Мутант

               
               
                КРИПА.
                глава первая.
   Стальная спираль причинно следственных связей, эта  сжатая предшествующими эпохами пружина,  начала раскручиваться в заштатном городишке Отечества,  Турке. Но прежде, на просторах планеты Земля, от океана Восточного, до океана Западного, отбушевали, отполыхали несколько революций, мировых и локальных войн и сотни народов безжалостно «сбивались» в этой «сбивальне»,  в этом «кровавом миксере» в невообразимый коктейль. Имена и фамилии перепутались так, что отыскать корни родов и «истоков» в этой «кроне» нынешних имен и отчеств, было невозможно.
   
В паспортах, увенчанных золотым двуглавым петухоммутантом, было записано  «гражданин Отечества»,  без указания, какого человек роду-племени, кто его деды и прадеды,  и чье гордое, или позорное имя несет он, в будущие века. Впрочем, и будущее у граждан Отечества, не простиралось за пределы завтрашнего дня,  так как Отечество всегда готовилось к  войне,  и  к  грядущим страданиям.  «Страдать», являлась несомненной доблестью граждан Отчества, а «трудная судьба» почиталась за несомненное достоинство жизненного пути.    Правда, каждый  «страдал»  сообразно своего социального статуса,  своего интеллекта,  душевного богатства и несомненной ценности индивидуальной жизни,  в  глазах власти.  Иерархия власти представляла собой «калибровочные сита»,  по которым прокатывались члены общества,  от младенчества до своей, скорой  смерти.  На  дно  проваливались «не зрелые»,  «не всхожие семена» и удобряли собой,  своим трудом, почву для «семян всхожих». Но и те, кто взошел «слабым и хилым»,  так же являлся гумусом, «удобрением», для более ценных особей.  В этом «отборе» заключалась главная, неизреченная доктрина Отечества, неизменная в веках, остающаяся при любых катаклизмах и революциях.

И так,  Крипу, паренька из бедняцкого квартала городка Турке, впихнули в камеру.  За его спиной лязгнули запоры, а в нос шибанул спертый воздух потных мужских тел.  Крипа прижимал к животу узелок с вещами.  Всего-то  вещей было:  кусок хлеба, намазанный сливочным маслом,  который сунула мать, когда его вели в автозак,  да смена белья и кусок туалетного мыла. Арест, допрос, предстоящий  «суд скорый и правый» был внове,  в диковинку и надо сказать, все это не очень нравилось Крипе.  Крипе шел шестнадцатый год, и он в следственный изолятор попал в первый раз.
 
Камера была узкая и длинная,  по обеим сторонам тянулись нары в три яруса, а впереди, прямо перед парнем виднелось мутное стекло окна, перечеркнутое крест- накрест арматурой.
   
Крипа обвел взглядом камеру, где ему предстояло по уверению следователя, «заживо сгнить».  С нар на Крипу смотрели десятки любопытных глаз оправленных в бледные, вымученные лица. Камера ему тоже не понравилась, не понравились ему глаза сокамерников, в которых не было ни чего доброго,  а было только злое и насмешливое.
Другой бы,  на месте Крипы, ничего бы не разглядел в этом полумраке камеры,  пока глаза не привыкли, но Крипа был мутант и потому все отлично видел. Он видел, как там, на противоположной стороне камеры, возле окна, поднялись два полуголых мужчины и один из них нагловато усмехаясь, направился к нему.

- Только не  надо бояться. -  Сказал сам  себе Крипа потому что,  много чего могло произойти с этими мужиками, если бы он испугался. Он и попал сюда от испуга.  Крипа всю свою жизнь посвятил воспитанию, чтобы не боятся ни кого, иначе...

О том, что он мутант, сказала ему мать, когда Крипа пошел в школу. Школа была муниципальная для малоимущих семей,  а у Крипы не было отца, почему не было? Об этом мать не рассказывала.
   
Так вот,  все случилось с Крипой в средине учебного года как  раз  перед рождественскими каникулами. На большой перемене к нему подошли старшеклассники и потребовали десять рублей за то, что «он дышит воздухом».

- Иначе кислород  тебе  перекроем. -   Сказал старшой и жестом,  довольно наглядно,  показал, как это делается.  У Крипы не было денег, и он  испугался этих мальчишек.  Испугался и захотел умереть.  Умереть не навсегда,  а «напока», покуда не уйдут эти пацаны. И только подумал об этом, как у него остановилось  сердце, и он рухнул на пол в коридоре.  С непривычки и от неожиданности упал больно,  зашиб колено и локоть, но самое поразительное открытие сделал тогда Крипа, что мертвые все слышат.
   
Он и услышал: 
- Он что?  От страху в обморок упал что ли?
Спросил тот самый пацан,  который собирался «перекрыть ему кислород». Потом Крипа такой «фокус» проделывал не раз и научился «владеть своим телом» и уже падал  аккуратно.

- Рвем когти, Дуба!  - Сказал второй, его звали Ася, но тут Крипа услышал голос физрука:

- Дубовик! Опять ты за своё принялся. Что ты этому шкету сделал?

Крипа и  на самом деле был тощ и вовсе не потому, что в доме не было еды, просто он «таким уродился», тощим.

- Мы,  Сан Саны, даже мизинцем не тронули, грохнулся и лежит.  - Ответил парнишка.

Крипа почувствовал, что над ним кто-то склонился и стал расстегивать ему рубашку,  а потом услышал дыхание человека.  «Змей Горыныч»,  как  называли физрука старшеклассники, за привычку щипать нерадивых учеников «с вывертом», до синяков, приложил ухо к груди Крипы.
Крипе стало любопытно, что же дальше будет. Он хотел, чтобы этих, злых мальчишек наказали.
- Батюшки! -  Крикнул физрук.  Зовите немедленно Веру Николаевну!

Вера Николаевна  -  школьный доктор  это Крипа знал,  потому что она «ставила ему вакцинацию против гриппа».

Когда прибежала Вера Николаевна,  то Крипе уже расхотелось быть мертвым, потому что болела ушибленная нога,  а с остановившимся сердцем  ни  чего  с этим поделать нельзя.  Это знание само собой пришло в голову Крипе,  словно он все это знал, да забыл и вот  вспомнил.

Пульса нет, и сердце не прослушивается,   доложил физрук, мерно поднимая и опуская руки Крипы. Позже, Крипа узнал, что так делается «искусственное дыхание»,  только Крипе такое знать было незачем,  он умел многое, чего не умели обычные люди.

В конце концов, все обошлось, но не потому, что физрук делал искусственное дыхание,  а потому что Крипе,  как уже было сказано, надоело быть мертвым, и он уже не боялся злых мальчишек. Нечего было бояться, когда рядом был физрук и Вера Николаевна?
Дубовика и  его  напарника Ясю,  выпороли розгами,  а дома,  когда Крипа рассказал эту историю маме, она и сказала ему, что он мутант.

- У нас,  в роду, рождаются мутанты. -  Мама сидела на печке и как обычно вязала Крипе очередную шапочку,  другого чего вязать мама не умела,  или не хотела.  А то, что мама сидела на печке, в том не было ни чего удивительного, Крипа родился и вырос на этой, сбитой из глины, огромной печи. Он даже мылся  в ней,  пока его не арестовали и не обвинили в изнасиловании девочки из параллельного класса. 

Девочку звали Лада и она,  как и Крипа,  заканчивала муниципальную школу.  Лада должна была «распределится» на суконную фабрику, а судьба Крипы еще не была решена муниципалитетом.  Так вот, тогда, восемь лет тому назад мама сказала Крипе,  что он мутант и это,  и «хорошо, и плохо».

- Главное,  говорила мама, - чтобы ни кто, ни о чем не догадался. Люди не любят, когда кто-то, чем-нибудь выделяется. Тогда они его ненавидят и преследуют. Я думала, что ты нормальный, а ты оказался мутантом, теперь с тобой одна морока.

Однако ни какой «мороки»,  с Крипой,  у мамы не было потому, что он себя воспитывал,  чтобы не испугаться, как тогда, когда с него Дуба и Яся потребовали денег, «за право дышать».

Это было трудно воспитывать самого себя, гораздо труднее, чем воспитывать кого-то. Крипа воспитывал кошку и мог сравнить, что труднее. Но мама сказала,  что без этого ему не стать человеком,  «не вписаться в общество, а все время,  подобно его двоюродному деду Антипу,  бегать по всему миру, не имея пристанища.

- Пристанище   это изба с печью, -   объяснила мать,   а без печи мутант «страдает».  «Страдать» Крипа не хотел и потому «воспитывался» добровольно, с осознанием важности воспитания. Но не все у него получалось.

Однажды, из подворотни богатого дома выбежала огромная собака и  с  лаем кинулась на Крипу. Тот испугался и разорвал её на две части. Хорошо, что ни кто не видел,  а то бы невесть что подумали.
 
Крипа догадался отбросить от себя обе половины, чтобы не запачкаться в хлынувших потоках крови. В крови, даже собачей,  по кварталу не походишь, тем более мальчонка занесло в квартал зажиточных. 

Собака еще была жива, когда он швырнул обе половинки в газон. Было жутко и мерзко видеть, как обе разорванные половинки еще жили своей собачей жизнью, не осознавая еще, что уже разорваны на две части. Даже кровь еще не успела вытечь из разорванных вен и артерий, как Крипа отбросил от себя то, что секунду назад бросилось на него с лаем!

Крипа сел на бордюрный камень,  напротив особняка,  чтобы осмыслить случившееся и сделать «выводы» из этого.  Хозяин собаки,  выбежал на лай пса и увидел,  сжавшего  в комок мальчонка.  Он схватил Крипу за плечи и жалобным голосом стал спрашивать: 

- Она тебя не укусила,  малыш? Она ни чего с тобой не сделала?

Ведь, все мальчики одинаковы и трудно,  вот так,  сразу, понять из какой он семьи?  Если бы хозяин собаки знал, что Крипа из семьи бедных, то он на поддавал бы ему, чтобы собак не дразнил, но он не знал и растерялся.

Крипа отрицательно тряс головой, и хозяин собаки успокоился.
- Куда убежал мой дог? -  Спросил мужчина и Крипа честно показал  ему  на газон где, в не кошеной траве, лежала разорванная собака.

Крипа опять испугался,  что этот,  строгий дяденька,  в роскошном халате, накинутом на голое тело,  осердится на его, за то, что Крипа нечаянно, с испуга разорвал его собаку. 

Вот так,  вторично испугавшись, он и с испугу, в мгновение ока,  очутился возле своего дома. То есть, Крипа попросту убежал с этого места и бежал до дома, как ему показалось, минут десять,  в «мгновение ока» было не  для Крипы,  а для того мужчины, растерянно смотревшего на бордюрный камень, где только что сидел тощий шкет.

Мысли в  голове  Крипы  путались,  нехорошая тошнота подступала к горлу. Увидев ограду своей избы, Крипа подумал:

- Ну вот, теперь мама опять скажет, что из меня «не получится путного человека».
А ему так хотелось стать «путным человеком», хотя он не понимал, что же это такое  «путный человек».

Дома, Крипа забрался на печку и уставясь в давно небеленый потолок, заново переживал случившееся с ним.  Перед  глазами,  потрясенного  парнишки, стояло видение:  вот он наклоняется,  берет собаку за передние лапы, сводит их вместе в одной ладони,  сжимает их так,  что хрустят кости и проделывает тоже   с задними ногами,  потом дергает в разные стороны и собака разрывается на две половины. Он видит, как в месте разрыва набухает что-то ярко-красное и понимает,  что это кровь. Крипа отбрасывает от себя разорванные половинки собаки в газон.

Вот что сделал страх с Крипой.  Тут хочешь, не хочешь,  а поневоле будешь себя воспитывать,  да и не как либо,  а часами под руководством мамы.  Мама была мутант,  но она не говорила об этом.  Когда Крипа спрашивал маму, «что она может»,  она отвечала,  что «Крипа еще не вырос,  чтобы все,  обо  всем знать».

Господин Завадис,  начальник департамента коммунального хозяйства города Турке,  а это он выбежал в халате на лай пса, подумал было, что у него начались галлюцинации, что он безрассудно увлекся «постельными играми» со своей секретаршей Алей,  но обнаружив в газоне разорванного пополам дога,  впал в состояние легкой прострации.

С той поры, в городе, среди местной интеллигенции, поползли слухи о том, что инопланетяне на самом деле существуют и люто ненавидят собак,  а собаки отвечают им тем же. При этом ссылались на господина Завадиса и на сделанные им снимки, разорванного пополам дога.

- Пацан, обыкновенный  пацан, -  шепотом рассказывал Завадис своим знакомым, а те своим...  Сидит на бордюрном камне, жалкий такой, худой, растерянный и показывает мне: «вон там мол, Ваша собака»...

Однажды, Крипу хотели побить, но ни кто из трех пацанов, напавших на него в школьном дворе,  на баскетбольной площадки, так и не смог ни разу ударить Крипу. Потому,  что он все время оказывался где-то не там,  куда  летел кулак, или тяжелый носок кожаного ботинка.

Он ни кого не тронул потому, что помнил,  что случилось с собакой, и леденел от одного только представления о том,  что  может  случиться  с этими хулиганами,  если он потеряет над собой контроль. На этот раз, Крипа, вполне владел собой, и ему показалась интересной эта игра в «увертывание», или в «дразнилку».

Наконец, нападавшие вымотались настолько, что стали визжать от злости, а потом  сидели  обессилившие на траве и плакали.  После этого,  уже ни кто в школе не связывался с Крипой. 

Те трое -  гроза  квартала  бедноты,  пустили слух, что Крипа тайно ходит  на курсы борьбы «чанго» и потому, связываться с ним может только «безумец».

Ни кто не знал толком, где эти курсы и что за такая борьба, «чанго», но в школе все шепотом передавали,  будто  тайные  спецслужбы  практикуют  эту борьбу.  Получалось так,  что Крипу заметили и отобрали для особой работы в ОРГАНАХ.

Сан Саныч,  физрук,  этот «змей Горыныч», гроза всех пацанов школы, стал поглядывать на Крипу с интересом,но ни каких, особых достоинств не видел в тщедушном теле Крипы.  Размышляя над слухами,  он решил для себя, что Крипа всего лишь «юный патриот Отечества»,  а не ученик какой-то спецшколы и благоразумно решил промолчать о своих умозаключениях. С «патриотами Отечества» только одни дураки связываются!

Это было даже хорошо,  что школьное начальство знало о том,  кто в школе является «юным патриотом».  Это вносило определенность, ориентировало педагогический коллектив,  так как через «юного патриота» можно было донести до ОРГАНОВ свое патриотическое умозрение, свою лояльность к ним.

Директор школы,  преподаватели, все изменили своё отношение к этому, худенькому пацану.

Они поверили,  что он связан с ОРГАНАМИ. 

Иной раз,  в средине школьного часа, Крипа, молчком собирал свои тетрадки и уходил из школы, ни кто его не спрашивал, куда, всем было ясно, «куда».

Сообразительный парнишка  понял,  что этими слухами можно пользоваться к «своей выгоде».  А выгода у парнишки была одна: зимой сбежать с урока, забраться  на  хорошо  протопленную печь и там лежать,  наслаждаясь «истомой», чувствуя, как неведомые силы вливаются в его тело.

- Смотри, -  говорила ему мать, -  перегреешься на печи, мал еще, - но Крипа не боялся «перегреться»,  он впадал в странное состояние, какое испытывают фанаты интерактивных компьютерных игр.

Крипа путешествовал, но где? Но разве так важно для десятилетнего мальчугана,  где путешествовать и главное  в качестве  кого?  Куда важнее чувствовать реальность и в то же время осознавать свою абсолютную неуязвимость.

Весной, когда  печь не топили каждый день,  Крипа уходил в ближайший лесок,  где полно растет «петушков», «пучек» и «пекан». Там, на склоне холма, зацветают большие, мохнатые, синие и красные цветы, и Крипа с ними разговаривал, уставясь своими пронзительно синими глазами в венчик цветка, где его «ушки». 

Цветов Крипа не рвал ни когда,  потому что «они живые». Ни кому, в голову не приходило проверить,  куда уходит парнишка,  так как  следить  за сотрудниками ОРГАНОВ не полагалось.

Вот так, Крипа жил, считай с того самого времени, когда по школе пронёсся слух о его «особых связях с ОРГАНАМИ».

Дома, под присмотром мамы он «тренировал свою волю» и этим же занимался, когда был один, в лесу.

Только через пять лет после случая с собакой,  Крипе показалось,  что он полностью овладел собой и теперь,  когда пугался,  то действовал уже осмысленно, а не так, как тогда, когда разорвал пополам дога господина Завадиса.

                * * *
Лада Бартенева была самой красивой девочкой в школе и не по годам практичной. Ей вовсе «не светило» идти на суконную фабрику, а слухи вокруг Крипы, о его связях с ОРГАНАМИ не давали ей покоя. Стать женой человека, работающего в ОРГАНАХ, что может быть лучше и практичнее для девушки, достигшей брачного возраста?

Потому-то, она и пригласила его к себе,  на день рождения и там,  откровенно и ясно сказала ему,  что хотела бы выйти за него замуж, еще до того, как их «распределят».
Она все подстроила так,  чтобы остаться с Крипой вдвоем. Лада, после того, как объявила Крипе о своем намерении выйти за его замуж, не откладывала дело в долгий ящик.  Она принялась раздеваться,  предварительно  сменив  на кровати постельное белье.
 
Девушка даже мысли не допускала, что  Крипа, молчал потому, что не хотел на ней жениться. Она истолковала его молчание, как согласие. Крипа же, может и хотел жениться, Лада была красивой девочкой, но дело в том, что мама сказала,  что мутанты могут жениться только в двадцать пять лет, когда «отпадет рог».

Из-за этого рога,  Крипа ни когда не мылся в общей,  школьной бани, да и нужды в том не было, когда есть печь. Не мочился в туалете, как все мальчики, не стесняясь друг друга. Костный нарост на крайней плоти стал явственно заметен к десяти годам, а к пятнадцати, стал величиной с большой палец Крипы.  Мама объяснила,  что это не навсегда, а «на время», когда Крипа станет взрослым мужчиной, «рог» отпадет. И добавила, что «мутанты взрослеют только к двадцати пяти годам потому,  что живут до двухсот лет,  как его дедушка в деревне».
   
Дедушке было  сто  лет,  и  в паспорте он записан был как,  Трошкин Денис Патукевич, но все его звали «Лысун» потому, что дедушка Крипы был совершенно лыс. На самом деле, деду шел стопятидесятый год и он был «ужасно старый» и потому все «путал».  Он и нынешнего Президента  «путал»  с  каким-то старцем, которого утопили в проруби, а потом он воскрес и стал президентом.

Дедушка верил,  что люди воскресают, и происходит это часто.  Дедушка  очень нравился  Крипе,  хотя тот считал Крипу воскресшим Антипом и так его всегда называл
-  Антип. Дед очень боялся за него.
 
- Ежели схватят, то не признавайся, что ты Антип и казну царскую грабил. А лучше исчезни.

И дед наглядно показывал, как нужно «исчезать». Был, сидел за столиком в саду, и нету!  И еще дедушка, выслушав все, что происходит с Крипой, когда он пугается, сказал, что он «вылитый Антип» и «в момент испуга в Крипе просыпается его дух». 
Крипа не хотел иметь в себе духа какого-то Антипы,  который ограбил самого царя, он хотел быть самим собой. И он был «самим собой» пока испуг не лишал его власти над собственным телом и разумом.

Мама говорила,  что это неправда и «старик выжил из ума», а Крипа «такой сам  по  себе и нечего тут приплетать его двоюродного деда».  Правда,  мама очень боялась,  когда Крипа пугается и все делала, чтобы он «собой владел в любой ситуации».
Она все еще не теряла надежды «сделать из него человека».

Так вот, Лада подготовила постель и, раздевшись догола, юркнула под одеяло и поманила к себе Крипу. Она была красива, тем более, Крипа впервые видел голую, «совсем», девочку.

- Ну,  ты что?  Спросила Лада, удивляясь тому, что её будущий муж сидит истуканом на стуле.

Сидеть истуканом  на стуле,  было не просто для Крипы, и ему понадобилась «вся его воля».  Он отрицательно покачал головой, так как в горле все пересохло от волнения, и он не мог говорить, от этой сухоты.
-
 Если ты думаешь,  что так уйдешь, то напрасно!  Лада вскочила на кровати,  схватила рубашку и разодрала её напополам, то же проделала и с трусиками, а потом царапнула себя по лицу.

- Вот!  Я скажу,  что ты меня насиловал! Вот!

Она кричала с кровати на онемевшего Крипу.

- Ты думаешь, тебе ОРГАНЫ помогут? Не думай! За ЭТО и из органов турнут! Это, если хочешь знать «конченая статья»!

Что такое «конченая статья» Крипа узнал уже на утро,  когда сидел в наручниках перед следователем.

-  Ну,  брат!  Это «конченая статья»! С этой статьей еще ни кто, с зоны, не вернулся.
Крипа нисколечко не боялся следователя и «конченой статьи» ведь, к этому времени,  Крипа хорошо себя воспитал.  Но именно его  бесстрашие  бесило следователя:

- Ты, дурачок, что ли? -  Спрашивал он Крипу. -  Ведь все знают, что такое «конченая статья». Ты не жилец, урод!

Крипа себя уродом не считал,  а сказать,  что он  мутант  нельзя, мама строго настрого запретила об этом говорить потому, что «ОРГАНЫ» «догадываются о мутантах и могут принять меры». Какие «меры» мама не говорила, но по всему видно, что она не хотела этих «мер».

от так Крипа попал в эту узкую, как школьный пенал, камеру и навстречу ему шел здоровенный, полуголый мужик как-то странно, противно улыбался.

- «Петушка» привели, -  говорил он, надвигаясь на парня.  Мужик был на полметра выше Крипы. 

- «Петушка», прямо по заказу. Юный еще петушок, целочка.

Крипе стало  не  по себе, и он принялся, успокаивал себя:  «Только не надо боятся!» 
Повторял парень про себя,  но чувствовал,  что, наверное, не удержится и испугается потому,  что начал догадываться, что значили эти слова в устах грязного и наглого мужика.

Крипа окинул глазом всю камеру и понял,  что для его,  в этой камере нет места. И тут до Крипы дошел смысл слов, сказанных каким-то тюремным начальником:

- Там, для тебя, места нет.

Верзила остановился напротив Крипы и словно прочел его мысли:

- Здесь для тебя места нет, «петушок», разве что подо мной.  И захохотал так, что задергался, заколыхался живот, обросший густым, черным волосом.

- Пошли  что ли,  «петушок»,  пробу сниму.
 
Мужик развернулся в проеме между нар. -  Пошли, пошли...

- Я вторым буду, Зоба.  Сказал кто-то хриплым голосом.

- Пару косяков, за ходку. -  Зяба загоготал.

Крипе не  хотелось идти вслед за этим мужиком и смотреть,  как ходят туда-сюда,  по-женски, его ягодицы. Так они двигались у Лады, когда та накрывала для Крипы постель, только у Лады они были красивые и волосы у Лады были не черные,  словно шерсть, а золотистые.

Но Крипа пошел потому, что стоять у двери, рядом с черным проемом в бетонном полу из которой несло мочой, ему не хотелось.  Конечно, он мог войти в такое состояние, когда ни что его не волнует,  ни холод,  ни голод, ни тем более запах, но сейчас это было бы глупо. Он шел вдоль нар и на него смотрели обитатели этой клетки, и никто ни чего не сказал.

- Садись. -  Зяба повернулся  и жестом указал на свое место на нарах. У него был настоящий поролоновый матрас и настоящая подушка из пера.

- А лучше сразу ложись и ноги врозь.
 
Он почесал себе горло и Крипа увидел, что он расчесывает на горле бледные, противные пятна. Зяба зевнул, выставив на показ ряд гнилых зубов.  Он заметил,  что Крипа обратил внимание на  его зубы.

- Не боись,  до таких зубов тебе не дожить. 

И опять противно засмеялся. Его смех подхватили двое мужиков, сидящих напротив Крипы.

- Ложись. -   Повторил мужик. -   Ежле добровольно,  то это не так больно, Верно, Хомок? 

И загоготал, больно складно получилось.

- Само собой,  Зяба.  Кто же не знает?  А ежле что,  поможем.  С готовностью откликнулся тот, кого он назвал Хомок.

- Чего помогать-то? -  Сказал Зяба, -   дело привычное.  И обернувшись, сказал, с угрозой в голосе: 

- Ну? Сам или помочь?
 
За все эти,  десять минут,  что Крипа находился в камере, он не произнес ни одного звука. И тут произошло с ним то, что тогда, когда на него набросилась собака.  Крипа действовал, не отдавая себе отчета в том,  что он делает  и  зачем,  словно его телом владела посторонняя,  знающая, что и как нужно делать, сила.

«Рог» у Крипы отпал, гораздо раньше, чем предсказывала мать, он остался в заднице Зябы.

Два его напарника лежали без сознания.  У обоих,  Крипа вырвал половые члены и засунул им в рот.  В дверь камеры отчаянно молотили ногами и руками заключенные, а Крипа стоял со спущенными штанами между нар и по голеням его ног стекала кровь Зябы. Вид его повергал в жуткий ужас сокамерников.
И опять Крипу трясло, как тогда, когда он сидел на бордюрном камне, а за его спиной,  в траве газона,  лежала разорванная им собака.  Он не понимал, что  с ним было, и почему он не справился со своим страхом,  хотя должен был справится.

Охранники влетели в камеру с шоковыми дубинками в руках.  К этому времени,  Крипа надел штаны, отерев кровь с полового органа и с икр ног, подушкой с постели Зябы.

Охранник, одетый в бронежилет и каску с  «намордником»,  ткнул  в  живот Крипы дубинкой. С конца слетела голубая молния, но Крипа даже не почувствовал удара высоковольтного разряда,  он хотел только одного: помыться, смыть с  себя эту кровь и все обдумать,  но ему не давали сделать ни первого,  ни второго. 

Удивленный охранник раз за разом тыкал в живот Крипы свою дубинку, и раз за разом с неё слетала синяя молния,  но преступник Крипа стоял,  как ни в чем не бывало.
- Ну,  чего ты там валандаешься?

Спросил кто-то,  сзади охранника и в это время на Крипу,  сверху, стало падать одеяло, отягощенное двумя добровольными помощниками охранников.

Крипу  завернули бы  в одеяло,  сбили, скрутили и смяли в бесформенный комок трепыхающегося тела. Так оно должно было быть, и было бы с обычным человеком,  но только не с мутантом. 

Едва Крипа почувствовал,  что ему на голову что-то падает, он выскользнул из-под этого одеяла, в результате чего на пол упали те самые,  добровольные помощники охранников и сбили того,  кто тыкал шоковой дубинкой в живот Крипе.  Падая навзничь, охранник сшиб сзади стоящего охранника. В итоге, между нарами, в узком проходе, произошла свалка тел. Крипа же стоял,  прижавшись спиной к торцовой стене камеры.  Он раздумывал, не пробежать ли ему по второму этажу нар к распахнутой двери.  Она манила его. Ему надоело быть здесь,  хотя мама умоляла его не вступать в конфликт с начальством.  Она обещала нанять адвоката, а Крипе всего-то, «нужно было немного потерпеть».

- Это для тебя,  сынок,  пустяки. -   Говорила мама, но она не знала, что для её сына нет места в камере, а когда нет места, то это уже не пустяк.

Не успели, упавшие встать на ноги, как Крипа был позади их, в коридоре и побежал к выходу. Он хорошо запомнил дорогу, а то, что на его пути встречались решетчатые преграды, то это сущий пустяк для мутанта. В этом убедилось тюремное начальство позже, рассматривая порванную, как шпагат, арматуру.

Собственно говоря,  Крипу ни кто не видел,  ни тогда,  когда он бежал по нарам над головами свалившихся в кучу малу людей,  ни тогда, когда он бежал по коридорам мимо охранников.  Не удивляемся же мы,  когда не видим летящей пули,  но Крипа, в это время был не пуля, а снаряд весом в шестьдесят кило.

Вот почему рвалась,  как шпагат арматура,  когда встречала,  налетающее  на неё, тело Крипы.

Вот что происходит с арматурой,  когда мутанту,  всем своим сердцем,  до омерзения не хочется находиться в тюремной камере. Это происходит даже тогда, когда мутант дает слово матери, что «будет вести себя порядочно».

Понятное дело, что Крипа направился домой, чтобы повиниться перед мамой, что не сдержал своего слова и «маленечко не потерпел».  Правда, он подумал, что не станет рассказывать о том, что он сделал с теми, кто хотел его изнасиловать, но ведь не обязательно же рассказывать все?

Вот что думал Крипа,  открывая дверь в избу матери. Она, как всегда, сидела на печке и вязала.

-  Отпустили что ли? - Спросила мать и, отложив вязание, посмотрела на сына поверх очков.

- Не  а... -   Сказал Крипа,  роясь в сундуке.  Он хотел найти там свежее белье и штаны, а еще хотел залезть в печку и помыться. Он отодвинул заслонку и заглянул в зево печи. Она была протоплена.

- Как это «не а»?  -  Спросила мать, спускаясь с печи  и  нащупывая  ногой приступку.

- Сбежал я, -   сказал Крипа, поднимая двух ведерный чугунок с теплой водой и всовывая его в печь.   Там,  в камере, для меня места не было.
 
И полез в печь вслед за чугунком.

- Как это места нет? -  Удивилась мать, -  а чего же тогда сажают? 

Сабила была удивлена неразумностью власти и раздосадована тем,  что в размеренное течение жизни вошли «не предвиденные обстоятельства».

Вопрос повис в воздухе потому,  что Крипа уже закрылся заслонкой.  Печка топилась давно,  в ней было не жарко, а Крипа любил, чтобы волосы на голове потрескивали от жары.  Волос на голове Крипы и без жара закручивался в мелкие кудряшки, как руно на новорожденном барашке. Он любил жар и мылся всегда первым.
   
Мать постучала в заслонку: 

- Ты чего это не во время мыться вздумал?  До субботы еще два дня, а ты уже забрался в печь?

- Там грязно,  мама. -   Отозвался из печи Крипа.  Там все люди грязные, даже те, что в погонах ходят.

На улице загудели машины, завыли сирены.

- Ну, вот и на помине легки. -  Сказала мама, - а ты в печь забрался.
 
- Скажи, что меня нет. -  Отозвался Крипа.
 
- Ты меня поучи еще,  молод...  – Ответила мать   и в голосе её была  недовольство тем,  что сын учит,  что ей делать, когда «власть наезжает» и гордость за то,  что она-то знает,  как обходиться с незваными гостями. Только вот сама не определилась,  чем же наградить незваных гостей: внезапным острым приступом почечуя, или неудержимым поносом?

Она, ведь,  мало что могла,  не то, что её отец, дед Крипы, Лысун. Тот, в молодости, мог такой морок навести, что жилища не видно. Был дом и сплыл, а кто сунется в этот морок,  тот в болоте тонул. Она была девочкой, когда два жандарма тонули,  Уж так они кричали бедные,  так кричали, пока их  болотная трясина не утянула,  что ей жалко стало тех, «усатых дядек». А она мутантом была на чуть-чуть, не то, что её сын  этот посильнее, чем дед будет, когда в силу войдет, да навык обретет.

Сабила, - так звали мать Крипы, вышла на крыльцо. Всего приехало по душу её сына, человек десять вместе с шоферами.

«Ладно,  подумала Сабила,  пусть будет у них полный «букет моей матушки», упокой Господи душу её на полянах своих ягодных».

Сабила взяла левой рукой травинку,  а правую с  растопыренными  пальцами выставила в сторону машин. Потом произнесла магическую формулу и «сила жизни» потянулась из травинки через её руки и  направилась,  преображенная  её волей и магией слова к людям в форменной одежде, с короткими автоматами через плечо.

Действовать эта  сила  начала  сразу же и это было заметно по тому,  как уверенная поступь «группы захвата», вдруг прекратилась, все как-то засуетились,  в поисках места,  чтобы облегчиться. По тому, как водители выскочили из машины и стали приседать у колес,  лихорадочно  снимая  штаны, было хорошо видно, как действует древняя магия слова.

Сабила села на крылечко и ждала, когда самый стойкий подойдет к ней. Такие бывали,  особенно, если были худощавы, да встретили её заклятие на пустой желудок,  но и им бывало не до служебного рвения. Резь в животе, любого подкосит. После обильного поноса, почечуй или геморрой бывал особо кстати, чтобы охладить пыл служак. К тому же «букет» предполагал неудержимые позывы к мочеиспусканию.

Вот это-то она и скрывала от сына, слишком уж ничтожными были её способности, чтобы ими можно похвастаться, да и стыдные какие-то. Но, что поделаешь,  раз такой способностью награждает Господь, то уж тут не поспоришь, не обжалуешь.

Была еще одна тайна Сабилы  это тайна женского рода мутанок,  не позволявшая им иметь мужа, но эту тайну они свято хранили от всех мужчин из рода в род. Кто на беду свою, эту тайну постиг, тех мутантки убивали, как убивают  паучихи  своих брачных партнеров» во время секса.

Эта способность приходила сразу и целиком, в момент оргазма, так что убийство, такого неудачника было предрешенным делом. Необычный вид энергии исходил от женщины-мутанки и в этот момент  сердце мужчины останавливалось. Именно момент смерти мужчины означал, что женщина зачала мутанта. Мутанты мужчины не женились на мутанках-женщинах, потому что все они считались близкими родственниками, да и влечения не было, словно стена стояла между ними. Мужчины-мутанты в своё время женились на обыкновенных женщинах и от этих браков рождались обычные дети.

Так от века в век сохранялась «женская тайна» рода мутантов.  Все эти премудрости,  конечно, Крипа не знал, а мать ему не говорила, не все же знать мужикам?

- Эй,  старая!   Крикнул один из служак, переминаясь с ноги на ногу, не дойдя до Сабилы метров двадцать. -  Сын не объявился?

- С чего? Сами же только вчерась взяли.  - Крикнула Сабила.
 
- Сбежал он.  - Сказал милиционер и метнулся  в сараюшку.
 
- Нету его тама!  -  Крикнула Сабила ему в спину, едва удерживаясь от хохота.  Через полчаса,  все войско прочно сидела, кто, где себе место нашел, и едва вставало, как тут же схватывало живот, и вояка усаживался обратно.
- Ну, будя, потешилась и довольно. – Пробурчала Сабила и вошла в дом, порог которого все еще не переступил ни один из милиционеров. Крипа уже помылся и переоделся в чистое бельё.

- Что это они?  -  Он кивнул в окно на сидящих в кустах и за заборами милиционерах.

- Войско срамное. -  Сказала Сабила и что-то вспомнив,  улыбнулась.   

- Ты вот что,  мать взяла сына за руки.  Дуй ка ты к деду, а то тут, засранцев будет столько, что ступить ногой негде станет, все загадят, а человеческого говно  ядовитее куриного, так что все вокруг выжгет, травинки малой не сыщешь.  Деда попросишь, чтобы он тебя «переместил» куда по дальше, а может, что еще придумает.   

Сабила сказала все это,  почти на одном  дыхании.  Нелегко  было  преодолеть  в  себе укоренившееся почтение к власти,  то самое «воспитание в себе человека» из-за желания  «быть  как  все».  Она  боялась властей как-то странно, разумом, а душа Сабилы потешалась над нею.

- Ни куда я не хочу «перемещаться». -  Заупрямился Крипа.
 
- А что же ты хочешь?  Свалку что ли с властями устроить? А ну как стрелять начнут?  Тут не увернешься, а пуля то она, ого! После пули долго отлеживаться надо, да и то не всяк её - эту пулю вылежит. Я-то не удержу пулю. Мать и подставишь.

- Я жениться хочу на этой...  Крипа покраснел и замолчал.

- А как же, коли на женилке у тебя рог? Дурное и напрасное дело задумал. Девку угробишь в момент...

- Нету уже рога,  - буркнул Крипа.

- Вот оно...   Сабила только покачала головой. - Вот так, значит... 

В голове Сабилы,  разом промелькнули разговоры в её семье, об Антипе.  Тогда понятно,  от чего сбежал.  - Н да... 

Она опять покачала головой и раздумчиво добавила к сказанному: «Все тоже... все тоже...»

Крипа недоуменно смотрел на мать, заливаясь краской стыда, от воспоминаний того,  что он сделал в тюремной камере с теми двумя,  уголовниками.  Он хотел бы забыть об этом, но не забывалось.

- Не  хотела тебе сказывать,  да и сейчас не знаю говорить ли?   - Сабила задумалась.  - Пожалуй, что промолчу.  И вдруг захохотала. Крипа удивленно посмотрел на мать, он давно не видел её, так заразительно смеющуюся.

