Друзья

Артем Кресин
                Друзья
Самые дорогие воспоминания в жизни, наверное  у всех, связаны с дружбой в молодые годы. С удовольствием могу сказать,  что эта радость  не миновала и меня. Мои  воспоминания связаны с  периодом жизни, о котором говорят «восемнадцать- девятнадцать». Недавно кончилась война, и все восприятие жизни измерялось  относительно  недавних  лет  военного лихолетья. Поэтому всякие неурядицы, связанные с периодическим недоеданием, отсутствием приличной одежды, рассматривались, как мелкие уколы судьбы, на которые не следует обращать внимание. 

         Самым главным в нашем мировосприятии было то, что не гибнут на фронтах люди, а это значит, нет страха потери близких,  не сбрасываются  бомбы на мирных  жителей, отменена карточная система, и есть перспектива улучшения жизни.  Мы живем в красивом городе, учимся в хорошем учебном заведении, по субботам в зале гремит танцевальная музыка, и мы можем танцевать с девушками, придерживая их за талию. Вечерами мы их провожаем
домой, держа  под ручку. Все это свалилось на нас почти внезапно, поскольку наше сознание сформировалось в обстановке бомбежек, голода, холода и потери близких.   

Нас было трое, я – Артем, Семен и Вовка. Мне неудобно себя и Семена  называть вроде бы более уважительно, и не называть также Вову Володей. Но что поделаешь, если имена Артем, Семен, а также Олеги, Артуры, Тарасы и прочие не позволяют так же легко переходить на мальчишеский стиль. Конечно,  сейчас, в прошедшем времени можно было бы перейти на более уважительное  - Володя, но тогда потеряется то мальчишеское обояние этого имени, которое мы вкладывали в его образ. А мы его буквально боготворили.
         
        Трудно объяснить почему. Он был обыкновенным мальчишкой. Увлекался радиолюбительством, все время паял разные приемники. Мы тоже тогда чем-нибудь увлекались: фотографией, мотоциклами, рыбалкой и, наконец, тем же радиолюбительством. Был в нем какой то врожденный аристократизм, благородство. Но это ощущалось только на уровне духовного восприятия, поскольку он сам был абсолютно доступен, и ничем от нас не отличался, мог и пошалить, и побузить, но при этом он  всегда соблюдал невидимую границу, переход за которую превращал мальчишескую шалость в злостное  хулиганство.  Можно было бы даже не оговаривать, что он  никогда не мог нарушить законы юношеской дружбы

        Этот возраст первых знакомств с девушками, влюбленностей, романов и флирта. В этом он также был не «как все». В шестнадцать лет он встретил девушку и остался около нее на всю жизнь. Он ни разу не появился, ни на одном танцевальном вечере, он даже так и не научился танцевать. Все свободное время он проводил у своей Инны, так звали его возлюбленную. Он никогда не пригласил ее в нашу компанию, предпочитая свое свободное время  проводить с ней один на один. По всему чувствовалось, что он считает ее совершенно неземным созданием, которое нельзя  опускать на наш мальчишеский уровень, он никогда не привел ее в нашу компанию. Очевидно, она стояла перед ним на недосягаемом для нас, да и для него пьедестале.    Он не скрывал от нас, что он увлечен Инной и ездит к ней  при каждом возможном случае.

        В начале очередного учебного года, мы вернулись с летних каникул, и после окончания занятий в первый же учебный день мы втроем пошли гулять по
набережной  Невы. Делились друг с другом  событиями прошедшего лета. Я проводил каникулы в Тихвине, Семен в своем семейном гнезде в Белгородской области. Событий было много, обсуждение шло наперебой. Конечно же, меня и Семена интересовало, как отдыхал Вовка и как он проводил время, сколько он виделся с Инной. Но в отличие от нас он никаких восторгов не проявлял. Говорил, что все было хорошо, весело и интересно, но все это звучало как-то тускло. Это не могло нас не насторожить. После небольшого давления, он «раскололся» и признал, что они с Инной поссорились, и уже около двух недель не встречаются.  Две недели без свиданий, это значит все очень серьезно. Весь  следующий месяц мы, конечно соблюдая такт, интересовались положением на его любовном фронте, а, иногда, и советовали отбросить обиды и поехать к ней. Однажды он, наконец, решил в ближайший выходной поехать к Инне. Мы, как могли, воодушевляли его, и решили, если поездка будет успешной, обмоем это событие в пределах наших мальчишеских возможностей.
В ближайший понедельник  мы разглядывали Вовку, пытаясь по его виду узнать результат встречи. В середине учебного дня он сам нам сказал, что все прошло успешно, отношения восстановлены полностью, и что сегодня вечером состоится наш сабантуй.

