. Пора! Пока лучи светила не разрушили хрупкую надежду, надо сойти с вершины.
Поднимаю из-под ног небольшой камень, кладу в сумку, иду вниз…
Очертания Синайского полуострова напоминают сердце человека.
3 января 2008 год.