- Женись, если хочешь, только вот пойдет ли она за тебя?

- Она сама мне предлагала. - Сказал Крипа, уперев глаза в пол.

- Характер на матери проверяешь, да? 

Сабила перестала смеяться, нахмурилась.   

- Не просто же так предлагала. Девка она расчетливая. Знаю я этих, Бартеневых,  с проста ни чего не делают. Её же на суконную фабрику распределяют,  а там,  девка,  через пять годочков в старуху превращается, особо, если в «красильню» попадет. Она, какие-то виды на тебя имеет.

- Ну,  в школе все говорят, что у меня связи с ОРГАНАМИ  отозвался Крипа.   Я их в этом не разубеждаю.  - Он глянул в глаза матери.   - Ты же сама мне, так насоветовала?

- Потому она тебе и сказала,  чтобы ты на ней женился.  Сабила подошла к окну и выглянула во двор. Там, все было на прежнем месте, то есть все сидели на исходных позициях. Она вернулась к сыну.

- Девка она молодая,  ей то, другое подавай, да и в избу жить не пойдет, ей квартира нужна...  А ты в квартире,  без печи,  зачахнешь...  А  теперь, власть нас, ни за что не оставит в покое...

- Деньги,  если захочу, в два счета достану.  - Ответил Крипа, рассматривая сучек в половице.

- Деньги...  Не мудрое дело,  деньги.  Твой двоюродный дед всю жизнь  за деньгами гонялся,  да от властей скрывался.  Ры-ва-лю-ци-о-нер! 
Сказала по слогам Сабила, - А ежели подумать,  так самый что ни на есть охальник,  да разбойник с большой дороги. Дело, как ты понимаешь, не в деньгах, а в должности.  Деньги достать - труда нет,  но сам понимаешь, что их, без должности, не потратишь. Донесут сразу же!

Сабила была права,  так как в Отечестве любая покупка тут же становилась известной финансовым управлениям и ПРАВИТЕЛЬСТВА, и ОРГАНОВ. Грозный, с далеко идущими последствиями вопрос: «Откуда у тебя деньги на такие покупки?» Исключал возможность любых не социально обусловленных доходов.
 
- В цирк пойду.  -  Выпалил Крипа и сам удивился такому решению.  О цирке Крипа думал только один раз,  когда проезжал мимо его в автобусе. Мама обещала сводить его в цирк,  но все время откладывала,  потому что  не  любила слазить с печки.
У нас, «пособие» не позволяет таких трат.  Говорила мама, когда Крипа напоминал ей о цирке.  Пособие было мизерное, и потому мама приучала Крипу к воздержанности.

- Вот, к деду в деревню приедем, там и отожрешься.  Говорила мама Сабила и наставительно добавляла:

- Ты на печи сиди,  от неё сила в тебя войдет, а деньги на дрова нужны, без дров печка не живет.

Потому, в зимнее время,  Крипа обходился школьным завтраком.  Нормальный парнишка,  не мутант, давно бы ноги протянул, но Крипа не собирался, по таким пустякам,  как еда,  «ноги протягивать».  Живое тепло печи, для мутанта дело первостатейное, это и дед говорил.

Так вот, в то критическое время, когда милиционеры из группы захвата мучились «животом»,  Сабила сказала: 
- Циркачей у нас, в роду, не было. -  Она задумалась минут на пять, и Крипа  ждал,  так как прерывать мать, когда она думает,  всем известно,  нельзя.   
- А почему бы нет?  Неизвестно кого спросила Сабила и сама же ответила:  - Там тоже люди.

После этих слов,  Сабила подошла к окну,  во дворе наметилось оживление.
Милиционеры, чертыхаясь и проклиная все на свете, на раскоряк и иначе, добирались до машин.
- Ну, вот что,  иди к своей девахе,  раз приспичило женихаться и решай  с ней свои вопросы,  да старайся не попадаться на глаза властям. Они, сейчас, озверели и могут вместо «Стой»,  прежде пулю пустить.   И уже на пороге, в спину сыну крикнула:
- Физию-то маленько измени, кажись не мудрящее дело.
Для мутанта,  изменить форму носа, цвет волос и глаз, действительно было делом  «не мудрящим»,  а если постараться,  то и много что можно изменить в своей внешности,  но Крипа хотел заявиться к Ладе в своем подлинном виде,  в том самом в котором он всю жизнь ходил в школу.
Пришлось, снова «испугаться» и в таком виде преодолеть  с  километр,  по извилистой улочке, вдоль изб бедноты и крохотных огородов.
Лада жила на самой границе между кварталами бедноты и среднего класса. У неё была не изба,  как у Крипы, а дом с комнатами и центральным отоплением. Бартеневы занимали промежуточное положение в обществе,  так как мать  Лады работала  в «зажиточном квартале» секретарем машинисткой,  а это была должность, которая в табели имущественного ценза, давала право считаться «среднем классом». Если бы отец Лады, имел аналогичный статус работы, то Лада ни когда бы не «распределилась» на суконную фабрику,  куда посылают детей неимущих классов, да и училась бы она в другой школе.
Лада была дома,  когда в комнате появился Крипа в сопровождении отца Лады.
- Он. -  Отец ткнул пальцем в сторону Крипы. -   Говорит,  что женится на тебе?   
Сказал с удивлением.  Мать бы не удивилась, потому, что мать Лады, Камила надоумила дочь в тот раз. Её можно было понять, какая же мать хочет, чтобы её ребенок попал на суконную фабрику? Тут на все пойдешь.
Лицо Лады запунцовело,  но не от стыда перед отцом, чего же тут стыдиться,  а за то,  что чуть не посадила парня,  который, в общем, то ни чего и ни когда ей плохого не делал.  Она,  утром ходила в отделение ОРГАНОВ и хотела забрать свое заявление,  но там сказали,  что оно зарегистрировано, а зарегистрированные заявления обратно не отдают.
- Тебя отпустили, да, Крипа?  - Спросила она. Он не мог соврать ей и сказал:
- Нет, я сбежал и меня разыскивают.
Серое лицо отца Лады,  Офинагена стало бледным от страха.  Губы его затряслись как у старого мерина,  перед тем как взять в истертые  зубы  порцию овса.
- Но,  как же...?  -  Большие ресницы Лады несколько раз хлопнули одна  о другую. Она и на самом деле была красавица.
- Мы пойдем в цирк.   Сказал Крипа.  Из цирка ни кого не забирают, там эта... эта... ну «зона эта», эстро... экстро...
-  дикции. - Закончила за Крипу Лада. 
- Да, нужно только туда прийти и заявить, что мы выбрали себе эту профессию.  Сказал Крипа.
Так оно и было.  В Отечестве существовала особая группа, даже особая социальная  страта,  на  которую не распространялись общеобязательные законы.
Циркачи имели свои законы и законы не менее суровые,  чем те,  что царили в Отечестве. Они были не менее могущественные, чем ОРГАНЫ и ни кто не хотел с ними связываться, даже само ПРАВИТЕЛЬСТВО их побаивалось. Об этом все знали и в школе,  на уроке политологии, когда объясняли социальное устройство государства,  циркачей, выделили в особую группу,  как ОРГАНЫ, ПРАВИТЕЛЬСТВО И ОЛИГАРХИ.
Даже песенка такая была,  правда её запрещено было петь и  потому  Крипа помнил только одно начало:  «Помолчи,  помолчи,  помолчи и тогда попадешь в циркачи». 
И еще,  Крипа узнал, правда, узнал это не от учителей, а от деда, что в цирках правило,  «три дня властям ни кого не выдавать,  а потом рассмотреть дело и выдать».
Вот на это надеялся Крипа,  только об этом ни чего не знала, ни Лада, ни её отец Офинаген и потому решено было  дождаться,  когда  с  работы  придет мать. Матери Лады полагалось знать больше. По этому случаю Ладой был накрыт стол, и они пили чай из листьев малины и смородины,  заедая его  маленькими, солеными сухариками.
Почему ты,  Крипа,  тогда не захотел на мне жениться.  Спросила Лада, когда вышел отец поглядеть все ли спокойно вокруг,  не разыскивают ли в его доме Крипу.
- Не мог.  Сказал Крипа, похрустывая сухарем.
- Не мог?  - Удивилась Лада,   от чего же не мог?
 - Потом скажу.  - Ответил Крипа и покраснел.
 - Ладно. -  Протянула девушка и пожала плечами.
Мать пришла в половине девятого вечера и очень удивилась, мирно беседующим Крипе и Ладе, и так же начала с вопроса, «отпустили»?
Когда все вопросы были исчерпаны,  а Крипа сказал, как он намерен решать вопрос с побегом и чем кормить семью,  Камила задумалась. Подумать было над чем, ведь «распределение» на суконную фабрику ни кто не отменял.
Это верно,  что циркачи не выдают даже преступников.  Сказала Камила,   но дело в том,  что нужно стать циркачам.  Если они не признают за тобой способностей к цирковому делу, то выдадут как миленького. Тебе бы это... ну сам понимаешь,  к шефу, в ОРГАНЫ… Они же с тобой, говорят, работают?  Камила посмотрела на Крипу вопросительно, мол «сам понимаешь»?
- Не получится.  - Ответил Крипа, хотя сам не понимал, что из чего должно получиться и пожалел,  что мама запрещала ему врать. Врать он не умел, хотя вся  эта  история,  о его сотрудничестве с ОРГАНАМИ была чистейшим враньем.
Правда, это вранье не он придумал,  он только не опровергал его. 
- А это,   говорила мама,  - большая разница.
 - Нет, я решил уйти в цирк. Там весело, говорят.  Сказал Крипа.  А ОРГАНЫ на меня сердиты и ищут.   Большего сказать он не мог,  чтобы не напугать Ладу.
Надо в цирке что-то, да уметь, а не так.  Сказала Камила, очень недовольная его ответом.
- Ну, это пустяки!  Крипа приосанился.  Не мудрое дело, шарики бросать и ловить.   Он схватил со стола ложки, вилки и стаканы подбросил их в воздух, и они словно зависли там. Правда совершенно беспорядочно и не красиво, не так, как бывает в цирке, но самое удивительное, они, даже стукаясь в воздухе не падали ни на стол, ни на пол. Все в изумлении смотрели на это чудо.
- Да. -  Сказал Офинаген и покачал головой. -  Это же надо умудриться.
Словом, все было решено в тот вечер,  решено так, что Крипу оставили ночевать, разложив на полу, рядом с кухонным столом постель из ватного матраса, накрытого простыней. Суконная фабрика для дочери, очень серьезный повод для такого шага.  Напротив кухни была комната самих Бартеньевых и на  немой вопрос дочери, мать покачала головой и что-то раздражено прошипела.
                * * *
 До ближайшего  цирка нужно было ехать часа три,  на автобусе и это,  для Крипы,  было не безопасно, так как по городу, еще днем расклеили его фото с надписями, что «разыскивается особо опасный преступник». Об этом сказали по радио в полуночных новостях.
Бартеньевы боялись, что их привлекут за «не донесение» властям о Крипе и потому Лада, и Крипа вышли из дома ранним утром, когда одни только мусорщики приступают к работе.
Один бы Крипа,  в считанные секунды добрался до цирка, но с ним была Лада,  а  это меняло все дело.  Когда они вышли во двор,  Крипа стал изменять свое лицо.
- Ой,  как смешно у тебя получается,  Крипа! -   Вскричала Лада, когда он стал мять нос, словно он был из пластилина.
Крипа оттянул  уши и они стали острые,  как у кошки,  потом изменил цвет волос и глаз.
- Ой,  как у тебя здоровецки все получается! -  Лада явно не представляла себе всей меры опасности, в какой оказался Крипа, и все воспринимала, как забавное приключение.  Она не знала,  что такое камера,  а Крипа знал,  а это знание много чего меняет в человеке, даже если он мутант.
Пройти утром,  по  кварталу «среднего класса» не представляло труда,  но находится в кварталах «зажиточных» граждан  было  небезопасно,  нужно  было иметь пропуск, а автобусы ходили только из этого квартала.
Пропуска не было ни у Лады,  ни у Крипы и это очень осложняло  их  путешествие к цирку. Расчет был на раннее утро и первый автобус.
   Но все получилось не так,  как рассчитали Крипа и Лада.  Едва они  ушли, как Офинаген посмотрел на свою жену, и она поняла его взгляд.
- Ты, думаешь...  Сказала Камила.
- А разве нам еще когда-нибудь представится подобный случай вырваться из нищеты и спасти свою дочь от суконной фабрики?  -  Спросил Офинаген, -   да и что это за судьба, быть женой циркача?
- Тогда,   сказала жена,  чего же ты «сопли жуешь», беги к «служебному телефону», пока они не уехали.
Офинаген, как был в домашних тапочках и халате,  в том и выбежал на улицу.  Ближайший  «служебный  телефон» находился в пятидесяти метрах на углу. Офинаген успел «настучать» во время
Лада и  Крипа еще были на полпути к автобусной остановке,  а в отделении ОРГАНОВ раздался звонок. Фамилию Бартеневых тут же занесли в компьютер. Ни кто бы из здравомыслящих людей не осудил Офинагена за этот звонок и вот почему.  В - первых доносчик имел законное  право  выдвинуть  два  условия,  а власть обязана эти условия выполнить,  если они «не чрезмерны». Чрезмерного
Офинаген не хотел,  его условия были просты:  в первых  ему  дают  работу, обеспечивающую Офинагену статус «среднего класса».  Во-вторых,  его дочь не отвечает за действия преступника Крипы. Все это автоматически избавляло Ладу  от суконной фабрики,  а с женихами  нет проблем для семьи из «среднего класса».
В таком,  приподнятом  настроении,  оба  супруга  отправились на работу. Действительно,  «настучать» по серьезному поводу, выпадало редко и такими, счастливыми моментами в жизни только дураки разбрасываются.  Бартеневы дураками не были.
Так что,  до  прихода автобуса,  к остановке скрытно продвинулась группа захвата, проинструктированная, что «преступник обладает аномальными способностями».  Однако, что за такие «способности», объяснять некогда было. Полковник Струме был взбешен побегом из тюрьмы, а самое главное, тем, что лучшие из группы захвата,  внезапно заболели «от великой надсады». Но особенно взбесило его  обстоятельство,  что опять этот азиат, Макада имел наглость иметь свою точку зрения.
- Вы,  капитан, вечно выдумываете, черте что! А у нас времени в обрез! И это дерзость, капитан, давать советы старшему по званию!
Все-таки, ему пришлось пойти на компромисс и включить в группу  спецназа двух телеоператоров,  чтобы заснять,  на взгляд полковника, рутинную операцию.  Макада, полковник оставил в управлении и унизительно бросил ему:
- Что бы Вы, там, под ногами не путались и дурацкими советами людям головы не морочили.
Группу захвата  Крипа  почувствовал  еще тогда,  когда она скрывалась за ближайшими к остановке домами и заборами.  Почувствовал точно так же, как в камере, падающее на него одеяло.
- Лада, -   сказал Крипа, беги домой, тебя они не тронут.
- Кто они? -  Удивленно спросила девушка, оглядывая безлюдные окрестности остановки.
- ОРГАНЫ. -   Сказал Крипа и поёжился,  от ощущения,  что на него нацелились, примерно, пять автоматов. Это было неприятное, до болезненности чувство и оно было ново и остро.  Такого Крипа еще не чувствовал и потому очень нервничал. Он даже мог точно показать, где находится автоматчик.
- Ты хочешь от меня избавиться? -  Сказала обиженно Лада.
 - Нет.  Я обязательно приду к тебе, когда стану циркачам.  Сказал Крипа и неумело, погладил её по мягкой, бархатистой коже лица. -  Обязательно….
- Ни куда я не пойду.   Упрямо повторила девушка,  еще и потому, что не видела реальной опасности и думала, что Крипа её обманывает.
- Лада, они «взяли нас на мушку». -  Это выражение Крипа усвоил от физрука и все, даже Лада понимали, что значит оказаться на «мушке».
- Но где они!?  Где!? -  Выкрикнула Лада.
 - Там,  там и там! -   Крипа тыкал пальцем, и это очень нервировала тех, в кого указывал его палец,  особенно когда смотришь через оптический  прицел.
Когда  палец Крипы ткнул почти в глаз, прильнувшего к прицелу спецназовца он непроизвольно нажал на курок.  Пуля летела точно в палец Крипы,  и дальше в красивую головку Лады,  стоящую позади Крипы. Пуля летела очень быстро, пороховой заряд был усиленный и потому Крипа не успел спасти Ладу,  хотя  все сделал,  чтобы  убрать  с траектории полета пули собственный палец и голову Лады.  К тому же,  у Крипы еще не было опыта "укорачиваться» от пуль.  Лада подала медленно,  а из маленькой дырочки на лбу, стала вытекать кровь и набухать тяжелой каплей, и с этим ни чего не мог бы поделать не только  Крипа, но и его дедушка.
Группа захвата воспользовалась тем, что Крипа склонился над убитой Ладой и  стремительным,  по  меркам обычных людей броском,  преодолело расстояние между ними и Крипой.  Двое, в штатском, вытащили из-под длинных черных плащей портативные телекамеры и стали снимать,  с разных сторон бросок группы захвата и остановку, где над телом девушки, склонился Крипа.
Когда первые, натренированные на захват спецназовцы, были от Крипы в каком-то метре,  с Крипой произошло все тоже,  что и бывало раньше, он испугался.
Участь нападавших была ничуть не лучше,  чем участь той собаки,  только на этот раз,  вся одежда Крипы пропиталась кровью, до нижнего белья потому, что Крипа разорвал почти два десятка человек и исчез с места жуткой  картины,  что увидали не только штатские, но и первые, проснувшиеся горожане. На автобусной остановке лежали разодранные  напополам  человеческие  тела.  Кровь  медленно стекала в лужицы.  Крипа разрывал их,  хватая нападавших за лодыжки ног.
Кстати, анализ снятого штатскими материала, показал, что все это побоище заняло пять  секунд.  При этом контуры тела Крипы были расплывчаты  и  его перемещения сопровождались,  как выяснили ученые,  ударными звуковыми волнами,  из чего следовало, что Крипа перемещался со скоростью втрое  превышающую  скорость звука.  Это было непостижимо,  так как энергия, затраченная Крипой, не укладывалась ни в какие законы физики.
ОРГАНЫ получили уникальную информацию, и это заставило предпринять особые усилия в поисках Крипы. Это усилие вынудило Сабилу покинуть свое насиженное место,  на печке и вместе с отцом,  переместится на один из прелестных островков посреди Южного моря.
Она заявилась к Лысуну, под утро и рассказала о страшном побоище, устроенным её сыном на автобусной остановке.
- Антип  здоровяк был.
Сказал Лысун и добавил к сказанному: 
- В гневе бывал страшен.
- Он мне сын. -   Сабила не разделяла философского спокойствия своего отца. -  Нужно ему помочь.
Старик покряхтел да и выпалил:
- Не хрена ему помогать не нужно, он только жить начинает.  Вечно вы, бабы под юбку детишек прячете, а, получается, от этого одна хреновень.
Лысун ни когда матерного слова не говорил, но «хреновень» то и дело слетало с его уст, словно жирная точка в конце фразы.
- Он мутант,  а это многому обязывает.  Ты-то вот в четверть  уродилась, потому в тебе много от обычной бабы,  а моя матушка,  бывала, и кормить меня грудью забывала, так что по месяцу приходилось лежать, аки хладный труп.
«Бывало» и «забывало» очень рассмешили Сабилу и она спросила: 
- Ты стихи по сей день пишешь?
Её отец, в прошлом веке, когда у него была другая фамилия, был весьма известным поэтом и издал несколько книжек стихов,  потом его арестовали и он,  по сведениям  ОРГАНОВ  помер от дизентерии в лагере.  Сейчас,  ОРГАНЫ признали ошибку, и стихи его изучают в школе. Даже музей есть, в который дед любил ходить и даже плакал, когда слушал, как рассказывали о нем.
- Нет, дочка, с этим делом я завязал с тех пор как умер. Лысун всхлипнул носом,  потому что чувствовал,  как «вытекает из него сила жизни» и ему взаправду придется умереть,  а потом воскреснуть в теле какого-нибудь  младенца, не дай Бог обыкновенного.
- Это ни чо,  - говорил Лысун, имея в виду смерть. -  Это сущие пустяки, вот воскреснуть снова,  тут беда!  Тут уж ни хрена не поделаешь, хотя и знаешь, что вот  воскрес!
 Лысун снова шмыгнул носом и утер  платочком  слезящие
глаза.   
- Антип,  поди, тоже знает, что воскрес, да ни чего поделать не может, потому как власти у него нет ни какой, разве что, когда внучек испугается.  Да и то,  подумать, какая это власть? Так, чепуха одна! 
Лысун замолчал, и взгляд его стал отсутствующим, словно он видел что-то  такое,  чего ни кто не видит. Так оно, наверное, и было, вот только что он видел, о том не сказывал ни кому, даже своей дочери.
- Да, -    сказал  Лысун, возвращаясь к действительности,   - Антип это еще тот...   
Что «тот» он не стал уточнять,  но по всему видно, что в этой характеристике содержалось мало хорошего для Крипы.
- Выдумываешь ты все,  дед. -  Сказала Сабила,  - Дался тебе этот Антип?
И  протянула руку к блюдцу, где лежали янтарные соты меда.  Дед держал пасеку,  потому что пчелы любили Лысуна и слушали его «мысленное слово». От того и кличка была у деда  «повелитель пчел».   
- Крипа сам по себе, а твой братик, упокой его душу Господь на своих ягодных полянах, сам по себе. Надо срочно «переместится» подальше от ОРГАНОВ. - Сказала дочь, засовывая в рот большой кусок меда. Сабила была известная сладкоежка.
- Не охота с места срываться. А насчет Антипа... ну да ладно, посмотрим. Такая вот хреновень...  Я печь-то свою «нагрел» и куда же я теперь?  Печь с собой не заберешь,  да и пчелок жалко, осиротеют они без меня, разве что...
 Он задумался.
 Сабиле хотелось  сказать ему,  что и она свою печь «нагретую» оставляет, что и ей не сладко обживать новые места, да еще вдалеке от сына, но промолчала, потому что отец думает.
 - Ладно. -   Сказал Лысун.  - Хрен с ним,  поживу в тепле.  Давненько я в морских водах не купался,  морской рыбки вволю не едал.  Фруктов заморских не хрумкал.  Завтра и смотаемся,  а пока нужно честь по чести с печью проститься.
«Прощание» с печью началось тут же. Лысун достал новый березовый веник и, кряхтя,  полез  в лоно печи. Долго там обметал сводчатый потолок,  округлые стены,  «под», пока все не вымел из нутра на пол. Потом все до пылинки собрал  в бумажный пакет и бережно,  словно это был труп его дитя,  схоронил в палисаднике, под большим кустом сирени, приборматывая что-то.
Сабила не мешала деду,  ведь и она совершила тот же древний ритуал «прощания» с печью.  Нельзя,  не положено вот так оставлять на произвол  судьбы свою теплоту тела,  знобко будет жить после,  ни что тебя не согреет,  даже самое жаркое солнышко. Простудная хворь на тебя нападет, и кости все изломает, дни жизни укоротит и нечем будет тебе «нагреть» новую печь.
Лысун, в дровяном сарае долго отбирал лучшие березовые поленья, раскалывал их на еще более мелкие части,  пока не набралась горка, как раз на одну хорошую протопку печи.
Поздно к ночи печь прогорела, и Лысун снова все вымел из неё,  но остатки золы и пепла не стал хоронить,  а смел в бумажный пакет.  Его он заберет  с собой. Такой же пакет из СВОЕЙ печи был в бауле Сабилы. Это и все с чем пришла она к отцу.
- Пошла бы ты, погуляла а, дочка? -  Сказал Лысун, но мог бы и не говорить об этом, Сабила уже стояла на пороге двери.
Вернулась она под утро,  стараясь не глядеть на печь.  Ей было больно от того,  что «под» печи был обрушен. Так же больно, как видеть человека с переломанным позвоночником.  Потому они, с дедом, тут же вышли из избы и направились к пасеке.
Вначале из ульев вылетели «матки» и уселись на темечко Лысуна, через пару минут он покрылся толстым слоем пчел, только глаза и рот были свободны.
- Дай мне свою руку, дочка, -  сказал Лысун.
Остров был не большой, поросший буйной тропической растительностью.  Несколько  семей полинезийцев не удивились,  когда из ничего перед ними возник человек, облепленный пчелами, боги могут появляться из ничего.

 Продолжение непременно последует.

                ОРГАНЫ.
                Глава вторая.
 Генерал молча, до конца просмотрел видеокассету с кадрами побоища на автобусной остановке.
Как будто,  под яйца спецназовцам, подложили по сто  грамм  тратила.  Прокомментировал он кадры.  И на самом деле впечатление было такое,  что их взрывоподобно разрывало от паха вдоль тела. 
- А этот, паренек, исчез. Был и нет. -  Сказал генерал, закуривая сигарету.
- Этот «паренек», господин генерал, разорвал решетки, невредимым и невидимым вышел из тюрьмы.
- А что это за история приключилась возле его дома? -  Спросил генерал.
Полковник замялся, не зная как доложить о внезапно приключившейся болезни спецназовцев и столь же чудесном исцелении,  как только они покинули окрестности убогого строения.
- Ну? -  Генерал вопросительно поглядел на своего зама по оперативной работе.  - Что замолчал, Саква?
- Странная история,  господин генерал,  группу захвата прохватил  понос, прошу прощения за натурализм.
Генерал пробарабанил своими ухоженными пальцами по столешнице,  получился марш: «С Отчизной мы в ногу шагаем...»
- Ты слышал,  Саква что-нибудь о мутантах? -  Спросил генерал, вставая из кресла, он не мог подолгу сидеть, затекали ноги и потому, обычно, прохаживался вдоль длинного стола.
- Ни кто их не видел,  господин генерал,  сказал полковник,  одни слухи. Мы проверяли и не раз, допрашивали... Ни чего путного.
- Слухи...  Может быть и слухи,  но вот разорванные бойцы спецназа  это явь, полковник. Явь. Кстати, кто принимал решение о захвате этого, паренька?
Начальник оперативной группы в  городе,  господин  генерал,  полковник Струме.
Капитан Струме,  Саква,  капитан. Кровь спецназа вопиет, полковник. Мы не можем,  не имеем права оставить это без соответствующих оргвыводов. Дисциплина и личная ответственность,  вот что цементирует общество, если этого нет,  беда! Все расползается, как гнилая материя.
Полковнику приходилось то и дело поворачиваться,  чтобы взгляд  генерала всегда находил его преданное, честное лицо.
- Так точно,  господин генерал! -  Преданно выкрикнул полковник, и каблуки его щелкнули подобающим образом.
- Нам,  в отличие от рядового состава, нужно думать, а не щелкать каблуками. -  Осадил его генерал.
-   Кто такой Макада, посмевший возразить бывшему полковнику Струме?  Спросил генерал, усаживаясь в кресло.
-  Его заместитель, господин генерал.
- Характеристика? - Он требовательно взглянул на полковника.
-  Капитан Макада характеризуется не очень положительно. Дерзок и не почтителен к старшим по званию. Любит себя выпячивать. Не склонен к коллективным действия, замкнут. Себялюбив....
- Стоп! -  Прервал его генерал. - Кто составлял характеристику?
- Подписана  его непосредственным начальником,  в обоснование отклонения очередного воинского звания.  - Доложил полковник.
-    То есть капитаном Струме?
-    Так точно, господин генерал.
-    А Ваше мнение об этом капитане? -   Спросил генерал, доставая очередную сигарету.
- Лично не знаком, господин генерал.  - Ответил полковник.
 -  Ну, вот и познакомитесь, тем более приказ о снятии и понижении в звании бывшего начальника оперативно группы, Струме, доставишь ты. Кстати, выясни все подробности появления этого паренька у циркачей,  словом, все тщательно проверь...
Прикажите приступить к исполнению?   И  опять,  явственно  послышался щелчок каблуков.
 Да,  но прежде отвези эту копию видеосъемки в «шарагу» к генералу Траму,  пусть его «головастики» посмотрят, поколдуют. Мне нужно заключение его специалистов, любые заключения, даже самые невероятные. Сроку три дня. Все, можешь быть свободен.
Когда полковник ушел,  генерал вызвал к себе адъютанта, капитана Кольбе, исполнявшие деликатные поручения шефа.

                ШАРАШКА.
                (глава третья.)
   Научный городок ОРГАНОВ, или на обиходном языке  «шарага», располагался в глухом,  таежном углу необъятного Отечества. Он представлял собой небольшой  город,  со  всей структурой,  жизнеобеспечения, в том числе и социальной сферой,  как-то кинотеатром,  больничным комплексом,  магазинами,  школами, коммунальными и прочими службами,  но главное, в этом городе были институты и лаборатории,  в которых трудились лучшие умы Отечества,  создавая  оружие нападения и сдерживания «возможного противника». Всем этим хозяйством руководил генерал Трам,  по специальности физик,  а по натуре,  по  убеждениям, патриот.
Правда, забугорная пресса издевалась над определением  патриотизма,  существовавшим в государстве ОРГАНОВ,  но тут оно укладывалось в нехитрую, но емкую фразу: «Хочешь мира  готовься к войне».
Город опоясывали два периметра колючей проволоки, разделенные пространством в два километра друг от друга.  Пространство  между  периметрами  было разделено  кольцевой  асфальтированной дорогой,  по бокам которой шли контрольно-следовые полосы. Остальное было отдано в безраздельное владение боярышнику,  акации, и зарослями шиповника. Невдалеке стояла ракетно-зенитная часть и все полеты над городом были запрещены.  Приказ был краток: «сбивать все, что покажется похожим на летательный аппарат».
Вот сюда,  в эту «шарагу» по единственной автостраде, ранним утром, мчалась  легковая машина с яркими правительственными номерами на боках и с проблесковым маячком на крыше.  На заднем сидении  находился  полковник генерального штаба ОРГАНОВ,  Саква. На переднем сидении, рядом с водителем, офицер сопровождения, он и объяснялся с постовыми у шлагбаумов.
Вечером, этого же дня та же машина въехала в городок Туре, где произошли описанные выше события с Крипой.
                * * *
В одном из зданий «шараги» двое в синих форменных  комбинезонах  обсуждали только что просмотренную видеозапись.
- Ну и что скажешь,  Михаэль? 
Спросил тот, у кого на левом рукаве были нашивки в виде двух скрещенных зигзагов молний.
- Я физик, господин Зегурт и я скажу, что с точки зрения физики, все, что мы увидели, невозможно!
- Однако же,  съемка показывает, что такое было.  Откликнулся тот, кого звали Зегурт. 
- Нам нужно исходить из того, что это возможно. Да и что стоит твоя физика, раз не объясняет факта?
- Но что «это»?  Скорость съемки 24 кадра в секунду,  а человека в кадре нет, исчез! Допустим, невероятное, он стал двигаться со скоростью свыше скорости звука...
- Со скоростью пули...
 - Тем более! Тем более! При таких скоростях, воздух очень плотная среда! Очень! Я уже не говорю о той колоссальной энергии, которая требуется на движение с такой скоростью, тела, массой сравнимой с человеком!
- Однако же исчез.  Видишь,  - Зегурт ткнул пальцем на экран телевизора, на последний стоп-кадр, где Крипа склонился над телом девушки.
- Я не знаю,  кто,  где и зачем снял этот жуткий фильм.  Снять можно все, что угодно,  но вот отменить фундаментальные физические законы,  ни кто  не может. – Упрямился тот, кого звали Михаэль.
- Давай Михаэль, рассуждать так, что все это реальность. Ты слышал о мутантах?
- Мне,  в детстве, бабушка рассказывала сказки, с той поры прошли годы и я стал физиком.  Это накладывает на меня определенные обязанности,  Зегурт. Ты знаешь, что такое закон инерции? Ты слышал о таких законах, как сохранение вектора движения тела?  Нет,  ты как хочешь, а я отказываюсь рассматривать вот эту видеозапись, как нечто относящееся к реальности!
- Не горячись, дружище! Все что ты сказал, все разумно, однако же, вот… -  его палец снова ткнул в застывшую картинку.  При каких невероятных нарушениях физики мира могло такое быть?
- Ну, мы так с тобой зайдем так далеко, что от мира ничего не останется. Пойми  ты!  Если  хоть  на сотую долю процента изменится значение ускорения свободного падения,  то уже одно это приведет к планетарной катастрофе.  Но этого невозможно сделать и ты прекрасно знаешь наши неудачи с инициированием землетрясений в военных целях.
- А  как  ты думаешь,  Михаэль,  если весь фокус в локальном изменении хода времени?
- Ты, полагаешь, что вокруг этого паренька изменился хронотоп?
- Да, нет, я просто, в отличие от тебя, ищу объяснений. Вот в микромире, например, у времени нет направления...
На этот раз Михаэль не стал возражать своему оппоненту и задумался.
- Ты, подумай, Михаэль, а я пойду к руководству, оно вишь ли хочет получить ясное и точное объяснение случившемуся.
Зегурт был руководителем института с длинным и ни чего не говорящим названием:  «Институт изучения аномальных физических процессов,  протекающих в быстропеременных средах с нарушениями причинно-следственных связей».
Дело в том, что финансирование институтов осуществлялась лицами, мало понимающими в науке и ученые «шарашки» изощрялись по всякому,  чтобы привлечь
к себе внимание и не стеснялись выдумывать самые невероятные проекты, только  бы  получить новое оборудование и возможности для «удовлетворения собственного любопытства». Но не только, личное благосостояние, даже количество квадратных метров жилья,  внутренний интерьер и многое другое, к чему человек неравнодушен, зависело от благосклонности органов и, разумеется, от конечного результата.
Иногда, это кончалось печально  для  руководителей  посуливших  слишком много,  но обманувших ожидания ОРГАНОВ и тогда они исчезали, но жизнь требовала новых идей, да и ОРГАНЫ их требовали. Это, взаимная тяга к необыкновенным прорывам в области науки,  иногда, действительно, приносила реальные «плоды» и этими «плодами», оснащался военный металл.
На Зегурта  уже косо посматривали и потому видеозапись,  странные случай связанный с этим парнишкой,  Крипой,  были как нельзя кстати.  Человек  из столицы,  из самого штаба ОРГАНОВ, лично вызвал Зегурта и потребовал объяснений. «Надо будет  этого «головастика» взять с собой в тот городишко»
 Думал Зегурт, продвигаясь по коридорам и переходам института: «Пусть собственными глазами увидит». «Головастиком» Зегурт за глаза называл Михаэля.
Когда Зегурт ушел,  то мысль о том, что время, можно как жевательную резинку растянуть и скатать в шарик,  показалась Михаэлю  забавной.  «Вот только время не электрон, не фотон, не электромагнитная волна, так что и «растягивать» нечего. Да и есть ли, в физическом смысле время»? 
Спрашивал он себя и не находил в себе ответа на поставленный вопрос.   «Кто бы  мне  показал единицу времени в её материальной сущности,  а не как счисление длительности...» 
Мысли приходили,  скользили по поверхности  сознания  и  исчезали.
Михаэль думал, и это было привычным делом для него. Только думал он не так, как думают люди,  бессвязно и хаотично,  не придавая пришедшим в голову  словам точный смысл и значение. Нет, Михаэль думал иначе, представляя себе всю немощь человеческого языка,  всю его «туманную глубину» и потому старался  изгнать из себя слово, а заменить его четко понимаемым символом. Словом, Михаэль думал как математик.
«Если бы время имело физическую сущность,  то его можно «растянуть», как мы «растягиваем» электрон «охлаждая» его  до  температуры  абсолютного  ноля... Тогда...»
Он принялся лихорадочно писать уравнения что-то приборматывая  в  промежутках между исписанными и отброшенными листочками бумаги. Шел час, второй, третий,  пятый,  а Михаэль все писал и писал, периодами погружаясь в состояние ступора, с невидящим взглядом и не мигающими глазами. Потом он уснул тут же, за столом опустив голову на сложенные руки.
                * * *
- Ну, -  спросил Зегурт,  когда Михаэль проснулся. Его шеф сидел в кресле, напротив его и просматривал листочки с формулами. 
- Я распорядился принести завтрак сюда.  Он распахнул окно, над тайгой всходило солнце, пахло весной и пихтовой смолой.   
- Удивительно сильный запах пихты, -  сказал Зегурт, -  а у меня на него аллергия.
- Знаешь что? -  Михаэль встал и потянулся.
- Скажешь,  узнаю.  -  Живо откликнулся Зигурт. - Похоже, ты всю ночь работал,  Он подбросил над столом листки с формулами.
- Если допустить,  что время материально, ну, скажем так, как материален кварк, или пи-мезон,  то при определенных условиях,  время может «сжиматься» и «растягиваться».  Тем самым соотношение длительности в «измененном  времени» и  во времени «неизменным» очень сильно меняется.  Скажем,  в «неизмененном времени»,  проходит секунда,  а в «измененном»: час, два, и даже год или сто лет.  Физика  мира остается та же самая,  ни один из законов не нарушается, только скорость событий относительно друг друга, разная.
- Следовательно, -  подхватил его мысль Зегурт, -  на пленке мы видим как раз события в мире, где время течет иначе, гораздо быстрее? Так?
- Так.  Тут важно то, что для того, кто «снимал» бы изнутри, те же самые события, все растянулось бы в долгие минуты.
- Но  ведь это не новость,  Михаэль!  Такие вещи происходят возле массивных тел.
- В том-то и дело,  Зегурт.  Это известная связь между временем и пространством, но если допустить, что время материально... Ты плохо меня слушал, а  ведь я с этого начал.  Так вот,  если время материально,  то его связь с пространством будет куда сложнее,  чем в известных формулах «СТО». Мне удалось показать, что если мы придадим кванту времени, или хронону, определенные характеристики....
Принесли завтрак. Завтрак был съеден. Принесли обед, а они все продолжали обсуждать «новый взгляд на природу времени».
- Так что локально, в пределах метра-двух время может ускориться или замедлиться.  - Сказал Михаэль.
- Но  все равно получается колоссальная энергетика.   - Откликнулся Зегурт, рассматривая очередную формулу Михаэля.
- Ну, это так, поскольку мы с тобой наделили «хронон» такой физикой.
- Ты хочешь сказать, что может быть у него другая физика?
- Или, вообще её может не быть в нашем понимании. Это может быть совершенно иная материальность,  – откликнулся  Михаэль и продолжил: -  Я думаю, что для доклада, туда...  Он кивнул на потолок,  этого достаточно. И всё, я пошел принять ванну и спать, спать...

