Интересная штука - человеческая память! Чаще всего, она хранит лишь важнейшие и главнейшие события, постепенно стирая второстепенные детали. А иногда бывает и наоборот - что-то серьёзное забывается, зато что-то незначительное сохраняется в памяти надолго и до мельчайших подробностей - например, чьи-то слова (и даже интонации), мимика, жесты… Или даже цвета, звуки и запахи…
В училище на старших курсах моим непосредственным начальником, командиром отделения, был мой друг Валера Соколов. После выпуска мы с ним попали в одну и ту же базу, родную для Валеры - в Западную Лицу. Там жили его родители - Геннадий Иванович и Екатерина Андреевна - и младшая сестра Оля. Я не раз бывал у Соколовых в гостях и с большим теплом вспоминаю этих прекрасных людей.
Потом судьба разбросала нас по разным городам, и мы с Валерой начали видеться более или менее регулярно лишь после окончания нашей службы и увольнения в запас.
Сколько воспоминаний всплывает каждый раз, когда встречаются однокашники! Бывало, я рассказывал такое, о чём не помнил Валера, и тогда он удивлялся, как мог это забыть. А пару раз Валера мне напоминал о событиях, которые почему-то начисто стёрлись из моей памяти…
Вот одно из них - случилось это в карауле. Костя Данилов, старшина нашего класса, был тогда начальником караула, Валера Соколов - разводящим, а я - караульным поста № 1, то есть, охранял Знамя училища.
Мы отстояли очередные два часа, пришла смена. Я сдал свой пост, и мы во главе с разводящим двинулись дальше, на Клубный двор. Там мучился наш одноклассник Саша, замёрзший уже почти до состояния ледышки. Выставив, вместо него, нового часового, мы развернулись и пошли назад. Лишь только мы поднялись на третий этаж и вошли в узкий коридор, как на углу возле кафедры минного оружия сверкнула вспышка и раздался громкий хлопок.
Что это? Выстрел? Нападение с целью завладения оружием, о возможности которого нам столько раз говорили?!
Но Валера оправдал свою фамилию: своим соколиным взором он мгновенно разглядел, что никто на нас не нападает - просто произошло короткое замыкание в электрическом щите освещения. По этой причине, наш разводящий и сам «бряцать оружием» не стал, и нам никаких приказаний не отдал.
А вот я, оказывается, в тот же миг безо всякой команды рухнул на паркет, развернувшись лицом в сторону вспышки, и изготовился к стрельбе «из положения лёжа». Видимо, сработала давняя внутренняя установка - ведь не зря же нам несколько лет подряд внушали правило: «в карауле - как на войне».
Валере пришлось наступить ботинком на ствол моего верного АК, чтобы я сгоряча не открыл огонь. Это мгновенно охладило мой боевой пыл и отрезвило меня. Я смущённо встал на ноги и привёл свой автомат в исходное положение.
Мы приблизились к щиту, который всё ещё слегка дымился, помянули, без особой злобы, предков и создателей злополучного агрегата и уже собирались идти дальше, но внезапно обнаружили, что наши ряды поредели. Куда-то пропал Сашка. Мы вернулись назад - и увидели, что наш товарищ стоит между двойными дверями, ведущими с лестницы на этаж. Стоит и - во даёт!!! - спит, непонятно как сумев протиснуться в неимоверно узкое пространство прямо в караульном тулупе.
Оказывается, когда громыхнуло, он рефлекторно шарахнулся в «междверное пространство». Вслед за первым хлопком никаких звуков боя не последовало - и наш измученный, замёрзший приятель, осознавший, за доли секунды, что его огневая поддержка нам в данный момент не нужна, без промедления отключился…
Растормошив Сашу, мы пошли в «караулку». По дороге, когда эмоции улеглись, выяснилось, что в результате происшествия всё-таки есть «пострадавшие». Оказалась безнадёжно испорченной моя образцово-показательная «форма № 3 первого срока», вызывавшая кое у кого ярость тем, что она была слишком уж, ну просто до неприличия, «уставной». Жирная мастика, щедро нанесённая на паркет, при моей «посадке на брюхо» основательно впиталась в ткань. Все мои попытки убрать безобразные пятна с брюк и фланелевки оказались безуспешными.
Валера доложил о происшествии (взрыве электрощита и фактической гибели моей замечательной «формы № 3») по команде - с юмором и даже с небольшой долей ехидства (хотя он вообще-то душевный человек).
Теперь мой друг шутит, что именно моя запятнанная форма на фоне незапятнанной репутации поневоле стала прообразом той камуфляжой одежды, в которую, спустя много лет, переодели наших военных...