Первые часы войны

Яаков Менакер
Начну свои воспоминания о Литве с первых дней прибытия в страну – конец сентября 1940 года.
С шести лет безотцовщина. В 1939 году я окончил неполную среднюю школу. Продолжить учебу в средней школе не под силу было моей матери.
И выход был найден. При восстановлении возраста я назвал свой год рождения 1921-й, т. е. увеличил его на два года. Так я был зачислен в число призывников осени 1940 года, надеясь, что, служа в армии, я смогу продолжить учебу в общеобразовательном плане, а при благоприятных обстоятельствах, возможно, мое будущее определит меня в кадрового военнослужащего.

Нас, новобранцев, в конце сентября 1940 года привезли в товарных («телячьих») вагонах на станцию Вильнюс. Здесь нас, но уже в пассажирском вагоне, отправили на север страны.
Выгрузились мы на станции Кретинга, а затем на автомашинах последовали к месту прохождения службы. В большом особняке бывшего помещичьего имения дислоцировался 168-й Отдельный зенитно-артиллерийский дивизион (ОЗАД), приданный 10-й стрелковой дивизии (сд) 10-го стрелкового корпуса (ск) Прибалтийского Особого военного округа (ПрибОВО). Здесь нам предстояло служить.

За три месяца службы в 168-м ОЗАДе в редких случаях нам доводилось общаться с местным литовским населением. Бывшее имение находилось примерно в 20-25 км от станции Кретинга в лесистой местности, где-то недалеко от нас была Паланга. За это время дважды доводилось быть в наряде на посту ВНОС (воздушное наблюдение и оповещение связи), который находился на здании штаба дивизиона – жилого помещения в 2-х км от бывшего имения. Рядом в капитальном помещении размещалась молочная ферма, а в ее коровниках безрогие, красной масти животные.

В наряде нас две смены - шесть человек. К вечеру штаб пустел. Оставшись одни, мы шли к работавшим на ферме литовцам. Зная украинский язык, мы свободно объяснялись на нем с литовцами, а они, понимая нас, отвечали нам на польском языке. В начале знакомства нас угощали молоком, но, ощущая неловкость, мы предложили плату. Сошлись на символической цене - 20 копеек за ведро (6-8 литров) молока! Советские копейки литовцы рассматривали с повышенным интересом. Ведь еще в денежном обороте были литы, а блестящие двадцатикопеечные монеты казались им серебряными, чего-то стоящими. Конечно, они ошибались. Наблюдая, с какой жадностью мы пьем молоко, без хлеба, литовцы нам его предложили. По нашим понятиям, это были сдобные булки, а не тот хлеб, которым нас кормили в казарме.

Не вдаваясь в другие подробности трехмесячной службы в 168-м ОЗАДе, скажу, что она окончилась на исходе 1940 года.
Из числа пополнения выявленных четверых новобранцев с неполным средним образованием после собеседования с командно-политическим руководством откомандировали на учебу в школу младшего командного состав зенитной артиллерии.

…Мы ехали в пригородном поезде. Сквозь окна нам виднелся упорядоченный пейзаж совершенно незнакомой нам страны. Рядом с нами сидели хорошо одетые, со свежими лицами и живыми глазами люди и их дети, не испытывающие какого-либо волнения, но иногда с любопытством рассматривающие наши серые лица, мятые мундиры и блестящие голенища кирзовых сапог, от чего мы чувствовали себя подавленными.

Вокзал города Вильнюса поразил нас своей пышностью и спокойствием. Здесь нам впервые пришлось столкнуться с офицером литовской армии и отдать ему честь, на что он приветливо ответил тем же жестом. Нас ожидали и тут же, усадив на грузовик, увезли. Проезжая по улицам города, мы с большим интересом всматривались во все то, что мелькало перед глазами, не успевая на чем-либо сосредоточить свое внимание. Слишком много нового, никогда нами не виданного, благоустроенного, пышного и, конечно, богатого.

Мы проехали центр города, а затем мост через реку Вилия и оказались в пригороде, петляя по его кривым и узким улочкам, вдоль которых беспорядочно размещались одноэтажные строения.
Грузовик остановился перед воротами Северного военного городка – конечным местом, где нам предстояло продолжить службу учебой. Спешившись, мы прошли мимо нескольких двухэтажных кирпичных зданий, обозначенных крупными цифрами. На одном из них мы поднялись на второй этаж – казарму и школу младшего командного состава зенитной артиллерии при 3 49-м ОЗАДе, личный состав которого размещался на первом этаже здания.

