Наташка влетела пулей в квартиру и плюхнулась на диван: - Теть Саша, не могу больше! Развожусь!
Александра Николаевна строго посмотрела на дочку своей подруги: « Опять?!»
- Сейчас уже точно решила. Разведусь! Сидит на диване, бирюк бирюком, уставился в свою книжку, хоть бы слово сказал. А у нас сегодня, между прочим, годовщина свадьбы, даже не вспомнил, представляешь, тёть Саша! Я от обиды шум подняла, а он только глазками виновато хлопает, забыл, видите ли! Даже не заметил, что у меня новая причёска. С утра ждала, что вспомнит - не вспомнил. А вечером приплёлся с работы и завалился на свой проклятущий диван, в трико своем безобразном. Сколько раз пыталась выбросить – не даёт. Всё! Хватит!
- И что? Из-за этого разводиться? Ты же любишь его, девочка моя. Как жить-то одна будешь, молоденькая ещё совсем. Думаешь, ты кому-то нужна будешь с ребёнком на руках. А почему не напомнила и сама его и не поздравила?
- Вот ещё! Он вроде бы у нас мужчина! - Наташка шмыгала носом, - Лучше одной жить, чем с таким валенком. Ты же прожила всю жизнь одна и ничего! Всего в жизни добилась. И я проживу, уж будьте спокойны!
Александра Николаевна посмотрела на Наташку долгим взглядом: «А что ты знаешь про одиночество, детка?..» - произнесла она тихо, чужим незнакомым голосом.
Александра Николаевна жила одна в маленькой однокомнатной квартире, все стены которой были увешаны фотографиями единственной дочери. «Одни портреты… Тоже мне, донюшка…», - отметила про себя Наташка.
«Донюшка моя», только так называла дочь Александра Николаевна.
- Ленка давно звонила? – спросила Наташка и тут же осеклась, мгновенно осознав бестактность вопроса. Ей стало крайне неловко и стыдно, а свои проблемы показались вдруг такой ничтожной мелочью.
Александра Николаевна не ответила, встала с кресла, взяла сигарету и подошла к окну. Она стояла в пол-оборота, и Наташка впервые в жизни видела, как всегда невозмутимая и спокойная подруга её мамы плачет.
Слёзы волной струились по щекам Александры Николаевны и скатывались по подбородку. Так плачут сильные люди - молча, не рыдая, не всхлипывая. Так плачет душа.
- Что ты знаешь, детка… - повторила Александра Николаевна, голос её стал ещё более глухим, тихим и совсем чужим.
Поражённая увиденным, Наташка боялась шелохнуться, поднять глаза на тётю Сашу, настолько всегда сильную и уверенную в себе, что казалось, будто бы ей всё нипочём.
- А знаешь ли ты, малышка, как бывает молодой женщине больно от одиночества и насколько это горько? Когда идёшь одна по улице и видишь счастливую молодую пару, или встречаешь мужчину с малышом на руках... в горле встает ком, от которого перехватывает дыхание, и предательски выступают слёзы. А ночи... когда каждая клеточка молодого организма жаждет любви, и тебе порой хочется просто выйти на улицу, взять за руку первого попавшегося мужика и привести домой, но не позволяют, ни воспитание, ни гордость. Сидишь всю ночь на кухне, пьёшь кофе чашку за чашкой и куришь сигарету за сигаретой…
Она так и не прикурила, просто крошила пальцами сигарету, разминая её в прах: « А одинокая старость, детка… это ещё страшнее. Тишина в квартире звенит ушах и стучит по голове, как по наковальне, она давит и не даёт дышать.
Когда зазвонит телефон, ты бросаешься к нему в надежде услышать родной голос, или прислушиваешься к каждому звуку в коридоре, снова надеясь, что хлопнет входная дверь, послышатся знакомые шаги, и донюшка появится на пороге. И так изо дня в день, из года в год. Вот так выглядит одиночество, Наташа…».
Александра Николаевна надолго замолчала, очнувшись наконец от своих дум, она недоумённо посмотрела на свои руки – от сигареты ничего не осталось, она просто была растерзана в клочья. Достала вторую, молча, прикурила, глядя куда-то далеко через окно, невидящим взглядом.
Сидевшая до этого, забившись в угол дивана, Наташка вскочила, подбежала к Александре Николаевне, обняла её сзади за плечи. Смутные, незнакомые чувства, в которых она ещё не успела разобраться, нахлынули и овладели молодой женщиной: «Прости, прости меня, тётя Саша, прости, прости», – всё повторяла Наташка всхлипывая.
Александра Николаевна повернулась, лицо её постепенно приобретало обычное выражение: «Ну-ну, чего ты? Давай устроим сейчас тут всемирный потоп, - сказала она почти спокойно, только глаза, такие знакомые глаза, оставались по-прежнему непривычно грустными - Держи платок! И давай-ка, топай домой к своим мужикам, заждались, поди». Уже улыбаясь, она легонько подталкивала Наташку к входной двери: «Беги, детка. Любовь беречь надо, а семью хранить, ты – хозяйка, с тебя и спрос за уют, и настроение в доме».
Она закрыла за Наташкой дверь, подошла к окну и вновь закурила. За окном была тёмная непроглядная ночь, а тишина надвигалась и сжимала виски…
Наташка почти бегом поспешила в соседний подъезд. Она впорхнула в квартиру… и ахнула – стол застелен новой скатертью, а на нём букет роз и торт. Ванюшка и Алексей
сидят нарядные и торжественные, оба в белых рубашках – ждут маму.
- Ура! Мама пришла! – закричал Ванюшка.
- Как же я вас, хорошие мои, люблю! – почти шёпотом произнесла Наташка…