Лина не понимала себя. Что она нашла в нем? На двадцать пять лет старше, с объемным животом, толстым носом, лысоватый… Не Илья Борисович, нет – натуральный Квазимодо! Но вот уже полгода она была больна любовью.
Как незаметно он забрал ее сердце! В первый же день, когда она появилась на новом месте работы, посмотрел восхищенно, потом целый день не спускал глаз, а вечером уже провожал домой. Вначале она посмеивалась над престарелым поклонником, но через неделю сама ждала этих вечерних прогулок. Никакого насилия, пошлостей, циничности… Илья Борисович нежно поддерживал под локоток, смотрел счастливыми блестящими глазами, и слушал, слушал… О чем бы она не рассказывала, на что бы ни жаловалась.
Они облюбовали небольшой безлюдный сквер. Останавливались около перил набережной, в том месте, где заканчивался оранжевый мир фонаря – и целовались, целовались…
Но с недавних пор Илья Борисович избегал прогулок. Смотрел больше озабоченно, чем влюблено. В конце рабочего дня, сославшись на семейные дела – все-таки жена и двое детей – быстро растворялся в темноте осеннего вечера.
Сегодня Лина пришла в сквер одна, остановилась у перил набережной, вглядываясь в мирно текущую реку. Эта темная вода была светлее и покойнее, чем ее изболевшаяся душа… Лина вцепилась в перила, не позволяя себе думать дальше. И вдруг услышала за спиной звонкий девичий голос.
- Пень!
Она обернулась. На алее под самым фонарем остановилась парочка. Свет падал на лицо Ильи Борисовича, освещал профиль Машки, новой секретарши.
«Господи! – задохнулась он неожиданного удара Лина. – Машка! Эта пигалица, вчерашняя школьница!..»
Глаза Ильи Борисовича блестели от восхищения, он широко и глупо улыбался, а Машка все била и била зонтом по лысой макушке:
- Пень! Пень!
Видимо, Илья Борисович осмелился поцеловать Машку, а та, будучи на семь лет моложе Лины, пока не поддавалась чарам!
И вдруг Лина тихо засмеялась. А ведь Машка права! Пень! Самый настоящий – старый, трухлявый, чаровник - пень, жаждущий все новой весенней листвы!
Она подождала, пока парочка скроется из виду, а потом, весело стуча каблуками, быстро зашагала в противоположную сторону – к ярким огням широкого проспекта.