Казалось, запах весны, всепроникающий и вездесущий, пропитал и лес, и море, и горы. Всё цвело и благоухало! Солнце с каждым днём набирало силу. Над ароматными бутонами суетились пчелы, и птицы теперь пели как-то по-особому, и на душе у каждого тальмийца царило оживление.
Эрнест возвращался с охоты. Шёл по лесу неторопливо, любуясь удивительными картинами весеннего обновления и ликования природы.
Прошло семь лет, как он завел семью. За эти годы он заметно возмужал и стал ещё привлекательнее: крепкий, плечистый, статный. Идеально ровная кожа лица, всё тот же заостренный нос, тонкие скулы, выразительные глаза, широкий лоб и всё так же собранные в пучок на затылке черные волосы.
Семь лет пролетели незаметно, но его любовь к Аните только усилилась. Кроткая, немногословная, преданная - он не переставал любоваться ею: её неторопливыми движениями рук, мягкой походке, обожал её румянец, который предательски разливался на щеках, когда она стеснялась. Рядом с ней Эрнест чувствовал себя настоящим мужчиной, ему безумно нравилось брать на себя ответственность за всю семью, читать искреннее восхищение на лице жены и быстро взрослеющей дочери. С каждым годом он чувствовал себя сильнее, увереннее и ни разу не усомнился в правильности выбора невесты, тогда, семь лет назад, вопреки наставлениям отца.
Первое время родители ни как не хотели признавать Аниту. Называли её заглаза «нерасторопной курицей» за её медлительность и нерешительность. Анита знала, чувствовала , что её недолюбливают, страшно переживала внутри, но ни когда и ни кому не жаловалась. Терпела все обиды и упреки.
Эрнест несколько раз пытался встать на её защиту, но Анита сдерживала его, боясь ссоры с родителями. Выросшая в сиротстве, она научилась беречь те крупицы отеческой любви, которыми, порой, люди привыкли разбрасываться, не зная им истинную цену. Уговаривала Эрнеста относиться к словам родителей, пусть порой даже жестоких и несправедливых, терпимо, и дарить в ответ только любовь.
Только братья, Зелан и Динар, всегда с почтением и братской любовью относились к Аните. Казалось, между ними существует какая-то тайная связь, которая служила основой их верной дружбы. Мальчики всегда приходили ей на помощь, поддерживали в трудные минуты жизни.
Особенно тяжелым оказался период, когда у неё родилась дочь, вместо желанного сына. В воздушном пространстве семейства стали витать невысказанные упреки, что, мол, «а у Этны с Витасом растёт крепыш Пекти!». Хотя Эрнест тоже страстно желал появления сына, но с рождением малышки его отношение к Аните ни чуть не изменилось, скорее наоборот, он стал ещё более внимателен к своей любимой супруге и дочурке Нэсте.
А дочь у него была с характером. Дедушка Рескольд всё чаще стал узнавать в ней черты своего характера: гордая, вольнолюбивая, сильная, настойчивая, непокорная. Она неотступно следовала за дедушкой, повторяя его выражения, движения, манеры, бесстрашно дралась с мальчишками, терпела любую боль, настырно добивалась своего. И вскоре Рескольд души не чаял в своей внучке. Ни за что не сменял бы её на любого другого мальчугана.
Постепенно потеплели отношения и к невестке. С годами он увидел и понял, что слабость этой женщины делает его сына сильнее. Анита с рабской покорностью служила своему мужу, смотрела на него с обожанием, восхищением, искренней любовью и безграничным доверием.
После смерти бабушки Шульги, мать Эрнеста сначала испытывала жалость к осиротевшей Аните, но постепенно жалость переросла в искреннюю любовь. Более того, Лонита уговорила Рескольда забрать в свою семью младшую сестрёнку и брата Аниты, оставшихся без попечения.
Подростки оказались настолько хорошо воспитанными, приветливыми, смышлеными, что своим появлением не только не нарушили сложившиеся устои семьи родителей Эрнеста, а наоборот, внесли благотворное обновление в отношения между Рескольдом и Лонитой, которые в последнее время не ладили между собой и часто ссорились.
Их старший сын Зелан завел собственную семью, а двенадцатилетний Динар был просто счастлив прибавлением в семью Карона, с которым у него сложилась давняя дружба и красавицы неженки Сити, которая Динару чрезвычайно нравилась.
