Идти было тяжело - не хватало воздуха. Такое ощущение, что рёбра сужаются и давят на внутренности. Начало тошнить, голова кружилась. Я не знал, как снять эти тиски. Хотелось расстегнуть молнию на коже и вытащить корсет из костей наружу, освободиться от него. Я чувствовал, как подступает Тошнота. Она рождалась где-то внизу живота противно-тяжелым предчувствием,затем стала подниматься. Войдя в грудь, она вызвала несколько рвотных позывов,но блевать я не начал.
В горле застряло что-то большое, почти полностью перекрыв подачу кислорода. Лёгкие застонали и съежились. Из желудка что-то рвалось выйти. Странно - я не ел больше суток. Тело содрогалось, и каждое его содрогание отзывалось острой болью в груди - рёбра всё так же не давали места для движения внутрь или наружу. Чувствовалось, как Оно приближается и хочет покинуть меня. Я не сопротивлялся.
Я уже ощущал, как холодеют конечности. Губы иссохли, язык стал мешать во рту - не хватало места. Всё медленно сужалось, и чем меньше места становилось, тем настойчивей хотело вырваться из горла Оно.
Наконец я остановился. Не мог сделать больше ни шага. Почтив бессознательном состоянии я протянул в сторону руку. Стена. Я ещё помнил, что слева была стена. Совсем близко. Мне повезло. Ног я уже не чувствовал. Тем не менее, холод моей бетонной опоры острыми иголками впился в ладонь, под тяжестью тела что-то в локте надломилось, и оно осело.
Полулежа, ощущая спиной близость этой стены, я всё дергался своими конвульсиями. Мне не было страшно, что я умру. Мне было страшно, что это никогда не закончится. Я чувствовал, как по лбу, из глаз,с уголков губ и по спине закапала вода. Холодные потоки пота, слёз и слюны намочили лицо и рубашку. В горле всё сдавило. Я ощущал, что меня душат, но душат изнутри.
Еще судороги. Это снова отозвалось острой болью, голова затрещала. Оно продвинулось ещё ближе наружу. Глаза совсем заплыли туманными красками. Я больше не чувствовал пространства. Не было архитектуры. Это страшно. Не было ни тротуара, ни стены. Тело, если оно, конечно, было,находилось в Пустоте. Боли я больше не ощущал. Я её мыслил. Осознавал, что должен её чувствовать. Была мысль о боли, но её не было, как и не было больше тела. Сознание. Я всё ещё находился в Сознании, и оно ещё существовало, но я больше не был физиологичен. Во мне остались только воспоминания. Воспоминания о телесности, воспоминания о вещах, окружавших меня. Я помнил, что у человека вроде есть горло, грудь, ребра, что есть человек и есть что-то внутри -тяжелое, что-то, о чем реальное представление есть только у патологоанатома. И воспоминание о боли. Но не сама боль.
Меня дёрнуло. Значит, я всё ещё существую?! Горло вернулось,точнее, вернулось Оно - то, что вот-вот освободит меня. Ещё раз дёрнулось! Но сейчас Оно уже двигалось само по себе, без помощи остальных механизмов этого тела, ритмично билось толчками по трахее.
На мгновение я ощутил всё тело целиком, желудок содрогнулся Тошнотой - вверх, рёбра острой болью сжали грудь, вонзаясь в плоть всё глубже,голова не прекращала гудеть - вены на висках горели огнём. Горло сжало в последний раз, и я блеванул.
Мерзкий огромный комок попал в рот. Мягкий и тёплый. Челюсть рефлекторно разжалась и выпустила его наружу. Загустевший кусок чернеюще-красного мяса упал прямо передо мной. Я еще пару раз харкнул кровью в сторону - шея уже могла шевелиться - несколько раз моргнул - зрение возвращалось - и, расширив ноздри до предела, заглотнул воздух.
Немного поуспокоилось. Больше не больно - в груди теперь стало легко, желудок прекратил попытки вытолкнуть наружу мои внутренности.Холодная мокрая испарина по всему телу начала согреваться от летней вечерней жары. Колени и ладони всё ещё впивались в асфальт. Я попытался подняться.Удалось. Встал на ноги и отряхнулся.
"Слава богу, - подумалось, - это прекратилось. Я бы не смог выдержать..."
Еще несколько незначительных мыслей - и я решился глянуть,что же такое вышло из меня. Я посмотрел на тротуар. Кусок лежал прямо под ногами, я слегка подпнул его левым носком, Оно податливо перекатилось набок.Это было сердце. Часть плоти, когда-то бывшей моей в кроваво-липкой лужице. От него уже начинало пахнуть гнилью.
"Ну и жара!" - подумал я, и, закурив, пошёл домой.