Из городка, если смотреть на юг, виднелся мост и склон правого берега с шикарными строениями. Во время практических занятий за пределами городка мы уходил далеко на север, любуясь холмами, покрытыми хвойными породами деревьев. Изрядно проголодавшись, мы не отказывались от предложений постоянно тут находившихся лотошников, предлагавших нам пряники, бублики, конфеты... Разумеется, у кого были деньги, тот мог позволить себе такую роскошь, но откуда у украинских колхозников деньги, чтобы послать своим сыновьям. Приходилось слюну глотать…

Я не буду описывать, чему нас учили: во-первых, это длинно, во-вторых, почти ничему, что надо было знать с первого дня войны.

 

Первого мая 1941 года школа стройными рядами стояла у трибуны в центре города. Перед нами выступали партийные и советские руководители Литвы. Говорили много, в их речах чувствовалась тревожность приближающейся войны.
Май был тревожным. На занятиях политруки ругали большей частью Англию, о Германии говорилось меньше.

Тем временем в школе распространился слух о том, что планируемый выпуск курсантов отменен ввиду рассмотрения вопроса о развертывании на базе школы зенитно-арттиллерийского училища.
В таком случае у нас учеба затянулась бы еще не менее чем на полтора года. В мае личный состав 349-го ОЗАД и школа выезжали на учебные стрельбы по воздушным и наземным целям. Помню, полигон называли «Рижский», но где он находился, не запомнилось. Стрельба по воздушным целям из-за отсутствия буксирующего средства не состоялась. По фанерным макетам танков батареи (4 пушки) выделялось 20 снарядов (4 обоймы 37-ми мм зарядов). Были попадания, не обошлось и без промахов.

Практические занятия по опознаванию силуэтов самолетов ВВС Германии проводились в помещении школы, а отечественной авиации – на аэродроме, где-то вблизи города.
Сравнивая технические параметры основных самолетов ВВС Германии с такими же параметрами отечественных ВВС, мы видели в них большой разрыв в мощностях двигателей, скорости, вооружении и многом другом, но не посмели задавать «неположенные» вопросы.

18 июня 1941 года шесть курсантов из учебного взвода управления были отправлены на грузовике к месту дислокации одной из батарей 349-го ОЗАДа, снявшейся с места. Мы приняли под охрану объект, обнесенный колючей проволокой у подножья возвышенности, из-за которой к нам доносился шум и гудки проходящих там поездов. На скате возвышенности были две железные двери, опечатанные пломбами, а в подземелье хранились боеприпасы. Где-то рядом проходило каунасское шоссе.

Ранним утром 22-го июня 1941 года послышался гул моторов. Он быстро нарастал, а затем вроде утих, но тут же перешел в свист, а из-за возвышенности, выходя из пике, над нашими головами, с ревом взметаясь ввысь, один за другим неслись с черными крестами на плоскостях и свастикой на хвостовом оперенье самолеты.
Нет, это не ошибка, это «Юнкерсы-87», запомнившиеся нам по учебным фотографиям. А в это время по рядом пролегающему проулку в нательной рубахе, без головного убора несся местный житель, истерически крича:
Война! Война! Война!…

Так мы узнали о начале войны. А через час-два узнали о том, что бомбардировке подверглись аэродром, железнодорожный вокзал и другие важные объекты города. Мы не видели в воздухе ни одного отечественного самолета, не увидели его в течение последующих дней пребывания в городе.
Вскоре нас сменили. На грузовике мы вернулись в Северный военный городок в восьмом часу утра, но к этому времени там оставалось лишь несколько курсантов. По их рассказам курсанты на грузовиках отбыли к месту высадки немецкого десанта. Никто из них не знал, где и кем было обнаружено место высадки десанта.

Не успели мы наговориться, как откуда-то к нам донеслось:
- Воздух! Воздух! Все в укрытие!
Куда? Где укрытие – никто из нас не знал, и мы остались на месте, прижавшись к прохладной кирпичной стенке казармы.
Они шли на небольшой высоте и скорости с ревущими моторами. Шли с северо-запада и, казалось, вот-вот пролетят мимо. Но вдруг ведущий резко накренился и, сделав какой-то зигзаг и отвесно падая с душераздирающим ревом, устремился вниз, к земле, а за ним, развернувшись веером, остальные - эскадра. Это излюбленный прием, впервые нами увиденный, но более выразительно описанный другими авторами-очевидцами.

Бомбардировке подверглись жилые здания командно-политического состава дивизии, пустые казармы и прилегающие к военному городку захудалые кварталы города. Были жертвы, в основном гражданские лица. В числе убитых оказалось два курсанта нашей школы и несколько рядовых красноармейцев из пулеметного батальона, охранявшего городок. Их захоронили в общей могиле у северо-западной стены нашей казармы.

