23 октября 1997 г.
Все превосходное,
Все благородное -
Стало бесплодное;
Все, что ничтожное,
Пошлое, ложное, -
В жизни всплывает...
Николай Огарёв
В доме Васильчикова появляются новые таланты. Виктор Попов опять просил у меня кассету с моей музыкой. Сегодня Витя пел моего драгоценного Пушкина.
Вечером я почитала свои стихи, после одного из них начались бурные аплодисменты. Я этого не ожидала.
Поговорили с режиссёром Сашей Солоповым из Харькова. «Когда Вы выходите на сцену — Вы хозяин положения», - сказал он мне. Я же всегда тороплюсь, чтобы другие успели выступить. Но когда они выступают, часто бывает, что о последующих выступающих они не думают.
24 октября. Сегодня мне довелось поговорить с Юрием Владимировичем Линником. Сидя рядом с ним, я почувствовала какую-то энергию, она не была Христовой. Я задала ему ряд вопросов о Рудольфе Штейнере. Он сказал мне, что вчера ссорился с ним, но что они друг друга любят.
Мы заговорили о любви. Он сказал: «У Вас, Галенька, всё впереди. Понятие возраста к Вам не приложимо. То, что Вы чувствуете себя мужчиной, говорит о Ваших рыцарских жизнях: во Франции, в Скандинавии, среди викингов... Вы не всегда так себя будете чувствовать, Вы будете меняться».
По просьбе Эммы я прочла:
Я жду товарища от Бога
В веках дарованного мне
Н. Гумилёв
Мне слишком тесной эта плоть была
И то, что называется душою,
Меня сгибало. Прозябанья мгла
Упорно сочеталась с духотою.
Хотелось всё понять и пережить
За каждого великого. В пустыне,
Где лепится, теснится наша жизнь –
Всё было мало мне. Умом пытливым
Я обнимал пространство всех эпох,
Творенья гениев, создания религий,
Миры планет, и видел только Бог,
Как искренен я был в своих усильях.
Мне было мало родины, друзей,
Даров любви, задумчивой свободы,
Хотел владеть я всей свооей природой,
Но падал больно у чужих дверей.
И каялся, и снова воскресал,
И тщетно друга я себе искал
Иль равного по сердцу своему.
Но отнимал всё Бог – хвала Ему.
Всё отнимая, мне оставил Он
Порыв к Нему. Я знал ЕГО давно.
80- годы
Я прочитала ещё стихи, Линник говорит мне: «Вы знали искушения». Я спросила его, смотрит ли он на себя со стороны. «Нет», - ответил он.
Вика стала уходить, он очень ласково и внимательно простился с ней. «Эмма, учись!», - сказала я. Она отозвалась: «Я учусь. Я и у тебя учусь».
Я спросила о W. «Он самозванец. У него очень вялые книги». Я сказала: «Я хочу встретить человека, который знает божественную правду». «Такие люди есть». Было в Линнике что-то детское, непосредственное. Он кого-то слушал, улыбался, лицо было хорошее, доброе.
По поводу W. он сказал, что всё, что у меня связано с ним, надо, как сор, выбросить вон. Потом цитировал мне Пастернака.
Я спросила его: «Вот если бы Вы полюбили женщину-богиню и страдали бы от этой любви, неужели бы Вы всё это назвали сором?» Он сказал, что он влюблён, что он всегда влюблён, что раньше он страдал от любви, но что и неразделённая любовь прекрасна. «А разделённая — это вообще шедевр мироздания!», - воскликнула я.
«Зачем мы нужны Богу?», - спросила я его. «Без нас Его нет», - был его ответ. «Мы были всегда?», - спросила я. «Всегда».
Вера яснослышащая считает Линника гением, велико его значение для человечества, ему надо помочь.
Всем надо помочь. И мне в том числе.
Линник сказал обо мне Эмме: «Ищущая, яркая душа».
Я прочла Эмме свои стихи о Пушкине. «Когда ты читаешь свои стихи, я сразу начинаю чувствовать духовный мир», - сказала Эмма.
25 октября. На концерте я протянула тенору Вите С. белую розу. Он улыбается естественной улыбкой, прямо глядя в глаза. Приближаясь к нему, я начинаю испытывать священный трепет. У него проблемы со связками, с глазами. Я дала ему ряд советов, он внимательно слушал, как ребёнок. Я люблю этого человека. Он похорошел. В нём есть своеобразная красота. Я любовалась его профилем. Я пожала ему руку, перекрестила его на прощанье.
26 октября. На Лосином острове гуляли мы с Даной. Созерцали красоту леса, трав, кустов желтеющих, приветливо улыбающихся нам. Полетел завораживающий снег, всё кругом стало таинственным. Мы вспоминали наших любимых.
Потом мы были в очередном салоне. Весь концерт я протомилась. Как я устала от пошлости и графомании... Петь мне ведущий не разрешил, стихи я прочла мягко, негромко в микрофон. Некоторых поэтесс ведущий пригласил в следующий раз тоже выступать, меня он отринул. Меня охватил марсианский гнев. Дана поговорила с ним, он был настроен против меня, он снял с себя личины. Она увидела бесёнка в его лице. Имя его Александр Б...
Женщина незнакомая сказала, что у меня прекрасные стихи, спросила, нет ли у меня книги, я подарила ей свои рукописные стихи.
Лариса Чайка пела, разгоняя всю нечисть, как выразилась Дана. «Прости его», - сказала мне Лариса об Александре.
Я писала недавно композитору и певцу С. В. письмо: «Есть невыразимые мгновения. Не для того, чтобы кормить в Вас тщеславие, я пишу Вам, но для того, чтобы Вы познали себя через меня. Мы все зеркала друг для друга. Ради невыразимого мы живём. Вы высокий дух. Расплавленное золото Вашего голоса влилось в мою душу, и я несу в себе частицу Вашего существа. Долго ли, коротко это продлится, не знаю. Всё зыбко в этом мире...».
Приезжал муж сестры, сказал, что она ведёт себя неадекватно. «Тут старец нужен», - сказала я в ответ на его слова о том, что он не может пока найти хорошего специалиста...
30 октября. Видела фотографии Греции. Тайна сквозит во всём — необычайные пейзажи, деревья...
В доме Васильчиковых пела я Ахматову. Потом мы с Петром Старчиком и Ладой Каменской ходили мы в ЦДЛ. Но опоздали. Оставалось только выпить шампанское, что мы и не сделали.
Вернулись в дом Васильчикова. Саша Солопов режиссёр и Алексей Даниленко, виолончелист, провожали нас до метро. Саша очаровательно поднимал левую бровь, разговаривая со мной. Он показал нам свои рисунки. Один из них мне понравился по цвету и композиции.
Мой рисунок.