С увеличением семейства, прибавилось и забот, но для обоих родителей это не стало тягостным, напротив их жизнь теперь обрела новый смысл существования.
Эрнест пересёк горный ручей и свернул в сторону поселка. Неожиданно услышал, что его кто-то окликнул по имени. Остановился, поискал газами и увидел Этну. Она сидела на валежнике, прислонившись спиной к стволу огромного раскидистого дерева.
Этна была всё так же хороша: статная, яркая, ухоженная, хотя немного полнела, но от этого её формы стали только пышнее и привлекательнее. На лице, появились мелкие морщинки, как отпечаток непростой жизни, но это не мешало ей по-прежнему считаться первой красавицей в поселении.
Семейная жизнь у неё как-то не складывалась, может от того и ходили слухи, что вела она разгульный образ жизни. Говорят, была в любовной близости почти с каждым мужчиной поселения, что была любовницей Рескольда, и даже самого старосты! Эрнест слышал об этом, но верить не хотел.
- Что, удачная была охота?- мягким ироничным голосом, обратилась она к Эрнесту.
- Да так. Просто хотелось прогуляться. А ты чего тут?
- Как вообще жизнь? – не ответив на вопрос, продолжала Этна, - Как дочь?
- Всё хорошо. А у тебя? – спросил Эрнест, присаживаясь рядом с ней.
- Будто не знаешь? Никак. Чем дольше живу с Витасом, тем больше ненавижу этого трусливого и озлобленного верзилу. Если бы ты знал, как мне надоели его ревность и подозрительность! В последнее время ещё и пить стал, говорит с горя, от того, мол, что я его не люблю, - с горькой усмешкой в голосе произнесла она, - А я никогда и не скрывала, что не люблю его. Я только одного мужчину любила по-настоящему – понизив голос, произнесла Этна, - Тебя!
Эрнеста бросило в жар от столь откровенного признания. Не зная, что ответить, он поправил колчан со стрелами, который лежал у его ног, посмотрел вдаль, и после паузы сказал:
- Не надо тебе было за него замуж идти! Зачем же не по любви? Дождалась бы своего счастья.
- А как же было не пойти за него, если он изнасиловал меня.
- Как? Когда? – искренне удивился Эрнест, глядя на Этну.
- Тогда в лесу, на заимке, помнишь, в последнюю ночь перед отбытием.
- Но как это могло случиться? Почему ты ни кому не сказала? А отец знал?
Этна молчала, глаза наполнились слезами и печалью:
- Вся жизнь моя покатилась кувырком из-за того случая! Я и сына своего не люблю, потому, что вижу в нем постоянно черты Витаса. Как я несчастна, Эрнест, как я несчастна! – разрыдалась она, уткнувшись в его грудь. Он обнял её, нежно гладил по голове, пытаясь успокоить и испытывая глубокую жалость и даже какую-то вину перед этой женщиной. Она причитала как обиженный ребёнок, жалуясь на жизнь, которая сложилась не так, как ей мечталось.
Эрнест не знал, какие слова подобрать, чтобы успокоить. Он бережно гладил её по голове, по-отечески прижимая к себе. Этна подняла свои заплаканные глаза:
- Что во мне не так? Почему ты не выбрал меня? Я некрасивая? Я плохая?
- Ну, что ты, Этна, ты хорошая.
Она потянулась и нежно тронула его губы, своими губами. Её мокрая щека коснулась его немного колючей, мужской щеки. Он ответил поцелуем. Этна крепко прижалась к нему, а он целовал её заплаканное лицо, шею, волосы, грудь, которая была такая мягкая и податливая. Этна тоже отвечала ему страстными поцелуями, прижимаясь всё крепче и крепче.
Встав перед ним на колени, она торопливо и ловко сняла с него рубаху, а потом пальцы утонули в его волосатой груди и скользили ниже и ниже. Он, потеряв голову от переполнявшей его страсти, рванул на её груди шнуровку и автоматически сжал её роскошную, немного прохладную, с огрубевшими сосками грудь, своими дрожащими руками.
Они повалились на землю. Она мгновенно скинула своё плате и её тело такое безумно красивое, белое, тёплое, словно магнит тянуло к себе обезумевшего мужчину.