                ОРГАНЫ»
                глава четвертая.
 Полковник Саква вышел из машины напротив здания оперативной группы ОРГАНОВ в городе Туре. Был глубокий вечер.
Здание было стандартной архитектуры, из серого железобетона, выполненное в виде огромного куба, с большим внутренним двором, отгороженным от окружающего мира, чугунными решетками, установленными на полутораметровом цоколе.
Машина резко, даже зло просигналила у ворот и перепуганный охранник,  парнишка,  выскочил из полосатой будки, нелепо поддергивая автомат и одновременно поправляя на себе форму.
Через полчаса, в здании стали вспыхивать окна, подъезжали машины и автобусы с руководящим составом ОРГАНОВ МЕСТНОГО ОТДЕЛЕНИЯ ОПЕРАТИВНОЙ ГРУППЫ.
В полночь они собрались в конференц-зале. Саква медленно прошел к трибуне,  минуту выждал,  а потом ровным, даже равнодушным голосом сказал:
- Все, что  произошло  в  вашем  паршивом городишке,  вызвало законное возмущение у Главнокомандующего ОРГАНОВ. Я собрал вас, чтобы зачитать приказ. 
Он обвел всех ледяным взглядом.   
- То, что собрал вас в полночь,  означает только одно: вы все не имеете право спать, после случившегося. Полковник Струме,
Он  поглядел  на человека, сидящего на сцене за столом:  - Вы,  разжалованы в звании до капитана.  Отныне Ваше место старшим  надзирателем  в  городской тюрьме, а начальник тюрьмы, Боосе, где произошло столь неслыханное в Отечестве происшествие с побегом заключенного,  переводится на должность надзирателя этой же тюрьмы. Вы, все лишаетесь квартальной и полугодовой премии. Хочу сказать, чтобы сохранившие свои посты руководители оперативной группы,  сделали  для  себя выводы из этого и поняли,  что порядок в Отечестве  это личная ответственность каждого.  Все, господа.  Он еще раз окинул зал своим холодным взглядом и на мгновение остановился на узкоглазом азиате  -  это был Макада. 
- Капитан Макада,  прошу Вас через полчаса зайти в кабинет  бывшего  полковника Струме. А с Вами полковник, у меня будет отдельный разговор.
Этот, отдельный разговор состоялся в кабинете Струме,  но  на  этот  раз столичный полковник сидел на его месте,  а он стоял по стойки смирно у двери.
- Проходи, капитан Макада и садись. 
Неожиданно благожелательно сказал Саква и даже достал из бара две бутылки пива.   
- Садись,  садись!  -  Он заметил, что Струме подошел,  но не решается сесть. Обращаясь к нему, он спросил:
- Скажи мне,  чего вы взъелись на этого парня? Почему он попал в тюрьму, да еще к отпетым уголовникам?
- Господин,  полковник.  - Струме хотел встать, но Саква жестом усадил его на место.  -  Дело в том,  что он изнасиловал  девушку,  а  это «конченая статья».
- Да? – Не скрывая иронии, переспросил Саква.  - Нахватался ты жаргонных слов. И так, он изнасиловал,  как ты говоришь эту девушку, и она через сутки пошла с ним на  автобусную остановку.  Добровольно,  заметь, а перед этим он ночевал в её доме. Как это вяжется, дорогой мой? Кто тот следователь, что определил насилие?
Струме покрылся мелкими бисеринками пота.
- Ты, пей, пиво-то, пей. - Поощрительно сказал Саква и налил себе в бокал.
- Господин полковник,  бывает,  - бормотал Струме, - что тут такого... Кто он такой... ошибки следствия...
- Если нет последствий таких ошибок! -  Рявкнул, Саква так,  что задрожали и звякнули висюльки на люстре.
 - А если столько трупов? И кого? Элитных частей спецназа!  Если по городу ползут слухи о мутанте? Да пусть бы он десять девок испортил,  так  ведь  это не имело бы такого резонанса!?  Девкам-то все равно кто-нибудь да дырку просверлит! Думать надо!
Он отхлебнул из стакана пиво и спокойным,  ровным голосом, словно только что не взрывался и не орал сказал: 
- Ты пиво то пей, пей...
И это спокойное предложение выпить пиво было страшнее его крика.
- Ты этого азиата,  Макаду не любишь, да? 
Вопрос застал Струме врасплох,  внутренне он готовился объяснить,  что происшедшее на автобусной остановке предугадать было выше сил человеческих, поскольку там произошло нечто, не поддающееся разумению, но вопроса о Макаде он не ждал. 
- Он, то есть Макада, чем мотивировал опасность проведение операции по захвату этого, Крипы?
-Макада сказал, что, по всей видимости, парень  мутант, что с этими тварями нужно быть осторожнее... 
Выдавил из себя Струме и добавил в свое оправдание:
- Но это же легенда, сказка, народная молва... Вот говорят о гномах...»
- Ладно.  - Неожиданно мягко сказал Саква. - Ты еще легко отделался, по тому,  что и вправду,  дело весьма необычное,  но вот если бы на твоем месте был Макада, то ни чего бы такого не было. Вот так, понял?
- Да,  господин полковник,  понял. 
И Струме с вожделением посмотрел на бутылку пива.
- Ты  пиво то пей,  пей!  Чего смотришь на него как верблюд в пустыне на бурдюк с водой?   На это раз в его голосе не было ни  чего  угрожающего  и бывший полковник, всесильный шеф местных ОРГАНОВ, протянул руку к бутылке с пивом.  Саква дождался,  когда Струме в два приема выпил пиво,  сказал ему:
- Иди и ума набирайся, там в тюрьме. Помни, что ОРГАНЫ не ограничивают ни чем твою власть, но ты отвечаешь за последствия своих решений. Это правило, как видишь, неумолимо.
Через пять минут после ухода Струме в кабинет вошел низкорослый,  крепкий мужчина,  по-кошачьи ступая по мягкому ворсовому ковру кабинета, словно перетекая с одного места в другое.
«Далеко не строевой шаг. -   Подумал Саква, -  далеко...»  Было что-то завораживающее в  движениях Макады,  словно смотришь,  как движется среди  камней змея. Саква прослужил долгое время в местах, где верблюды и змеи, тарантулы и скорпионы, были столь же обычными, как воробьи и голуби на столичных мостовых и карнизах.
   Макада остановился на полпути и замер в стойке  смирно.  Смотрел  Макада прямо  в  лицо  Саква,  но тот не мог разглядеть его глаз и от того было не очень уютно.
«Поэтому его и не любит начальство. -  Подумал Саква. -  Ни чего мужичек, тот еще, себе на уме...»
- Ты всерьез, капитан Макада считаешь, что существуют мутанты? - Спросил Саква, - или для красного словца сказал об этом Струме, не желая принять и разделить с ним ответственность за последствия?
- Всерьез, господин полковник. - Ровным и ясным голосом ответил Макада.
-  Да? -  Саква не мог скрыть своего удивления, одно дело говорить просто так,  гипотетически, а совсем другое дело сознаться в том, что веришь в существование мутантов. Чтобы яснее понять причину удивления полковника, следует сказать, что ОРГАНЫ пропагандировали только одну веру, веру в собственную проницательность, веру в безупречное, истинно научное предвидение и веру в конечную неизбежность глобальной войны. Все остальные «веры» считались позором, малодушием, а то и преступлением. А тут стоит перед ним ни кто иной, как офицер в чине капитана, офицер ОРГАНОВ и признается в том, что он верит в существование мутантов.
- Ты, смелый человек, Макада.  - Сказал Саква и встал из-за стола. Он хотел поглядеть этому офицеру в глаза. Полковника беспокоило то, что он не видит глаз собеседника. Это создавало неловкость. Он подошел к капитану... Веки Макада почти прикрыли глаза, так что и вблизи Саква ни чего не увидел.
- Скажи, а ты всегда прикрываешь, прячешь глаза от... от начальства?
Саква глянул на полковника и тут на мгновение увидел черные, смородины глаз.
- Привычка,  господин  полковник.  Я  родился в степях,  где ветер несет пыль...
- Ладно. Значит, ты уверен, что этот Крипа  мутант?
- Это было ясно,  после осмотра тюрьмы и рассказов очевидцев его побега. К тому же он оставил вещественное доказательство, того что он  мутант.
- Ну,  ну?  О том, что есть вещественное доказательство того, что Крипа  мутант, Саква слышал впервые.
- Дело в том, господин полковник, что одной из особенностей мутантов мужчин  является наличие на его половом органе так называемого «рога».  По тюремным законам, насильник должен быть «опущен»...
- Яснее выражайтесь, капитан. -  Перебил его Саква,  не все же знакомы с жаргоном и с обычаями тюрем.
- Его должны были изнасиловать,  полковник.  Но он сам изнасиловал, двух отпетых,  кстати,  негодяев. Так вот, из анального отверстия у одного из тех,  кого изнасиловал этот Крипа, доктор извлек, этот самый «рог». Вот почему,  этот парень не мог изнасиловать ту девушку.  Он не мог её и  «добром взять», полковник.
- Так...  Вот оно что...  - Саква был растерян и уже сам начинал верить в невероятное,  в существование мутантов,  а там и до чертей, ведьм и домовых можно дойти.  Он вернулся на место, сел и вытащил из бара две бутылки пива:
 - Присаживайтесь,  капитан. -  Он жестом указал на стул напротив себя,  где полчаса тому назад сидел Струме.
- Интересный у нас разговор получается, капитан. -  Сказал Саква, отпивая из бокала пиво. -  Очень даже интересный... Вам приходилось встречать мутантов, капитан?
- Может быть,  полковник. -   Ответил Макада, наливая себе пива.  -  Дело в том, что об этом нельзя твердо сказать, но мой отец встречался с мутантом и даже, как говорит, дружил с ним.
    Рассказывайте,  рассказывайте капитан.   И чтобы успокоить его добавил:  - Это приватная беседа и она не повлечет за собой последствий.
- Знакомого мутанта моего отца звали  «Повелитель пчел».  Отец говорил, что его слушаются пчелы, и он может собрать вокруг себя всех пчел округи...
- Это интересно,  однако...  Однако,  разорванные люди, порванные решетки... Согласитесь, это нечто иное.
- Да,  господин полковник и я не нахожу этому объяснения,  но то что парень  мутант, несомненно.
- И  об этом,  как его «роге»,  тебе отец рассказывал? -  Спросил Саква, чтобы что-то спросить.
- Да, господин полковник, отец. Но он давно уже умер.
 - И это «вещественное доказательство»...?
 - Оно у меня, в сейфе, господин полковник.
 Утром, наступивших суток,  Саква,  спецрейсом вылетел в столицу,  с «вещественным доказательством» в дипломате. Он спал, пока самолет пролетал над пустынными просторами Отечества и во сне ему снились кошмары.
                * * *
 В обед грузопосажирсский лайнер с полковником совершил посадку на военной базе «Шилка-2», а через полтора часа, полковник был в кабинете генерала и докладывал о результатах своей инспекционной поездки.
И  какое  впечатление произвел на тебя этот капитан Макада?   Спросил генерал, прохаживаясь вдоль стола.
- О таких говорят: «себе на уме». -  Сказал Саква.
- На «уме»,  значит... так, так... А ум то есть? Этот рассказ об отце, о «роге», кстати, что за хреновень, этот «рог»?
Я,  господин генерал,  отдал его в лабораторию.  Завтра к утру обещали дать заключение.
- А сам-то ты его видел?  Поинтересовался генерал.
 - Так точно, господин генерал. Очень похоже на рог, величиной в половину большого пальца.
Генерал расхохотался: 
- Значит он, того, этим «рогом отшпарил» в задницу того уголовника!?  Н да...  Чудны дела...
Он остановился у кресла,  взялся руками за спинку и, покачиваясь вместе с креслом, сказал:
- Я только что получил по факсу сообщение из «шарашки».  «Головастики» считают,  что ...  -  Он перестал раскачивать кресло и сел за стол.  -  Да, вот... -  он нашел отчеркнутое желтым фломастером место на листке бумаги и прочел:
- Физика допускает возможность  локального изменения хода времени,  как в сторону его замедления,  так в сторону ускорения.  Кадры в предоставленной записи,  могут свидетельствовать о таком феномене.
- Допускает, - господин генерал. - Мы пять лет вбухивали деньги  в  другое «допущение» все той же физики, что она «допускает» возможность инициирования землетрясений при помощи узконаправленного электромагнитного  импульса определенным образом модулированного.  Процитировал по памяти Саква.
- Ты хорошо запомнил то дело, полковник. - Заметил генерал.
- Я вел следствие, по Вашему, господин генерал, приказу.
 - Да я не о том,  полковник, я о другом... Вот Макада уверен в существовании мутантов, а теперь получается, что и наука не против этого?
- Наука,  как я понял, «не против» ускорения времени, но о мутантах пока что ни чего не говорит.  - Уточнил Саква.
- Вишь ты какой, «точный». - Сказал генерал,  а тот паренек, Крипа оказался у циркачей.  Мороки будет, полковник, его оттуда выцарапать. Надеюсь, понимаешь,  что «выцарапать» мы должны его, во что бы то ни стало!  Последние слова генерал произнес буквально по слогам.  Это понятно, полковник?
- Так точно, господин генерал. -  Ответил Саква, но в голосе его не прозвучало ни твердости, ни уверенности.
- Ты, полковник, можешь делать что хочешь, ОРГАНЫ, как ты понимаешь, тебя  ни чем не ограничивают,  но за последствия своих действий ты отвечаешь, точно так же,  как ответил Струме. Ему не повезло, многим не везет, бывает. Надеюсь, тебе повезет, полковник.
                * * *
Саква появился дома только к вечеру.  Жена и сын смотрели телевизор, показывали старые кадры разыгравшейся в городе трагедии
В доме не принято было говорить о работе, но вопросительные взгляды сына и жены подталкивали Саква к тому, чтобы сказать несколько слов в качестве комментарий к этим кадрам.
- Темная история.  По-видимому,  враг Отечества применил  новое  оружие. Враг  хитер,  изобретателен  и  потому нам всем нужно быть бдительными и не поддаваться на провокации.
После этих слов,  Саква ушел в свой кабинет,  достал из холодильника бутылку водки и налил себе полный граненый стакан.  Задание, данное ему генералом, было почти безнадежным, а, следовательно, полковничьи погоны, и все льготы и привилегии,  которые он имеет по званию и по должности, могут исчезнуть, испариться, как дым.
Это обстоятельство принуждало полковника думать и не просто  думать,  но думать  хорошо,  поскольку ошибка может стоить дорого.  Мысль о Макада то и дело приходила ему в голову в качестве единственной  «палочки выручалочки».
«Нелепые,  странные вещи должны разрешать точно такие же нелепые и странные люди». -  Думал полковник, погружаясь в легкое, теплое облако опьянения.
Вечером следующего  дня военнотранспортный самолет вылетел с базы в обратном направлении,  курсом на город Турке. В салоне самолета спал Саква, а в дипломате помимо «спецсредств» находился приказ о «присвоении внеочередного звания капитану Макада  тире  полковника, и назначение его начальником оперативной группы ОРГАНОВ, города Туре».

                АМАДЕЯ 1.
                глава пятая.
   Крипа, мокрый  от  крови спецназовцев,  объявился в цирке на манеже. Такое появление юноши,  мокрого от крови, не могло не потрясти всех циркачей, даже видавшую виды главу цирковой общины,  крохотную карлицу Амадею. Она-то приказала его помыть и переодеть,  строго настрого запретив всем,  кто  видел  появление Крипы, «держать язык за зубами иначе она сама вырвет его изо рта».
Когда Крипа был не только вымыт в бане, но и переодет, накормлен, хотя в последнем  он не испытывал особой нужды,  карлица приказала доставить его в СВОЙ фургон.
Нужно сказать, что территорию цирка, от внешнего мира отделял двухметровой высоты бетонный забор,  с проложенной по верху его  колючей  проволокой.
Вокруг огромного шатра с тыльной стороны,  стояли фургоны, или иначе говоря, автомобильные жилые прицепы,  а так же огромные трайлеры с помещениями  для зверей. Дальше, у самой бетонной стены стояли кухни для приготовления корма зверям,  холодильные установки и имелся «технический проезд», то есть металлическая двухстворчатая дверь в бетонной стене.  Там, позади жилых фургонов было много еще чего нужного для общины,  в том числе и баня-сауна в которой помыли Крипу.
- Кто ты и что сделал? -  Спросила карлица, восседая в огромном  плющевом кресле,  словно говорящая кошка.  По обе стороны кресла стояли два атлета и внимательно наблюдали за Крипой.
Он рассказал ей все, потому что невозможно было рассказать наполовину.
- Значит ты из рода мутантов? - Этот вопрос не требовал ответа от Крипы. -  В нашей общине ни когда не было мутантов.  О вас говорят разное...  В голосе карлицы звучала едва скрытая тревога, она  не знала  решения, которое следовало принять относительно судьбы Крипы.  Заполучить в труппу такого сильного мутанта...  Это был бы ошеломительный успех у публики, но... Вот это но, связанное с неуправляемыми вспышками страха у Крипы, в чем он сознался,  уравновешивало преимущества публичного успеха номеров с участием мутанта.  Она раздумывала,  стараясь  все взвесить, но чаши весов стояли, не отклоняясь ни в одну сторону.
- Ладно. -  Сказала карлица,   по нашему обычаю ты три дня можешь находиться под нашей защитой,  а потом, потом мы решим, как быть.  И чтобы предупредить неожиданную выходку столь опасного постояльца сказала: 
- В  любом случае мы не сделаем тебе ни чего плохого.  Как пришел,  так и уйдешь, куда захочешь и когда захочешь.
Крипе предоставили  фургон, в котором жили как раз те два атлета, что стояли по обе стороны кресла карлицы.
- Она кто? -  Спросил Крипа, укладываясь на откидную полку кровати.
- Она,  наша мать. -  Сказал один из атлетов, представившись своим цирковым именем  Геракл, у второго было имя  Антей.
Крипа в это не поверил,  но высказывать сомнения  посчитал  неудобным  и вскоре уснул, предупредив своих сожителей, что очень пугается по ночам, если кто-нибудь подходит к нему, спящему.
Подходить к этому парню, не было ни какого желания, ни у одного, ни у второго,  тем более весь вечер, по телевиденью показывали ту самую остановку и горы разорванных тел,  да и не глухие они были,  слышали, что Крипа говорил Амадеи.
Весь следующий  день  Крипу ни кто не беспокоил,  если не считать рыжей, смешливой девчонки гимнастки, по имени Виола, которая позвала Крипу сначала на завтрак, а потом на обед.
За обеденным столом она осмелела и сказала:
- В жизнь не поверю, чтобы ты мог человека напополам разорвать.  Вот Геракл  другое дело,  или Антей!
При этом она закатила глаза под лоб,  выражая тем самым свой  страх  перед увиденным по телику.  Крипа же телевизор не смотрел,  да и ему не нужен был телевизор,  он и так «все видел» и это не приносило ему ни чего кроме мерзкого озноба.  Она, по своему была права, тело Крипы вовсе не было таким атлетическим, как у Геракла.
Виола протянула свою руку к бицепсу Крипы и потрогала его.  Пальцы девчушки были крепкими, словно выкованы из железа, а бицепс Крипы ни чем особым не отличался.
- Ты не сильный. -   Заключила Виола. -   Придумали,  что это ты сделал.
Крипа только пожал плечами, не станешь же рассказывать каждому встречному поперечному, что с тобой бывает, когда испугаешься? Да и сам он мало что понимал в этом. Он все еще не научился должным образом контролировать себя.
- Сегодня  мы даем представление, и я исполню своей коронный номер «Падение Евы». -  Сказала Виола, дотронувшись до руки Крипы.  -  Посмотри.  Я хочу, чтобы ты посмотрел. 
Она засмеялась и убежала.
Крипа смотрел представление из-за спины человека  одетого  в  блестящие, праздничные одежды. Мимо его пробегали артисты, провозили клетки с животными и все это Крипа видел первый раз в жизни, и потому время летело для  него стремительно.
Виола пробежала мимо Крипы и успела шепнуть ему:
- Смотри внимательно!
Она была не такая красивая, как Лада, память о которой болезненно ударяла в его сердце,  но тело Виолы было куда совершеннее,  пластичнее, чем тело Лады и почти так же обнажено, как тогда обнажила перед ним свое, Лада. Это, помимо своей воли,  отметил Крипа,  наблюдая за гимнасткой.  И  ему  стало стыдно  за себя за то,  что он вот так легко забывает Ладу,  хотя прошло не так уж много времени.
Крипа смотрел на Виолу с легким замиранием сердца, задрав голову к верху потому, что Виола проделывала свои трюки под самым куполом, перелетая с одной трапеции на другую,  цепляясь то рукой,  то ногой за перекладины. Переполненные трибуны цирка охали и ахали,  когда казалось,  что она сорвалась и стремительно падает. Сердце Крипы так же обрывалось от ужаса, и он был недалек от того, чтобы им овладел страх, но уже не за себя, а за Виолу.
Вдруг зал ахнул как-то особенно и молчавший до этого человек,  за спиной которого был Крипа,  тоже ахнул. Это оборвало в Крипе тонкую нить самообладания, и он испугался. Виола летела к центру манежа, медленно вращаясь вокруг своей оси, головой в низ. Крипа, в этом вращении, увидел глаза Виолы, в них полыхал  страх.  Юноша взглядом проследил траекторию падения Виолы и понял, что она врежется головой в эти кубы и бочки, с которых она начала свой взлет под  купол.  Этот же страх выбросил Крипу на средину манежа,  он вскочил на  эти кубы и подставил вытянутые руки под голову Виолы.  Он чувствовал, как с каждым мгновением нарастала тяжесть падающего тела.  Крипа понял,  что сейчас, если он ни чего не придумает, у Виолы сломаются шейные позвонки.
Крипе понадобились не человеческие усилия,  чтобы развернуть её в воздухе,  отвердевшим и не податливым,  таким образом,  чтобы она падала спиной вниз. Проделав это, Крипа увидел, что траектория падения изменилась, и Виола должна была упасть в стороне от этой пирамиды кубов и бочек. Он спрыгнул на пол манежа.  Теперь тело Виолы, поддерживаемое им под ягодицы и плечи, неудержимо сгибало вытянутые руки все  той  же  стремительно  нарастающей  тяжестью.  Крипа  опустил девушку и лег на пол,  выставил навстречу ей ноги и руки.  Первыми встретили тело Виолы его выпрямленные  ноги.  Горизонтальное положение  тела,  с нарастанием давления на ноги,  стало меняться, и спина её пошла к рукам Крипы.  Ноги, упертые в ягодицы девушки, стали сгибаться, потом  не  выдержали  руки  и когда Виолу и Крипу разделяли не более полметра свободного пространства, Крипа собрав все свои силы, толкнул с поворотом на бок девушку вверх от себя и в сторону,  по касательной к манежу.  Это было все, что он мог сделать для девушки.
Все, что здесь описано,  видел только один Крипа,  для остальных же было только какое-то метлешение и нелепое,  невероятное изменение траектории падения, да появление на арене цирка, после падения гимнастки, какого-то парня в джинсовой паре, лежащего в метре от упавшей девушки.
Виолу подхватили за руки и за ноги и унесли тут же, а Крипа, через минуту поднялся с пола и направился туда, куда унесли Виолу.
Представление было окончено,  зрители уходили в подавленном настроении.
Не лучше дело было и с Крипой.  На него мало кто обращал внимания, и он побрел  в  свой фургон,  но не успел дойти до фургона,  как его окружила толпа циркачей.  Они восторженно кричали и порывались схватить  Крипу,  чтобы  не только словами, но и делом выразить ему свой восторг. Великан Геракл поднял Крипу над собой и кричал:
- Виват Крипе! Виват! Браво Крипа!
Крипа понял, что Виола цела, и он тоже принялся кричать что-то несуразное, подражая остальным.
Когда накал восторгов пошел на убыль,  а Крипу, Геракл, а потом Антей на своих руках донесли до фургона Виолы,  девчушка, оправившись от шока, словно белка, вскарабкалась по торсу Антея,  встала ему на плечи и под восторженный рев толпы поцеловала Крипу.
- Виват Виола!  - Ревела толпа.  - Виват Крипа! Браво! Браво!
Такого неистового рева не слышали окрестности цирка и то, что разыскиваемый  преступник  Крипа находится на территории цирка,  уже не было тайной.
Карлица Амадея не могла всем «вырвать языки»,  к тому же судьбу парня и решать  не чего было,  все за него решил случай.  В эту ночь было выпито вина больше,  чем в любую новогоднюю ночь и все приглашали Крипу в свои вагончики, так что очередь Амадеи была самой последней.
Она, как и прежде,  сидела в своем огромном кресле,  укутанная в  пуховую шаль и еще больше, чем в первый раз походила на большую кошку, только рядом с креслом не было великанов Геракла и Антея,  они спали в  своем  вагончике мертвецки пьяные.  Крипа был так же, слегка хмельным и это было первое в его жизни опьянение вином. Он счастливо улыбался стоя перед Амадеей.
- Ну что,  парень,   сказала Амадея,   судьба играет на твоей стороне. Сказать по правде, я уже почти приняла решение отказать тебе.  Она посмотрела в глаза Крипы, и он увидел, что зрачки карлицы были кошачьим.
- Да,  сказала карлица,  ты правильно подумал, что я из рода древнего, рода гномов,  а не «ошибка природы».  Редко,  куда реже, чем вы, мутанты, мы рождаемся среди людей,  так как в допотопные  времена,  когда  Бог  погубил древние расы,  люди, бывало, брали нас в жены. Кстати, мы не так уж и плохи,  как женщины. - Сказала карлица. -  Даже лучше, поскольку рожаем много и с удовольствием.  Между прочим,  Виола и Геракл с Антеем  мои дети и еще с пяток тех, кого ты видел.
Она замолчала  и  поправила  на себе пуховый платок.  Амадея раздумывала сказать ему или промолчать о том,  что утром был звонок из  ОРГАНОВ,  и  ей предложили  «хорошенько  подумать в оставшиеся сутки» о судьбе Крипы,  но она решила ни чего, пока ему не говорить.
- Иди,  отоспись,  вечером  позову,  поговорим.   Она ловко выскочила из кресла и Крипа увидел рядом с собой миниатюрную женщину не  более  метра  с небольшим роста,  но с фигурой тяжелых форм.  Карлица была в трико и потому все формы тела были отчетливо видны.  У Амадеи были непропорционально широкие бедра,  резко,  каким-то обрывом переходящие в талию,  тяжелые икры ног переходящие от коленного сустава в тонкие даже элегантные ножки. Груди, которые  бы  у нормальной женщины сочли бы средней величины,  выглядели на её торсе огромными.  Формы плеч плавно переходили в короткую шею, самое неприятное, что было в её фигуре.  И все это увенчивалось вполне пропорциональной телу,  головой,  покрытой густым, но седым волосом. Амадея была стара - это было хорошо видно по её лицу, по той едва уловимой, проступающей сквозь косметику, сетки морщин.
- Ни чего, привыкнешь и моему виду. -  Усмехнулась карлица.  Еще глядишь и понравлюсь.   И предупреждая возможное неверное толкование,  сказала: 
- Увы, не как женщина, разумеется.
Она проводила Крипу до двери своего фургончика и с минуту смотрела ему в спину, пока он шел вдоль ряда фургонов.
О чем думала Амадея,  прожившая на своем веку пять человеческих  жизней? Наверное, о том,  что не сказала Крипе и о чем ни когда, ни кому не говорила. Об этой, своей трехвековой древности и о том, о чем все чаще и чаще задумывался дед Крипы, и о чем думают все нормальные люди, то есть о смерти.
 И еще о том,  чего не избежать, о браке между Виолой и Крипой. О браке мутанта и девушки,  с  дремлющими генами гномов.  И что из этого может выйти невиданное существо, возможно бывшее ранее на Земле до потопа?

