Недавно ко мне подошла маленькая девочка. Наверное, лет шести. Она отбилась от своей группы и стояла поодаль, с любопытством рассматривая меня. В её глазах не было страха или отвращения, лишь невинное любопытство. Своим нежным тоненьким голоском она спросила меня:
-Дядь, а дядь! А почему вы такой старый? Вы что, умираете?
К тому времени я уже не мог говорить, и, не дождавшись ответа, девочка вскоре ушла вместе с вернувшеюся за нею сердитой женщиной. Наверное, этот незначительный эпизод вскоре выветрится из её памяти, и она легко забудет об этом. Я на это надеялся. Не стоит ей помнить о таком, как я.
Я никогда не считал себя старым, и совсем недавно ещё мог во всём потягаться с молодыми, полными сил и жизнелюбия мужчинами. Но, видимо, у природы и времени было своё мнение на этот счёт. Я куда-то шёл – уже не помню, куда или откуда – и, устав, решил присесть отдохнуть. Зачем-то ныли кости, воздух упорно не хотел попадать в лёгкие, но это скорее изумляло меня, чем причиняло какие-то неудобства, боль. Лавочек поблизости не было, и я сел прямо там, где стоял, на тротуар, прислонившись спиной к какой-то невысокой каменной оградке. Люди проходили мимо меня, не обращая внимания, занятые своими делами. Некоторые шли молча, некоторые что-то шумно кричали, прижимая руки к ушам. Мне не хотелось смотреть на это мельтешение жизни, и я закрыл глаза. Сидеть на солнышке, на нагретом им асфальте было приятно и уютно, и вскоре меня забрал сон.
Я давно уже сплю без сновидений, когда просто проваливаешься в чёрное ничто, а под утро выныриваешь обратно, не помня себя и остальных. Так случилось и на этот раз. Я открыл глаза. Был уже вечер, но не уверен, какого точно дня – кажется, время давно уже стало одним неразличимым сгустком. Солнце медленно закатывалось за горизонт, на прощание разлив по небу свои тёплые краски. Людей стало меньше, но менее живыми от этого они не стали, шумно проходя мимо. Потом я увидел, что за прошедшее время из моего живота успело вырасти деревце.
Поначалу меня удивил не сам этот факт, а то, что дерево было неизвестной мне породы. У него были широкие жёсткие листья с иззубренными краями. Оно было ещё совсем юным, но уже плодоносило: на тонких ветвях кое-где виднелись небольшие продолговатые тёмно-красные ягоды. Я потянулся было попробовать одну из них, но вспомнил, что был не таким уж хорошим человеком, и опустил руку.
Мне было хорошо на это месте, а в жаркий полдень деревце наклоняло надо мной свою листву, защищая от палящего солнца. Не очень удобно было в дожди, хоть его крона и задерживала часть влаги, но я не жаловался. Дни проходили мимо, мимо же проходили и люди. Изредка кто-нибудь из них останавливался, словно ударившись о невидимую стену. Тогда они смотрели на меня, не понимая, зачем и почему я здесь. Но не получив ответа, поспешно спохватывались и торопились пройти мимо. Их не интересовало моё деревце, и меня это устраивало, потому что они не причиняли ему вреда.
Сегодня та девочка вернулась. На этот раз одна, но всё равно я был рад ей. Она ничего не сказала, но тепло посмотрела на меня, совсем как на старого знакомого. Я собрался было улыбнуться, но вспомнил, что у меня давно нет зубов, и плотнее сомкнул губы. Девочка рассмеялась этому, и сорвала плод с моего деревца. Я не знал, как говорить, и не смог её остановить. Она с аппетитом съела его, но потом вдруг побледнела лицом, и через мгновение бесчувственным кулём упала к моим ногам.
За ней никто не возвращался, и она долго пролежала передо мной. Люди перешагивали через неё, отказываясь смотреть под ноги, и продолжали свой круг. Мне не оставалось ничего другого, кроме как с грустью наблюдать за тем, как вместе с тем, как уходит из молодого тела жизнь, теряют свет её волосы. Потом пришли люди в странных костюмах, положили её в машину и куда-то увезли.
Я снова остался один со своим деревом, которое разрасталось и разрасталось, образовав лиственный свод над моей головой, вытесняя меня из моего дома. Наверное, оно было хищным и совсем не заботилось обо мне. Быть может, не будь я так стар, оно бы запустило свои ветви в мои кости и жилы, чтобы руководить движениями или прорасти сквозь руки и ноги.
Я не без труда поднял руку, нашарив сухие прутья клетки в своей груди. Слабые пальцы нащупали накипь запёкшейся крови на них, но душа больше не знала, как тревожиться. Открыв дверцу, я засунул руку внутрь, но вместо комочка тепла и жизни, нащупал лишь клубок сухих шершавых костей. Хотел было вынуть их наружу, чтобы посмотреть, почему с ними так сталось, но они рассыпались в моих огрубевших от времени ладонях, и я показал солнцу лишь серый пепел, который тут же заструился сквозь пальцы. Высыпал его себе на живот, чтобы удобрить дерево, потому что все соки в моём теле оно давно уже выпило и теперь голодало. Я решил, что лучше оно будет расти и жить, а сам умру. Кажется, ещё у меня хватило сил на то, чтобы удивиться, как так получилось, что я забыл умереть после того, как умерла пичужка, что жила в моей груди.