Он страстно целовал её губы, а руки неосознанно уже бродили и ласкали там, где дозволено бывать только рукам законного супруга. Он покусывал соски, не в силах оторваться, и слышал, как постанывает от его страстной ласки, эта знающая толк в любовных делах женщина, тем самым ещё больше подогревая его страсть….
Эрнест долго топтался возле двери, не решаясь войти в дом.
Когда он вошёл, Анита и Нэста сидели за столом и занимались рукоделием. Анита подняла на него свои печальные и выразительные газа, задержала взгляд на оголенной груди, и ни о чём не спросив, отвела взор. У него похолодело внутри, но он быстро взял себя в руки, убеждая себя в том, что по большому счету ничего страшного не произошло.
Стараясь говорить как можно спокойнее, он произнес:
- Нэста, дочка, понеси-ка мне свежую рубаху, да полей мне воды умыться.
Нэста бросилась исполнять поручение отца. Анита медленно убрала рукоделие и неторопливо принялась накрывать на стол.
Он склонился над большой глиняной чашей, что бы умыться, как вдруг взгляд упал, на, лежавшие в углу, колчан, мешок с добычей и помятую рубаху. Эрнест застыл от неожиданности и не мог перевести взгляд.
- Тётя Этна принесла, - ответила на его немой вопрос Нэста.
Ужинал молча. Объясняться с Анитой не хотелось. Да он и не знал, что ей сказать, как объяснить? Та, покорно молчала, пряча от него свои полные слёз глаза, чем ещё больше заставляла мужа внутренне переживать и сокрушаться о своем нелепом положении. В конечном итого, он решил всё хорошенько обдумать, а пока временно отложить этот неприятный разговор.
Утром, выяснилось, что Анита заболела. У неё был сильный жар. Болезнь прогрессировала так быстро, что уже к вечеру следующего дня, Анита находилась на тонкой грани между жизнью и смертью. Лекарь, осмотрев больную, заявил, что у неё, скорее всего, неизвестная инфекция, и что ею нужно срочно изолировать от других.
Эрнест в отчаянии не знал, что ему делать. Теперь всё потеряло свой смысл. Всё остальное в его жизни казалось ему таким мелким и ненужным! Впервые в жизни он плакал и не боялся своих слёз. Он теребил в руке, совсем слабую руку любимой, трепетно целовал её и, ни кого не стесняясь, просил прощения у Аниты за все обиды, клялся в своей верности и в любви. Анита была настолько слаба, что только равнодушно смотрела пустым взглядом, медленно угасая. Рескольд сокрушался и переживал не меньше Эрнеста. Он и сам не ожидал, насколько ему дорога его невестка, теперь ни одна женщина в поселении не сможет заменить ему Аниту!
Только теперь, через столько лет, после признания Динароа, выяснилось, куда делась старая лодка Рескольда, и что вот эта самая женщина, будучи слабенькой девушкой, и незаслуженно обиженная Рескальдом, спасла жизнь его сыновьям и свято хранила тайну, держа данное слово, Зелану. Новость облетела всё поселение Талмии, и жители восхищались выносливостью, храбростью и силой духа Аниты.
Ночью Эрнест, оставив любимую на попечение Лониты, отправился в Храм.
Старый Шампти, встретил его, как всегда, приветливой улыбкой.
Не в силах больше сдерживать своё горе, Эрнест упал на колени, обхватив голову руками, и рыдал не переставая. Шампти невозмутимо сидел на своей циновке, плотно закрыв глаза, перебирая рукой старые деревянные четки и шепча молитву.
Словно выплакав свою боль, Эрнест затих.
Потом в его сознании всплыли события того рокового дня, когда он встретил Этну и охваченный страстью возжелал её. Как потом скользил губами по её безумно красивому телу вниз живота, и вдруг, прямо перед его глазами оказался оберег, тот самый, с голубым дельфинчиком, когда-то подаренным ему в день свадьбы Анитой. Оберег, свисая с его шеи, упал на тело, извивающейся змеёй женщины, которая изнемогала от захлестнувшей её страсти.
Увидев оберег, Эрнест словно протрезвел от наваждения. Он крепко сжал его в руке, и, вскочив на ноги, рванулся прочь от этого места.