                ЛЫСУН.
                глава шестая.
   Миллион лет  тому  назад  в глубинах океанских началось извержение лавы, вода встретилась с раскаленным,  текучем камнем и этого жидкого камня  было столько,  что  он  вышел  на поверхность океана и возвысился над ним на две сотни метров, наподобие печной трубы.
Остыв и  утихомирив  свое  нутро,  вулкан стал оседать и разрушаться под воздействием ветра и дождей. И если бы не крохотные  животные,  облюбовавшие его подводные склоны, то через сотню другую тысяч лет, море и ветер сравняли бы эту «печную трубу» и не было бы ни чего такого,  что называется звучным, загадочным и манящим для северных народов, словом  атолл.
   От основания вулкана, подковой крошечные полипы выстроили тело атолла, а вода,  сбегавшая со склонов вулкана,  насыщенная минералами,  создала почву атолла.  Так возник остров с внутренним морем или лагуной. Потом там появились пальмы,  трава, птицы и человек, вечно ищущий, непоседливый и завистливый ко всему, на что падет его глаз.
   Едва Лысун  успел  перевести дух,  как пчелы взвились над его головой и устремились к вершине ближайшей пальмы,  где и скрылись в перистых  листья, шуршащими и гудящим коконам.
- Уфф -  Выдохнул из себя воздух Лысун. -  Однако изнемог я весь, дочка.
Несколько человек,  опоясанных пальмовыми листьями, сделали шаг в направлении к ним, потом стали на колени и простерли перед собой копья и остроги, уткнувшись головой в жесткую траву.
Старый полинезиец с животом, приросшим к позвоночнику, с ногами кузнечика, прокричал что-то на своем языке.
-  Ну вот, -  недовольно отреагировал Лысун, - дети они и есть дети, опять требуют сладкого.
Сабила с интересом наблюдала эту картину, поскольку ни когда не покидала «место проживания».
- Ты их знаешь? -  Спросила она.
-  А  то...  Бывали  мы здесь с Антипом,  которого ты неразумно называешь Крипой.   
Лысун что-то прокричал в ответ, и Сабиле пришлось снова удивиться теперь уже тому, что её отец понимает язык не только пчел, но и этих странных практически голых людей.
   После слов  Лысуна  люди  быстро вскочили и опрометью бросились бежать и тут же исчезли в зарослях тропического леса.
- Изнемог я, -  опять повторил дед и лег навзничь на траву, широко раскинув руки и прикрыв глаза. 
- Эх... сказал через минуту Лысун,  кабы на нагретой печи...
Сабила и сама чувствовала, что нет силы, идущей снизу из земных недр.
Высохнем мы здесь,  дед.  Откликнулась дочь, присаживаясь рядом с ним на корточках.  Да и где жить будем?
Лысун сел.
- Оно верно, да не совсем верно, а дом наш готов, давно готов, только я малость промахнулся и теперь придется ковылять  к  нему  на  своих двоих.
Сила, о которой говорила Сабила, исходила из недр земных и  если  бы  она что-нибудь смыслила в геологии,  то сказала бы «от земного ядра».  Эта сила встречала там,  за атмосферой другую силу,  идущую из  космических  глубин,
скручивалась с ней в тонкие жгуты и этими жгутами словно коконом опоясывала землю, охраняя всякую живую тварь от погибели.
Мутанты умели накапливать в себе эту силу и «нагретая печь» как бы фокусировала её,  вот почему мутанты так привязываются к печи особой  конструкции, сбитой из сырой глины и известной, как «русская печь».
- Далеко? -  Спросила Сибила,  вставая на ноги, и с тоской подумала о том, что «наверное, она зря струхнула и деда взбаламутила. Лежала бы себе на печи и пусть бы всякие там «охранники» и  «спецназовцы»  на  говно  исходили, возле её ограды.
Ей стало смешно от этой мысли.
- Чему лыбишься,  дочь?  - Спросил Лысун, поднимаясь на ноги и, не дождавшись ответа, заключил: 
- Нет, здесь лежи - не лежи, а толку не будет, не проймет. Нужно идти.
И они пошли,  впереди Лысун,  а за ним Сабила. Он то и дело ворчал, поскольку знакомые ему тропы все заросли травой.  Сабила же думала и мысли её, как любые мысли матери то и дело возвращались к Крипе,  как он там?  Дедова строгость и его воспоминания о том,  что мать бросала его, грудного ребенка на произвол судьбы,  на «окоченение», как-то не очень-то утешало Сабилу. От прежней смешливости по поводу «букета моей матушки» исчезло.
«Правильно, что я смоталась. -  Подумала Сабила,  стараясь идти по следу своего отца.  Он каким-то чутьем угадывал,  места,  где растительность была, не так густа,  а временами, действительно, они выходили на торную тропу. 
«Стали бы они вокруг дома дристать?  Да, нет! Шандарахнули бы по мне и по печи из орудия...»
Она вспомнила,  как стреляли орудия в пору её молодости и зрелости, когда враг «пер» на Отчество и зримо представила себе, что бы осталось от её дома и печи.  Видывала она сиротские печи, одиноко стоящие вокруг пепелища и не хороший холодок прошел по спине.
Лысун оказалась не плохим ходоком, а они уже шли без перерыва второй час, и дорога стала заметно подниматься в гору.  Дед,  похоже, больше стонал,  да притворялся в своей немощи.  Сабила устала и хотела «чего-нибудь пожевать», но тут она ощутила,  как сила, идущая из глубин земных, стала проявлять себя явственно.
- Дед,  сказала она,  ты чувствуешь силу?
Лысун в ответ только хмыкнул и ускорил шаг, к тому же тропа стала шире и нахоженнее.  Вскоре перед ними возник скальный массив и какое-то строение из пальмовых бревен и тесаного камня. Когда они подошли ближе, то Сабила увидела, что перед входом в жилище стоят два деревянных истукана.
   Лысун остановился и посмотрел на дочь.
- Посмотри, -  он хихикнул,  - вот тот, что справа  Антип, а слева, стало быть,  я.
Он подошел к истуканам и дотронулся до одного.   
- Да,  раньше, когда ставили,  то по свежее выглядели,  а сейчас потрескалось дерево.
Он усмехнулся: 
 - Вот,  тот идол, что справа по входу  это я, бог верхнего мира Илави,  а слева  Антип, Индара, бог нижнего мира.- Отец хмыкнул, -  что ты хочешь? Дети. 
- И вовсе не похоже,  - откликнулась Сабила.  -  Да и зачем тебе и Антипу  эти идолы понадобились? Ты мне ни чего такого не сказывал.
- Погоди,  вот останемся вдвоем,  так еще намолотим языком много чего, - откликнулся Лысун, вступая под деревянные своды жилья. 
- Это местное капище, храм ихних богов, - Лысун и обвел рукой убранство строения.
По всему было видно,  что за этим храмовым сооружением,  смотрели; прямо посредине из тесаного камня был выложен открытый очаг,  над ним на железной цепи  висел  котел  и треножник  опирался в каменную кладку очага.  Под котлом  лежали на колотые полешки, готовые к растопке.
Сабила подошла  к  очагу и дотронулась до котла,  до цепи,  заглянула вовнутрь котла, все было вычищено и на руках не осталось следа от копоти.
- А вот постель придется всю заново перестилать,-   донесся голос Лысуна из глубины храма.  -  Да и разделить спальню надвое нужно,  Мы-то с Антипом жили в одной.   
Он вышел к Сабиле.   
- Придется кой-куда смотаться, да привезти вещичек,  те-то погнили.  Ты,  дочка,  побудь покуда одна, а я повыше поднимусь к самому «пупку», да приложусь к нему. Ослаб чего-то.
Лысун вышел из храма (будем и мы называть так это жалкое по сравнению  с храмами материков,  строение), а Сабила стала осматривать его.  Здание было раза в четыре,  если не в пять больше её избы.  Толстые бревна, вделанные в каменную  кладку  стен, сходились вверху, образуя потолок и заодно крышу,  с плотно уложенными пальмовыми ветками.
Помещение было  перегорожено  на две равные половины,  в первой сразу по входу был открытый очаг, а дальше, во второй, по обе стороны, из расщепленных  бревен высились два ложа,  две,  скажем так,  кровати с полуистлевшими матрасами, одеялами и подушками.
Запах сырости и тления явственно слышался, и Сабила поняла,  что сюда,  в отличие от «зала очага» (так она окрестила первое помещение.)  не  ступала нога человека со времен, Антипа и деда.
Сабила вздохнула и принялась выносить и выбрасывать все это гнилье и неожиданно для себя обнаружила источник питьевой воды. В глубине спальни, тоненьким,  неслышимым ручейком из скальной трещины бежал родничок, собираясь внизу  в сферической чаше и переполнив её, исчезал в скальном массиве.  Вода была хороша, куда лучше той, водопроводной от которой за версту несло хлоркой  и  потому приходилось Сабиле,  её сутками отстаивать,  прежде чем пить или, что варить на ней.
Уже в  сумерках появился Лысун и крикнул Сабиле: 
- Эй, где ты там,  помоги...
Она вышла из храма и увидела,  что дед привьючен к двум огромным тюкам  и  лежит навзничь на них и не может ни как освободиться.  Картина была комичная и Сабила, выпутывая деда, то и дело прыскала.
- Ты зубы-то не скаль!  Вишь нашла над чем смеяться. По-твоему я как все это должен в руках, что ли привести?   И уже миролюбиво добавил,  - пришлось исхитряться...
 Он не стал рассказывать, как «исхитрялся», да и дочери было не до этого. Тюки были тяжелыми, матрасы, простыни, одеяла  все свернуто  в тугие рулоны и потому она принялась все перетаскивать и заодно обустраивать кровати.
Лысун разжег очаг, снял с него котел, а вместо котла подвесил на шампуре тушку небольшого поросенка, недовольно бурча себе под нос.
- Пока обустроишься,  пока то, да се... Хлебушка ситного... Этак, что же? Мне что, то и дело мотаться туда-сюда? Хреновень, скажу я, получится! Зимбара,  старый хрыч...  Этот точно,  завтра и припрется и всех притащит... Это как пить дать... Антип-то тот, любитель был забав, а мне, на хрена эта хреновень?
Так, бормоча себе под нос свои мысли,  Лысун уснул возле очага и Сабила, окончив разбирать все вещи, подошла к нему.
- Ты чо,  дед? Спать, что ли на кукорках намерился?  Она дотронулась до плеча Лысуна. Тот повалился на бок.  Ты чего дед?  Спросила еще раз Сабила и потрясла его сильнее за плечо и вдруг поняла, что отец мертв.
Ни оплакать, как следует,  ни осознать случившиеся, у Сабилы не было времени,  так как тело умершего мутанта разлагалось буквально на  глазах. Сила, исходящая из недр земли не встречалась в теле мутанта с силой жизни и буквально «сжигала» мертвеца.
                * * *
 Утром, перед потрясенной, и измученной похоронами отца  Сабилой, предстал тот самый жрец с «присохшем к позвоночнику животом». Он стоял на коленях, в тридцати метрах от храма и напевно кричал что-то похожее на имена.
- Илави...  Индара...  тянул он свою бесконечную песню. Позади его, на расстоянии полсотни метров стояли женщины и дети.
Сабила смотрела на них из дверей храма и не знала, что же ей делать, как поступить, отец слишком мало, почти ни чего не успел сказать и главное, Сабила в отличие от отца не знала языка туземцев и вообще, у неё, с усвоением чужих языков было плохо.
Нутром она чувствовала,  что угрозы нет никакой, но так же все тем же нутром,  чувствованием,  столь обостренным у мутантов, она догадывалась, что обязана что-то сделать. Но что?
И вдруг,  в этом напевном назыве имен богов, послышались знакомые слова:
- А...а... а... а... мой хотел говорить с богам... Мой хотел знать разрешен...
Это говорил,  нет,    кричал все тот же жрец с «присохшем к позвоночнику животом».  Сабила вышла из дверного проема и призывно  махнула  ему  рукой, что-то же надо было делать, хотя хотелось только одного, убежать в спальню, зарыться головой в подушки и плакать.
Жрец понял Сабилу,  поднялся на ноги, что-то крикнул, стоящим позади его людям и пошел к храму. Аборигены повернулись и пошли вниз по тропе, обратно к своим жилищам...
Жрец подошел  к  Сабиле  и опустился перед ней на колени:  - Мой Зимбара, твоя другой лицо был.  Я помнил.
Говорил он  вполне  сносно,  видимо  не только отец и дядька Антип учился их языку,  но и жреца учили.  Моя тайный язык богов учил тогда,   бормотал Зимбара, не поднимая головы,   другой ни кто в племени не знать языка богов.
Руководствуясь наитием,  какой-то странной подсказкой идущей из  глубины сознания,  Сабила сказала ему: «Я пришла в свой храм в истинном своем облике, богиня нижнего мира. Я  Индара, черпающая мощь и силу из недр земных. Зачем пришел?
Жрец почти уткнулся лицом в пыль тропы, на  которой  стоял  и,  всхлипывая, сказал:
 - Моя хотел видеть бога Илави и просить его разная вещи, которые он нам давал.
- Ну что же,   - подумала Сабила,  -  отец всегда славился своей добротой и любил детей.  Где теперь он? Где?  Слезы подкатывали к глазам, першило в горле, но надо было что-то отвечать этому настойчивому старику.
- Он ушел,  - сказала Сабила,  - у него много дел там,  на небесах.
И опять мелькнула мысль, - сущая правда, ведь он так боялся перерождений.
 - Ушла...  - В голосе жреца прозвучало разочарование.   Ему  не нравилось, как дом бога хранил? -  Спросил жрец и осторожно, от земли взглянул на Сабилу.
- Нет, успокойся, все хорошо, он доволен. Дела. А сейчас иди, у меня так же дела. - Сказала Сабила, потому что чувствовала, как силы покидают её.
Когда жрец ушел, Сабила дала вою слезам и, оплакав отца, она зарылась головой в подушки, уснула и проспала до вечера. Вечером, почувствовала голод, сняла с вертела остывшую тушку свиньи, отрезала кусочек и принялась его жевать, естественно, без хлеба. Мясо отдавало травой, и Сабила поняла, что оно без соли.
- Без соли не проживешь,  -  подумала Сабила, -  да и без хлебушка  худо.
Мысли приходили и уходили,  тоскливо думалось о сыне, об оставленной печи и о многом другом к чему она привыкла и без чего  жизнь  не  в  жизнь,  а  одно сплошное мучение.
- Как же Антип с отцом обходились без соли? -  Думала Сабила,   - да и без хлебушка отец сроду за стол не садился.
Худо было то, что на все такие, обычные житейские вопросы она не находила ответа. 
«Со скуки и от тоски сдохнешь на этом острове, разве что с этим тощим стариком поговоришь.  Да о чем поговоришь?»   
Сабила встала, прошла в угол спальни и зачерпнула кружку воды. 
«Вода,  хороша,  это правда, но без соли все кости рассыплются».   
Сабила не знала, как разрешить  эту  проблему.
«Отцу  че?  Он раз  и смотался куда вздумал,  а я на веки вечные обречена в этих каменных стенах жить».  И Сабила опять заплакала.  Раньше она плакала редко, а вот теперь слезы так и стояли у глаз.
«Выплачу все глаза, да и ослепну». 
Вслух сказала Сабила и в это время, кто-то передразнил её: 
- Ослепну! Ослепну! Ослепну!
Она вздрогнула от неожиданности, и взгляд её метнулся к верху,  где толстые  бревна  образовывали  крест  под куполом потолка.  Она увидела большую пеструю птицу с кривым клювом.
- Ты, что ли говоришь? - Спросила Сабила, сознавая нелепость вопроса, но птица крикнула: 
- Я  Антип!  Я  Антип! - И слетела с перекладин  прямо  на плечо Сабилы.
И тут она вспомнила,  что слышала,  что в теплых странах живут говорящие птицы «попуги»,  потому что они вот таким «внезапным произнесением слов человеческих пугают людей.  Живут они по сто и более лет,  так  что  ни  чего удивительного не было в том, что Антип приручил эту птицу.
Вот что подумала Сабила,  когда усевшийся на плечо попугай,  стал  нежно пощипывать её ухо.
- Ты, того, чего щекотишся? -  Спросила Сабила, увертываясь от попугайских нежностей.
- Семечко хочу! - Прокричал попугай и спрыгнул на колени  Сабилы.
 - Подсолнуха  я сама бы полузгала,  да где его взять?   Сабила прогнала птицу с колен, и она не довольно выкрикнув:  «Дурак!» 
Взметнулась под  своды храма.
Так и ничего не решив с хлебом  и  главное  с  солью,  Сабила  улеглась спать, приметив, что попугай так и остался сидеть на перекладине.
Утром её разбудил истошный крик птицы:  «Зимбара! Зимбара! Зимбара!»
Сабила встала с кровати, ополоснула лицо в роднике, оделась и вышла из храма.
Действительно в двадцати метрах от входа,  подогнув под  себя  ноги лучинки, словно кузнечик, стоял  на коленях жрец.  Рядом с ним лежал сверток из широких листьев какого-то растения и маленькая коза.  Таких маленьких коз Сабиле не приходилось встречать, хотя она однажды, когда еще жила в деревне, держала козу, так как после родов у неё исчезло молоко, а Крипа ел за троих.
Из путаного объяснения жреца,  она поняла, что в листья завернут только что рожденный мальчик, что по обычаю и верованию, он должен был отдан боги не нижнего мира Индара,  каковой она и является.  Коза  приданное к младенцу и необходимое условие его выживания.
Для наглядности, жрец несколько раз поднес младенца к соскам козы. Умное животное с пониманием отнеслось к его манипуляциям с ребенком.
Сабила ни чего не знала о верованиях,  но не хотела разочаровывать жреца и потому, только кивала головой и думала, что «вот, еще одной заботой больше».
 И эта, обрушившаяся на неё забота, придавала смысл жизни.
 Помимо всего, оказалось, что жрец пришел не один, а с двумя юношами. Он свистнул  и  на  свист они вышли на тропу из зарослей.  На головах их были плетеные корзины с фруктами и несколько отливающих муаровыми  узорами  рыбин.  Все  это они почтительно поставили к основанию статуй и, пятясь задом, покинули храмовую площадку.  Довольны тем, что Сабила приняла, как подношение, так и мальчика, жрец, через шаг, кланяясь, также пятясь задом, ушел.
Сабила занялась делом.  Прежде всего, развернула и осмотрела малыша, особенно обращая внимание на пупок. Пупок был обрезан чуть выше, чем это делали в семьях мутантов,  но и он и тельце младенца было чистым.  Тем не менее, она подвесила медный котел на треножник, наполнила его водой и развела огонь в очаге.
«Разве ж это дело? -  Спрашивала она сама себя и себе же отвечала. -  Конечно не дело,  потому как полагается с младенцем то в печь войти, да там, в печи то обмыть, тогда и крепость телу и душа утверждается...»
Тем не менее, нагрев воды, Сабила обмыла ребенка, и руки её снова почувствовали то непередаваемое ощущение, которое дает тельце новорожденного. Сабила сама того не замечая:  приговаривала, привораживала, врачевала, словом делала то, что она хорошо умела делать даже не задумываясь над этим. Точнее говоря,  она жила дитем,  как живут им все матери на свете, и это было прекрасно.
Потом, подоила козочку, и ловко устроив младенца в подоле,  стала его поить, обмакивая в молоко чистую, в несколько раз свернутую тряпочку.
За хлопотами и делами мысль о соли не покидала  Сабилу.  Дня  через  три после  появления  в храме младенца пришел жрец и привел с собой молоденькую девушку.
- Вот,  моя сказала -  тебе слуга надо. 
Он еще долго и путано объяснял Сабиле,  что она, когда была в прошлый раз об облике мужика, то любила молодых девушек.  Моя подумала привести слуга  юноша.  Бормотал жрец и искоса от земли смотрел на богиню?
- Нет, Зимбара, Индара меняет тело, но не меняет свои привычки, - ответила Сабила,  едва сдерживая смех. Антип был известный бабник, не то, что её отец.
Этот эпизод повлек за собой размышление о том, что на этом острове вполне могли быть отпрыски Антипа и, перепеленывая ребенка, она уже особым зрением рассматривала его.  Конечно,  говорить и даже надеяться на появление мутанта,  было делом бессмысленным,  вот если бы она...,  но Сабила была уже в той поре, когда об этом не думают. И над мутантами время имеет свою власть, разве что такие, как Крипа способны на мгновение изменить время.
Младенец доверчиво смотрел на Сабилу и она ни чего не находила в нем  от Антипа, разве что кости его были по толще, чем кости островитян.
«Соли, соли нужно достать». -  Промелькнула мысль.  От того и люди здесь такие тощие, хотя еды вдоволь.
Девушка оказалась смышленой к тому же,  видимо Зимбара обучил  её  нескольким десяткам слов на языке богов.
 Через две недели после своего появления на острове, Сабила решилась выйти из храма, оставив ребенка на попечение служанки, которую для удобства она назвала  Пепе.
 Часа через  три  она  вышла к лагуне,  искупалась в одиночестве в солено-горькой воде и эта вода заставила её снова подумать о соли.
Мелкий ракушечный  песок приятно прогревал её тело.  Она прикрыла голову листом и думала,  думала,  как бы из этой  горькой  воды  достать  «сладкую соль». Вот так, соль ей уже представлялась сладкой.
   Она задремала и в полудреме пришла в голову нехитрая  заклинание  матери «на соленую воду».  Сон отлетел тот час, она вскочила на ноги и стала суетливо,  поспешно оглядываться,  нужен был какой-нибудь сосуд. Взгляд её упал на раковину.  Сабила подняла бывший домик моллюска,  побежала к лагуне, еще не уверенная в том, что получится,  зачерпнула морской воды и зашептала заклинание,    вода  тот  час помутнела и на дно раковины стали выпадать белые
хлопья.  Прошла минута  другая пока вода не стала прозрачной.  Сабила поднесла раковину к губам и обмакнула кончик языка в воде.  Сердце её подпрыгнуло ль радости -  вода была обыкновенной, соленой водой, даже можно сказать  малосольной.
   Пока Сабила шла к храму, в голове созрел план. «Как-никак, а я ведь богиня  тепереча,  следовательно...»  Вот  это «следовательно» и превратилось в грандиозный, по меркам острова, священный спектакль.
Когда она пришла в храм,  то первым делом, осмотрев ребенка, сказала Пепе: 
- Иди и скажи Зимбара, чтобы он пришел ко мне завтра утром.
Так на острове, появилась соль, и вкус соли узнали аборигены, а на столах появились деликатесная соленая рыба, а Сабила привыкала к лепешкам из пресного теста «хлебного дерева».

                БАРТЕНЬЕВЫ
                (глава седьмая.)
   Камила Бартенева нынче,  не шла на работу, а буквально летела на крыльях. Ей хотелось петь, как тогда, когда «Служба занятости и проверки» выдала
ей  направление на работу в фирму «Кожзам».  Это было как в песне из разрешенного ОРГАНАМИ фильма: "Это было недавно - это было давно". Тогда, в кинотеатр водили десятиклассниц отличниц «на просмотр», а на выпускном экзамене, лучшее сочинение на тему «загнивающего врага» было написано веснушчатой девчонкой,  Камилой Бартеневой,  как раз по мотивам этого фильма, что предопределило её судьбу.  Вместо суконной фабрики её распределили  в  училище «Младшего состава технических исполнителей»,  а дальше, дальше было распределение на работу и она попала вот за этот стол и сидит за ним больше двадцати лет.
Офинагена, будущая Бартенева высмотрела сама,  уже далеко не  девочкой, так  как  её родители,  попав в трудное материальное положение,  продали её девственность на ежегодном аукционе, года три до её свадьбы с Офинагеном.
Этому знакомству предшествовала всеобщая мобилизация по случаю появление в воздушном пространстве Отчизны вражеского самолета разведчика.  Её, как и многих других мобилизовали и определили в райвоенкомат ОРГАНОВ, где она вела «учет». Там она и увидела Офинагена. Он стоял голенький, как и десятки других,  в едином строю. Этот парень, по всем статьям приглянулся Камиле, и потом она ни разу не разочаровалась в своем выборе.  Вот и сейчас, покуда она колебалась, Офинаген принял верное решение.
Шеф Камилы,  Зайцев Грызун Абелярович, являлся оптовым поставщиком кож и имел на это генеральную лицензию ПРАВИТЕЛЬСТВА. Грызун Абелярович был в годах,  худощав,  ликом благообразен,  выражение лица имел постное,  взгляд страдальческий и не терпел ни какого веселия на рабочем месте,  если оно не предусмотрено было законом.
   Он любил повторять:  «Это не прилично иметь вид веселый и бодрый,  когда Отчество напрягает все свои мускулы,  чтобы не допустить над  собой  победы врага».
   Тут он,  обычно прерывался, сглатывал подкатившиеся к горлу слезы и гнев на врага, и продолжал: «Нужно помнить свое прошлое, страдания наших дедов и прадедов...»
Словом, когда Камила вошла в приемную и уселась за свой стол, её приподнятое настроение не ускользнула от взгляда, проходящего в свой кабинет Грызуна Абеляровича.  Он посмотрел на свою секретаршу с осуждением и сделал ей выговор: 
«До праздника «Благодарения Отечеству», еще три недели, а Вы беспричинно радостны?»
 Пристыженная Камила хлипнула носом и полезла в сумочку за  платком.  Довольный  эффектом  внушения и собственной бдительностью,  Грызун Абелярович плотно прикрыл за собой двойные, звуконепроницаемые двери кабинета. Двойные двери  это неспроста, не с бухты-барахты, не каждый мог иметь двойные двери на кабинетах,  а лишь НЕКОТОРЫЕ.  Эта привилегия давалась ОРГАНАМИ таким проверенным и заслуженным людям, каким был и есть, Грызун Абелярович. Двойные двери давали право смотреть в рабочее время информационно развлекательный канал центрального телевидения, что категорически запрещалась всем, кто не имел права на «двойную дверь». Население же, вообще не имела антенн способных  ловить  эти передачи и смотрела,  в вечернее время новости местного канала, и разрешенные к показу фильмы.
Двойные двери  это как предписание санэпидемстанции владельцам торговых точек,  «иметь на рабочих местах рукомойники,  утиральники  и  спецведра  с плотно  закрывающимися крышками для отправления естественных нужд трудящихся». То есть,  были мерой профилактической, санитарной, только предписанных «санитарией морально-патриотических норм и правил».
 Двойные двери были необходимы,  чтобы звук телепередачи,  не дай бог, не вышел  за  пределы  кабинета и случайно услышанная фраза,  не смутила ум не просвещенного обывателя. Чтобы тонкости и деликатности, предназначенные для лиц искушенных,  проверенных и перепроверенных ОРГАНАМИ, не западали в души наивные,  простые и доверчивые и не давали там «сорные всходы».  Редко,  но подобное случалось в Отчизне. Такие «сорняки» беспощадно пропалывались. ОРГАНЫ,  всегда старались проследить не только побеги, что само собой разумелось, но и корневую систему, что было куда важнее и, скажем откровенно, куда сложнее.
Поэтому, о  побоище  на  автобусной остановке Грызун Абелярович узнал из полуденных новостей. Он бы промолчал, если бы не одно обстоятельство: в новостной  программе упомянули фамилию его сотрудницы,  Бартеневой,  а это в корне меняло дело.  Зайцев должен был отреагировать немедленно,  что  он  и сделал, выйдя из кабинета.
Не объясняя причин, Грызун Абелярович заявил, что с 13.00 времени он уже не  нуждается в услугах Бартеневой.  Слово «уже» он специально подчеркнул, чтобы исключить любые сомнения в его решении.
Кровь отхлынула  от  лица  Камилы, и оно посерело.  Сердце гулко ухнуло и оборвалось где-то у пупка.  Промелькнула мысль,  что такое решение связано с тем, что она пришла на работу радостная.
На мгновение что-то человеческое скользнуло по лицу шефа, Камила забор мотала:  «Мы,  господин...  мы  своевременно,  то есть, я хочу сказать Вам, господин... мы «настучали...» Потому, значит, ждали... Потому, как положено по закону... Потому, прошу прощения за свой вид утром, господин».
   Это бормотание так же в корне меняло дело,  так как в нем прозвучала магическая  фраза  «настучали»,  к тому же из новостной передачи следовало, что с преступником Крипой была дочь служащей  Камилы  Бартеневой,  которая погибла в результате несчастного случая»,  другого ни чего не следовало однозначно. То есть, из сообщения следовало, что Зайцев должен был отреагировать,  поскольку Бартенева работала в его фирме,  но как отреагировать, из новостной передачи напрямую ни чего не следовало.  Потому Грызун Абелярович растерялся, что случалось с ним редко.
- Это,  это очень патриотично! -   Шеф подыскивал слова, -   я имею в виду «настучать»,  однако...   
И тут он умолк, потому что сказать о том, что в новостной передаче для избранных упомянута фамилия его сотрудницы, да еще в таком криминальном контексте, было делом невозможным. Камила чуть воспрянула духом,  все-таки это была сильная женщина, закаленная в борьбе за собственное выживание. Инстинкт жизни подсказал ей верные слова.
- Мы, господин, своевременно донесли ОРГАНАМ о преступнике Крипе и надеялись получить вознаграждение.  Непростительная слабость,  господин мой. Я не могла сдержать своей радости,  что посильным трудом помогла ОРГАНАМ. 
Все  это  она  сказала  почти на одном дыхании и лицо шефа помягчело,  хотя постное,  унылое выражение настолько припечаталось к нему,  что  и  радость «Дня Благодарения», была лишь маской, наложенной на подлинное лицо.
- Ну, -  сказал Зайцев,  ну, коли так, коли вот эдак то...  И он скрылся за двойной дверью, а Камила заплакала, тихо беззвучно, как и предписывал этикет.
Вернувшись, домой,  она  ни чего не сказала Офинагену,  так как служебные тайны разглашать запрещалось.  В семье предписывалось говорить  о  семейном или обсуждать то,  что обсуждают по телевидению. Супругов беспокоило другое  отсутствие сведений о дочери.
- Ни чего страшного, =   успокаивал жену Офинаген, -  её, как положено, задержали для выяснения обстоятельств.
Поужинав наскоро,  Бартеневы  уселись  перед телевизором.  Через минуту другую после показа «решетки» и звукового сопровождения канала, должна быть новостная передача и уж конечно,  задержание такого преступника,  как Крипа непременно найдет в программе «верную интерпретацию».
Так оно и было, новостная передача началась с картины, на месте разыгравшейся бойни.
- К сожалению, -  говорила дикторша,  озверевший преступник убил ни в чем не повинную девушку,  Ладу Бартеневу...»  Дальнейшее, супруги уже не слышали, оглохли.
Через час Офинаген и Камила стояли перед ответственном дежурным по  территориальному отделению ОРГАНОВ. Стояли на коленях и, всхлипывая, просили показать, и отдать им дочь. Все остальное отошло на задний план, хотя ответственный дежурный напротив,  упирал именно на это, то есть на исполнение закона.
- Вы не сомневайтесь, все ваши условия ОРГАНЫ исполнят. То, что касается пункта относительно вашей,  трагически погибшей дочери,  то вы имеете право заменить  его на другой и совал им под нос диктофон,  чтобы супруги назвали «разумное условие».
До полночи  стояли Бартеневы на коленях,  пока их вежливо,  но силой не усадили в спецмашину, где угрюмые, здоровенные санитары вкатили им лошадиную дозу транквилизаторов и отвезли домой.
Перед этим,  дежурный сказал,  что за ними остается право назвать третье условие, только им нужно прийти в себя. Тело дочери не выдавали Бартеневым в течение пяти дней,  хотя они,  каждый раз после работы, ходили в ОРГАНЫ и умоляли отдать им дочь.
                * * *
Саква, в аэропорту,  встречал Макада, он же отвез его  в  территориальное управление.  В мрачноватом, кубообразном здании оперативного управления ОРГАНАМИ,  Саква выделили кабинет бывшего начальника,  бывшего полковника,  а ныне капитана Струме.
Кабинет Саква был хорошо знаком,  но теперь он  осматривал  его  уже  на предмет долговременно служебной командировки.  При мысли «о долговременности» его стало подташнивать, так как Саква прекрасно понимал, что за все не удачи он ответит по полной программе, как ответил Струме. У победы у успеха один отец  твой непосредственный начальник,  а у поражения...  у поражения так же один, тот, кому дана вся полнота власти.
- Надеюсь пиво свежее? -  Спросил Саква, открывая позади своего кресла бар.
- Да, господин полковник.  - Откликнулся Макада и добавил, -  пяти сортов. Комнату отдыха мы обновили, если господину полковнику что-то не понравится, мы быстро и незамедлительно всё  исправим.
- Я  солдат, Макада, -  полковник выставил на стол две бутылки пива.  - Я не очень привередлив к обстановке,  две-три девочки на ночь попеременно, из нашего персонала,  вот и все что нужно здоровому мужчине.  Сытный и простой завтрак к семи утра, плотный обед к двенадцати часам, и вечерний ужин к семи, вот и все.  - Будет исполнено, господин полковник.   
Макада чуть замешкался и спросил:
- Девочек прежде показать.
- Ну, разумеется, полковник.
И увидев удивленные глаза своего подчиненного, он торжественным голосом пояснил:
- Имею честь сообщить Вам, что отныне Вам присвоено внеочередное звание полковника и Вы, Лемей Макада Тордагаевич назначаетесь начальником оперативной группы Органов. 
Он выждал  паузу  и положил  на стол приказ,  разгладив сгибы листка ладонью:   
- Можете ознакомиться.
Макада подошел  к  столу своей бесшумной скользящей походкой и взял листок. Быстро пробежав его глазами, он подтянулся, пристукнул каблуками и от
чеканил:
- Служу душой и телом ОРГАНАМ!
Это была формальность,  но ОРГАНЫ и состоят из формальностей, образующих сложнейшую систему отношений и главное  ответственности.
- Поэтому случаю,  господин полковник,  -   сказал  Саква, -  можно  выпить что-нибудь покрепче чем пиво.  И нырнул снова в бездонное чрево бара.
Макада редко позволял себе пива,  а более крепкие  напитки  не употреблял вовсе,  но отказаться сейчас в такой обстановке, при таких обстоятельствах, он не мог.
Саква вытащил  бутылку  водки  и на какое-то время задумчиво поглядел на пиво и на водку, на его столе. Мелькнула мысль: «кажется не с того я начал, настучал генералу...»,  но отступать было поздно. Саква нажал на сигнал вызова адъютанта.  Вошел молоденький лейтенант «наверное, сынок какого-нибудь местного богача»  подумал Саква,  но сказал другое: 
- Лейтенант,  накройте нам столик в моей комнате отдыха.
 Он хотел  назвать  причину,  но  вовремя спохватился    «не следует одну ошибку усугублять другой и в частности излишней откровенностью с нижними чинами.
Комната отдыха понравилась столичному полковнику, и он одобрительно хмыкнул, тем самым показал Макаде, что вполне доволен и ни чего менять не надо.
- У Вас не плохой вкус, полковник.
Когда первая стопка была выпита,  Саква сказал:
- Теперь к Вашей, полковник, бочке меда я добавлю ложку дегтя. Как Вы понимаете, столь высокое назначение и высокий пост Вы получили по моей проекции,  точнее сказать на основании моего доклада о событиях, случившееся четверо суток тому назад. За
дача перед тобой полковник, стоит такая...  Саква быстро переходил с ты на вы, подчеркивая этими переходами свое отношение к собеседнику. 
- Такая, - повторил Саква, -   сложнейшая и ответственейшая.  Органы должны получить  в свои руки этого паренька, Крипу.
Желтое лицо Макады пожелтело еще больше он понял, в какую ловушку попал, и выхода из неё не было.  Эта желтизна не ускользнула от Саквы: 
- Да, да полковник, задача сложнейшая и там, наверху это прекрасно понимают.
Макада осевшим голосом сказал:
- Кроме того, что он мутант, так еще его под защиту взяли циркачи.  Только что перед Вашим, господин полковник прилетом, мне звонила Амадея...
- Кто такая?  - Перебил Макаду полковник.
 - Амадея  глава общины циркачей и, насколько мне известно, входит в правление ордена циркачей.  Есть сведения,  что именно она является там главным лицом.  Так  что  её решение очень весомо,  господин полковник.  Этот Крипа практически, недоступен нам.
-  Ну,  это как сказать,  полковник, как сказать... 
Саква был растерян, так как дело,  если на него посмотреть вблизи,  выглядело не столь оптимистично,  как из столицы. Он машинально налил в рюмки водку и, бросив вопросительный взгляд на Макаду, не дожидаясь его, выпил.
 - Давайте,  полковник,  - сказал Саква,  прожевав кусок хлеба с икрой, - начнем с элементарного; осмотрим место происшествия,  Заглянем к патологоанатому, как его там?
Саква вопросительно посмотрел на полковника
- Бритте, капитан Бритте.
- Вот, вот и его поспрашиваем.  Встретимся с теми, кто знал этого парня, наведем справки об  Амадеи и о труппе циркачей насколько это возможно,  словом потопаем немножко ногами,  побегаем, глядишь и что-нибудь, да придет в голову.
На этом и порешили.  Девиц,  Саква выбирал в комнате опознания через односторонне прозрачное стекло, девицы проходили голышем поворачивались, приседали и как сказал вначале Саква, он выбрал трех.
После той  процедуры    отпустил  Макаду исполнять свалившиеся на него обязанности,  хотя правила требовали представления личному  составу  нового начальника,  Саква решил не обременять себя лишним. Хотелось расслабиться и все обдумать.  Он боялся признаться,  что им движет страх неуспеха, и он хочет, «перед смертью надышаться».
В девятом часу утра машина с надпись на борту  ОРГАНЫ  и  проблесковыми маячками на крыше въехала на окраину квартала бедноты в то пограничье,  где еще не средний класс, но уже не халупы бедняцкие.
Из машины в черном кожаном пальто,  в черной шляпе и высоких черных ботинках,  вышел, Саква в сопровождении адъютанта и направился к дому Бертеньевых. Офинаген, а за ним Камила, выскочили одетые на крыльцо, они собрались идти на работу.
- Господин,  господин,   - лепетали муж и жена, догадавшись, что это очень высокий чин из органов.   - Нам не выдают тело дочери. Мы, конечно понимаем,
но...
-  Успокойтесь, кажется Вас, -  он ткнул пальцев в мужа, -   зовут Офинаген, а Вас  Камила?
- Да, господин, все точно,  пролепетали оба.
- Ну, так, давайте, пройдем в жилище, чего же стоим?
Камила и Офинаген продолжали переминаться  на ступенях дома, потом Камила сказала:
- Мы направились на работу, господин...
- Ах да! -  Саква повернулся к адъютанту и сказал:   - Лейтенант сообщи по месту работы супругов, что в их помощи нуждаются органы» 
Он особо интонационно выделил «их помощи».  Квартира была низкая и тесная, но Саква вспомнил свое служение в пустынях и степях, и усмехнулся тому, как быстро привыкает человек к удобствам и как заметно бросаются в глаза  «неудобства». 
«А ведь когда-то я мог только мечтать о таком жилье»  - Подумал полковник.
Почти два часа разговора с супругами Бартеневыми, вымотали Саква, к тому же все это прерывалось слезами. Одно стало ему ясно, что кто-то пустил в школе слух, что мальчик Крипа завербован ОРГАНАМИ, другой информации он не получил из путаных объяснений Бартеневых.
- Ладно,  подумал Саква,   кто его знает, может что-то такое и всплывет после...
Такое бывало с ним раньше,  когда, казалось бы, в путанных и ненужных свидетельствах, вдруг, через какое-то время, обнаруживалось зерно и давало всходы.
Саква любил повторять своим подчиненным, еще когда у него полно было людей в непосредственном подчинении: «Нужно «бестолковку» свою загружать  информацией  и  если она совершенно не бестолковая,  то обязательно что-нибудь путное из этого «сварит».
- Дочь  Вам отдадут -  это я вам обещаю, и работу вы получите престижную и квартиру смените. ОРГАНЫ своё слово держат и в беде тех, кто им помогает, не оставляют. - Сказал Саква, уже садясь в машину. Следующим объектом была школа.
                * * *
   Школы в Отечестве были разные и  делились  на  десять  категорий.  Крипа
учился в школе первой категории. Такие школы располагались в кварталах бедноты.  Были еще технические школы,  созданные ОЛИГАРХАМИ, но не об них пока речь. Машина Саквы остановилась как раз возле школы, в которой учился Крипа.
Принцип обучения в такой школе выдвинул гениальный педагог Отечества в  емкой к краткой формуле: «Писать, читать и грамматики трошки...» 
Тот педагог был из народа многочисленного,  родственного титульному народу Отечества  и от того в его речи,  в его формулу вкралось это словечко  «трошки»,  означавшее  «немного». Под этот принцип подбирался преподавательский состав из числа тех, кто не мог год от года сдать экзамены «на качество».
Новые времена привнесли в эту формулу еще и воспитание в духе уважения к законам Отчества. Законопослушание считалось необходимой добродетелью всех, кто заканчивал школу и отправлялся на «распределение». Нужды армейской  пехоты  требовали физического воспитания, и это так же внесло дополнение в известную формулу учителя педагогов.
Именно то  обстоятельство,  что  преподавательский состав таких школ был «оп0ущен» в социальной иерархии преподавателей,  послужило причиной слухов о Крипе,  о  его связях с ОРГАНАМИ.  Это Саква выяснил в течение первых минут беседы с директором школы Ольгой Ивановной Зуммерфельд.
 - Так  Вы до последних минут,  то есть до новостной программы,  считали, что юноша Крипа наш сотрудник?  - Уточнил Саква.
- Да,  господин  это так.  Мальчик был необычный в смысле своих способностей, я имею в виду физических.  - Подтвердила Зуммерфельд.
- И  Вам не пришло в голову простенькая мысль,  что нужно всего на всего позвонить по «служебному телефону» и все выяснить?
Лицо Ольги  Ивановны покрылось красными медежами, и она полезла в сумочку за каплями от сердца. По кабинету распространился запах валерьянки.
- Мне показалось,   - Ольга Ивановна, всхлипнула,  - мне показалось что ОРГАНЫ, ОРГАНЫ, ну словом, они бы не хотели, что бы мы догадывались об этом.
Все. Дальше не о чем было говорить с этой особой,  вместо чая пьющей валериану, словно кот.
Легенда о  мутантах  перестала  быть сказкой для Саквы и стала проблемой для дальнейшей его карьеры.  Направляясь к зданию оперативной группы, Саква позволил себе помечтать, и в этих мечтах он был беспощаден к генералу и трогательно заботлив к Макада.
- Да, в случае успеха генеральское звание и место мне обеспечено, а Макаду...  Макаду возьму себе замом.  Пусть старье, проспавшие мутантов, сходит со сцены. Их нечего жалеть  это отработанный материал.