Еще 18 июня 1941 года 84-я моторизированная дивизия, поднятая по тревоге, покинула место дислокации. Она была выведена из состава 3-го механизированного корпуса, отбыв к новому месту дислокации - леса района Кайшядорис (на берегу притока реки Вилия). Две другие (танковые) дивизии 3-го мк находились: 2-я танковая с 18 июня в районе станции Гайжюны, Рукле, 5-я танковая в нескольких километрах южнее Алитуса.

Учебный взвод в полном составе 24-х курсантов во главе с его командиром помкомвзвода (звание) – Эмилем Гарбером были переподчинены коменданту города Вильнюс. Во второй половине дня 22-го июня 1941 года по каунасскому шоссе хлынули массы разрозненных групп войск. Покрытые серой пылью, с почерневшими и страшно уставшими лицами, без боевой техники, на автотранспорте и пешие, с винтовками, они тянулись к городу, одновременно пытаясь как можно скорее выбраться из него. Их сопровождали бесконечные толпы беженцев кто на чем: на велосипеде, на повозке или впряженный в нее, пешие с баулами на спинах заполняли проезжую часть и обочину шоссе, а ворвавшись в город, окончательно забили его улицы, включая тротуары.

От нас требовалось способствовать продвижению бегущих на восток массам людей всеми возможными мерами, что было не только невозможным, но и глупым, ведь мы не знали ни улиц города, ни расположения его улиц, не было у нас ни схем, ни планов города. Ориентировка одна – каунасское шоссе, пересекающее город и позволяющее выбраться из него в восточном направлении.
С наступлением темноты участились случаи винтовочной стрельбы. Стреляли из окон, чердаков и с крыш строений, что создавало невообразимую панику. Бросая свои ноши, беженцы с истерически кричащими детьми смешивались с военными, окончательно забивали улицы «пробками», которые с большим трудом приходилось «рассасывать».

Ранним утром 23 июня, страшно уставшие и голодные, мы свалились под каким-то домом и тут же уснули.
Нас разбудили взрывы – где-то рядом разорвалось насколько мин или снарядов. Наш командир, участник финской войны, сразу сориентировался: бегущим войскам не удалось оторваться от преследуемого их противника и его передовые отряды войск на окраине, а может быть, с каунасского направления, уже ворвались в город.

В Интернете имеется информация о боях на далеких и близких подступах к городу, а также и в самом городе. Я не берусь своими воспоминаниями восстановить ход событий второй половины дня 23-го и в ночь на 24 июня 1941 года как в городе, так и за его пределами. Я не был и не мог быть осведомлен о происходящих событиях.

Мы покидали город под артиллерийско-минометным обстрелом противника. А на улицах Ново-Вилейки, что было, кажется, не то пригородом, не то окраиной или вблизи города, нас уже обстреливали пулеметным огнем. Мы оторвались от противника, помню, дальнейшее бегство предполагалось с ориентировкой на город Полоцк, но этому не суждено было сбыться.
По имеющейся в Интернете информации, отступавшие к Вильнюсу по каунасскому шоссе части и подразделения 5-й таковой дивизии вели бои на подступах к городу и почти все погибли. Такая же участь постигла разрозненные части и подразделения 84-й моторизированной дивизии, также участвовавших в этих боях. В этой информации сообщается, без указания времени, местности и других подробностей, что дивизия понесла большие потери и 17 июля 1941 года была расформирована.

Не думаю, что кому-то удастся подтвердить или опровергнуть эти сведения. Ведь к 17-му июля 1941 года те, кто мог бы подробно описать события 22-23 июня в районе города Вильно, были либо мертвы, либо осведомленные уцелевшие к этому времени находившиеся в пересыльном лагере военнопленных № 155 в бывшем военном городке города Лида, в числе которых и оказался автор этих строк.

Дальнейшая моя участь не связана со столичным городом Литвы. Она выстелена побегами из лагерей, мытарствами по лесам и селам Белоруссии, степям, селам и еврейским гетто Украины. Из силосной ямы, из-под мертвых и не дострелянных моих единоверцев живым выбрался… А уже позже, мобилизованный в действующую армию, с горечью выслушал незаслуженное обвинение о пребывании в плену и на оккупированной врагом территории. Мне, как и стоявшим рядом украинцам, предстояло «искупить вину» кровью. С такой «пометкой» я отбыл в одну из стрелковых дивизий, сражавшейся на переднем крае 2-го Украинского фронта в Румынии. Война для меня закончилась тяжелым ранением при штурме столицы Венгрии – Будапеште в декабре 1944 года.
Выжил и шутя говорю: не старый я, а давний и запомнивший много, о чем, видимо, следует мне поделиться с теми, кто наберется терпения меня выслушать.

Вот коротко о том, что касается моего пребывания в Вашем прекрасном городе, где прошла самая ранняя частица загубленной моей юности со всеми растянувшимися на годы тяжелыми испытаниями.

С уважением – Яков Менакер
10. 02 2009 года. Иерусалим