Он пришел в себя не сразу. Кровь стучала в висках. Было трудно сдержать дыхание. Внизу живота ощущалась неприятная ломота и напряжение. Постепенно пришло понимание всего произошедшего. Непреодолимое чувство вины переполнило его сердце. Он успокаивал себя тем, что всё же удержался, удержался на самом краю от безумного поступка, недостойного любящего мужчины и верного мужа. Пальцы, побелев, всё ещё крепко сжимали оберег, но он не чувствовал боли. Вскоре, он осознал, что на нем нет рубахи, и колчан со стрелами тоже остался там, где он встретил Этну.
В таком виде вернуться домой он не мог, необходимо было забрать свои вещи. Встречаться с Этной не хотелось. Оттягивал время как мог. Вечерело. Нужно было идти.
Место, где некогда кипели страсти, теперь опустело. Эрнеста опять захлестнули неприятные воспоминания, он наскоро поискал рубаху, но не нашел, не было ни колчана, ни сумки с добычей….
Какое-то время он седел неподвижно и слушал, как совсем близко шумит море, как пальмовые листья, раскачиваемые бризом, с таинственным шорохом перебирают соломенную крышу храма, как монотонно бубнит молитву старый Шампти. Эрнест осипшим голосом спросил:
- Она умрёт?
Шампти вздохнул:
- Все мы смертны. Едва появившись на свет, человек начинает свой путь к смерти, у кого путь короче, у кого длиннее. Таков закон : мы всю жизнь что-то теряем, особенно когда перестаем это ценить…
- Она умрёт? – почти выкрикнул вопрос Эрнест.
- Всё в руках Божиих. Молись, - невозмутимо ответил старик.
И он молился, молился неистово, молился как никогда раньше, молился настолько искренне и самозабвенно, что не заметил, как прошла ночь, и как утренние лучи робко пробивались в святое пространство Храма.
Ему было страшно возвращаться домой. А вдруг это последние секунды счастья, оставшиеся в его песочных часах жизни? Счастье стекает между его пальцев, навсегда исчезая, а он ничего не может сделать.
С тяжелым тревожным сердцем он вошёл в дом. Лонита мирно спала, умотавшись за бессонную ночь. Эрнест не стал её будить он подошел к Аните. Она несмело улыбнулась ему. Опять покатились предательские слезы, но это уже были не тяжелые слёзы отчаяния, а слёзы облегчения и надежды.
С каждым днем Анита чувствовала себя всё лучше. Ей было страшно неловко и непривычно принимать заботу со стороны родителей Эрнеста. В доме каждый день теперь было людно, Тальмийцы проявляли искреннее участие и сочувствие. Оказалось, что эта тихая скромная женщина была столь уважаемой в поселении.
Как-то вечером, когда Эрнеста не было дома, пришла Этна. Она долго не решалась войти, потом обе женщины молчали, глядя друг на друга. Первой нарушила молчанье Этна, отводя взгляд:
- Прости меня. У нас ведь тогда ничего не было.
Анита понимающе покачала головой.
- Знаешь, ни когда не думала, что буду когда-нибудь завидовать какой-нибудь женщине. А тебе завидую. Берегите вашу любовь! Это оказывается самое главное в жизни!
И она выскочила из дома, столкнувшись на пороге с Эрнестом. Эрнест, ни сказав, ни единого слова, бросился к Аните:
- Она тебя обидела? Что она наговорила? У тебя всё хорошо?
Анита, улыбаясь, кивала в ответ.
Анита была ещё слаба, когда Эрнест вместе с другими моряками уходил в море. Ах, как разрывалось его сердце! С каким удовольствием он остался бы дома, рядом с любимыми, но и отказаться от морского похода он не мог. Он был назначен помощником капитана, это была огромная честь и доверие всего поселения, да и гордость не позволяла ему признаться, что он так болезненно переживает расставание с любимой супругой. И он изо всех сил старался держаться независимо и мужественно, скрывая ото всех, какие чувства бродили в его душе.
И вот белым лебедем всё дальше и дальше от берегов Тальмии удалялась красавица Гвиана, на долгое время, объединяя и сплетая жизни десятка моряков в одну.
Море, море, море! Великое, непокорное, неподвластное! Ты даешь жизнь! Ты изменяешь жизнь! Ты забираешь жизнь! Невозможно постичь, невозможно предугадать, невозможно разлюбить тебя!
Окончание http://www.proza.ru/2011/10/19/365