         Куда нам было пойти? В ресторан не по карману. Домой к Вовке  нельзя. Не вводить же взрослых в наши проблемы. Я жил в общежитии, Семен у родственников, где в одной комнате жило пять человек.  Оставался единственный путь в пивную. Думаю, что это было для нас первое в жизни посещение такого заведения.  Пришли, уселись за столиком. Купили для начала  по кружке пива. Сидим, потягиваем пивко и обсуждаем удачное завершение размолвки. Вдруг к нам подсаживается пожилой мужчина, и переводит разговор на себя. Беседуем вчетвером. Берем еще пива. Пытается подсесть пятый, но его в штыки встречает предыдущий сосед. Через какое то время замечаем, что мы стали центром внимания всей пивной. Каждый хочет выразить свою любовь к мальчишкам. Особенно таким,  по которым видно, что они в подобных заведениях бывают нечасто. На всех соседних столиках нас приветствуют поднятыми кружками, клянутся в приверженности к молодежи.  Окруженные всеобщим вниманием мы допиваем налитое пиво, и отправляемся на выход. Наш сосед выходит вместе с нами и, еще долго, сопровождает нас, рассказывая о своей жизни. Рассказал, что он инженер строитель, пожаловался на неудачную семейную жизнь. Но что нам, только вступающим в свое будущее, которое нам представляется прекрасным, слушать о чужих бедах, если мы уверенные в себе, знаем четко, что мы то проживем безошибочную, хорошо спланированную правильную жизнь, в которой не будет дрязг, измен, предательств. Ведь мы то настроены на все хорошее, на преданность, на верность, на полную самоотдачу. Кому это вдруг понадобится не ответить нам тем же, таких дур не свете просто не может быть. Поэтому все советы и причитания нашего «собутыльника» мы пропускали мимо  ушей, и постарались поскорей от него избавиться. 

        Наша учебная программа, начиная с третьего курса, была насыщена лабораторными работами. Как известно, в этом случае группа разделяется на мелкие бригады по три человека, и каждая такая бригада выполняет отдельную
работу, по которой затем составляется отчет. Естественно мы втроем и составляли нашу бригаду. А это значит, что мы работали вместе и в самой лаборатории и вместе обрабатывали полученные результаты для  составления отчета.  Удобная квартира была только у Вовки. И он предложил для оформления  этих отчетов собираться в его доме. Отчетов было много, и собирались мы часто. Делали расчеты, вычерчивали графики, рисовали схемы работы, и все это брошировали  в отчеты. Не такие уж мы были старательными учениками, чтобы все время отдавать только учебе. Конечно же, мы постоянно отвлекались на посторонние темы, болтали о жизни, слушали музыку. А сколько было душевных дружеских бесед, обменов мнениями? Потому эти встречи и остались навсегда в памяти. Там же мы познакомились с Вовкиными родителями с его сестрой Кирой.

           Вспоминается еще один эпизод наших мальчишеских забав. В конце учебного года, в период белых ночей, мы решили провести ночь на набережной Невы – полюбоваться ночным городом, посмотреть развод мостов, ночное прохождение судов через Неву и просто подурачиться.  Лучше всего у нас получилось именно последнее. У нас на троих был один велосипед. Мы втроем, взгромоздившись него, гоняли по набережной на участке между мостом Лейтенанта Шмита и Троицким мостом (в те времена Кировским). Народу на набережной было немного, очевидно тогда еще не пришла мода повальных гуляний в Белые ночи.  Тем не менее, было много гуляющих парочек.  И мы забавлялись тем, увидев  такую парочку, приступавшую к поцелуям, проносились с гиканьем   мимо них, заставляя бедных влюбленных прекращать это приятное занятие. В те времена целоваться на людях еще стеснялись. Пробесились часов до пяти утра и пошли к Семену, родственники которого были в отъезде. Посидели, поболтали и улеглись спать, Семен на диване,  а мы с Вовкой на кровати под общим одеялом. Уснули как убитые. Примерно в восемь утра раздался стук в дверь. Семен пошел отрывать дверь, и на пороге комнаты возникла Вовкина мама.

          Можно представить ее мысли, когда она увидела своего сынка в кровати, а рядом с ним под одеялом еще кто-то. Однако, когда я выставил свою голову, она успокоилась, и вся проблема свелась только к тому, что Вовка  первый раз в жизни не ночевал дома и не предупредил родителей. Мы виновато смотрели на маму, и она, обрадованная тем, что все окончилось благополучно, простила нас и забрала Вовку с собой.

         Нас впереди всех троих ждала непростая жизнь. Семидесятилетний рубеж перешел из нашей троицы лишь я один. Жизнь моих друзей прервалась много раньше, причем трагически. Но для этого описания нужно создать не менее двух романов.