                ОЛИГАРХИ.
                (глава восьмая.)
Рядом со столицей Отечества,  буквально под её «боком», в каких-то пяти десяти километрах,  вольготно раскинулась территория Олигаполиса.  Отгороженная от внешнего мира кольцом автострады, она являлась: одновременно местом проживания олигархов Отечества и мозговым центром, управлявшим империей олигархов.  Отсюда уходили кабели волоконной оптики, ветвились и ныряли под колючую проволоку окольцованных,  «закрытых» городов и городков  олигархов.
Там в этих городках, добывалась руда, плавился и прокатывался металл, строились и проектировались машины,  вырабатывалась электроэнергия, отсюда, как из кратера вулкана выбрасывался «отработанный человеческий материал» и оседал в городах и городках ПРАВИТЕЛЬСТВА И ОРГАНОВ. Треть населения проживала в империи Олигархов,  а остальные две трети находились под юрисдикцией ПРАВИТЕЛЬСТВА И ОРГАНОВ
   В империи  властвовали  свои законы,  свои порядки и свои «производственные отношения». Империя платила, налоги и этим исчерпывались её отношения и обязательства перед Отечеством, перед ПРАВИТЕЛЬСТВОМ. С ОРГАНАМИ было сложнее, как со всякой системой, не имеющей собственной экономической основы.  Раз  в год проходило ВЕЛИКОЕ ТОЛКОВИЩЕ,  на котором вырабатывалось и подписывалось ТРОЙСТВЕННОЕ СОГЛАШЕНИЕ.  Экономический раздел, то есть величина и структур аналогов, а так же взаиморасчеты, особенно в области энергетики, составляли главную интригу этого процесса.
Шесть радиальных  стрел,  отходящих  от кольцевой автострады, впивались в центр Олигополиса,  Олигополис Сити.  Три высотных здания в  триста  этажей каждое; из стекла, стали и спецбетона стояли в центре городка, образуя треугольник центральной площади,  вымощенный огромными по 2,5 метра, равнобедренными гранитными плитами. В центре площади располагался цветник, фонтан и бассейн с золотыми рыбками и форелью.  Город утопал в зелени и весеннее половодье запахов цветущей черемухи, сирени, заглушал начисто все остальные.
В отличие от других городов подобного рода,  здесь редко  увидишь  грузовой или легковой автомобиль, сложнейшая, многоуровневая система метрополитенов, а так же система монорельсовых электрических дорог решала транспортные вопросы.
   В городе жили те, кто обеспечивал жизнедеятельность Олигаполиса, кто сидел в офисах за компьютерами, составлял хитромудрые программы, чинил унитазы и светильники,  протирал глаза окнам, работал шофером, продавцом, официантом,  барменом, поваром в многочисленных кофе, барах ресторанах. Тут жили мастера шоу бизнеса и сами звезды этих шоу, проститутки, содержатели борделей и гладиаторских арен.  Здесь,  сосредоточились редакции десяти кабельных каналов телевидения, редакции журналов и газет, не выходящих за пределы Олигополиса и, тем не менее, имеющие тираж и спрос. Тут же, в подземных складах и пищекомбинатах располагалось чрево Олигополиса Сити. Подземные коммуникации  связывали это чрево с внешним миром, и терминалы этих коммуникаций отстояли от города на многие сотни километров.  Спутниковые антенны, на крышах высоток нагляднее всего говорили о том, что этот город включен в единую мировую информационную сеть и является его составной частью.  Здесь жили все, без кого не мог обойтись город, но олигархи здесь не жили, они здесь «бывали».
Если удастся выехать на одну из двенадцати автострад, ведущих к кольцевой дороге Олигаполиса и при этом,  служащий спецподразделения ОРГАНОВ окажется удовлетворенным, представленными вами документами и если понадобиться и вашими устными объяснениями, то вы через полчаса стремительной езды окажетесь в городе.
При этом нижний предел скорости в сто двадцать километров в час и нельзя, решительно нельзя сделать где-либо остановку!
Так вот после этой гонки по трассе вы окажетесь на кольцевой дороге.  А перед тем, как въехать на неё,  за пять километров мелькнет трижды знак «снижения скорости до пятидесяти километров».
Так вот,  когда вы окажетесь на кольцевой дороге, то прежде чем проедите по ней до нужного вам места, спецслужба олигархов еще раз проверит ваши документы,  попросит поглядеть в окуляр прибора сначала правым, а потом левым глазом, проведет сканером по вашим ладоням и подушечкам пальцев. Но сначала откроет ваш паспорт и убедиться в наличии в нем большого  розового  штампа, удостоверяющего,  что вы,  помимо всего,  то есть помимо гражданства Отечества,  еще имеете особое гражданство  Олигаполиса.  Только тогда,  если  данные компьютера совпадут с тем,  что зафиксировал офицер спецслужбы, тогда  вы сможете проследовать дальше,  до своротка на радиальную дорогу,  где вам предстоит точно такая же процедура проверки личности.
Теперь всё, до самого Олигаполис Сити, до того места куда вам предписано явится. Теперь вы можете ехать без особых хлопот. И эти, пятьдесят последних километров по прямой как стрела дороге,  на скорости от ста и выше километров, вы проделаете, не увидев ни чего, Михаэль кроме сосен по обе стороны.
Когда-то, на  этом месте был огромный заповедник,  теперь это территория Олигаполиса.
Правда, вам то и дело будут встречаться ответвления от радиальной  дороги,  этакие полу-дуги скрывающиеся от взоров проезжающих в сосняке, да возможно, ваша машина проскочит через два  три моста и перед вами мелькнут спокойные чистые воды речки.  А если повезет,  то увидите стайку диких уток,  а то и белоснежных лебедей, словно комья ваты или снега, посреди воды.
Там, в глубине лесного массива вокруг тихих прудов,  на лоне  альпийских гор и дендрариев живут олигархи, в бело-красно мраморных виллах. Отсюда, на радиальную автостраду выезжают тяжелые лимузины  с  затемненными  окнами  и тогда, нужно прижаться к обочине, снизить скорость и пропустить ревущее никелированное чудище.
Зимы здесь малоснежные,  сиротские не то, что в Турке или там, где расположена,  нами описанная «шарага». А если и случается что-то такое «непогодное»,  то откуда-то, словно из-под земли (так, наверное, и есть) в ночь выходят ревущие,  изрыгающие пламя машины и снег частью сдувается с дороги,  но большей частью превращается в летучий пар.
Таков Олигаполис охваченный кольцом в полтысячи километров,  с ядром,  с начинкой внутри в виде Олигополис Сити.
Столица, где располагалось в  старомодных  зданиях  ПРАВИТЕЛЬСТВО,  была вроде  музея,  заповедника архаики,  здесь же в центре Олигаполиса,  день и ночь бурлила,  кипела жизнь, не прерываясь ни на один час.  В огромных залах бирж  деньги делали деньги.  Здесь богатели в минуты,  в минуты же разорялись, стрелялись, влюблялись, совокуплялись, кто с кем хотел и как хотел.
Вот так,  общими,  скупыми мазками можно было нарисовать это детище олигархов, внутри же, если присмотреться, пожить, пообтереться, можно заприметить немало любопытных особенностей,  резко отличающихся от остальных городов Отечества.
Удобнее было бы начать со школ, ведь мы уже имеем представление об одной такой школе в городе Турке, почему бы бегло не посмотреть на учебную систему Олигаполиса.  Так вот,  тут три вида школ.  Общая школа, средняя школа и высшая школа.  Это не значит,  что учащийся продвигается от общей  школы  к высшей -  нет, каждая школа дает «окончательное образование».
Общая школа готовит технический  персонал,  грубо  говоря,  специалистов «простых»,  способных разобраться в системах отопления,  вентиляции, электроснабжения,  словом ту массу народа,  который как  муравей фуражир  должен обеспечивать жизнь гнезда.
Средняя школа готовит специалистов, способных работать на сложной технике,  менеджеров низшего звена управления, служащих рекламных бюро, секретарей офисов,  словом тех, кого принято называть «синими воротничками». Часть из них впрыскивается в другие города империи в качестве «закваски».
Высшая школа...,  словом, понятно, что такое высшая школа, если мы представим себе надстройку над тем, кого готовят в общей и средней школах.
Для школ Олигополиса есть так же свой девиз,  или если хотите своя идеология,  собственное толкование права.  Давайте откроем одну из дверей любой школы,  главное чтобы мы попали на урок правоведения и послушаем, что втолковывают детям на этих уроках.
- Итак, - говорит учитель в строгом черном костюме  в  белой  крахмальной рубашке  с галстуком бабочкой под гладко выбритом подбородком.
- Вы должны понять главное,  что составляет правовую основу империи ОЛИГАРХОВ.  Право  есть функция денег. Прошу вас записать это в конспект.
Он выждал положенное время,  пока дети записывали в тетради эту формулу, а когда увидел, что они записали и отложили в сторону авторучки, продолжил.
Что это значит на практике?  Это значит,  грубо говоря,  право на стороне того,  у кого больше денег,  кто имеет возможность выплатить компенсацию за моральный вред. Понятно?
Педагогически обоснованная пауза для усвоения сказанного и далее:
 - Возьмем пример из нашей повседневной школьной жизни.   Продолжал учитель,  Не секрет,  что мальчики любят подраться, обидеть девочку. Это, с точки зрения права,  ни хорошо, ни плохо. То есть любой и каждый имеет право на выражение своих эмоций словом или делом, вопрос стоит так  может ли он оплатить реализацию своего права?
   Учитель сделал паузу с той же целью, чтобы дети усвоили сказанное и после паузы продолжил.  В нашей школе произошел такой случай, очень наглядный и поучительный.  Мальчика обидели, грубо говоря, его изнасиловали трое подростков в туалете...
В классе кто-то прыснул.  Учитель обвел всех взглядом и задержал его на девочке десяти лет.   
- И нет в этом ни чего смешного, поскольку и отношения между мужчинами,  то есть однополая любовь, так же законна, как разнополая.
- Тебе это, Занна должно быть известно еще со второго класса. Я удивлен твоей реакцией на это. Дело, как ты понимаешь не в том, что они занялись любовью, дело в другом  тут отсутствовало согласие.  Ведь, только на прошлом уроке, я вам объяснял подробно о праве человека на свое тело,  что же мне снова да ладом объяснять?
Он опять  сделал паузу и осуждающе покачал головой.   - Давайте дети вернемся к нашей сегодняшней теме.  Итак,  его изнасиловали.  Он имел законное право потребовать компенсации за моральный вред и вред здоровью, если таковой был бы установлен медицинской экспертизой.  Что же сделал наш  мальчик? Он решил воспользоваться своим правом и наказать обидчиков. Опять, подчеркиваю, что в его решении не было ни чего противозаконного, но была одна деталь,  о которой он забыл совершенно.  А ведь должен был знать! Он учился в классе двумя ступенями выше чем ваш, то есть прекрасно знал, что право не подкрепленное  соответствующей суммой денег на расчетном счету его ли,  а в данном случае родителей, не имеет под собой основания. Такое право имеет ничтожную силу и по сути дела  реализация такого права и есть  преступление.
После паузы он сказал: 
- И так,  запишите в  свои  конспекты  следующее:
«Преступление -   это деяние не обеспеченное должной суммой средств на счету деятеля».
Он постучал указкой по парте, призывая к вниманию.
- Несколько тяжеловесно звучит, но верно.
Учитель сделал паузу и прошелся вдоль рядов школьных столов. Остановился около Занны и продолжил речь от сюда,  от её стола. 
- Вот это, то, что вы записали теперь,  должны хорошо,  на всю жизнь запомнить.  А ты,  Занна, после занятий
зайди в мой кабинет я хотел бы повторить с тобой кое-что,  касательно взаимоотношений полов. Похоже, ты не очень внимательно прослушала этот цикл лекций. Через два года ты станешь взрослой девушкой, и мне будет стыдно, что ты не знаешь элементарных вещей.
Кто-то из школьниц хихикнул! И легкий шумок, словно солнечный зайчик отброшенный зеркальцем баловника, пролетел по классу.
- Ни чего в этом смешного нет! – Отреагировал учитель, - всем известно, что практика лучшее подтверждение любой теории.
Он прошел к кафедре и дальше говорил с этого места.    - Так  вот,  дети, этот  мальчик  принес  в школу автоматический пистолет и расстрелял в том же туалете своих насильников.  Отец его,  был человеком богатым,  но  родители тех,  расстрелянных его сыном, были богаче его, по крайней мере, суммарный доход этих трех, превышал в четыре раза доход отца, этого парнишки. Суд рассмотрел  это  дело  и назначил сумму компенсации в соответствии с финансовым обеспечением прав, сторон.
Финансовых средств  и собственности отца не хватило на покрытие судебных издержек и компенсации.  В результате отец застрелился, а мать с сыном выслали  на поселения,  без права когда-либо получить гражданство Олигаполиса.
Понятно, что все имущество, все финансы были описаны и разделены между потерпевшими сторонами, согласно решению суда.
Итак, вывод:  прошу записать. – Он постучал указкой по кафедре, призывая всех к вниманию:
- Нет ни чего, относящегося к морали, или к аморальности,  к  преступлению  или не преступлению,  а есть только возможность,  или невозможность, как отражение финансового благосостояния гражданина.  Записали? Все, дети, идите на перерыв.
                * * *
Перенесемся из школьной аудитории в один уютный уголок,  на сотом  этаже здания в Олигаполис Сити, сплошь увитый цветущими растениями, с большим напольным аквариумом, с мягкими диванами и не менее мягкими креслами. Со сто ликом,  обильно  уставленным яствами и с полуголой официанткой,  грациозно снующей между ними.  Она,  словно бабочка, перепархивала с одних коленок  на другие потому,  что в креслах по обе стороны столика сидели два господина в легких рубашках  апаш, брюках покрой и искра, мелькавшая в ткани этих брюк, при  легком движении,  говорили о дорогом материале и великолепном портном.
Мягкие, замшевые туфли на ногах, ухоженные, даже ухоленные лица  все говорило о том, что вот, мы и увидели самих олигархов.
И на самом деле  это были олигархи. Один  владелец сталелитейной империи Даниил Парфирьич Сидоров,  другой  владелец крупнейших электропроизводящих  компаний  Отечества,  Виталий Моисеевич Бумгартер.  Разговор касался последних новостей из заштатного городишка Турке.
- Так ты, Даниил Порфирьевич считаешь это пропагандистской уткой ОРГАНОВ?   
Спросил Бумгартер,  выламывая из креветки два язычка белого мяса  и всасывая их в себя с шумом.
Разговор был дружественный,  почти семейный и потому без обычных,  протокольных условностей. Знали они друг друга давно, потому как родились в Олигаполисе и даже учились в одной школе,  к тому же нынешняя встреча  окончилась  подписанием  контракта  на  поставку  проката  стали  для  строящейся ЛЭП600. Торговля, экологически чистым продуктом, каковым является электроэнергия, приносила Даниилу Порфирьевичу хороший доход. Сейчас, этажом ниже, чиновный люд пыхтел и сопел, оформляя договоренности  Даниила  Порфирьева  и Виталия Моисеевича, что было, в общем-то, обычным делом.
 - Ну,  сам посуди,  уважаемый Виталий Моисеевич, может ли это быть правдой?   
Сидоров промокнул губы салфеткой.  Креветки были сочными, свежими и еще полчаса тому назад ползали по дну лотка,  где-то в низу,  в  подвальном этаже  здания,  где размещались кухни и все такое,  что не следовало бы видеть,  а тем более обонять благородным людям.  Креветки, приготовленные должным образом, поднимались технологическим лифтом,  уже готовые к употреблению,  политые соусом,  доставлены и поставлены перед героями нашего очередного сюжета.
- Не знаю,  не знаю дорогой ты мой!  Бумгартер картинно воздел руки над собой.   ОРГАНЫ,  конечно мастаки на такие фокусы,  кто спорит, но вот что странно,  этот  полковник  с  саквояжной фамилией отбыл в Турку и похоже надолго.  Беспокоит меня все это и очень. К тому же этот паренек с необычными способностями, попал к циркачам.
- Ну и что? -   Сидоров ни как не мог уразуметь причину такого беспокойства своего визави.
– Про это,  бродячее племя столько разговоров, словно и на самом деле они что-то значат.
- Не скажи...  Они называют свой союз  орденом. Тут средневековьем попахивает, колдовством, чертовщиной... Ты слышал про орден тамплиеров?
- Нет,  а вот про масонов слыхал...  Ты,  Витя, случаем не жидомассоном стал?   
Сидоров,  смахнул,  точно муху, со своих колен девицу и потянулся. Ему явно надоело навеличивать своего давнего приятеля.
- Жидовской крови у меня четверть и эта  четверть  во  мне  тревожиться, предчувствует, а вот ты, похоже, все так же, одним днем живешь.
- А что? Когда будущее, как сказал классик «в тумане», то самым реальным становиться  злоба  дня.   И процитировал по памяти:  «Дневи довлеет злоба
дня».  Столько мне «лапши на уши вешали», Витя, столько я наслышан о циркачах,  что давно понял  сказки все это!  Вот, мои двадцать металлургических городов в Отечестве и сотня поселков  реальность,  но там нет ни циркачей, ни ОРГАНОВ, ни ПРАВИТЕЛЬСТВА, там  я!
- Пока Данилушка,  пока... Нет в тебе, и не было широты  мышления,  этакой игры  воображения,  внутреннего  видения проблемы и скользишь ты глазами по «водам», а глубины не проглядываешь. Вот, скажем, что наши деньги?
Сидорову не понравилась характеристика, данная ему Бумгартером, но от Виталика он и не такое терпел, потому и стал тем, чем есть.
- Деньги есть деньги,  а вот когда их нет или мало,  то есть проблемы. - Буркнул он, наливая в бокал вина.
- Наши с тобой деньги, - не унимался Бумгартер, - на самом деле всего лишь электронные сигналы в компьютерной сети  мировой  банковской  системы.  Так вот,  покуда эти сигналы циркулируют у нас с тобой, есть деньги, перестанут циркулировать и всё! Всё! Понял? Тебе даже зарплату платить не чем станет!
Бумгартер сказал это с таким жаром,  так эмоционально, что Сидоров даже опешил, не ожидал он такого бурного всплеска на пустом месте.
- Во! Ты, Витя, похоже малость не в себе. Чепуху смолол.
- Ну ладно.  Ты спишь и сны видишь...   Бумгартер откинулся  на  спинку кресла и дернул губой, что всегда бывало при сильном волнении.
- Нет уж, позволь! Это ты сны апокалипсические видишь, а я трезво на вещи смотрю.  Ты бы, Помела вышла в спальню,  Он опять снял с колен девицу.
- Метлешишь перед глазами,  мысли путаешь.   Так вот,  Виталя, друг ты мой стародавний, ты видел компьютерный центр нашего города?
 - Ну, не видел? -  Бумгартер нервно дернул губой.  Не видел! Ну и что?
- А то,  что его и я не видел, и знать не знаю, где он! Так что не простое это дело, мои электронные денежки превратить ни во что! Не простое! 
Сидоров тоже, что называется, вышел из себя и «поднял голос».
Разговор, между старыми приятелями пошел на повышенных тонах,  а это  не предвещало ни чего хорошего для обоих.
- Давай,  Данилушка,  сбавим обороты, выпустим немного пар. 
Миролюбие, как патока излилась из уст Бумгартера. Он протянул руку к бутылке с вином и плеснул немного себе и собеседнику в бокалы:
- Давай выпьем, чтобы мои мрачные предчувствия так и остались предчувствиями моей еврейской крови.
- Дело нужно Павел,  знать предметно.   Примирительно сказал Сидоров.
- Предметно,  а не основываться на темных чувствах.   Он выпил вино.  Вот у меня,  однажды было такое состояние,  такие кошмарные сны снились, а оказалось всего-то, извини за прозу жизни, воспаление предстательной железы! Казалось бы,  что тут общего со снами,  с дурными предчувствиями?  Пошел бы к этим астрологам магам,  так мне бы такое наговорили,  такое... По чище этих сказок о мутантах и даже гномов.  В жизни, Павлуша, нужно искать конкретные причины, а не выдумывать сверх того, что можно объяснить просто и ясно.
- Мне бы твою уверенность.  Сказал Бумгартер.
 А кто же тебе поперек дороги лег, Павлуша? Кто посмел?
- Кровь моя,  кровь!  Древняя,  гонимая Господом и людьми,  Данилушка. Я вот,  с той поры,  как услышал про этого паренька,  все думаю и думаю, а ну как наша электронно-финансовая империя рухнет?  Я даже, Данилушка, запросил информацию об этом...
- Ну и что же?   Этот раздумчивый тон собеседника подействовал на Сидорова  куда  сильнее, чем эмоциональные экзерсисы,  какой-то червячок тревоги
зашевелился в оптимистично и жизнерадостно настроенной душе стального  магната.
- Да  то,  что только 10%  от совокупного мирового капитала обращается в сфере реальной экономики,  остальные финансы, на самом деле одна видимость. Воздух,  Данилушка, воздух! Электроника перекачивает этот воздух, эти мыльные пузыри из одного места в другое с одного расчетного счета на следующий.
- Футы! -  Сидоров откинулся на спинку кресла. - Ты, точно, болен Павлуша.  Я то-уж, грешным делом подумал, что в твоей тревоге есть какое- то зернышко,  а ты...   Он махнул рукой.  «Сон разума, Павлуша, порождает чудовищ», наподобие твоего мутанта. Кому неизвестно, что самый выгодный, хотя и самый рисковый бизнес делать из денег  деньги, минуя все трудоемкие процессы?  Не мы с тобой это придумали и не мы с тобой это отменим. Человек, с древних времен играет с судьбой, пусть в кости, в нарды, на бегах, в рулетку, а у кого денег много, то и на бирже ценных бумаг.
- Так-то оно так! Как же мне с тобой не согласиться, когда сам игрок тот еще... Однако...
- Ну что еще! -  Не выдержал Сидоров.  Он думал, что эта тема исчерпана, ан, нет.
- Ты, Данилушка, легкие свои не рви, ты подумай, а что если эти финансовые пузыри кто-нибудь иголочкой  тюк!   
И заметив, что Сидоров готов вскочить с кресла,  сказал.   
- Ты просто, гипотетически, как сказку, как фантазию, а?
- Пришел  черт смущать праведника. -   Буркнул Сидоров.  -  В прошлом веке атомной войной пугали,  а нынче новая мода. Не можем мы жить в радость, все
нам нужно людей пугать.
- А я вот что думаю Данилушка, что мир то, до сих пор не вспыхнул только потому, что были люди, которые пугали, а вот кабы таких людей не было, кабы все бесстрашные жизнелюбцы были,  как ты, то давно уже загремели бы под все колокола.
- Или бы дрожали в страхе в пещерах прошлого.-  Откликнулся Сидоров.
- Баланс,  баланс,  Данилушка.  Весы бога Меркурия,  весы слепой Фемиды, тройственный баланс сил в нашем Отечестве. Ни камешка, ни золотого слиточка лишнего на весы иначе все  закачаются, и кто знает, придут ли в равновесие. А этот Крипа...   
Сидоров замахал на него руками. 
- Я ведь, Данилушка, говорю предположительно и не нужно на меня руками махать.  Так вот,  этот мутантик,  разрывающий людей «аки зверь рыкающий» и исчезающий с места  преступления, аки приведение...
- Ну, заладил, аки... паки... Ты становишься занудой, Павел. Давай поговорим по-деловому. Допустим, есть проблема, следовательно, нужны деньги, чтобы решить проблему. У тебя что, напряженка с деньгами?
- Дело в том,  Данилушка. что я не знаю цены решения этой проблемы. Откровенно говоря,  я затеял этот разговор с тобой только с одной  целью,  понять,  понимаешь ли ты,  как председатель Верховного Совета ОЛИГАРХОВ,  что этот парень в руках ОРГАНОВ,  даст им невиданное преимущество перед нами  и ПРАВИТЕЛЬСТВОМ.  Понимаешь ли ты,  если он попадет в руки ЦИРКАЧАМ,  то это еще больше осложнит ситуацию, так как мы ни чего не знаем,  доподлинного  об этом ордене. Оказалось, что ты к этому относишься, мягко сказать, беспечно.
- Понятно. -  Сидоров взял коробку с сигарами, обрезал кончик и прикурил.
Бумгартер молча, наблюдал за его манипуляциями, он сказал все, что хотел сказать и чувствовал себя опустошенным.  «Вот так, -  думал он, -  бежит стадо горных баранов за вожаком и будь в стаде баран понимающий, что бегут к пропасти, он, сколько бы ни бекал об этом, не мекал - обречен, бежать со всеми. И погибнуть со всеми, потому как баран, животное, относящееся к стаду».
- Что ты хочешь? -  Спросил Сидоров после двух, трех затяжек.
- Хочу,  чтобы наша служба безопасности, не спала, а хотя бы информацией владела и желательно более полной и достоверной,  чем имеют  ОРГАНЫ.  Хочу, чтобы мы знали не, в общем и целом о ЦИРКАЧАХ, а конкретно. Хочу, чтобы этот Крипа сидел где-нибудь в подвале Олигаполис Сити,  если его можно посадить в подвал, а лучше бы... да, лучше бы он исчез с лица земли. 
Он встал, с намерением уйти. 
- Вот и все, Данилушка, вот и все... Пока что...
- Если бы это был кто-то ...  - Начал, было, Сидоров, но его оборвал Бумгартер:
- Не надо, дрогой ты мой, одноклассник. К чему слова, когда время требует дел.
- Будут дела.  - Буркнул Сидоров,  поднимаясь из кресла. Разговор с Бумгартером его вымотал и более того, тому удалось-таки, испортит настроение.
- Я теперь понимаю,  почему тебя направляют на переговоры с ПРАВИТЕЛЬСТВОМ  И ОРГАНАМИ ты хоть кого до печенок достать можешь. 
Сказал Сидоров у лифта, пожимая горячую ладонь школьного товарища.
                * * *
   Службу безопасности Олигаполиса,  возглавлял некто по фамилии Тупыркин и звали его,  Рудя Павлович.  Был он в годах зрелых, родился и вырос здесь, в Олигаполисе.  Родитель,  покойный батюшка,  входил в десятку олигархов и во времена, когда «тройственные весы» качались так, что от Отечества то и дело отваливались огромные куски,  Рудя проходил практику в  охранной  структуре отца. 
Тогда, только намечались контуры Олигаполиса и выстраивались отношения между ПРАВИТЕЛЬСТВОМ,  ОРГАНАМИ и ОЛИГАРХАМИ. Кадры перетекали из одной структуры  в  другую и начальником охранной службы был отставной генерал из ОРГАНОВ,  кровно обиженный ими.  Практика его была, в основном зарубежная и связана с организацией политических убийств и похищением документов, представляющих военный или коммерческий интерес.
Строительство Олигополиса породила первый и самый серьезный конфликт между ОРГАНАМИ, ПРАВИТЕЛЬСТВОМ и ОЛИГАРХАМИ
Потому что на основе олигархических охранных структур, создалась вполне легальная Служба собственной безопасности. Появился конкурент аналогичным службам ПРАВИТЕЛЬСТВА и ОРГАНОВ. Это совпало со строительством высотных зданий в Олигаполисе, необычной конструкции, остекленных бронированным  стеклом, производимым на одном из заводов олигархов. На обычное бронированное стекло наносилось методом катодного напыления в вакууме, специального слоя, создающего зеркальную поверхность с эффектом односторонней видимости.
Огромные кварталы зеркальных поверхностей могли, да и сводили с ума всякого незваного гостя, появляющегося на улицах этого практически безлюдного мегаполиса.
С космической высоты он казался  огромным бриллиантом, создающим гигантские и причудливые фантомы!
Этот генерал  выстроил  охранную структуру отца Руди,  как военизированную организацию, работающую в тылу врага. Мобильные оперативные «тройки» входили в «девятки» и  так создавалась разветвленная конспиративная система с жесткой вертикальной связью,  при полном отсутствии связей горизонтальных. 
Но именно в этот период властной неустойчивости государства  возмездие настигло отступника-генерала со стороны ОРГАНОВ. Машину его взорвали управляемым реактивном снарядом и ОРГАНЫ даже не пытались скрыть свою  причастность к этому.
Это был грандиозный скандал и компромиссом его был уход главы  ПРАВИТЕЛЬСТВА  и  Главы ОРГАНОВ.  Потом,  когда выбрали нового Президента Отечества, опять все зашаталось и теперь потребовались жертвы  со  стороны  олигархов.
Все эти перипетии прошли,  так сказать, через сердце и мозг Руди Павловича, через смерть его отца,  болезненно отреагировавшего  на  уступки, сделанные   олигархами в пользу ПРАВИТЕЛЬСТВУ И ОРГАНАМ.
Рудя сумел сохранить,  созданный его предшественником кадровый состав  и главное   мозг системы - аналитический центр с обширной информационной базой.  Господин Тупыркин входил в десятку богатейших олигархов и потому служил  интересам  ОЛИГАРХИИ не только из соображений идеологии,  но и потому, что это было в его личных интересах,  в интересах его семьи.  А у Руди  было два сына и дочь,  правда бывали они в Олигаполисе редко,  предпочитали жить на Канарах в собственной вилле на берегу моря,  что требовало ежегодной  и не малой денежной подпитки.  Были у Руди и внуки,  куда же без внуков то? И потому устойчивость, и благополучие ОЛИГАРХОВ было делом его постоянной  заботы.
Так что звонок председателя Совета не застал Рудю врасплох. Машина, которой он владел, уже работала в направлении, скажем так, озабоченности Бумгартера. Его люди давно сидели в Турке и даже имели личный контакт с карлицей по имени Амадея.
Вот и сейчас, после звонка господина Сидорова, Рудя направлялся на запланированное ранее совещание по теме «Мутант».  Шел он по ворсовому ковру коридора, ярко освещенному встроенными в потолок светильниками, но где, в каком месте огромного Олигаполис Сити,  был этот коридор,  сказать трудно. Об этом не знали даже служащие, поскольку служебные машины входили в подземный туннель и останавливались на станции служебного же метрополитена, а потом в уютных вагончиках их подвозили в лифту,  а дальше,  они оказывались  здесь, куда не заглядывал ни когда луч солнца.  Но напрасно мы подумали бы, о тесных помещениях и прочей прелести бункеров,  напрасно потому,  что в  здании были обширные холлы с буйной растительностью с фонтанами и бассейнами с экзотическим рыбками,  высокие потолки с хрустальными люстрами, ажурные лестницы переходов и отлично кондиционированный воздух.  Были кофе,  бары, гостиничный комплекс и даже не один ресторан.  Словом  это вполне могло быть надземное строение,  только без обычных окон, а может быть с окнами, слепо глядящими на мир Олигополиса.
Рудя прошел в кабинет,  где сидели три человека в униформе, напоминающей своей скупостью и функциональность парадную форму десантников.
- Здравствуйте,  господа. -  Сказал Рудя, усаживаясь в кресло в торце стола.
-  Ну, с, приступим к делу. Что у тебя?  Он упер свой взгляд в мужчину с тремя стилизованными крестами на рукаве.
- Амадея,  наши предложения встретиться с Крипой отвергла, что называется с порога. Она пояснила что   так же  ответила на предложение полковника Саква. 
Он сделал паузу. 
- Есть вариант захвата Крипы.
- Тебя,  что Анджа, эти вчерашние картинки вдохновили на посмертный подвиг?   
Иронично прокомментировал это предложение Рудя и добавил:   
- Мне не нужны подвиги,  мне нужен результат.
- Это я на всякий случай, как заготовка.  - Оправдывался  Анджа.
- Ну ладно. А ты что доложишь, Игнат?
-  В одной из шараг оживленно  обсуждается  возможность  создания  нового оружия на основе локального изменения хода времени.
-   Ну,  это их известные штучки-дрючки,  как и проект инициирования землетрясений.  Тогда, посадили в лагеря что-то около тридцати «головастиков».  Это даже не журавль в небе…
- Тем не менее, из шараги,  генералу пришла докладная записка в которой на запрос о феномене Крипы прямо говориться, что все это возможно, если только локально меняется ход времени.
Продолжал гнуть своё  Игнат, игнорируя мнение своего начальника. Эта независимость мешала ему продвигаться по служебной лестнице и вместе с тем очень ценилась самим Рудей.
- Так что, в этот раз, может быть, они что-то реальное нащупали.- Закончил свою мысль Игнат.
- Ладно, Рудя легонько ударил по столешнице ладонью, как бы подводя итог краткому докладу Игната.
- Ты вот что, выйди на самого главного «головастика», на того кто ведет эту тему…
- Сложно,  Павлыч, -  Рудя позволял, очень узкому кругу лиц, которых знал не один десяток лет,  обращаться к нему по отчеству.  - Засекут ОРГАНЫ скандал будет. Завопят, что соглашение нарушаем.
- Было бы просто,  Игнат,  то тебя бы не обременял и вообще  это я всем говорю,  дело  архисложное,  не обычное дело.  Тут стандартными обкатанными приемами не обойдешься,  тут нужно исхитриться и выдумать нечто  новенькое. Что?  Сам пока не знаю,  потому и собрал вас здесь. Давайте думать. Что известно о структуре этих ЦИРКАЧЕЙ?   Вопрос был обращен к третьему из  присутствующих.
 - Не много я накопал за эти двое суток.  Ответил мужчина тех же лет что и Рудя.  - Ты, помнишь, Палыч дело о пропавшем золоте?
- Это лет тридцать пять тому назад, когда мы с тобой еще в школу ходили? -  Спросил Рудя.
- Да.  Так вот, есть основания считать, что эти, сто пятьдесят тонн золота умыкнули циркачи.
- Постой,  постой! Ты что же, Кузьма, нюх что ли потерял? Цирк и золото? Посмотри  на их финансовые счета,  посмотри на их убогое существование,  навечно кочевой образ жизни... Развлекаловка, шоу... А большие деньги  большая политика.
- Не знаю, как насчет политики, шеф, но тайны вокруг этого ордена больше чем надо. Корни этой организации, Вы не поверите, уходят... нет, не в столетия,  а в тысячелетия! Вот и судите сами, что там накопилось за эти тысячелетия. Вот почему ни кто их не трогает, все власти на земле делают вид, что их как бы нет.  Да и они своей внешней бедностью,  как бы  прикрывают  свои тайны.  Не высовываются.  В большую политику не лезут, отгородились от мира своими заборами и повозками вот, мол, наша территория, а все остальное  ваша. Не много,  себе просим.
- Н да...  -  Рудя побарабанил по столу подушечками пальцев,  он это делал постоянно,  чтобы они не утратили крепости.  Он был поклонником Ушу и имел черный пояс мастера.   Вот, а ты Анджа говоришь о захвате. Такие черти вылезут из сундуков Амадеи, что мало не покажется.
- А с чего это весь сыр-бор? -  Спросил Игнат. - Пусть ОРГАНЫ беспокоятся  это их людей порвал этот мутант. Нам то что?
-  А вот что,  Игнат.  Раньше,  в войнах погибала чернь.  Не велика беда, этого  добра бабы нарожают,  а лучшие люди планеты,  её соль,  аристократия только выгоду имела от войны. Так было всегда и так есть по сей день. А теперь представим себе, появился на планете человек с уникальными, нам еще до конца неизвестными способностями,  скажем со способностями  влиять  на  ход времени.  Заходит такой человек в святая святых нашего центра, где установлены компьютеры и воздействует на базу данных... Как? Не знаю! Пусть сотрет все к ядреней фене!  И в мировой финансовой системе исчезнут несколько миллиардов условных денежных единиц.  Сотни тысяч состоятельных и не очень людей, окажутся враз нищими. Такой человек, универсальное оружие против лучших людей планеты! Вот что это такое, Игнат! Это война с нами, война беспощадная,  бескровная, отбрасывающая цивилизацию на сотни лет назад. Но самое главное, кто придет к власти? Вопрос не праздный потому, что как природа не терпит пустоты, так и вакуум власти всасывает в себя все что есть вокруг.
- Страшную картину ты нарисовал,  Палыч. – Откликнулся Кузьма, -  если конечно признать, что для её имеются реальные основания.
- Но ведь ты сам, только что говорил о тайнах циркачей? Ты уж того, сказал «а» так и продолжай до «я» говорить. Нам нужно видеть все широко открытыми глазами и лучше семь раз со страху в штаны наложить,  чем действительно,  заболеть дизентерией. Нужно связаться с нашими иностранными коллегами, ведь не известно по какому финансовому центру будет нанесен удар и каков он будет по форме.  Вот почему,  Игнат, так важно выйти на того головастика из шараги и выяснить, что значит изменить время вокруг базы данных компьютерного центра. Словом нужно знать как на это отреагирует электроника. Все, все нужно знать!
- Может,  нам заключить временный союз с ОРГАНАМИ?  - Предложил  Анджей.  – Я этого полковника Саква хорошо знаю. Ему сейчас не позавидуешь.
- Сейчас ни кому не позавидуешь. -  Сказал Рудя и закурил, давая этим понять,  что разговор вышел за рамки формальности.  Сделав несколько затяжек, он сказал:
- Мысль интересная о сотрудничестве, но её нужно проработать. Мне не хотелось бы оказаться в положении «таскающего каштаны из огня»  для  чужих. Тут важно чтобы нас не переиграли. 
Он задумался, видимо, вспоминая о прошлом и вспомнил:
- Было такое, когда меня здорово использовал один азиат. Где он теперь  один Господь знает.  Ну ладно  это все лирика.  Мы ни чего не знаем,  что в этом направлении делает правительство, а оно сильный игрок на нашем с вами поле.
Часа через три совещание было закончено и Рудя выехал по известному  нам тоннелю на свет божий.  Машина миновала кварталы Олигаполис Сити и вышла на радиальную трассу, потом свернула с нее и через десять минут дорога окончилась площадкой для стоянки машин возле каменного особняка. Рудя был дома.
                * * *
Встреча Анджея и Саквы состоялась в единственном в городе ресторане. Они сидели за ширмой а перед ними стояли два бокала с газированной водой. Заочно
они знали друг друга и даже встречались на ежегодных ТОЛКОВИЩАХ,  но это ничего не значило,  вернее, значило только одно, что они, противники. Сейчас... о! О том, что могло бы быть сейчас об этом каждый из них думал. Вот это думанье и прощупывание друг друга взглядами и составляло маленькую прелюдию к предстоящему разговору.
Саква пытался представить себе Анджея в виде партнера и  не  получалось.
- Это  все равно что развернуть машину на скорости в сто километров в обратную сторону. -  Подумал полковник.
Схожие мысли  витали в голове Анджея,  хотя это была его инициатива.  Он отпил глоток воды из бокала сказал: 
- Господин Саква,  Вам кажется нелепой мысль о сотрудничестве в этом деле. Я, верно, угадал Ваши мысли?
- Настолько верно,  господин Анджей,  что мне кажется, они были Ваши.
Он  так же сделал глоток из своего бокала.  Получилось симметрично,  как по действиям, так и по ответу.
- Согласитесь,  Саква, - Анджей отбросил полуофициальный тон, он его угнетал, - что сложение наших усилий в этом деле принесло бы пользу.
- Согласен. Только весь вопрос в том, как мы поделим успех, если таковой будет,  а об не успехе я не говорю,  тут все ясно.  Что же, мы разорвем наш приз пополам, как он разрывал моих спецназовцев?
- Это было бы лучшим исходом совместной операции,  Саква. - Анджей отпил из бокала глоток минералки, сохло во рту.
- Ну, это для нас с тобой, а там? - Он ткнул пальцем в покрашенный потолок. -  Там, могут решить по-другому. Слишком уж заманчивый приз. Живой нужен.
В его словах была сермяжная,  солдатская правда: генералы получают звезды,  солдаты «деревянные бушлаты».
- Однако до какого-то этапа мы могли бы сотрудничать,  хотя бы обмениваясь информацией.  - Предложил Анджей.
- Не думаю,  что мы,  друг для друга могли бы дать ценную информацию,  а ведь только «ценная информация»,  имеет цену! - Саква улыбнулся случайному, но удачному каламбуру.
- Назовите цену, Саква.  - Анджей, полез в карман за сигаретами.
- Кому неизвестно,  что у Вас денег не меряно и не считано, но Вы знаете, что я «не продаюсь и не покупаюсь».
- Не Вы,  Саква,  не Вы. Надо быть глупцом чтобы Вас вербовать, я говорю об  информации.  Нам  известно  что в одной из Ваших шараг работает физик  Тром. Один простенький вопрос ему и один ответ от него  вот и все пока что, Саква.
- И Вы не боитесь что этот, как Вы сказали «простенький вопрос» и «простенький ответ», станет объектом нашего внимания, замечу, весьма дотошного и пристального?
- Что поделаешь, нужно делиться, так устроена жизнь.   Анджей допил воду и крикнул официанта, попросил еще воды.
- А почему бы нам не взять чего-нибудь по крепче?   Сказал Саква, задерживая официанта. - Последняя Ваша мысль заслуживает внимания, Анджей.
- Я соображаю лучше на трезвую голову.
- Счастливчик. -   Сказал Саква и, обратившись к официанту, сказал:  «А мне принесите водки грамм двести, огурчиков и грибков маринованных».
Когда официант ушел,  он обратился к Анджею:
  - Жизнь клонится к закату и хочется её наполнить.  Ну ладно  это лирика.  Я подумал,  так что давайте Ваш «простенький вопрос» и назовите стоимость его.
- Вопрос  готов. -   Анджей  засунул руку в карман и достал запечатанный конверт,  - а вот стоимость,  назовете,  после того, как прочитаете... 
Он ухмыльнулся. -  Вы мой телефон знаете? 
Саква кивнул головой. 
- Стоимость сообщите по телефону. По телефону и скажите, когда будет готов ответ. Ответ в обмен на чек.
- Ну что же,  договорились.

