Из цикла Реквиемы

Юрий Ривкус
                ***
Цветы  кричали, плакали  от  боли 
и  задыхались  в  вазе   темно-синей.
И  от  тоски  по  невозвратной  воле 
им  становилось  все  невыносимей.

Стихи  кричали  терпким  ароматом.
А  как  еще  цветы  кричать  умеют?
И  смерти  беспощадная  громада 
нависла, жуткой  бахромой  темнея.

А  женщина, изящная  как  ландыш,
свое  лицо  в  букет  роскошный  пряча,
дыша  душистою  прохладой (надо  ж!),
не  угадала  в  аромате  плача. 

Красивым  ноготком  она  смахнула 
увядший  лепесток, сухой  и  ломкий.
Он  съежился  беспомощно  и  снуло 
на  ярко  размалеванной  клеенке…
 
                ***
Еще  один  убитый  день 
скатился  в  черную  корзину.
Я  сам  его  в  закат  низринул 
под  окровавленный  кистень.

И  дню  другому  невдомек,
что  не  успел  он  народиться,
как  я,  маньяк-времеубийца, 
его  на  ту  же  смерть  обрек.

Так  ждут  и  следующий  день
(надеждой  пусть  себя  не  тешит!)
тьма  внешняя, зубовный  скрежет 
да  звезд  пустая  дребедень…

                ***
Вроде  бы  подать  рукою –
показалось  сгоряча:
там  за  темною  рекою 
что-то  тлеет, как  свеча.

Бесконечный, тускло-млечный 
путь  к  заречной  свечке  той.
Долгий  вечер  перед  вечной 
неизбежной  темнотой…


                ***
Снова  осень.
Безликая, серая  бездна 
веет 
тусклым  туманом 
промозглых  утроб.
То  и  жди,
что  развергнутся 
хляби  небесные,
изливая  на  землю
Всемирный  потоп.
Ветер  бродит  в  деревьях, 
вздыхая  о  чем-то,
о  своем,   
непонятном,
и  все  об  одном.
И  дождливая  ночь,
словно  мокрая  собачонка,
бесприютно  скребется 
за  черным  окном…
          
               ***
Я  чересчур  избалован  Судьбой.
Какие  бы  мне  беды  ни  грозили,
устраивалось  все  само  собой,
не  требуя  моих  усилий.

Так  бы  и  дальше  жить, ненастьям  назло!
Да  Аннушка (такие, брат, дела)
купила  уж  подсолнечное  масло 
и  разлила…
               
               ***
К  Смерти  отношусь  я  с  уваженьем,
как  к  последней  строчке  Бытия.
Ведь  с  ее  безжалостным  решеньем 
вскоре  встречусь, может  быть, и я. 
Не  молю  отсрочки  этой  встречи 
и  Вселенский   не  кляну  закон.
Вижу, что  пришел, пришел  мой  вечер.
Долог  или  краток  будет  он?
Догорит  ли  пламенем  заката, 
иль  увянет  в  тусклом  полусне?
Да  никем   на  свете  не  загадан   
срок, что  Случай  предоставит  мне.
С  самой  золотой  зари  весенней,
стиснутый  в  сомнениях-тисках,
все  брожу  в  тумане  невезений,
хоженой  тропы  не  отыскав. 
В  блеклой  квели  матовых  потемок 
повстречать  не  довелось  на  ней 
ни  влюблено-бледных  Незнакомок,
ни  роскошно-розовых  Коней.
Так  кого  же  звать, по  ком  мне  плакать?
Прошлое – тщета  и  суета,
под  ногами  то  песок, то  слякоть,
впереди  глухая  темнота.
И  когда  в  последнее  мгновенье 
Жизнь  захлопнет  предо  мною  дверь,
я  уйду   в  Ничто  без  сожаленья.
Что  уж  тут  поделаешь  теперь?..