Мы споро зарабатывали поход на речку, дружно мечтая о том, что скоро нам не нужно будет высасывать из исколотых пальцев, не выносивших над собой насилия в виде крошечных ведёрок-напёрстков, капельки крови. Уже почти час мы терпеливо перекрещивали яркими нитками "мулине" разноцветные квадратики, а вместе с квадратиками - и благодатные минуты, которые мы с большим удовольствием могли бы провести, плескаясь в прохладе реки. Нелепые серо-красные зайцы и зелёные медвежата на маленьких мешочках слишком медленно превращались из грубых заготовок в мягоньких вышитых зверюшек. Ну когда же громадину-диван будут украшать три думочки, и моя, конечно, будет самая красивая! И папа, отдыхая свои 10-15 минут после обеда, обязательно будет подкладывать мою думочку под голову. Сейчас, правда, лето, и папа предпочитает отдыхать в беседке, увитой рай-деревом, но ведь прийдёт же зима...
Нудное занятие и липкая духота так доконали нас, что мы, не сговриваясь, аккуратно отложили пяльцы с натянутыми на них заготовками и понеслись в огород, где, визжа от восторга, стали окатывать друг друга прохладной водой из большой вкопанной в землю бочки.
Напряженный лай Лохмача, нервно бегающего по траектории, которую задавала ему металлическая проволока, с прикреплённой к ней громко звенящей цепью, привлёк наше внимание. И мы, прекратив обливаться, мигом оказались у крыльца. Папа, осторожно раздвигая пальцами перья какой-то невзрачной довольно крупной птицы и разглядывая её с интересом, беседовал с гостем - дедм Исаем - лесником, жившим на "Сахалине"/ так называлась горстка домов, отделённая от посёлка полоской молодых сосёнок и дорогой на Татарский Ключ/
- Ну-ка, Людочка, принеси скорее "Определитель птиц", сказал он, увидев нас, - Только Азию бери, Кто-то ружьишком побаловался в лесу...
Порывшись в справочнике, папа сказал, обращаясь к пришедшему: "Спасибо, Исай Игнатьевич, за редкий экземпляр, но это не коршунёнок - это козодой! Постараемся выходить его. Крылышко перебито, прийдётся шинку придумать. Полезная птица...
Речку, лапту и даже вышивание мы почти забросили, днями крутясь возле подранка. Помогали папе ухаживать: промывали ранку, ловили насекомых, следили, не отводя глаз за тем, как папа засовывает в зев сопротивлявшемуся козодою мух, мотыльков, личинок капустниц. С удовольствием собирали всех огородных вредителей.
Однажды всё-таки в самый зной сходили с мамой на речку, где непривычно недолго побултыхались, еле дождались маечек и трусиков, которые мама, согласно ритуала, выстирала в эмалированном тазике, специально для этого взятом с куском хозяйственного мыла. На бархатном коврике из хвоща и лиловых прибрежных незабудок белью предстояло продезинфецироваться солнцем. но мы так торопились, что натянули слегка влажные, но уже горячие "летние свои наряды", и на ходу обуваясь, двинулись домой.
- Посмотрите, питомец ваш уже на высоту стула подлетает, - обрадовал нас папа, - Сростается крылышко-то. А подлетать он начал, так как кушать ему пора, а кормилиц-то нет.
В доказательство папиных слов птица, сделав несколько шагов, взлетла и села на стул, стоявший под навесом.
Мы ринулись ловить корм, помогая одновременно вычищать огород от вредных букашек .
Быстро справившись с заданием, мы уселись вокруг стола. Наша невезучая птица уже не мотала головой, когда мы подносили ей корм, а покорно , даже с готовностью ромбила свой голодный волосатый рот. Клюва ей не полагалось, так как козодои за всю свою жизнь никогда ничего не клюют. Мы дивились такому мягкоклювому чуду-юду, которое только изредка закрывало свой рот, и тогда ромб превращался в тупой угол, и его светло-серое обрамление лишь слегка напоминало клюв. Не могу сказать, что птица с виду невзрачная, да ещё и непевчая, а даже наоборот: непривлекательно шипевшая, вызывала у меня симпатию, а вот интерес - да! Две недели лета были добровольно подчинены лечению и кормлению бедняги. Однажды она уже умудрилась подлететь и устроилась на стол.