В это время принесли Анджею воду,  а Саква выпивку и закуску.  Анджей залпом выпил и встал со стула:
- А Вы сомневались в возможности помочь друг другу? - С чуть заметной иронией сказал  Анджей, направляясь к выходу.
   Саква в спину ему крикнул:
- А Амадея, Вас того, за дверь выставила!
Анджей обернулся:
- С этим же и Вас поздравляю, коллега!

                АМАДЕЯ 2
                (Глава девятая.)
   После чудесного  спасения  Виолы,  Крипа  стал всеобщем любимцем труппы. Стоило ему выйти из вагончика,  как его тут же зазывали в  другой.  Женщины кормили  сладостями  и пострепушками,  а мужчины,  подмигивая заговорщецки, выставляли бутылку вина или пива.
   Крипа отказывался,  смеялся,  говоря что «я и так толстый».  О матери он почти не вспоминал,  а Ладу уже не вспоминал. К тому же на эти воспоминания не  было времени,  Крипа многие часы проводил на арене в обществе Геракла и Атланта,  учили они его «гладиаторскому бою», так решила Амадея. Этот выбор не понимали её сыновья,  Геракл и Атлант,  хотя она и сказала им, что хочет устроить цирковое представление по библейским мотивам:  «Сражение Голиафа с Давидом».
   Вот уже два дня на арене, посыпанной свежими опилками, он махал деревянным мечом,  прикрывался от ударов щитом,  метал пращей камни, делал выпады, приседания,  подсечки, подкаты, осваивал хитрости «веерной защиты». Словом, названные братья учили его тому,  что умели сами. Вся эта наука усваивалось парнем плохо и Геракл говорил своей матери:
- Из парня вряд ли получится хороший цирковой боец.  Нет в нем вида,  должной свирепости, азарта, да и силенкой Господь обидел.
Амадея только улыбалась и требовала продолжать обучение. По мнению Виолы из Крипы вышел бы превосходный клоун:
- Он так уморительно умеет строить рожи!  В паре с Тапой вышел бы прекрасный дуэт.  -  Говорила она матери, но и предложение дочери,  Амадея игнорировала.  Крипа же,  своего мнения на счет цирковой  карьеры,  не имел и по прежнему заворожено,  по детски,  смотрел из-за спины деда Коли,  униформиста, а в молодости, трудно поверить, циркового акробата, все представления от начала и до конца.
Крипа был поглощен магией циркового представления и Виолой,  которая «по секрету» шепнула ему,  что «вопрос об их свадьбе дело решенное, только нужно дождаться время».
О каком времени она говорила  не понятно,  но Крипа  жил надеждой,  что это «время» скоро придет и потел на арене под зычные команды атлетов.
Через неделю, после появления Крипы в цирке, Амадея исчезла и её не было три дня. Ни кто толком не знал, где она была, Микаэлье, пожалуй, Геракла и Антея,  которые почему то не покидали вагончика своей матери, меняя друг друга.  Но это ни сколько не повлияло на занятия с Крипой,  только на этот раз на арене попеременно были то, Антей, то Геракл.
Однажды, в перерыве между занятиями,  Крипа спросил Геракла:
- Где мать?
Геракл не умел ни врать, ни сочинять, но и сказать правду он не мог и потому надулся как индюк, и покраснел. А между тем, Амадея была далеко, так далеко,  что и представить себе было невозможно.  Однако  расскажем кое-что о «циркачах», по крайней мере то, что было известно об них Органам и Олигархам.
В разные времена они называли себя по-разному,  но что слова? Слова, как кошелек на поясе, туда можно положить ключи от квартиры, записку возлюбленной,  медяки,  золотые  монеты  и все это будет шуршать,  звенеть и греметь собственным шуршанием и звоном.  Слова  оболочки смыслов, а смыслы вкладывает  всяк свои.  Так что не будем вспоминать «отзвеневшие» и «отшуршавшие» смыслы,  сейчас они называются ЦИРКАЧИ и точка. Корни этого ордена уходят в древние храмовые культы Изиды,  Апполона,  Ормузда, Венеры и так далее. Эта связь ни когда не прерывалась, потому что в ней было ядро и это ядро  гномы.
Когда-то, в допотопные времена на земле были не только люди, ветвь Адама и Евы,  но и эльфы,  гномы,  гоблины и дети «сынов божьих»  титаны. Амадея была права,  когда сказала Крипе,  что люди брали в жены женщин из  племени гномов и потому, как бы сказали ученые, в человеческом генофонде, в тех самых «спящих генах»,  хранятся гены гномов и случается так, что они оживают и тогда на свет появляются гномы.
   И тут-то важна преемственность,  потому что рожденного  человеком  гнома
нужно было обучить языку гномов, без чего он простой калека, уродец, потеха для оборжавшейся публики. Правда и то, что люди чаще всего рождают действительно уродцев потому, что должно было,  при зачатии,  произойти чудо,  чудо одновременной активизации большого числа «спящих генов» и именно тех, которые относятся к генофонду гномов, а это не возможно без содействия Духа Матери Земли.  Человеческие уродцы  карлики и карлицы  это те в ком проснулось только часть спящих генов гномов. Специалисты в этой области утверждают,  что худоба,  малый рост,  способность к тонкому ощущению  прекрасного, связано якобы с проснувшимися генами,  эльфов.  Но если так рассуждать,  то люди богатырского сложения,  так же «игра генов», теперь уже титанов. Может так оно и есть,  кто знает что-нибудь доподлинное, Микаэлье простых вещей, как
устройство атома,  или компьютера? Только, точно, что на земле ни когда уже не было эльфов и титанов после потопа, а гномы и мутанты появлялись, хотя о природе мутантов ни кто, ни чего толком не знал.
Гномы, в древности, сотворенные силой и волей Духа Земли  Геонея, в подражание Творцу, имели власть над её плотью. Камень расступался перед ними и лучшие самоцветы из недр земных подавали им сигналы.  Отвердевая, сталь, по их воле принимала ту структуру, какую они хотели иметь, и не было в мире боевой  стали  лучше, чем сталь сработанная руками гномов.  В плоти земной они проделали системы каналов и по ним сообщались между собой. За тысячелетия до открытия законов тяготения,  гномы знали,  что полости в земле выполненные, как хорда,  имеют одну особенность,  в них можно передвигаться за счет силы тяжести: сначала падение с ускорением в зависимости от длинные хорды, а потом плавное замедление и остановка.  Нужно только, в этот момент зацепиться за что-нибудь иначе этот полет окончится тем, что остановишься посредине, а там выбирайся, в любую сторону  в гору.
Гномы делали свои подземные «метро»,  таким образом, чтобы среднего веса гном выскакивал из этого туннеля метра на два,  над поверхностью и тогда, немного ловкости и ты там, куда хотел попасть. Но эти тоннели не были такими, как у людей, то есть отделанные камнем и бетоном, а были «возможностью» для гномов.  Если бы сторонний человек видел это путешествие, то ему бы показалось, что плоть земли расступается перед летящем в тверди земной гномом, но таких людей ни когда не было,  а сами гномы не очень-то любят об этом говорить.
Так вот,  Амадея  была  ни где-нибудь,  а в одной из затерянных в горных складках долине. Это были горы Гиндукуша и перед ней сидели два длиннобородых гнома.  На столике, из малахита стояли пиалы с чаем, а позади их до самого неба вздымалась, словно обрубленная гигантским топором, каменная стена.
- Вот какие выходит,  дела,  сестренка.  Сказал один из гномов, протягивая,  сморщенную от старости руку,  к пиале с чаем.   - Принялись за старое, новый Вавилон строят.
- Я думаю, Тяжелый Молот, что приспело время Великих Перемен, о которых повествуют все древние предания. Не случайно, а по воле Творца к нам пришел мутант,  очень сильный,  способный повелевать временем. Когда такое было? - Спросила Амадея.
- Не припомню.  - Откликнулся второй гном, которого звали Кузнечный Горн. - Как бы ни ошибиться, и не принять случайное, за давно ожидаемое. Башни рушатся сами, от собственной тяжести, стоит ли толкать то, что само упадет?
- Стоит. -  Твердо сказала Амадея и её кошачьи глаза вспыхнули. -  Эти негодяя испортили все и даже деньги, превратив их в электричество. Они их делают из электричества,  по особым правилам ни чего не имеющего общего с результатами собственного труда.  Если им достанется мутант, они всю землю на дыбы поднимут!
- О мать наша,  Геонея! - В голос выкрикнули гномы.  - Прости нашей сестре неосторожные слова!  Послышался гул, какой бывает перед землетрясением.  От которого начинают кровоточить внутренности.
- Ты,  забыла,  где ты находишься? -   Выкрикнул  Тяжелый  Молот. -     Язык то нужно держать за зубами и не тревожить Мать не осторожным словом. - Укоризненно сказал Кузнечный Горн.
- Потому и пришла к вам,  мудрые,  а то, что ляпнула,  так отвыкла,  живя среди людей, от норм приличия.
- Слово гнома,  всегда слово,  обращенное к Матери, дочка.  Сказал Кузнечный Горн.  -  Нужно осторожно пользоваться словом. Это не язык людей, где что ни слово  то мыльный пузырь,  каким забавляются их дети, сидя вечерами  на крыльце своего дома, а ты говоришь на языке древнем, в ком есть еще остаток от слова Творца,  так что думай,  прежде чем сказать, или переходи на язык птичий, человеческий.
- Спасибо за внушение,  отец мой. -   Сказала по- человечески Амадея.   
И пояснила на языке гномов: - Так будет лучше, потому как слова я хочу сказать страшные».
- Ты и так перепугала нас,  дочка,  куда же более?  - Откликнулся  Кузнечный Горн.
- В тебе говорит обида, дочка, -   Тяжелый Молот сопроводил эти слова жестом примирения. - Твоя древняя кровь, кровь принцессы из рода «Стального Меча» не дает покоя, и ты торопишь события.  План твой,  использовать этого паренька,  чтобы он внес хаос в финансовую,  так кажется, ты назвала,  империю  нужно обдумать со всех сторон.   Не следует быть столь беспощадными к людям, хотя они другого и не заслуживают.
- Они сами себя не щадят. - С чувством ответила Амадея.  - Кто лютый враг человеку,  если не он сам?  Такие войны огненным валом прокатывались, что в пору было зарываться в горе и сидеть там окуклившись.  Вымрет погань, а кто кормит себя делом рук своих, живет от тела земли и доброты солнца, того это потрясение обойдет стороной. -  Зеленым огнем сверкнули её кошачьи глаза, но на этом Амадея не остановилась: 
- Разве не сказано, что придет время, когда нужно будет «очистить землю от гноя?»
- Истинно,  такое речение было.  -  И Кузнечный Горн совершил  ритуальный знак примирения с Небом.
 - И все ж таки в тебе, сестренка, кипит нетерпенье. -  Тяжелый Молот осуждающе покачал головой. -  Ты долго живешь среди людей и не подходила к алтарю Матери. Успокойся. Ты погости ка у нас, а мы покумекаем, взвесим все, с Матерью посоветуемся.
И толща горы,  откуда на зов Амадеи вышли гномы,  разверзлась  тесаными сводами пещеры.  Стены пламенели алым светом подземного огня и Амадеи, наследующей в теле своем часть человеческую, от этого огня было не по себе. Он радовал и ужасал её. Так было тогда, когда она - крошка вступила в эту тайную,  древнюю пещеру, этот «ковчег», сотворенный волей Геонеи в толще поднебесных скал,  для «лучших из детей своих». Укрытые до времени,  спящие, они просыпались тогда,  когда на Земле наступали  времена  глобальных  перемен.
Просыпались  и  спрашивали  мать свою:  «Не пришло ли обещанное Творцом «их время», но века длились и длились, перемены приходили и уходили, а мир стоял. Все ждали прихода ЕГО, но ни кто не знал точных примет и потому, тайным зрением,  из подземных глубин,  на поверхность земли, где  копошатся  люди, глядели вожделеющие власти, очи. Попеременно глядели,  то слепо,  как глядят все матери на своих детей.   Так глядела Геонея, сострадая каждой живой твари, то с бешенством во взоре и с ненавистью,  как свергнутый «Зарница»,  мечтающий о реванше.  И  Геонея  и «Зарница»,  потерявший свой «свет», ставший угольно черным, ждали обещанного,  а обещана была им власть.  Геонеи бесконечное сотворение живого,  ибо другое имя её было -  Протея и в крови родах было её мучительное счастье.
   «Зарница» же, ждал сына своего, рожденного в среде человеческой, тысячелетнего царя народов земли и грядущего Верховного Жреца,  церкви его.  Так было сказано ему,  правой руке Творца,  когда он летел в бездну тверди земной.
   Когда гномы и Амадея встали внутри пещеры у «черного  камня»  и  сказали древние слова,  отверзающие уши Геонея и того,  кто был с ней, «Зарницы», то Геонея и ОН,  услышали о рождении Крипы. И в центре Земли, в ядре её, вспыхнула  надежда,  и  огонь  этой надежды стал пробиваться к поверхности земли, ветвящей молнией,  раскалывая на пути твердь и раздвигая её.  Но путь этот занял время.
Зеркало черного камня показало гномам вечно меняющееся лицо Геонеи, и  они увидели на лице её муку и надежду, отчаяние и радость и ни чего, чтобы можно было истолковать однозначно.  Черным коконом вокруг их  Матери  сплелась Тьма,  пронизанная черными молниями. Раньше, всматриваясь в зеркало черного камня, гномы видели эту Тьму позади Геонеи,  - черный шар  источник Ужаса. Сей час  же Геонея находилась в центре Тьмы, и ужас сковал сердца гномов ледяным холодом.
Когда зеркало закрыло свои глаза,  сквозь которые смотрели гномы в центр Земли, они были в глубоком обмороке. Тьма проникла в их сердца, и преобразило их, как она преображает людей.
Демон, в центре Земли хохотал,  ибо все,  во что проник его взор, становится его инструментом, средством достижения цели. Мощь его, сотворенного в первый день,  не шла ни в какое сравнение с мощью тех, кого Творец создавал после его. В каждом была часть, падшего Серафима тогда  часть первозданного света,  а нынче  ставшего Тьмой.  Не той,  что бывает,  когда солнце  и звезды исчезают с небесного свода и люди не различают дорог и предметов, то тьма глаз человеческих, он же  тьма их душ.
Вернувшись к себе,  Амадея внешне оставалась такой же,  но внутренне она преобразилась и ей ясна, стала её задача,  вытекающая из её ненависти к устроению мира.  Это бывает всегда так, Демон тьмы ищет в каждом существе, органический ресурс, для реализации своей цели.
В гордом человеке он раздувает жар гордыни,  в завистливом  зависть,  в жестоком  жестокость.  Скупого превращает в  скрягу.  Воспламеняет  сердце
властолюбца жаждой власти.  Он редко ломает органику человека. Не зачем ломиться в открытые ворота живой души,  ведь и она была сотворена не без  его участия. Всего-то нужно расставить акценты, ослабить одни струны и натянуть другие,  ударить по нужным клавишам и тогда...  тогда «оркестр», будет играть нужное. Боги играют на белых клавишах, а демоны играют на черных, а то, что получается в итоге,  называется - симфонией жизни.
Боги - элохим и демоны в мире людей действуют руками людей,  потому как собственных рук не имеют,  а если случается непосредственное воздействие, то оно на самом деле случайно и не имеет значения.  Область власти богов и демонов, живые души, зажатые между наковальней необходимости и молотом должного.
Так объясняли  древним,  допотопным народам сыны Божие,  когда входили к дочерям человеческим и те рожали им исполинов.
                * * *
Амадея вернулась,  когда ОРГАНЫ и ОЛИГАРХИ достигли видимости соглашения и потому, ультиматум прозвучал куда весомее, чем было раньше.
Саква и Анджей сидели в вагончике Амадеи, она  в кресле напротив, свернувшись по обыкновению, как кошка «в калачик», только голова отчетливо вырисовывалась на фоне велюровой обивки кресла.  Позади,  как истуканы стояли Геракл и Антей.
- Деньги не малые,  госпожа Амадея, -  говорил Анджей,   к тому же, как Вам  известно,  законных  оснований для сокрытия опасного преступника у Вас
нет.
- Вы  ссылаетесь,  Госпожа Амадея на несуществующие в природе договоренности,   вторил ему Саква.  Это добрая воля ОРГАНОВ, что мы до сих пор не применили насильственных методов.
- Вы уже применяли, там, на автобусной остановке, полковник Саква. - Сказала Амадея. - Что из этого получилось, Вам лучше знать.
- Я сказал,  предположительно,  госпожа Амадея. - Саква был смущен таким выпадом.  - Пока что,  мы хотели бы, в Вашем, подчеркиваю, в Вашем присутствии поговорить с этим парнем.
- К сожалению,  его нет у меня, господа сыщики. - Сказала Амадея, словно ушат воды вылила на горячие головы.
- Как, нет?!  - Враз спросили Саква и Анджей.
- Он ушел,  господа. Вы, извините меня, в дверь, а он из двери  ловите.
 Она засмеялась.
- Мы обыщем... - Саква проглотил вырвавшиеся, невольно слова.
- Ради  Бога,  господа сыщики! -  Амадея явно издевалась над ними. -  Вы когда-нибудь ловили «солнечный зайчик»?
Дальше, продолжать разговор было бессмысленно,  ведь действительно, поймать этого паренька, задача не простая, он был здесь, а сейчас в пятидесяти километрах,  где-нибудь на берегу речушки ловит себе пескарей, да посмеивается над ними. На самом деле, Крипа находился в своем вагончике и надо сказать, занимался приятным делом, он целовался с Виолой.
   Оказавшись за воротами цирка, Анджей и Саква переглянулись.
- Умыла эта уродка нас.  - Пробурчал Саква.
-  Я предполагал нечто подобное.  - Ответил Анджей.
- Не  строй из себя умника! -  Рявкнул Саква и быстро,  не оборачиваясь, пошел к своей машине.
Вечером, он,  изрядно выпив,  рассказал все Макада.  Азиат,  прикрыв свои глаза толстыми веками, казалось, дремал.
- Ты, должен понимать, что твоя судьба и карьера зависят от того, как мы справимся с поставленной задачей.   Саква мог бы не повторять эти  банальности, Макада это понял в тот момент, когда полковник вручил ему копию приказа по ОРГАНАМ.
- Надо красть. -  Сказал Макада. - Надо выкрасть Амадею и сказать Крипе, что мы её будем частями резать. Он  жалостливый, поймет и будет говорить с нами.
Это предложение отрезвило полковника,  одно дело ныть  и  жаловаться,  и совсем другое  принимать решение.  Принять такое решение, вот так сразу, с лета,  он не мог.  Не мог потому,  что только в Отечестве два десятка таких цирков,  как цирк Амадеи,  но не это беспокоило его, в конце концов на то и Отечество,  чтобы ОРГАНЫ могли делать в нем то,  что считают нужными.  Дело было в загранице. Амадея не простая штучка, а член Верховного Совета Ордена  это-то точно знал Саква, да и Анджей подтвердил, что это так. Саква боялся ответственности, боялся потому, что не был уверен в результате. «Предлагать можно что угодно, а кто будет отвечать за ошибку?»  Подумал полковник, заранее  и отчетливо зная ответ. 
Генеральская,  ритуальная в таких случаях фраза,  засела крепко в его голове: 
- Ты,  полковник, можешь делать что хочешь, ОРГАНЫ, как ты понимаешь, тебя ни чем не ограничивают, но за последствия своих действий ты отвечаешь,  точно так же, как ответил Струме. Ему не повезло, многим не везет, бывает. Надеюсь, тебе повезет, полковник.
   Вот почему Саква надолго замолчал,  обдумывая предложение Макады со всех сторон,  и  все больше и больше склонялся к мнению,  что этот новоиспеченный полковник  прав, но Саква еще не был готов принять такое решение, отсекающее любые другие решения.  Он решил выждать, тем более, что вопросы Анджея, были отправлены по двум адресам  в «шарагу» и к генералу.  Он уже  догадывался,  о смысле и значении этих вопросов,  и понимал,  что это дело не его уровня.
«Пусть они  там,  затылки почешут». -  Подумал Саква и эта мысль успокоила его.
- Хорошая мысль,  Макада. - Наконец разлепил губы Саква. - Очень хорошая мысль. Ты, пока продумай все детали и помни, что на ошибку мы не имеем права.  Когда все продумаешь,  тогда мы и решим,  когда и как?  Все, ты можешь быть свободен, занимайся своими делами, полковник.
Когда полковник покинул его кабинет,  Саква прошел в комнату отдыха, где его ждала «пампушка»  так он называл  маленькую,  полненькую,  кругленькую сотрудницу ОРГАНОВ, Катерину.
Как бы себя чувствовал полковник в её жарких объятиях, если бы знал, что эта,  на сто раз проверенная ОРГАНАМИ девица являлась агентом ПРАВИТЕЛЬСТВА и имела такое же звание,  как и он  полковника.  Что, как только захлопнулась за Макада дверь,  она выключила портативный диктофон,  на котором было записаны все «слезы» любовника и все предложения её  непосредственного  начальника.
Офицер контрразведки Правительства,  полковник Катерина Ефимовна  Дробыш, раскрыла  свои  объятия  рук  и ног и приняла в них измученное сомнениями и водкой, тело полковника Саква Георгия Октавианыча.

                ПРАВИТЕЛЬСТВО.
                (глава десятая.)
Древний, каменный забор высотой в двадцать метров и толщиной, местами до десяти  метров,  с  внутренними проходами и сторожевыми бойницами,  отделял комплекс зданий ПРАВИТЕЛЬСТВА от внешнего мира
Над ПРАВИТЕЛЬСТВОМ,  в  самом высоком здании,  сидела АДМИНИСТРАЦИЯ,  во главе с Президентом,  который управлял и АДМИНИСТРАЦИЕЙ  и  ПРАВИТЕЛЬСТВОМ.
Структуры  правительства имелись во всех городах и поселках Отечества и номинально, даже в городах и поселках ОЛИГАРХОВ.
ПРАВИТЕЛЬСТВО занималось  вопросами  обороны  и  мобилизации,  вопросами «внешних сношений»,  социальными вопросами и вопросами культуры,  но  самое главное, вопросами переговоров с ОЛИГАРХАМИ И ОРГАНАМИ. Оно назначало время
и формат ежегодных «Толковищ», или «Форумов» и они проходили в этих древних стенах,  среди музейных экспонатов интерьера, по принятому «Регламенту».
 Помимо таких очевидных государственных функций ПРАВИТЕЛЬСТВА,  под  не посредственным надзором Президента находилась служба контрразведки. Это было сверхсекретное ведомство, о котором даже премьер-министр, назначаемый лично Президентом, имел смутное,  поверхностное представление,  да и в АДМИНИСТРАЦИИ,  в это ведомство были вхожи только два человека в чине  пятизвездочных генералов.
Один из них,  Гессе Альбертович Махонин, курировал агентуру в зарубежье, другой, Аполлон Васильевич Бернштейн занимался «внутренними проблемами», то
есть следил за тем, чтобы баланс сил между ОРГАНАМИ ОЛИГАРХАМИ и ПРАВИТЕЛЬСТВОМ не нарушался, разве что в одну сторону, в сторону ПРАВИТЕЛЬСТВА.
Нынешний Президент,  имя которого мы не станем упоминать всуе, пришел к власти  из этого ведомства и потому,  сразу после инаугурации,  на закрытом совещании,  где присутствовали высшие чины  контрразведки,  он  сказал: 
- Я, чувствую  себя  делегатом от вас и потому мы,  всех кто встанет нам поперек дороги будем «мочить»,  где застанем, хоть в сортире
Чем вызвал бурный, несмолкаемый восторг.
Первый удар Президент нанес по ОЛИГАРХАМ, вырвав из их тела солидный кусок финансовых средств,  львиная доля которых пошла на укрепление контрразведки.
С ОРГАНАМИ было сложнее,  так как чувствовалась кровная связь и родство, но и они были «поставлены на место», то есть, бюджетное финансирование было
урезано.  Именно тогда прозвучала крылатая фраза Президента, что «нужно искать резервы внутри собственной структуры,  а не разевать  рот  на  чужое».
Олигархи  искренне  поддержали Президента,  хотя в кулуарах шептались,  а в Олигаполис Сити,  говорили в открытую,  что «эти бы слова,  да Президенту в уши».
Так вот,  на стол Аполлону Васильевичу и легла расшифровка магнитофонной записи спецагента, полковника Дробыш. Понятно, что все события, приключившиеся в Турке, ему были известны в тех же деталях, что и ОРГАНАМ и ОЛИГАРХАМ.
Такие вещи скрыть было невозможно,  да и никто особо не скрывал, скрывались «намерения».
Ценность донесения была как раз в раскрытии «намерений». Это потребовало анализа и даже доклада самому Президенту, о чем немедленно, после прочтения расшифровки, доложил пятизвездный генерал, секретарю Президента, Исакию Израилевичу Худому,  человеку феноменальных способностей по  элитарному  виду спорта  «подковерной борьбе».
Встреча была согласована и вечером этого же дня,  генерал входил в апартаменты Президента. Путь его лежал через древние, дворцовые залы, утопавшие в роскоши веков.  Сюда веками, как сороки в свое гнездо, сносили цари, диктаторы  и  президенты  самые блестящие,  самые изысканные безделушки,  плод изощренной работы умельцев, «для красоты взгляда и отдохновения сердца».
Огромный, орехового  дерева  стол разделял просторный кабинет президента на две половины,  но Президент любил место у камина, в креслах, перед изящным, инкрустированным перламутром, столиком.
Здесь и состоялся его разговор со своим давним приятелем  Аполлоном  Васильевичем, которого, простоты ради и дружественности, Президент называл по отчеству  Василием, выбрасывая ненужные звуки из слова.    Выслушав генерала от начала и до конца, не перебив и не задав ему ни одного вопроса,  Президент спросил: 
- Это все?  Вопрос был задан в излюбленной манере президента и мог пониматься двояко, с одной стороны, как констатация того, что доклад кончен, с другой, как удивление тем, что он кончен.
- Меня  настораживает  объединение усилий ОЛИГАРХОВ И ОРГАНОВ,  господин Президент.  Позволить себе называть старого друга по имени-отчеству, он не мог,  даже оставаясь с ним один на один. Над головой Президента витал некий Дух,  освящавший своим присутствием,  бренное тело человеческое. То был Дух Верховной,  почти божественной власти, способный из глупца сделать мудреца, а самого уродливого человека, превратить в красавца, такова была власть Духа над людьми.
- Меня тоже,  -  откликнулся Президент не меня позы и выражения лица.
- В шарашке под Таежной, идут работы над созданием оружия, воздействующего на ход времени, господин Президент.
- Пусть работают. -   Президент любил, говорит четкими, рубленными, короткими фразами.  «Не дело Президента,  считал он,  разжевывать свои пожелания и указания».
- Что-то в этом есть, -  продолжал генерал, - раз Олигархи пошли на сотрудничество с ОРГАНАМИ.
- Действительно,  что-то в этом есть. - Откликнулся Президент на реплику генерала и бросил беглый взгляд на напольные часы.  Подходило время занятия
спортом, а Президент не любил пропускать эти занятия.
- Неплохо было бы заполучить этого паренька, господин президент.
- Действительно, не плохо. -  Согласился Президент,  но «мочить» все-таки лучше, надежнее как то.
На этом аудиенция окончилась и генерал прошествовал в обратном направлении, сквозь раззолоченные и охрусталенные залы президентского дворца.
Вернувшись в свое учреждение, он вызвал к себе майора оперативной службы Сабякина Грума Петровича и дал ему устное распоряжение: 
- Войти в контакт с аналогичной службой ОЛИГАРХОВ и ОРГАНОВ на предмет совместного анализа  существующих угроз, балансу сил и интересов. И при этом все у них выведать и ни чего им не сказать.     Ты должен встретиться с генералом Семеновым и  с  Тупыркиным. Нужно убедить их в том,  что этот парень,  этот урод, равно опасен для всех нас и нечего строить иллюзии на тот счет, что можно как то использовать его для изменения баланса сил в свою пользу. Скорее всего, он на всех использует.  Последние слова в свете того, что сделал Крипа в СИЗО, несли не хорошее, двусмысленное значение.
- Разрешите приступить к исполнению,  господин генерал?  =  Спросил майор Сабякин,  готовый  повернуться и выйти из кабинета четким офицерским шагом, но генерал Бернштейн медлил и пауза затянулась.  Сабякин чуть кашлянул, давая понять что он еще не получил разрешение выйти.
- Ах,  да! -  Генерал Бернштейн вернулся из краткого путешествия по закоулкам своей души. - Конечно, конечно! 
И махнул рукой в знак подтверждения своих слов.
В мечтаниях  своих он представил насколько бы увеличилась мощь Президента,  а значит и его, если бы паренек попал бы в его руки. Если бы его можно было склонить к сотрудничеству, обольстить, привлечь...
Воспитанный, в среде почитателей Торы он не мог не вспомнить древние легенды  своего народа,  героическое прошлое легендарных женщин и образ Юдифи, а особенно Есфири  встал перед ним.
- Там, где  не может пройти спецназ Органов,  где бессильны миллионы олигархов, где бесполезны танки и истребительная авиация,  думал генерал, пока Сабякин не кашлянул,   там самым эффективным средством оказывается женщина».
- Через женщину,  или  с помощью женщины.
Сказал он вслух,  когда майор вышел из кабинета, но подумал более образно так, что самому захотелось этой женщины.
                * * *
Офицер контрразведки  Правительства,  полковник Катерина Ефимовна Дробыш, получила шифрограмму в которой,  наряду с прежней задачей информировать  о намерениях полковника Саквы,  появилась еще одна:  «Вам нужно узнать все об окружении известного Вам Крипы. Особенно обратите внимание на его отношение к женщинам.  Были влюбленности, или он какого-то любит сейчас. Оцените возможность вовлечение Крипы в любовную связь с нашей сотрудницей,  на  основе анализа его предпочтений».
Так, Катерина Ефимовна приготовилась стать постоянной завсегдатай циркового  шатра.  Дважды побывала на представлении и  зоркие глаза высмотрели паренька за спиной униформиста,  восторженно глазеющего  на  представление.
Этот паренек очень походил на снимок Крипы из школьной картотеки,  куда успела только что наведаться и заглянуть  «смешливая,  и  щедрая  девушка  из обеспеченной семьи».
   Дело оставалось за малым,  выйти на самого парня,  или подобрать ключи к этому,  как  она узнала,  деду Толи,  за спиной которого стоял,  в общем то невзрачный парень.  Однако,  этим намерениям помешало одно  обстоятельство: разговор с полковником Саква так потряс директора школы Ольгу Ивановну Зуммерфельд,  что она стала то и дело хвататься за трубку «служебного  телефона», чем немало досаждала дежурному офицеру ОРГАНОВ.
Вот и на этот раз,  едва захлопнулась дверь за Катериной, настучала, что красивая,  молодая особа интересовалась школьной картотекой, на предмет покупки девочки для развлечений.
- Но на самом деле, господин офицер, - бормотала в трубку Ольга Ивановна, - её заинтересовал Крипа. Она так и сказала: «аппетитный мальчик».
Дежурный офицер,  все это,  конечно записал в «книгу учета», ведь не дай бог что-либо упустить,  но особого значения сообщению не придал, поскольку, если бы не имя Крипы, то и говорить то не о чем, обычное, заурядное дело.
И все бы ничего,  если бы новый начальник оперативного отделения органов Макада,  не  имел привычки,  читать эту книгу.  Он требовал её сразу,  едва только входил в свой кабинет на втором этаже здания. Он не любил высоты.
Так вот,  утром  следующего дня,  после посещения школы незнакомой пока, полковнику девицы,  он читал «книгу учета» и надолго задержал свой взгляд на донесении  гражданки Зуммерфельд.  После чего самолично отправился в школу, где состоялся еще один примечательный, с далеко идущими последствиями, разговор.
- Вы можете, гражданка Зуммерфельд описать внешность той девочки?
- Не только могу,   с ноткой гордости откликнулась Ольга Ивановна,  я, прощу прощения за нескромность,  неплохо рисую.  Велико же было  удивление Макада, когда из-под пера Ольги Ивановны вышел точный портрет его сотрудницы, офицера по особым поручениям, известной нам, как Катерина Ефимовна Дробыш.
Макада едва мог скрыть радость от неожиданной  удачи  и  пообещал  Ольге Ивановне «изменить её участь»
Вечером, этого же дня, в одно из подвальных помещений, оборудованных для интенсивных допросов,  привели Катерину Ефимовну. Само помещение, его антураж мог одним своим видом сломить волю  к  сопротивлению  любого  человека, будь он из стали или бронзы.  Камин в углу больше напоминал кузнечный горн, а никелированный, слегка потемневший от жара инструмент, выложенный на столе воле камина, высекал искру даже из самого тусклого и немощного воображения.
Под сводчатым потолком, подвешен был блок и через него проходила толстая капроновая веревка с неким,  странным изделием из кожи и дерева и от  того, что оно странно и явно предназначена для человека, этому человеку бывало не легче, чем смотреть на стол перед горном-камином, или наоборот, перед камином-горном.
До пояса голый человек,  в кожаном переднике,  сидящий возле камина  на трехногом стуле,  бородатый, мрачный с толстенными волосатыми руками, дополнял этот средневековый антураж «допросной комнаты».
В более чистом, на не менее зловещем углу находился стол с двумя сидениями по обе стороны,  одно в виде кожаного кресла, явно предназначалась тому,  кто  спрашивает;  второе более массивное с ножками, влитыми в бетон и с наручниками для рук и ног, тому, кто отвечает.
В это кресло и посадили полковника Дробыш, предварительно обнажив её великолепно сложенный торс и ловко в одно касание застегнув браслеты наручников на всех четырех конечностях. Обруч для шеи, жестко соединенный со спинкой сидения, точнее сказать  пыточного кресла, остался висеть позади прекрасной головки Катерины Ефимовны.
Понятно, что по ту сторону стола,  сидел её непосредственный  начальник, полковник Макада.
- На какого работаешь, сучка?  - Спросил полковник.
Катерина провела сухим языком по таким же сухим,  горячим губам и попросила воды.  От зорких глаз полковника не  ускользнула  мгновенная,  летучая
тень  отчаянной тоски, промелькнувшая в глазах девушки.  На миг ему стало её жаль и он,  налил в стакан минеральной воды и кивнул мужику у камина:  «Алдон, напои подследственную».
Пока палач шел,  чего уж, будем называть вещи своими именами, он сказал:
- Ты понимаешь,  что в любом случае тебе не жить,  вопрос сейчас в том,  как умереть?
Похоже, что  девица  это хорошо знала и, не успев допить воду,  обмякла в объятиях пыточного кресла.
Ни один мускул не дрогнул на лице Макада,  словно ни чего такого не случилось. Он встал и скорым шагом, не оборачиваясь и не говоря ни слова, покинул помещение.
Если бы он мог сам себя разорвать на части, то непременно бы это сделал, вот сейчас, поднимаясь по ступенькам из подвала. Так оплошать, так поступить
мог только безмозглый идиот,  но Макада имел гордость и самоуважение  и  не мог жить с сознанием того, что он  идиот. Это и подтвердил звук выстрела в
его кабинете, все сразу и окончательно разрешивший в его судьбе, но ни чего не разрешивший в этом мире,  напротив,  задавший немало загадок для многих людей. Для полковника Саква этот выстрел оказался таким же смертельным как и для его подчиненного.
Допрос Алдона,  проведенный Саква по горячим следам был кратким,  потому что  он ни чего не мог знать. 
- Мало ли кого приводят к нему?
Прямодушно ответил он на вопрос Саква и добавил, -  мое дело известное, а рассуждать я не умею и не любопытен.
Сотрудники, арестовавшие Екатерину Дробыш, ссылались на распоряжение  Макады и на немедленное исполнение приказа.
Так, продвигаясь, шаг за шагом, полковник пришел к истокам,  то есть к директору школы,  которая с вожделением ждала обещанного «этим милым и симпатичным офицером из ОРГАНОВ». И наконец,  познакомился с записью в книге учета, а может быть вначале с записью, а потом с Ольгой Ивановной  это неважно, важно другое, Саква понял с кем он делил постель.
Это обстоятельство,  а так же сделанные им выводы,  о последствиях, плюс явная невозможность выполнить задание генерала,  привели  его  в  отчаянное состояние. И он принял решение, казалось бы не возможное для него, еще день тому назад, а сейчас, как ему представлялось  единственное. От города Турке,  до  ближайшего гражданского аэропорта было сотни три с лишком километров,  воспользоваться аэропортом ОРГАНОВ, Саква не мог, по той причине, что на этот раз он решил бежать именно от ОРГАНОВ.
Такие случаи в Отчизне,  особенно в последнее время, бывали. Бежали «носители секретов» из учреждений ПРАВИТЕЛЬСТВА, ОРГАНОВ и редко из учреждений ОЛИГАРХОВ. Так что Саква, выбрал вполне проторенный путь.
Утром, он  в последний раз обвел глазами кабинет,  открыл сейф и вытащил из него определенную и немалую сумму денег «на оперативные  нужды»  и  этим самым,  окончательно  выбрал свою судьбу,  отрезая сам себя от единого тела ОРГАНОВ и переходя в категорию  предателей не только ОРГАНОВ,  но  и  Отечества.

