Находка века

Артем Кресин
                Находка века.
Совсем недавно мы вступили в двадцать первый век и простились с двадцатым веком. Мы были его современниками,  в нем прошла наша жизнь, его события переплелись с нашей биографией, в такт с  ритмом его пульса билось и наше сердце. Не вдаваясь в рассуждения, плох он был или хорош, мы можем сказать, что этот век наш, он для нас  родной, поскольку жизни в другом веке, нам судьба не подарила. Те несколько лет, которые мы доживаем  в двадцать первом веке не в счет.
       
       Сто лет назад, люди, прожившие  жизнь в  девятнадцатом веке, провожая его, надеялись, что двадцатый век им подарит нормальную, предсказуемую жизнь, которая по сравнению с прожитыми веками будет более приближена к идеалу. Они думали, что достижения культуры и новейшие научные открытия, накопленные людьми в предыдущие века, и, особенно, в  девятнадцатом, позволят миру  двадцатого века прожить достойную  его мирную, интересную жизнь.

Эта мечта интеллигенции на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков была выражена в стихотворении  одного из поэтов, творчество которого  в тот период было в расцвете. Это стихотворение я нашел, путешествуя  по волнам ИНТЕРНЕТа, и написано оно было поэтессой, которая давно меня интересовала.  Я часто встречал ее фамилию в мемуарах  русских поэтов, начала двадцатого века. Недалеко от дома, в котором я жил, на одном из зданий была памятная доска с ее фамилией.  Но самих стихов, я никогда ни в книжных магазинах, ни в библиотеках не встречал. Наверное, мой интерес был недостаточно серьезен, иначе возможность ознакомления с творчеством этой поэтессы, при некотором приложении усилий, безусловно, была.
Ее имя Зинаида Гиппиус. 

       Благодаря Интернету я, наконец, получил возможность познакомиться со многими ее стихами. Они  меня поразили оригинальностью мысли,  вдумчивостью,  интеллигентностью и тонким  вкусом.  Среди них  и было это, обратившее на себя мое внимание, стихотворение, приведенное ниже.      

    МОЛОДОМУ ВЕКУ
Тринадцать лет! Мы так недавно
Его приветили, любя.
В тринадцать лет он своенравно
И дерзко показал себя.

Вновь наступает день рожденья...
Мальчишка злой! На этот раз
Ни праздненства, ни поздравленья
Не требуй и не жди от нас.
 
И если раньше землю смели
Огнем сражений зажигать -
Тебе ли, юному, тебе ли
Отцам и дедам подражать?

Они - не ты. Ты больше знаешь.
Тебе иное суждено.
Но в старые меха вливаешь
Ты наше новое вино!

Ты плачешь, каешься? Ну что же!
Мир говорит тебе: "Я жду…"
Сойди с кровавых бездорожий
Хоть на пятнадцатом году!
    Зинаида Гиппиус 1914г.

Если бы только она могла представить, что Первая Мировая Война  не только не исчерпает  всех бед двадцатого века, но, более того, предопределит все его кровавое  существование, несмотря на то, что  этот век по своим научным достижениям, едва успевал менять штампы своих определений.
                Век электричества
                Век автоматизации
                Век радио и телевидения
                Век атомный
                Век компьютеризации.

Можно упустить ряд других промежуточных определений: химии, биологии, генетики, авиации и т.д. и т.п. Однако эти «большие знания» не смогли уберечь «мальчишку злого»  от «кровавых бездорожий». Двадцатый век вошел в историю, как век двух мировых войн, превзошедших по количеству пролитой крови все войны веков предшествующих. В двадцатом веке созрел и развился политический террор, по своей кровавости не уступающий войнам.   

      Осмысление событий происходящих в конце двадцатого и в начале двадцать первого веков, учитывая  весь опыт двадцатого, предсказывает, что и предстоящие века не смогут сойти с «кровавых бездорожий», если будут уповать только на «большие знания», поскольку они, как учит история,  не отрицают  «подражания отцам и дедам». Наверное, нужно еще что-то, нам пока неизвестное. 
И, тем не менее, можно преклониться перед чистой наивностью интеллигенции, жившей на прошлом рубеже веков и считающей, что технический прогресс и высокая культура народов смогут  образумить историю. Вера в эту возможность звучит в ее стихотворении. Наше поколение, обремененное опытом всего двадцатого века, лишено этой надежды, и создает чувство безнадежности, мы не видим даже путей дальнейшего умиротворения.