Наше наблюдение за очередной победой козодоя прервал жалкий призыв к милосрдию: "Помогите, помогите!"
За воротами, к которым мы втроём вмиг подлетели, стоял великан.Его голова и плечи не выглядывали из-за забора, а почти присутствовали во дворе. Подбежав и открыв калитку, мы увидели, что визитёр практически висел на двух костылях, которые он поставил на лавочку у двора; туда же он пристроил свою единственную деревянную ногу...
Гость стал жаловаться, что у него сильно болят ноги, и что ему очень нужна растирка - спирт, или водка.
- У нас ничего нет, - резко выпалила старшая сестра Люда, добавив:
они у Вас не могут болеть - их же нет!
- Ничего ты не понимаешь, ещё как болят, с самой войны. Только если что прийму, ну лекарство, так сказать - горько, но в то же время с надеждой в голосе заявил он.
- А капсин Вам подойдёт? - поинтересовалась я, заядлая ревматичка.
- Нет - вяло протянул инвалид- а можт динатура есть?- оживился он, - ну "синяя ночь", которой ваши бабушки лечатся!
- У нас бабушек нет, а папа с мамой здоровы, - с нескрываемой неприязнью отчеканила Люда
- Может, ему хлеба дать, он такой худой, ему есть, наверное, нечего - шепнула я сёстрам.
- Может, жить его к себе возьмём, вы же с папой всех несчастных жалеете, - язвительно заметила Люда, - Ату-Бату, вон, одеваете, кормите, будто у него матери нет, - припомнила она, видимо, случай, когда в пургу папа привёл местного с трудом передвигающегося дурачка, накормил горячим, одел в своё старое зимнее пальто и отвёл домой...
- Девочки, ну не ссорьтесь,- вмешалась с миротворческой миссией Аня.
Мы горячо дискутировали о том, стоит ли помогать людям, не нуждающимся в такой нашей сердобольности, и что сострадание ли им нужно, а, может просто, безо всякого "кудахтанья"
налить им 50 граммов, или, на худой конец, какого-то чудодейственного динатурата...Но все трое содрогнулись от жалости, когда незванный гость с большим трудом спустился со скамейки и уныло пошкандыбал вдоль улицы, печально бормоча: "Синяя ночь", дайте "синей ночи"...
Очнувшись от увиденного, но всё ещё ощущая опустошающую тоску мы молча направились к навесу, надеясь найти отраду застрадавшим нашим душам, но уже издалека заметили, что над столом летают пёрышки, а на столе сидит толстенный соседский кот и доедает козодоя...
Косточки тихо похрустывали, и мне казалось, что козодой упрекал нас, прощаясь.
Как ж мы ненавидели тогда наглого соседского Лютика! Ну почему наш питомец не умел петь, Почему голос не подал? А этот-то паршивец и глазом не повел - продолжал себе сидеть на столе и облизываться. Нет, это же несправедливо! Несправедливо!Детские души рвались от безысходности.
- Да, ситуация...А Экзюпери-то как наказывал?.. Не плачте, девочки, в природе так и происходит: слабые первыми становятся жертвами, выживают сильнейшие.
Теорией естественного отбора мы остались недовольны и дружно набросились на вероломного Лютика. Он кинулся улепётывать, так и не поняв нашего справедливого гнева.
Гнетущая тишина повисла во дворе, но папа не дал нам долго страдать: "Посмотрите, девочки, смородина вот-вот осыпаться начнёт. Мы с мамой не успеваем. НУ-ка, доченьки,
кто скорее кружку ягод наберёт?"
- Ну, наконец-то настоящим делом занялись,- бодро сказала мама и тут же нарвалась на Анину реплику: "А что, за больной птицей ухаживать - безделица?"
- ну да будет вам переживать, ничего ведь уже не изменишь, а наберёте по паре кружек на варение, пойдём купаться, и унесёт речка все сегодняшние печали...