Дальше был стремительный бросок в намеченный аэропорт, небольшая заминка с оформлением билета «в дружественное государство». И вот Саква уже в поднебесье, в кресле, а под ним проплывают облака: кучевые, дождевые, слоистые, а выше, куда и лайнер подняться не может, легкие, невесомые перистые.
Саква задремал и потому не понял,  почему на его руках, щелкнули наручники,  а  на  голове оказался плотный мешок,  а все дело было в знакомстве, точнее в одном из них.  Анджа не спускал глаз со своего визави,  особенно с той поры,  как отдал ему записку с вопросом о том, как поведут себя «компьютерные программы в поле переменного течения времени». Ответа так и не  было,  а вот информацию о том, что генерал Семенов извещен об этих вопросах это Анджей знал точно.
Понять, что  Саква  решил  смотаться из Отечества,  не составило особого труда.  Для Анджея было ясно в какую лужу сел полковник, особенно после самоубийства Макада. Словом, Анджей хорошо понял Саква, дальше все было просто,  ОЛИГАРХОМ он был не нужен,  а вот ПРАВИТЕЛЬСТВУ, особенно после гибели полковника Дробыш, да и ОРГАНАМ... Анджей выбрал ПРАВИТЕЛЬСТВО.
Так что полковнику Саква,  пришлось ознакомиться с аналогичным подвальным помещением в старинной русской крепости,  в самом сердце столицы и испытать
на себе,  как то:  «дыбу на хомуте»,  «дыбу с висом»,  с растяжкой и без, с «обрывом», с прижиганием интимных мест, с..., но и этого хватило, чтобы дух полковника вознесся к Судье особому, судящему человека по законам вечным.
                * * *
Самым трудным в задании майора контрразведки  Сабякина  Грума  Петровича, оказалось согласование места проведение встречи с генералом Семеновым и Тупыркиным. Ни кто из них от встречи не отказался, устроил их и формат встречи  «без посторонних», то есть только втроем, а вот дальше все застопори лось.  Каждый хотел чтобы встреча прошла «на его территории» и у каждого на этот счет имелись свои аргументы. Уступка Сабякина и его согласие встреться
«хоть на луне», перевела проблему в спор между Семеновым и Тупыркиным, пока и Тупыркин,  не «сдался».  Так что генерал Семенов был очень доволен «своей настойчивостью и принципиальностью»,  но плохо представлял себе,  какие реальные выгоды можно получить из этого.
Когда все формальности и технические детали были обговорены и  назначено время, генерала буквально повергло в шок сообщение об исчезновении его зама Саква Георгия Октавианыча и о самоубийстве полковника Макада.
 Он вызвал к себе офицера по особым поручениям Микеладзе:
- Немедленно вы летайте в этот проклятый городишко Турке и разберитесь,  что  там  происходит?
В шоке пребывал и Аполлон Васильевич Бернштейн,  когда узнал о героической смерти полковника Дробыш в подвале ОРГАНОВ.  Пребывал до тех пор,  пока анонимный звонок в приемной его офиса не поведал о том, что «высокопоставленный  офицер органов некто Саква,  причастный к гибели полковника Дробыш, намерен совершить «двойное предательство».
Сведения анонимщика были настолько подробны и обстоятельны, что вначале, у Апполона Васильевича закралось сомнение,  а не провокация ли? Однако времени на рефлексию по этому поводу было с «гулькин нос» и потому была проведена молниеносная операция итог которой нам известен.
Эти обстоятельства поставили переговоры на грань срыва,  но все-таки они состоялись на окраине столицы в особняке ОРГАНОВ.
Олжас Ибрагимович, как сторона принимающая, прибыл на место часа за два. Инженер техник доложил ему,  что все необходимые устройства  для  записи  и контрзаписи проверены и приведены в готовность. Этот рапорт генерал прослушал в пол уха.  Ему хватало ума понять что ценность таких записей  ничтожна.
Ни кто не скажет больше того,  что он хочет сказать, а это уже, что называется  «отмеряно».
Рудя Павлович  и  Грум Петрович подъехали к парадному подъезду почти одновременно,  два дежурных офицера у дверей, взяли «на караул» и тем окончилась официальная часть.  Олжас Ибрагимович провел гостей в кабинет,  где на столах была «наворочена» снедь на целую роту.
Сразу скажем, что выпита была одна бутылка минеральной воды, до и то самим генералом.  Поскольку инициатором переговоров был Сабякин,  то он и на чал: 
- Господа,  я хотел бы начать с обмена информацией по теме, назовем её так  «мутант и угроза стабильности… 
Он окинул всех взглядом   согласны ли с такой постановкой вопроса?
Тупыркин качнул головой в знак согласия, а генерал одобрительно хмыкнул, то ли тому,  что он сомневается в том, что обмен информацией произойдет, то ли тому, что угроза есть.
- Скажу  сразу,  господа,  Правительство обеспокоено тем,  что возможное привлечение мутанта на работу,  или как то иначе на чью-либо сторону, изменит  устоявшийся порядок в основе которого лежит баланс сил и интересов.  Я хотел бы обменяться соображениями по этому тезису.
Этот тезис не вызвал особых дебатов, поскольку ни кто не мог поручиться, что «мутант не перейдет под чьей-нибудь контроль».  Эта  мысль  высказанная генералом Семеновым, была развита Тупыркиным.
- Я согласен с Вами,  генерал, но есть одно но..., мы как то не допускаем,  что  у этого Крипы могут быть собственные цели?  Мы выпустили из вида, так называемый «орден циркачей». А между тем, генерал, Вы утаили от нас тот факт,  что  в Вашей шараге идет усиленная работа над созданием оружие,  где будут использованы методы воздействия на время. Если мы будем друг от друга скрывать существенное,  то не далеко продвинемся,  даже в том случае,  если угроза будет стучаться нам в двери и окна.  Со своей стороны,  скажу,  что о феномене Крипы мы сообщили своим зарубежным партнерам.
- Это! Это! Недопустимо! - В голос откликнулись Сабякин и Семенов.
- Дело, как нам кажется, выходит за рамки национальной безопасности, господа.  Что же Вы молчите, Грум Петрович и не сообщите генералу о предательстве, его личного заместителя полковника Саква?
Это был неожиданный ход для Сабякина, а уж тем более, для генерала.
- Вы хотите сказать... - начал было генерал, но его перебил Сабякин. -  Это правда,  генерал.  Наши органы арестовали полковника Саква при его попытке вылета в сопредельное государство.  Помимо его показаний и признаний...  Словом, не станете же Вы утверждать, что он направлялся в Гагату по Вашему заданию?
Это окончательно выбило почву из-под ног генерала и обвинения,  в  адрес Руди  Павловича  в предательстве интересов Отчизны,  больше не прозвучали в этом разговоре.
Вот тогда-то генерал и налег на собственную минеральную воду, хотя хотелось чего-нибудь по крепче. Промочив горло, он начал «колоться»:
- На вопрос,  который задал Ваш агент бывшему полковнику Саква,  это имя генерал почти выдавил из себя.   Получен ответ от наших спецов.   Генерал открыл папку, лежащую перед ним.  И звучит он так: - Компьютерное время виртуально и не имеет отношения к времени текущему во Вселенной.  Так что  локальное  изменение  хода  времени  в области установки компьютерных систем, вряд ли повлияет на их работу при условии,  что неизменными останутся мировые константы».
Он окинул присутствующих взглядом, понимают ли они этот тарабарский язык «головастиков»,  сам-то  он не понимал ни шиша.  Похоже и присутствующие не поняли.  Это доставило генералу крохотное удовольствие,  которое тут же испортил Тупыркин.
- Это нам известно, генерал. Однако, как я понимаю, такое заключение основано  на теории,  а не подтверждено экспериментально.  Что будет на самом
деле  ни кто не знает точно. Хочу напомнить, господам, что именно ОЛИГАРХИ платят налоги.  Это, как Вы понимаете, кое-чему обязывает и ПРАВИТЕЛЬСТВО и ОРГАНЫ.
Генерал огрызнулся:  «А известно Вам,  что из Турке исчезла его мать,  Сибила судя по всему так же мутантка?  Он не стал рассказывать о внезапном поносе спецназовцев  из группы захвата и так баланс «престижа» явно был не на него стороне, хотя, кажется, он все сделал чтобы иметь это преимущество при переговорах. 
-  А известно ли вам,  - продолжал генерал,  что в деревне, под Турке проживал дед этого Крипы,  отец его матери,  которого местные  жители называли «Повелителем пчел»?  Так вот,  этот дедок исчез в неизвестном направлении, как и его дочка. А теперь полюбуйтесь этими фотографиями... 
Генерал швырнул на стол из все той же папки десяток черно-белых снимков.
На фотографиях был заснят домик Лысуна и внутренний интерьер.  Рудя Павлович и Грум Петрович разобрали фотографии. По лицу Семенова пробежала ироническая усмешка, он таки сумел утереть нос этим «индюкам», хотя в начале и не  предполагал делиться этой информацией,  а приготовил её «на всякий случай». И вот этот случай, произошел, пусть и не по его воле.
- Печь интересна разрушена. -  Раздумчиво прокомментировал один из снимков Тупыркин и добавил. - Как будто ей «хребет» сломали намеренно.
- Свод. – Уточнил  генерал.
- Что? -  Переспросил Тупыркин.
- Я  говорю,  этот Ваш «хребет» уважаемый,  специалисты называют  «сводом».
- Похоже на какой-то ритуал. - Откликнулся Грум Петрович,  - да и в самом слове  «свод» многосмыслие содержится.
- В филологиях не искушен.  - Пояснил генерал и допил воду в бокале,   - а вот то,  что дедок держал пасеку и пчелок с собой умыкнул,  ульи то  пустые стоят  факт, наводящий на размышление.
- Символически, свод печи - это небо которое лижет земной огонь. – Пояснил Сабякин.
- Может быть Вам, генерал, что-то известно о пропавшем царском золоте? - Без особой надежды спросил Тупыркин,
Но на этот вопрос, неожиданно для него ответил Сабякин,  после небольшой паузы, вызванный замешательством генерала. Он явно ни чего определенного об этом не знал.
- Мы случайно,  в президентском архиве обнаружили упоминание о неком Антипе  человеке без определенных занятий,  - пояснил Олжас Ибрагимович. -   В то время, как известно, царил хаос. Так вот, в похищении золота подозревали его.
- Ну и что?  Расследование было? -  Заинтересованно спросил генерал, опережая вопросом Рудю Павловича.
- Это всего лишь докладная,  один единственный листок,  господа. Судя по всему, этот Антип скрылся, исчез вместе с золотишком.
- Скажу откровенно, господа. -  Сказал Тупыркин,  мы полагаем, что в по хищении золота замешены циркачи. Если связать кражу ста пятидесяти тонн золота с появлением у циркачей Крипы, то выстраивается логическая цепочка.
- Сто пятьдесят тонн! -  Генерал не мог скрыть патетики в голосе.   Это тогда, когда золотой запас Отечества едва достигает сто тонн!
- Это еще одно основание заняться Крипой. – Рудя Павлович энергично прихлопнул ладонью по столу так что уши «слухачей» заложило.
Часа через два пришли к соглашению, «продумать совместно способ физического устранения потенциальной угрозы стабильности государственной системы в лице Крипы. Было решено создать совместную оперативную группу.  На том и разъехались,  зализывать раны и заделывать трещины и пробоины, вызванные известными событиями в Отечестве.

                ХЕВРОПА И ИМПЕРИЯ
                глава одиннадцатая.
   Западнее Отечества,  омываемая теплыми водами,  раскинулась  благодатная земля    Хевропы.  Еще в древние века существовала поговорка о природе этой
земли:  «Сунь весной палку в землю и к осени она зацветет,  а к зиме на ней вырастут плоды».
   Люди жили на этой земле беззаботно и весело потому,  что весь год можно, как синичка проскакать босым,  подбирая со щедрой земли плоды, для насыщения утробы. Музыкой и танцами, а так же великой тягой к любовным играм были отмечены её народы, вспыхивающие как порох при виде шуршавшей юбки.
   Пылкое воображение и авантюрный характер бросали их в отдаленные страны, полные  сказочных богатств,  в страны,  населенные добродушными дикарями за безделицу готовых отдать сокровища.
   Необходимость удержать  и  освоить далекие страны,  соперничество в этом между народами нынешней Хевропы,  пробудили в них дремлющие  способности  к техническому прогрессу.  Потом, были столетие, истребительных войн и все, в конце концов «слиплось» в единую массу, называемую Хевропейским Союзом.
Вот уже пятнадцать лет, как в электронных жилах финансовой системы Союза циркулирует денежная единица  Хевро, или в просторечии  «хевронка».
Национальная финансовая система Союза органически вошла в мировую финансовую систему,  центр которой располагался по ту сторону земного шара,  где вдалеке от треволнений «старого континента». Там вольготно раскинулась ИМПЕРИЯ ЗОЛОТОГО ТЕЛЬЦА.  Этот «телец»,  отлитый из цельного куска золота весом более  ста тонн,  возвышался на площади перед МИРОВОЙ БИРЖЕЙ и МИРОВЫМ БАНКОМ.
- Это символ  нашей платежеспособности. -  Любили говорить граждане ИМПЕРИИ, но то было давно, до изобретения компьютеров и спутниковых систем связи.  Ныне,  в ИМПЕРИИ не было ни каких платежных средств, Микаэлье, как электронных.
Город «Золотого тельца» назывался Америнго,  в честь человека открывшего морское сообщение между «старым» и «новым светом». И хотя свет был  один  дневной, солнечный  это прижилось в языках многих народов.
В Америнго,  на площади «Свободы и Процветания»,  напротив  департамента «Налога и Сбора»,  собралась разношерстная толпа, в основном молодых людей, с плакатами. На плакатах, зелеными, фиолетовыми и красными буквами было написано:  «Наше  тело  наше дело»,  «А пошлите вы в задницу!» «Мы уходим от вас, вы нам надоели!» «Наркотики  я вас люблю!»
Патлатый тип,  с мегафоном в руках читал, подвывая на каждой строке, стихи: «Покупайте наркотики!/ Покупайте!/ Рай и блаженство!/ Блаженство и рай/
Испытайте на себе?/ Испытайте!/ Собственное счастье, бьющее через край!»
В толпе стояли фургоны, из этих фургонов  раздавалась гуманитарная помощь - экологически чистые наркотики.
Площадь была оцеплена нарядом полиции. Стояли машины скорой помощи и потому как они с воем срывались с мест, у врачей в отличие от полицейских было много работы.
На одном из балконов,  выходящих на площадь,  в здании, где располагался департамент «Налога и Сбора» стояли два человека, сотрудники департамента и глазели на толпу.
- Это,  черт знает что! - В сердцах сказал русый мужчина в синей форменной одежде. - Там же половина детей.
- Ты,  Хейрик ни чего так и не понял,  хотя уже десять  лет  как  живешь здесь.   
Ответил ему толстогубый мужчина, с явными чертами негроидной расы.
-  Вы,  с континента,  не понимаете главного  на земле и так много  народа. Наркотики,  всего  лишь фактор естественного отбора,  произведенный искусственным путем. Вот так, дорогой ты мой, друг. 
Он похлопал Хейрика по плечу.
- Тебе хорошо говорить,  Джон,  у тебя нет сына, а мой вполне может быть среди этих засранцев.
- Это твои проблемы, дружище и не следует из своих проблем делать далеко идущие выводы.  Мы свободная страна и на том стояли, и стоять будем до последнего вздоха. Каждый вправе распорядится своей жизнью так, как он хочет.
Хейрик промолчал, он и так дал волю своим чувствам, а это было не принято. Джону показалось мало того, что он сказал, положение обязывало, так как ему поручили шефство над новичком.
- Наше дело следить, чтобы все исправно и в срок платили налоги, Хейрик. Единственное, по-настоящему стоящее преступление  это неуплата налогов, в том числе и с торговли наркотиками.
Чуть дальше,  в высотном здании, построенном на месте трагедии, где террористы пятнадцать лет тому назад взорвали сразу целый квартал, направив на него гражданские самолеты,  высилось здание «Финансовой Разведки».  Там же, от двухсотого до трехсотого этажа занимали офисы Всемирной Финансовой  Системы (ВФС).
Понятно, что сообщение из Отечества, где в Олигархо Сити имелся филиал «ВФС», не на шутку встревожил её мозговой центр в количестве двенадцати Генеральных менеджеров.
Возможности сыска и розыска у «ВФС», не шли ни в какое сравнение с усилиями ОРГАНОВ,  ОЛИГАРХОВ И ПРАВИТЕЛЬСТВА вместе взятых.  Спутниковый мониторинг земной поверхности позволял идентифицировать даже отдельного человека  в толпе, на площади, а космическое, высокоточное оружие способно было уничтожить этого человека, не затронув ни кого постороннего.
Маленький снаряд, почти пуля, падал из космоса и, набрав вторую космическую скорость, поражал цель.
Объявленный ИМПЕРИЕЙ террор против террористов и годы огромных финансовых вливаний в разработку систем борьбы с террористами,  позволил изобрести такие виды оружия,  которые и не снились раньше. На подходе было генетическое оружие,  избирательное к конкретному геному человека, но ИМПЕРИЯ колебалась запускать его в массовое производство, так как специалисты, даже из оборонных ведомств всегда с энтузиазмом принимающие новые разработки, очень сильно  сомневались в избирательности генетического оружия.  Генетики говорили, что гены в мире настолько перемешены, что трудно предсказать по кому ударит это оружие.
Наиболее перспективным считалось психотропное оружие, избирательно  воздействующее на определенный психотип человека, но тут не было ясности с самим определением «психотипа».  Казалось бы,  слово,  термин, а оружие почти готовое  к  применению лежит на складах военных лабораторий.  Нацеленная на структуру образного мышления,  оно не могло быть пущено в ход до  тех  пор, пока  ученые четко не выделят эту структуру и не найдут его базовые центры, иначе говоря  «психотипы».
- Как было бы хорошо,  рассуждали генералы,  поднять пару, тройку таких излучателей повыше на орбиту земли и облучить ими поверхность, выжечь разом всех,  кто не разделяет идеалы ИМПЕРИИ. И нечего миндальничать - меньше народа на земле  больше кислорода.
Мощь «ВФС» опиралась как раз на электронную финансовую систему,  которая тонко регулировалась менеджерами,  таким образом,  чтобы создаваемая в мире прибавочная  стоимость,  укрепляла курс базовой валюты ИМПЕРИИ  «диллара».
Были еще два три серьезных валютных претендента на долю в мировой прибавочной стоимости, но второй и третьей и так последовательно, очереди.
Это создавало определенный трудности, определенную, совершенно не нужную конкуренцию,  как бы конкуренцию правого сердечного желудочка с левым и по тому идея одной мировой валюты витала в воздухе.  Мир стремительно «слипался» в единый конгломерат,  во главе с Мировым Правительством. После образования Хевропейского Союза этот процесс шел с нарастанием.  Национальные государства «схлопывались» как звезды в коллапсе,  чтобы отвердеть:  одни,  в форме нейтронной звезды, другие исчезнуть с горизонта истории. Другого пути
не было.
- Мировая экономика должна быть максимально эффективной.
Говорили  на всех каналах телевидения стратеги Мирового Правительства и добавляли к сказанному:  «А это возможно только тогда,  когда мышление,  деловая и бытовая этика станут унифицированы». И требовали «проявить политическую волю».
Когда пришло сообщение из Олигополиса Сити,  что в одной таежной военной лаборатории разрабатывается новый вид оружия, технические и научные эксперты «ВФС» не могли взять в толк, о чем идет речь,  хотя перспектива нарушения работы электронной финансовой системы вгоняла их в холодный пот.
Спутниковое сканирование «шараги» ОРГАНОВ в таежной глухомани,  зафиксировало движение большегрузных машин на трассе, ведущей в «шарагу». Перехваченные телефонные разговоры,  давали основание для еще большего  беспокойства,  так как по всему было видно,  что в этом «научном заведении» началась работа над оружием доселе не виданным  оружие использующим время в качестве объекта воздействия.
Серия уточняющих вопросов,  а так же донесение агентуры  о  состоявшейся договоренности между вечно соперничающими организациями в Отечестве и вовсе поставила их в тупик.  Ко всему тому добавилось:  «мутант», останавливающий время? Это было что-то из области безудержной фантастики. Ведущий физик ИМПЕРИИ так и заявил: «Фантастика не моя специальность».
Не смотря на такое категорическое заявление маститого ученого,  не медленно были выделены закрытые гранды лабораториям и институтам,  как в Хевропе, так и в ИМПЕРИИ, для изучения сути проблемы.
Президент ИМПЕРИИ,  в одном из выступлений назвал ОТЕЧЕСТВО «рассадником мирового  зла».  В  ответ получил ноту протеста и предложение встретиться и обсудить угрозы миропорядку.
Вот, на таком фоне,  мирового бурлении, состоялся разговор Амадеи с Крипой.

                АМАДЕЯ и КРИПА.
                глава двенадцатая.
Через три дня после ухода Саквы и Анджея, в вагончик Крипы забежала Виола и сообщила ему,  что его ждет мать. Виола чмокнула в щеку юношу и шепнула:
- Возможно, время пришло. -  И тут же убежала.
Амадея была одна. Казалось,  что со времени посещения агентов ОРГАНОВ и ПРАВИТЕЛЬСТВА, она не вставала со своего кресла.
- Садись, сынок. - Она после спасения Виолы называла Крипу так. -  Садись вот здесь, напротив меня, чтобы я видела твои глаза.
 Крипа сел напротив неё и замер в ожидании.
 -   Ты любишь Виолу? - Она оглядела Крипу, и тому от взгляда Амадеи стало не по себе. 
- Не отвечай,  я знаю,  любишь.  Та, что погибла на автобусной остановке - тебе нравилась, а мою дочь  любишь.
Амадея замолчала, рассматривая Крипу «по-новому».  Новое знание,  точнее, обновленная тьмой душа Амадеи,  теперь видела паренька  иначе,  чем  раньше.
Без жалости и сострадания, а расчетливо, холодно и трезво.
- Ну да ладно... Все это пустяки...
Крипа хотел крикнуть: «Что его любовь не пустяк!», но вспыхнувшие желтые пламенем,  чарующие глаза Амадеи,  отбросили,  вбили вовнутрь  Крипы  этот
крик.
- Пустяк, сын мой! Что женщина, даже такая, как моя дочь?  И видимо почувствовав, нарастание в Крипе протеста, который мог вырваться непредсказуемым действием,  Амадея сказала:
- Ты её можешь взять хоть сегодня.
Сказала так, словно речь шла не о собственной дочери, а о шлюшке.
- Как ты думаешь,  мальчик, откуда в тебе эта способность повелевать течением времени?
Крипа сглотнул слюну,  в горле пересохло от волнения, а в голове все перепуталось. Ни когда он не чувствовал себя таким беспомощным и растерянным, как сейчас.
- Мама Сабила сказала,  что я  мутант. - Выдавил он из себя.
- Это ни чего не объясняет,  мой мальчик. Ничего! Твоя мать, Крипа, да и ты черпаешь силу,  идущую из недр Земли. Ты это должен чувствовать Крипа. Пора бы прислушаться к себе.
Крипа старательно  «прислушался»,  но ни чего необычного не было.  Земля всегда излучала тепло и силу,  а это было привычно и обычно  для  Крипы,  с младенческих времен, как и то, что Солнце излучает свет. Когда на Солнце надвигаются тучи -  меркнет сила  света, и нет тепла, так и бывает с силой земной: в одном месте тепло и сила - сильнее,  а в другом слабее.  На печи матери,  или деда Лысуна, всегда было жарче, чем где-либо. Мама Сабила часто говорила сыну:
- Смотри не перегрейся!
Но Крипа любил, как жар дров, так и жар, идущий от Земли. Слова Амадеи о том,  что Крипа «должен чувствовать» были столь же странными, как для зрячего  человека напоминание о том,  что он должен видеть свет солнца.  Но Крипа промолчал, его захватила мысль о Виоле, о том, что давно желаемое возможно и возможно совершенно просто, как пойти и выпить вина.
Амадея ни чего больше не сказала Крипе, только лицо её скривилось в гадливой усмешке. Она махнула рукой, мол,  иди.
Крипа выскочил из вагончика Амадеи в сложных чувствах. Он видел, что она не такая, какой была прежде.  Это встревожило Крипу, с другой стороны ему не терпелось найти Виолу и сказать ей, что «время пришло».
В проходе между вагончиками его встретил Геракл.
- Ты чего такой,  такой взъерошенный а? - Спросил он, присаживаясь рядом с Крипой на корточки, так как был выше его в два раза.
- Я женюсь на Виоле. -  Выпалил Крипа.  Так что ты, с Антеем ищите себе новый вагончик. -  И еще,  я больше не хочу, и не буду махать деревянным мечом перед твоим носом.  Мне это надоело.   
Крипа почувствовал удовольствие  от того,  что выразил свою волю.  «Да и кто такой Геракл?   Подумал Крипа.  Груда мяса и костей! Если я испугаюсь, если...»  И пылкое воображение Крипы  нарисовало комичные картины того,  как он мог бы посмеяться над атлетом, выставив его в самом унизительном виде.
- Давно пора.  -  Сказал Геракл, распрямляясь во весь свой рост.  -  Но это не повод говорить грубости, малыш.
Крипа едва сдержал себя, чтобы не послать его куда подальше. Геракл долго смотрел ему вслед и недоумевал,  какая муха укусила этого парня. Постояв
с минуту другую он вошел в вагончик Амадеи.
- Встретил Крипу, -  сказал с порога Геракл, -  он, похоже, очумел от того, что ты разрешила ему жениться на Виоле.
- Жениться?  - Переспросила Амадея, вставая с кресла. -  О, нет! Ты неправильно его понял, Геракл. Я разрешила взять ему Виолу.
Геракл опешил и только моргал своими черными смоляными ресницами. Мать, после своего исчезновения стала другой, но Геракл, как и его братец, соображали плохо,  а власть матери над ними была абсолютной и  непререкаемой.  Он потоптался в растерянности и сказал:
- Еще, матушка, Крипа сказал, что больше не хочет заниматься на арене.
- Садись ка сынок и слушай меня внимательно.  От чего, да почему, объяснять долго, да и не нужно. Я приняла решение распустить труппу, закрыть наш цирк.  Твою судьбу Геракл,  судьбу Антея и Виолы я отдам в ваши собственные руки. Пора становиться взрослыми. Об остальных я позабочусь. Дня через три, как только я управлюсь с делами, мы отправимся в столицу. Там есть огромный цирк на «Цветочной улице»,  мы остановимся временно там,  а потом... потом я решу.
                * * *
В эту  же  ночь,  Крипа овладел Виолой,  то чего оба с таким нетерпением ждали, совершилось. Голая женщина лежала рядом с Крипой  это была его женщина,  первая в жизни.  Крипа проснулся перед рассветом и смотрел на Виолу, смотрел и мысли совсем не подходящие, странные мысли складывались в его голове,  но прежде мыслей,  в душе Крипы бродили не ясные смутные образы, порождавшие их.
Он явственно вспомнил камеру,  пахнущий потом и калом,  поросший черными волосами зад уголовника Зябы.  Его истошный рев боли, когда Крипа насиловал
его и сладостное чувство собственной власти над ним.  Такого не было с Виолой,  даже оргазм не был таким потрясающим, как тогда. От уголовника пахло, пахло отвратительно, но... но... От Виолы пахло сладко и приторно...
Крипа посмотрел на спящую Виолу внимательно и вдруг понял,  что не  хочет  её больше. Это испугало Крипу,  но не так,  как тогда, когда она летела в центр манежа
головой в низ.  Испугало по-человечески,  потому что почувствовал,  он  не человек и совсем не тот, кем был еще день два тому назад.
- Да, я мутант. - Подумал Крипа, потихоньку вставая с постели. – Наверное, так и бывает у мутантов. К этому нужно привыкнуть.
И вдруг вспомнил странную фразу Амадеи: 
- Пустяк,  сын мой! Что женщина, даже такая, как моя дочь?
«Что она хотела этим сказать?» -  Подумал Крипа, - уж не то ли, что сейчас происходит со мной?
Он вышел из вагончика и ноги сами направились к Амадеи.  Он вошел и увидел её на обычном месте, как всегда, она сидела в своем кресле, ровно ни когда не спала.
- Пришел. -  Сказала Амадея и кошачьи зрачки вспыхнули,  - ну, ты понял, что  женщины для тебя пустая забава?  Понял,  что в них нет «соли и перца»?
Что тебе Проведением уготовано другое?
- Что, другое? - Спросил Крипа, враз севшим голосом.
- Другое  это власть! - Жестко сказала карлица. -  Власть, повергающая к стопам власти женщин,  народы и ссыпающая у ног власти все золото, все драгоценности мира.  Власть, выжимающая из человека рев муки, восторг экстаза, гимны благодарения. Ты - власть грядущего.
- Я?  - Недоверчиво переспросил Крипа,  но в сердце его уже ударил поток силы,  более мощной, чем когда - либо испытанный им.  Как Крипа не любил «тепло», но это было жуткое пламя, если холод бездны может быть огнем! Этот холод опалил сердце Крипы. Крипа упал и потерял сознание. 
Это было похоже на то,  что проделывал он, впадая в состояние «мертвого»,  но на этот раз все произошло не по его воле, не от желания «умереть на время».
Амадея даже не шелохнулась,  когда Крипа упал возле её кресла. Леденящее пламя  коснулось и её,  но она только захохотала, и этот хохот был слышен во всем городке,  страшный,  клекочущий,  словно орел кричит над окровавленной жертвой. 
От этого жуткого хохота проснулась Виола, да и не только она, проснулись все, кто спал,  а кто не спал, замерли, скованные страхом. Три, пять секунд смеялась Амадея, пока горлом не пошла у неё кровь.
Когда, через час Атлант зашел к матери,  чтобы узнать, что такое наговорил ему брат насчет переезда в столицу, он увидел страшную картину: на бездыханном Крипе лежала Амадея,  залитая собственной кровью. Ужас охватил атлета  и сквозь этот ужас он услышал слова матери: 
- Закрой нас и ни кого не впускай.
Через десять  минут  к вагончику прибежала Виола,  но брат,  сидевший на ступеньках вагончика, мрачно  сказал:
- Нельзя.
Сказал так, таким голосом, что повторять дважды, не пришлось.
Вечером, из вагончика вышел Крипа, и лицо его было маской, маской надменности  и  жестокости.  Он  перешагнул через лежащего на ступеньках Атланта и направился к своему вагончику, на ступеньках которого сидела Виола.
Она, завидев  Крипу, кинулась к нему,  но наткнувшись как на острое копье на его взгляд, ойкнула и осела на землю, закрыв лицо руками.
С этой  поры  ни кто из циркачей не видел больше Крипы.  Не видела его и Виола. На все вопросы дочери Амадея отвечала одно:
- Забудь его. Он не для тебя девочка.
Крипа покинул  Амадею  не  с пустыми руками.  Вечером на железнодорожном вокзале молодой человек предъявил паспорт на фамилию Геннадия Семеновича Таратайкина.  В графе:  «социальное положение» значилось  «средний класс», а пластиковая карточка, которую он предъявил кассиру, вызывало уважение к этому молодому человеку с жесткими чертами лица,  представителю среднего класса.  Билет,  в соответствующем купе вагона, был немедленно выдан, а в соответствующие  органы  пошла  информация, считанная с паспорта и с пластиковой карты.
Поезд не шатко не валко продвигался на Запад, а Крипа крепко спал в мягком,  с бархатной обивкой купе.  Во сне ему снилась мать и  она что-то  кричала ему, но что - он, как ни силился, разобрать не мог.
                * * *
   На следующий  день изумленные жители Турку наблюдали, как сворачивают огромный шелковый купол цирка,  обнажая его остов и выставляя напоказ  «ребра».  Потом  наступила очередь шатра.  Куда-то потянулись фуры с животными, автокраны разбирали бетонный забор и тяжелые трейлеры увозили бетонные плиты.  Через два дня,  на территории бывшего цирка, ветер гонял обрывки афиш, да вездесущая ребятня что-то искала в прахе  пыли  и  иногда,  восторженный крик извещал о находке. Находили пуговицы, монеты и даже жемчужные бусинки.

                КРИПА И ПРЕЗИДЕНТ
                Глава тринадцатая.
 В этот день Президент допоздна задержался в своем рабочем кабинете.  Он самолично просматривал все бумаги «государственной важности»,  а сегодня  приперли толстенную пачку.  Только что разошлись члены «Совет безопасности», на котором генерал Сабякин доложил об успешном сотрудничестве с ОРГАНАМИ  И ОЛИГАРХАМИ.
- Так, что консенсус найден, господин Президент, -  закончил генерал свой доклад.
- Ты это,  того,  Олжас, - Президент посмотрел на него строго. - Консенсус, консенсусом, а кабы нас в этот покер не надули. 
Он задумчиво посмотрел на лепной потолок и закончил совещание своей излюбленной  фразой: 
- Мочить нужно, мочить. И лучше всего в сортире!
На его столе пламенела папка с яркой надписью – золотым по пурпурному – «Срочно»!
Президенту не хотелось открывать эту папку и вчитываться  в  тарабарский язык канцелярий, но он боялся, что его «проведут», как не раз проводили его предшественника. Боялся запятых и точек и потому самолично расставлял знаки препинания, красным фломастером с особым, исключающим подделку составом.
Однако воли ему было не занимать,  спорт,  как известно, укрепляет волю.
Прежняя служба в контрразведке отрезвляет и рационализирует мышление, а любое рациональное выражается через волю.  Воля к власти была определяющей чертой  его характера  и эта же воля понуждала его заниматься лично делами государства, так как он понимал это.
Вскоре он,  что называется,  с головой ушел в бумаги и не услышал, как в комнату вошел Исакий Израилевич с девицей, в руках которой был большой  поднос, накрытый белоснежными салфетками.
Исакий Израилевич громко прокашлялся у порога и тем самым оторвал  Президента от работы. Тот с недовольством поглядел на него.
- Поздно. - Робко и униженно произнес секретарь, - мы тут ужин сообразили,  господин Президент. 
И замер в ожидании реакции Президента на его появление.
- Ну что?  Вошел, так входи. - Откликнулся Президент, отодвигая в сторону бумаги.   
- Ты, вот что, Исакий... Ты того... Ты это... Тут мне сказали, что пенсии не платят по три месяца. Мы как с тобой договаривались?
- В срок, в срок, господин Президент. - Забормотал секретарь, ловко снимая с подноса судки,  блюдца, графинчики, ложечки, вилочки и выкладывая все это на белых льняных салфетках перед Президентом.
- Ты,  этим, министерским скажи, что я дважды не повторяю, и себе на носу заруби.  Мочить буду через раз. 
Он подтолкнул салфетку под разрез рубашки и  принялся  ужинать.  Графинчики с водкой и вином Президент проигнорировал, зато сок грейпфрута выпил с удовольствием.
- Завтра,  на аукционе продают двух великанов, господин Президент. -  Голос секретаря источал патоку.
- Так уж.  - Откликнулся Президент промакивая салфеткой губы.
- И откуда таких только откопали,  господин Президент,  куда нашим гвардейцам!
- Ну и..? -  Президент посмотрел на лисью физиономию секретаря. - Ты чего крутишь? Это что наше с тобой дело?
- Я подумал, господин Президент... Я представил....
- Хрен  к  носу и получился слоненок!   
Президент засмеялся собственной шутке. 
Исакий рассыпался дробным смешком и полез в карман за  платком,   смех вышиб из глаз слезы.
- Вот именно,  вот именно,   повторял Исакий, утирая глаза шелковым платочком. - А я то... я то... подумал, хорошо бы во время государственных приемов,  чтобы эти молодцы стояли по сторонам  Вашего  Президентского  кресла. - Умыкнут ведь в гладиаторскую школу, как пить дать, умыкнут.
- Выдумщик ты Исакий,  а про дело забываешь. Пенсии вот... Ну, иди, иди...
Президент  махнул рукой, выпроваживая секретаря и молчаливую,  как богиня Изида, девицу.
- У меня дел еще не початый край.
Еще час работал Президент не отрывая глаз от бумаги,  пока не почувствовал, что в кабинете кто-то есть кроме него. Он поднял глаза. В торце стола, в его кресле, где было так покойно дремать, сидел человек и смотрел на него в упор.
«Ну вот, заработался, уже «глюки» начались».  Подумал Президент и аккуратно  сложил исправленные документы в особую папку с надписью «На исполнение» и нажал кнопку вызова дежурного офицера. Передавая ему папку, Президент посмотрел  в сторону стола на кресло где только что видел человека:  там никого не было,  только офицер удивленно оглянулся,  словно кто-то  невидимый задел его.
В следующий вечер, незнакомец появился снова и уселся в кресло Президента, суровый и молчаливый с лицом, словно высеченным из камня.
Президент сидел перед камином и читал трактат Николо Макиавелли «О  государе»,  находя это чтение весьма полезным. Убежденный в том, что это галлюцинация,  он встал и пошел вдоль стола к креслу. Президент умел себя держать в руках, чтобы испугаться собственной фантазии.
   Он подошел к креслу и протянул руку к плечу незнакомца - рука уперлась в горячую живую плоть.  Он мог не доверять своим глазам, но не доверять собственным рукам, было бы слишком, тем более незнакомец повернул к нему лицо, и дьявольская усмешка скользнула по его губам. И тут, словно чем ожгло Президента,  словно пуля или снаряд пронесся рядом с ним, и тугая  ударная  волна толкнула его лицом на зеленый бархат стола.
На следующий день в обед, Президент сказал Исакию: - Тут один человек, по вечерам ко мне приходит, сидит в моем кресле и молчит. Сидит и молчит.
Исакий посмотрел на Президента такими глазами,  что и говорить не нужно, все в них написано.
- Думаешь, того, умом тронулся, да? – Спросил Президент, отрезая от котлеты кусок.
- Ну что Вы, господин президент, как Вы могли....
- Мог, мог, Исакий! Я и сам вначале так подумал...
- Может врачей... врачам показаться...  Осторожно предложил Исакий.
- Вот этого делать нельзя! Решительно нельзя! И даже слуха об этом не должно быть! Не нужно врачей, нужно договориться...
Рот Исакия Израилевича открылся от изумления, и холодок прошел по  затылку, плавно спустился по шеи к спине.
«Тут и без врачей все ясно» -  Промелькнула мысль и запустила собой другие мысли,  связанные  с  явной  невменяемостью первого должностного лица в Отечестве.
Все это не минуло зорких глаз Президента: 
- Понятно, решил, что я сошел с ума и теперь думаешь, как бы половчее меня сбагрить к этим врачам, да?
И опять Исакий клялся и божился что «он ни чего такого и близко в голове не держал и не мог держать, так как...
 - Ладно. – Президент, как то вяло, безвольно махнул рукой и вдруг неожиданно произнес:
-  Я сегодня попрошу этого человека к тебе, Исакий, явиться, да и к генералу Сабякину, а  вы, вдвоем учудите что-нибудь.
Президент ушел  в спортивный зал,  а Исакий Израилевич Худой кинулся разыскивать Сабякина, чтобы сообщить ему свое открытие, что Президент тронулся  умом  и хочет договариваться с собственной галлюцинацией,  но Сабякина, как назло, он не смог отыскать нигде.
Эта встреча  начисто вытеснила из головы Исакия его огорчение от аукциона, где он хотел купить «для личных нужд» двух атлетов. Ставки сразу взметнулись к таким пределам, что Исакий, хотя и был богат, но не настолько что бы выложить и половину той суммы,  да еще в валюте,  какая достигла на торгах.  Атлеты и впрямь были хороши, словно сошли с постаментов древних героев. Да и имена были подходящие.
Дамы сладострастно охали, представляя себе, что там скрыто за плавками, а догадаться, было не сложно,  поскольку все было «уложено и распределено» в минимальных размерах материи, таким образом, чтобы покупатели имели возможность составить себе представление, о прикрытых достоинствах.
Продавец был анонимный и Исакий попросил Бернштейна выяснить, кому достались такие баснословные деньги,  а самое главное, откуда выкопали таких гигантов. 
На последний вопрос Исакий ответ получил через какой-то час: атлетов видели в цирке городка Туре,  где произошли известные кровавые события.
А вот с владельцем вышла заминка, и генерал пообещал разрешить её в  течение двух трех дней.
Забыл Исакий  о пенсиях, и о многом другом. Сейчас все мысли были заняты  анализом  ситуации,  связанной с помешательством Президента,  а что это
Так - Исакий был уверен.
Нынешнее занятие  Президента,  в спортивном зале,  было омрачено дурными предчувствиями.  Он уже догадывался, что незнакомец в его кабинете,  ни  кто иной, как тот самый мутант  Крипа.  С одной стороны это было хорошо, что он пришел к нему,  а не в ОРГАНЫ и уж тем более не к Олигархам. «Значит,  думал Президент совершая очередной бросок на татами «подставы»,   я ему нужнее.  С другой стороны... Да, с другой стороны... Эх! -  Президент ловко ухватил за куртку «соперника», - то есть со стороны морды... Хак!
«Подстава» описав дугу вдоль тела Президента, смачно грохнулся на ковер. Довольный, четко проведенным приемом,  Президент подал ему руку, снисходительно похлопал по плечу и пошел в душевую.  По пути к душевой он представил себе выражение лица незнакомца и уже не скрывая своих мыслей сказал вслух: 
- Зверская морда. Сатанинская
 Дальше думал молча. «Нужно договариваться.  Нужно понять,  что ему нужно, ведь не захочет же он управлять Отечеством?»
Эта мысль,  что точно    «не  захочет»,  немного взбодрило его.
Вечером, сидя у камина и просматривая  документы,  Президент  уже  точно знал, что незнакомец появится. Он и появился, только на этот раз, Президент видел его появление:  раскрылась дверь в его кабинет,  раскрылась, как будто сама собой и на мгновение он увидел испуганные лица гвардейцев.  Потом появился все тот же человек с надменным выражением на  лице,  сидящий  в  его, Президентском кресле.
- Я тебя знаю.  - Сказал Президент, не вставая с кресла возле  камина. - Тебя зовут Крипа. Я много о тебе знаю.  Продолжал ровным и спокойным тоном Президент,  словно не было ни чего в этих мистических появлениях человека в его личном кабинете.  Я знаю, твоя мать - Сабила, верно? По паспорту Трошкина Сабила Григорьевна.  Ты жил в городке Турку и учился там в  школе  для малоимущих.  У тебя есть дедушка,  которого люди зовут то Лысун,  и прозвище у него - «Повелитель пчел»,  а по паспорту он Трошкин Денис Форфламеевич,  верно?  Я  знаю  про тюрьму, про то, что убили твою девушку, но я не знаю, зачем ты приходишь ко мне? Чего ты хочешь?
- Я хочу власти. - Ответил Крипа и ответил так, словно отрубил.
- Что ты знаешь о власти, парень? - Спросил Президент, вставая с кресла и направляясь к нему.
У него, действительно была «железная воля» и он не испытывал страха, скорее  было любопытство.
- Власть  есть все. -  Ответил Крипа словами Амадеи,  потому что не имел собственного ответа.
- Власть,  есть бремя. - Ответил Президент, усаживаясь рядом с ним. И столько было горечи в его словах, что не поверить ему было невозможно. Не только от  «души сказал», но точнее – «из души» было выдохнуто!
-  Ты, посмотри, чем я занимаюсь? 
И не дожидаясь ответа, произнес:
- Я ежедневно прочитываю  десятки листов различных документов,  меня дергают на приемы,  мне пишут слезные письма, мне приходится хлыстом и пряником подстегивать бюрократическую машину, которая,  на самом деле и есть власть. Ты хочешь работать с утра до ночи?
Крипа об  этом не думал.  Более того,  его появление в покоях Президента было не более чем дерзкой шуткой, без особых на то целей. Он приехал в столицу и поселился в номере люкс гостиницы.  Первые три дня ходил по городу и глазел на дома,  заходил в магазины и дивился их роскоши, раза - два забродил в  музеи  и опять удивлялся тому,  как много красивых и абсолютно не нужных вещей собранно в них.  Потом, когда одолели его звонки с предложениями разнообразных утех,  он решил попробовать и это. Но это, оказалось еще пресней, еще тошнотворней, чем было с Виолой. Правда, когда привели ему розового парнишку,  упитанного и сдобного, как свежеиспеченная булочка... Когда это, по сути дитя,  взревело как тот уголовник, что-то сладостное коснулось его души. Но и это было мимолетно.
От Амадеи не было ни каких известий и Крипа заскучал,  не зная,  что  делать, чем себя занять. Вот тогда пришла ему мысль посмотреть на Президента, портреты которого висели на всех углах,  не говоря уже о магазинчиках,  парикмахерских и прочих присутственных местах,  где патриотичные граждане выказывали свое единение с Президентом. А кто не патриот в своем Отечестве?
Поначалу, он  долго  плутал и даже останавливался в залах,  ломящихся от роскоши и пугал охрану своим появлением,  это было забавно,  но  не  более.
Вскоре  он  нашел  уединенное от всех здание,  охраняемое с особой тщательностью. На здании значилось: «Канцелярия Президента Отечества»,
Вот так,  два дня тому назад, Крипа явился Президенту и намеренно уселся в его кресло.
Крипа слушал  Президента  и мало что понимал из его слов.  В школе этому его не учили,  мама Сабила и близко об этом не говорила,  а Амадея... Амадея только намекнула о власти,  да вот,  в душе что-то шевелится, щекочет и так сладостно от этого щекотания, что хочется понять его природу. Разве не наслаждение видеть перед собой первого человека в государстве и осознавать что он,  в твоей власти?  Разве не мед и бальзам его речь, пусть и не понятная?
Не много ума надо, чтобы понять другое - он заискивает перед Крипой. Этому-то понятию – нет чувству, Крипа научен был жизнью! Он не раз видел это в школе и сам заискивал, когда еще не знал себя, а потом перед ним заискивали, унижались, и это было приятно.  Правда, тогда он еще не понимал,  что это «чертовски приятно» чувствовать  себя «значимым человеком».  Ведь и Лада хотела стать его женой не потому, что он хорош собой,  а потому что считала его «значительным человеком». И вот, самый «значительный человек» в государстве сидит перед ним и разговаривает так,  словно осознает,  что на самом деле самым «значительным человеком» во всем Отечестве, является он -  Крипа! Мутант из города Турке.
- Меня, -  пожаловался Президент, - уже считают сумасшедшим, потому как я имел не осторожность сказать о появлении Вас в моем кабинете. 
Президент все время попытался заглянуть в глаза собеседнику и даже мельком скользнул по ним  взглядом, но  испугался его глаз.  Это он испугался -  человек умеющий обуздывать свои чувства,  а что видели простые смертные,  когда на них смотрели эти черные, втягивающие в себя,  омуты? И действительно, некогда ласковые и даже добродушные глаза Крипы нынче стали жесткими и колкими.  Это они пронзили сердце Виолы,  да так, что она лишилось чувств. Кто же по доброй воле станет смотреть в такие глаза?
- Вы бы посетили моего секретаря Исакия,  да заодно и моего старого друга - генерала Апполона Васильевича.  Мы-то с Вами договоримся, а им-то нужно головы просветлить.  Он сказал «договоримся» так, словно это дело уже решенное, но Крипа еще ни чего не решил.
Президента, во всем этом,  смущало молчание собеседника. Невозможно было за что-нибудь зацепиться,  получить хоть какой-то ориентир,  понять чего  же все-таки хочет этот мутант.  Он пытался и так и сяк, но Крипа только слушал и ни один мускул не дрогнул на его лице.  Потом, когда ему надоела болтовня Президента,  Крипа  исчез.  Только  двери  опять хлопнули и опять испуганно вздрогнули, стоящие на страже, гвардейцы.
                * * *
Крипа появился,  в кабинете Исакия Израилевича Худого,  вечером и о  его появление свидетельствовали испуганные и изумленные лица гвардейцев, стоящих на карауле,  у дверей «Канцелярии Президента»,  а так же самопроизвольно
открывшаяся дверь.
Среди офицеров Президентской гвардии уже шепотом передавали о  том,  как самопроизвольно  открываются  двери  и «что-то проносится мимо словно заряд спрессованного воздуха».
Исакий Худой,  подобно всем лакеям мира, старательно копировал Президента.  Он перенял у него привычку сидеть перед горящим камином  и  потягивать виски с содовой. Виски с содовой  единственное, собственное новшество Исакия, так как Президент в рот не брал спиртного. Служа бывшему Президенту он до пота бегал по корту, а нынче изучал премудрости тайных единоборств., хотя сам был,  как мы уже говорили,  первокласным мастером «подковерной борьбы».
Но были и отличия от Президента,  обусловленные скорее  врожденными  чем благоприобретенными качествами. Хотя Исакий был рационалистом до мозга костей,  особой волей он не обладал и тем самым подтверждал, что любое правило имеет исключение, а уж тем более не имел той силы самообладания, какую имел Президент.  Когда Исакий увидел,  сидящего напротив его мужчину,  в  черном костюме  и в рубашке  багрового цвета,  словно только что облитой свежей кровью, он лишился чувств.
Обморок длился не долго,  минут пять. Исакий открыл глаза, но незнакомца уже не было. Хватив изрядную дозу неразбавленного виски, он подошел к гвардейцам и прямо спросил:
- Не видели ли они человека в черном костюме, вошедшего и вышедшего из дверей канцелярии?
Он, по  глазам видел,  что офицеры чем-то испуганны,  но ответ обоих был однозначен - не видели.
Теперь Исакий не был так уверен в том, что Президент сошел с ума. В полночь он решился и позвонил Апполону Васильевичу,  генералу Бернштейну. К телефону подошла жена и сказала,  что генерал не может подойти к телефону, он болен.
Утром, следующего  дня,  Исакий  Израилевич с необычным чувством входил в кабинет к Президенту.
- А,  -  сказал Президент вставая с кресла,  - жив-здоров,  а вот Васильевич то наш,  заболел. Грума Петровича на хозяйстве оставил. Ну, видел ЕГО?
Уточнять  - кого не нужно было и так ясно.
- Видел. - Ответил Исакий сглатывая застрявший в горле ком.
- Ну коли видел,  коли... Тогда,.. тогда думай умная твоя головушка, думай! 
На этом утренняя аудиенция закончилась.
О чем и над чем думать Президент не счел нужным уточнять, бумаги на столике кричали о себе и этот крик отлично слышал Президент. Он всегда слышал, когда  «кричат  бумаги»  в отличие от тех,  кто должен слышать их «крик» по своей непосредственной должности.  Исакий ушел, а особый карандаш Президента начал расставлять знаки препинания.
                * * *
Крипа явился  к  Президенту  на  следующий день и как обычно уселся в его кресло. Президент отложил свои бумаги и подошел к Крипе.
- Правильно. - Сказал он. - Вразумил ты моих визирей.
- Кого? -  Переспросил подозрительно Крипа, так как книжек Шахризады, да и  вообще  книжек,  за исключением школьных учебников не читал,  а школьные учебники  это всем известно,  используют  «ограниченное  количество  слов», чтобы «не засорять головы детям». Так что Крипа очень многих слов не знал, и это незнание делало его подозрительным, так как все время ему казалось, что его  «выражают».  Мама Сабила не любила «выражения» и когда маленький Крипа приносил с улицы «выражение»,  она била его по губам, приговаривая: «Не выражайся, страмец! Не выражайся!»
- Царедворцев моих.  - Президент хихикнул.   У генерала  «медвежья  болезнь» приключилась, а Исакий, Исакий  этот ни чего! Этот ещё держаться!
- Ты говори проще. -  Сказал Крипа. Он решил, что с этим человеком можно поговорить.
- Да,  и трижды да! -  Воскликнул Президент.  Простота  сестра гениальности,  таланта! Я вот как увидел Вас, так сразу в глаза бросилась Ваша талантливость и гениальность!   
Президент хихикнул. 
- Только гениальному человеку могло прийти в голову такой, такой оригинальный ход.
«Болтает много, -   подумал Крипа. -  Наверное, все президенты такие. Наверное, этому власть обязывает».
- Я просто уверен,  что такие люди как мы с Вами могут договориться!  - Преувеличенно бодро и жизнерадостно сказал Президент. – Ну чего нам делить?  Эти бумаги что ли?   
Он кивнул в сторону камина.
- Если Вы хотите бывать на приемах, встречать послов и представлять Отечество, то пожалуйста! Исакий загримирует Вас и полный порядок! Только хочу сразу предупредить, что я Президент третьестепенный! А что поделаешь? По мимо меня ОЛИГАРХИ, ОРГАНЫ, так что мне досталась третья часть. Это гнетет, очень сильно гнетет, особенно на «Толковищах»...
- Прибрать их к рукам. - Сказал Крипа, потому что вспомнил, мама Сабила, когда хотела наказать Крипу, говорила: «Вот ужо приберу я тебя к рукам!»
- Какая мысль!  - Президент даже вскочил со стула.   - Какая, исполненной государственной мудрости мысль! Именно к рукам! Не мочить, нет! А прибрать!Он минут пять восхищался предложением Крипы и даже прослезился,  а когда утер слезы батистовым платочком сказал: 
- Вот только  закавыка  одна,  если Олигархов «прибрать к рукам», то ведь вместе с ними нужно прибрать их городишки,  людишек,  бизнес. Новые министерства открывать нужно, старые времен «эпохи застоя» реставрировать  морока одним словом, да и Запад...
 - А кто такой Запад? - Спросил Крипа, полагая что это какой-то человек.
- Ну, Хевропа, Империя само собой! Гниды! А сил нет раздавить! Правда лет пятнадцать тому назад им под жопу скипидара плеснули...
Крипа засмеялся,  потому что вспомнил,  как он своей сучке,  когда у ней течка была и собака просила кобеля, вместо кобеля ватку с скипидаром подложил. Больше не просила, правда мама Сабила его выдрала прутом из веника, но было смешно. Этот Президент положительно нравился Крипе.
- Там экстремисты два небоскреба на воздух подняли.  Плачу-то было! Мать ты моя! Говно - народ! Слабохарактерный.
- Поглядеть надо.  - Сказал Крипа и подумал,  что и вправду нужно поглядеть мир, понять как он устроен снаружи и изнутри.
- Мудрая мысль! - Воскликнул Президент.  Я Исакию прикажу, он все документы оформит, чтобы легально... средства там...
Вскоре по Хевропе и Империи колесил некто из олигархов по имени: Генадий Семенович Таратайкин,  юноша семнадцати лет отроду,  склонный к порокам,  и азартным играм. Такая информация пошла в игорные заведения сначала Хевропы, а потом и Империи, потому что Геннадий Семенович игрок был выдающийся, в некотором смысле феноменальный.
Как торнадо прошел он по всем крупным игорным заведениям, банкротя их. И вскоре его попросту стали не пускать. Но что  все охранные отделения мира  могли сделать с мутантом?

                В ШКОЛЕ ГЛАДИАТОРОВ.
                глава четырнадцатая.

 Вскоре вся труппа Амадеи перебралась в столицу, а через месяц в спортивной газете появилось объявление,  о конкурсной продаже в школу гладиаторов, двух самородков,  богатырей из глубокой провинции.  И  маленькая  приписка: «ранее работавшие в цирке.»
Эта приписка вызвала необыкновенный ажиотаж  среди  владельцев  подобных заведений  в Олигаполис Сити,  так как случаи продажи с аукциона атлетов из цирка можно было сосчитать по пальцам.
Так что Марку Семеновичу Князеву,  был повод к суете и заботам,  так как его школа, его арены считались самыми престижными, а бои, которые проходили там,  бывали не показушными спектаклями, разыгрываемые на потеху доверчивой публики, но и настоящими со смертельным исходом. Правда, такие поединки стоили, заказавшим их огромных денег, целых состояний, но на это шли и устроители, и гладиаторы. Мотивы были разными, но все мотивы, как в точке, сходились на деньгах на свободе.
Погибший в кровавой мясорубке гладиатор,  обеспечивал  безбедную  жизнь своей семьи на три,  четыре поколения вперед, если разумно вложить средства страховки.  Выигравший схватку,  мог спокойно заняться бизнесом и стать законным и уважаемым олигархом,  так как по условиям контракта, на этом прекращались его обязательства перед школой и  Марком  Семеновичем  Князевым  в частности..
Путь Марка Захаровича,  в этот бизнес был именно такой.  Он, в молодости был гладиатором и рискнул,  не раз,  а дважды в жизни, поставив на кон свою жизнь против жизни другого.  В последнем поединке  залогом  была  вот  эта школа, эта арена, как в древние времена посыпанная опилками.
Князеву очень хотелось влить «свежую кровь» в состав игроков со смертью. Он уже раздобыл фотографии этих парней и был поражен их видом и статью.  Он уже прикидывал пары,  придумывал замысловатые трюки и превкушал как  и  чем ответит Рудику на его вызов,  устроить «бой до конца». Эта выскочка из плебеев,  владелец такой же школы как и его,  возомнил о себе лишнего, так что осадить, а главное  раззорить, было бы истинным удовольствием.
Вот о чем думал Марк Захарович лениво прохаживаясь по арене.  «Драчка за этих  парней  будет  не шуточная»  Подумал он и скорым шагом прошел в свой кабинет.  Князев вызвал своего зама по коммерческим вопросам, некого Садыка и велел ему,  «разбиться в лепешку,  но купить этих парней».  Он швырнул на стол фотографии.
Купить, даже в том случае, если меня, завтра объявят банкротом. Приготовь им жилье, девочек, если нужно...
Аукцион должен был начаться завтра в девять утра.  Князев вызвал начальника службы безопасности и затребовал всю информацию о своих конкурентах.
- Если мы проиграем на аукционе, и рыбка проплывет мимо наших пальцев, то ты будешь искать себе новую работу.   С таким напутствием он отпустил свои «глаза и уши», и свои «длинные руки».
                * * *
 Школа представляла из себя комплекс зданий связанных между собой крытыми галереями располагалась она на окраине Олигаполис Сити. Четырехметровый бетонный  забор  отделял её от внешнего мира.  Отсюда,  в специальных машинах гладиаторов увозили в центр города, где подсвеченная лазерами и прожекторами,  очень похожая на цирк-шопито, стояла арена. Из машины они спускались в подвальные помещения арены,  где специалисты: режиссеры, врачи, декораторы, массажисты,  психологи,  фармокологи и прочие готовили их к выступлению. Им еще раз,  объясняли сценарий схватки,  если нужно вводили допинг.  Вещества стимулирующие агрессивность.
Геракла и Антея привезли в школу и поселили рядом в довольно  просторных комнатах,  с  вмонтированным в стену широкоэкранным телевизором,  но удивительно,  даже скупо насыщенной мебелью.  Та что была,  исполнена в «воздушно-надувном стиле», за исключением столика для игры в нарды, или по желанию в карты.  Был еще какой-то кнопочный пульт на стене и встроенный в стену же динамик.  Человек,  который привел братьев в это помещение что-то объяснял, но они слушали невнимательно. После тесноты вагончиков, комнаты и обстановка впечатляла.
Когда труппа прибыла в столицу,  Геракл и Антей  почти  не  видели  свою мать,  несколько  дней жили в подвальном помещении куда глухо доносился рев восторженной публики и гадали, как решит их судьбу Амадея.
Они настолько привыкли к ней,  так безгранично доверяли, что не было ни тени сомнения, что она распорядится ими самым мудрым из возможных, образом.
Потому сообщение  об  аукционе  и  продаже  их  в  школу  гладиаторов не оченьто обеспокоило братьев.
- Школа так школа. - Пробурчал Геракл, когда Амадея сказала им об этом. - Только все люди чужие...
Антей, тот  и вовсе промолчал,  он,  похоже, даже не задумывался над тем, что жизнь его круто меняется.  Он привык решать конкретные задачи,  которые стоят перед ним сейчас,  а сейчас его могучий организм хотел мяса. Он думал о хорошем куске мяса.
Холл, в который выходили две такие комнаты,  по сути дела представлял собой спортивный зал с прочно вмонтированными в пол, стены и потолок гимнастическими снарядами. Из подвижных «снарядов» были только мячи разных размеров и расцветок.
Сюда из других помещений здания можно было попасть только по лифту,  при этом имея от него личный ключ. Так что и номера этажа набирать не нужно было, лифт остановится там, где нужно.
Позже, все особенности такого устройства школы, объяснилось, но позже, а сейчас уставшие от аукциона, братья спали.
Проснулись они от настойчивого мелодичного звона.  Оказалось, звенит  какой то встроенный шкаф,
Геракл открыл створки и увидел огромный поднос с горячими блюдами. Точно такой  же  шкаф звенел в комнате брата.  На подносе лежало меню и приписка:
«Вы можете заказать что угодно и сколько угодно из этого набора блюд.  Приятного аппетита».
Потом, самопроизвольно включился телевизор и  братья,  впервые  в  жизни увидели боевик с морем крови,  криками и стонами жертв. Характерной особенностью этих,  с часовым перерывами днем, постоянно идущих боевиков было то, что  там  убивали и защищались только руками и редко холодным,  как правило старинным оружием:  мечами, трезубцами, топорами, секирами, кинжалами, словом всем арсеналом смерти до пороховой эры.
Вечерами шли фильмы со спортивных арен, снятые с разных странах. Показывались даже экзотические,  как борьба «хайфунха»,  когда нужно было вырвать у соперника язык и при этом ни чего другого не повредить.  И это очень позабавило,  а в начале поставило в тупик Антея и Геракла,  поскольку смысл
этой борьбы вначале был не понятен. Были фильмы с традиционными видами: вольной и классической, а так же игровыми «ужастиками» типа  кэтч.
Потом к ним пришел человек в спортивной форме и представился как их личный инструктор и наставник,  Рудольф.  Такую же спортивную форму, но сшитую по их размеру, братья обнаружили у себя на диване, а так же комплект нижнего и постельного белья.
Как не странно, а обучение братьев началось с обычного просмотра телевизионной  кассеты  с показательной схваткой голого человека с огромной собакой.
Он принес эту видиокассету, вставил её в щель стены, где был «видик», но прежде чем включить, сказал:
- Главное в нашем деле, парни  хорошая актерская работа. Кураж
Он оглядел атлетов с любопытством и продолжил: - Вы из цирка, так что понимаете о чем я говорю. А теперь посмотрим кое что.
С этими словами он включил видиомагнитофон.  Снято было в разных режимах с большим и малым замедлением и почти каждый жест и движение  комментировалось этим человеком.
Человек на экране обернулся лицом к ним и братья узнали в нем своего  инструктора.
- Сейчас, - сказал на экране человек, - вон из той загородки на меня спустят собаку,  оттренированую на убийство человека. Это особая порода собак с которыми гладиаторы имеют дело. Так что смотрите внимательно и запоминайте. Во-первых,  вы должны знать психологию собак,  так вот одной  из  особенностью этой психологии является то, что собака бросается и захватывает выступающую вперед часть тела человека, будь то нога или рука. Однако, обученные убийству породы собак, идут кратчайшим путем и целят захватить горло. Этому обучают их инструкторы. Итак, мы уже кое-что знаем и потому кое- чем уже вооружены.   
Человек нагнулся и взял с земли нечто похожее на рукав от фуфайки.
- Вот это чехол на руку  единственное, что дают гладиатору.   
Он надел его на  левую руку.   Как видите,  он прикрывает руку от локтя до сгиба кисти.
Больше у вас нет ни чего. А теперь смотрите внимательно.
Дверца впереди  его  открылась и огромный пес пулей вылетил из неё.  Секундное замешательство и он длинными скачками пошел на человека. Тут съемка
замедлилась,  а Рудольф,  это был он,  продолжал спокойным глосом комментировать.   
- Кобель весом почти в сорок килограмм,  так что скорость помноженная на вес запросто сшибет с ног любого. Так что нужно демпфировать этот удар.  Вот видите, я принимаю особую стойку: левая нога на шаг вперед, рука в локте согнута  она примет первый удар. Обычная собака вцепилась бы в неё зубами, но эта поведет себя не так.
Съемка подошла к той фазе, когда собака подпрыгнула и вытянулась в пряжке, широко открыв рот и выставив вперед передние ноги.
- Сейчас, - говорил Рудольф, - она обопрется передними ногами о мою руку, для того чтобы проложить себе путь к моему горлу,  а так же получить  опору для дополнительного импульса к прыжку.  Сейчас не зевать!  Чуть ноги кабеля коснуться руки,  сильным толчком от себя, в верх и в сторону с шагом правой ноги на встречу, вот так.
На экране замедленно было показано как это происходит. 
- Одновременно, - пояснял Рудольф вы «подныриваете» под летящее чудище,  а дальше, дальше все просто. Я это делаю так.
Правая рука  с выставленным вперед пальцем явно не синхронно с общем ходом событий,  ускоренно стала приближаться к вытянувшемуся  в  прыжке  телу зверя и палец погрузился в плоть, а сам Рудольф развернулся так, что траектория прыжка пошла мимо его.  Собака ударилась о деревянный заборчик, попыталась вскочить, упала и забилась в агонии. Рудольф повернулся лицом к зрителям и сказал:
- Еще бы, мой палец достал сердце этого кабеля. Там  дырка, а когда в сердце дырка, много не на скачешь.
Это производило сильное впечатление.  Инструктор сидел рядом  с  ними  в кресле и только что был на экране, голый в одних плавках. Только что на него неслись сорок кило тренированных мускулов и не оставили на его  теле  ни следа.  Но самое главное  он совершил убийство, пусть животного и при этом мило улыбался, словно все это было пустяком, забавой.
- С тигром этот номер не пройдет. -  Сказал Рудольф вставая с дивана и пояснил: 
- Слишком тяжел чертяга. Вот это движение демпфинга рукой  в верх и в сторону, с ним не пройдет. Сшибает.
- Вы пробовали? - Спросил Геракл.
- Пробовал. - Будничным голосом сказал Рудольф.-  Конечно не на арене, а на тренировке, с подстраховкой.  - И рассмеялся, -  мне еще собственная шкура нужна не дырявой и не порванной.   Он оглядел атлетов и сказал: «Вы бы наверное могли и прыжок тигра с демпфировать. Весу то в вас раза три по больше чем во мне.  Но тут,  сами понимаете, и вес нужен, но куда нужнее реакция и точность в последовательности движения тела.
Такие ролики, Рудольф приносил часто и бывало что в спортзале показывал, как должно вести себя тело, исполняя тот или иной трюк.
Через месяц  братьев  стали  вывозить на арену,  где на самом верху была специальная площадка с которой гладиаторы смотрели на выступление своих товарищей будущих соперников.  Обычно привозили тех, кто не участвует в боях  отдельно. В сущности, только здесь и можно было увидеть своих, будущих партнеров по схваткам. Именно так, в этом духе инструктора настраивали гладиаторов.
Постоянный просмотры боевиков по телевизору,  который нельзя было выключить,  система обучения постепенно меняли психологию братьев, их отношения к боли,  страданиям к убийству. То, что раньше потрясало, теперь уже не вызвало особых волнений. Все реже приходила в голову мысль о том, могут ли они убить человека?
Но однажды, сидя за ужином, Антей спросил брата:
- Вот сижу и думаю, а что если тебе предложат сразиться со мной до конца.
- Ты, что?!  - Рявкнул Геракл. - С ума сошел?
-    Да не я с ума сошел.  Вечера тебя не взяли на арену,  а мне один хмырь шепнул на ухо:  «Вас,  как фазанов держат к праздничному столу.» Ну,  я ему кое что прищемил,  так что он еще пару слов сказал: «Слышал я, что сценарий готовят,  «Битва гигантов» называется.  Вот я и подумал,  что речь  идет  о вас.»
- Ну и что из этого? -  Равнодушно сказал Геракл.  Мало ли я с тобой на арене «взаправду» сражался?  Готовят и готовят. Когда то же должны нас пустить в дело, хотя бы пару собак что ли пришибить.
- Одно дело,  когда маломерка Рудольф пришибет пса,  а ты..., ну на тебя по меньшей мере пантеру пускать нужно.
Разговор вроде пустячный был,  и закончился ни чем, шуткой, а запал обеим в душу потому, что в глубине души своей ни Геракл, ни Антей не знали четкого и ясного ответа. Да и в голове Марка Семеновича Князева пока ни чего подобного не было. 
Продумывался обычный сценарий премьеры, с массой спецэффектов и тех штучек о которых глазеющей публике знать не положено.
Вскоре, Рудольф принес текст сценария и стал шаг за шагом,  вчерне отрабатывать некоторые элементы предстоящей «битвы».  Потом стали  выезжать  на «репетиции в цирк»,  делали это поздно вечером. И вот, назначена дата генеральной репетиции.
Но тут объявилась их мать Амадея вместе с Виолой.
……………………………………………………………..
Конец. Кина больше не будет.