Крики. Громкие, отчаянные, полные ужаса вопли раздавались отовсюду. Люди бежали, топча упавших, даже если это были собственные дети – ужас прочно поселился в мозгу каждого, заставляя плевать на все, кроме одного – прочь. Прочь отсюда!
Толпа валила по улицам, оставляя за собой искалеченных и убитых, рисуя на память кровавые узоры размазанных по стенам соплеменников и стоны умирающих, которые были не в силах подняться, а помочь им уже было некому…
- Что происходит?! – закричал он, держась за подоконник, на который запрыгнул, спасаясь от этого слепого стада.
И город ответил ему – пустой, мертвый, насмешливый в своей опустошенности.
- Что… что… ЧТОООО!
Жуткое эхо отразилось в его сознании, заставив заорать от боли. Упав на тротуар, он спотыкался о чьи-то тела, пару раз его даже пытались схватить раздавленными пальцами или позвать на помочь стертыми об асфальт до зубов губами, но он бежал по улицам, не глядя под ноги, ища спасения от этого жуткого эха, засевшего в его голове.
Споткнувшись в очередной раз, он растянулся на улице, воя и катаясь по грязному тротуару, готовый разодрать кожу на голове, расколоть череп и вытащить проклятое эхо наружу. Повернув голову, сквозь пелену подступающего безумия он увидел рядом лицо лежащего рядом полумертвого мужчины. Седая бородка, аккуратный костюм среднего горожанина. Возможно, клерк или библиотекарь – он не помнил. Сейчас это было всего лишь тело, из которого постепенно уходила жизнь. Уходила через оторванную в давке правую руку и висящую на клочке кожи ступню.
Старик повернулся к нему, с трудом разжав челюсти.
- Что… - повторил он слабым от потери крови голосом. – Что… Чтоооооооооо?!
Его голос внезапно набрал силу и стал похож на это жуткое эхо. Оставшаяся рука вцепилась в одежду оппонента и подтянула к себе с невероятной для такого немощного калеки силой.
- Что происходит?! – повторил старик его голосом.
Лицо его внезапно изменилось и стало копией того, кто сейчас пытался вырваться из неожиданно цепких пальцев умирающего.
Он в ужасе уставился на собственное лицо, исказившееся в гримасе истерического веселья. Это он сейчас лежал на улице, истекая кровью из потерянных конечностей! Это он сходил с ума от ужаса и слабости, чувствуя, как Смерть уже ласково провела узкой изящной ладонью по его щеке, обещая скорое свидание. Это он хохотал голосом Мертвого Города, глядя в собственное перепуганное лицо! Это он…
Он открыл глаза. Этот кошмар мучил его с завидной регулярностью, не давая восстановить силы крепким здоровым сном. Почти каждую ночь он видел это…
Страшно раскалывалась голова. Она всегда раскалывалась после этих сновидений, не давая сосредоточиться и попытаться вспомнить, что же произошло с городом.
Как он оказался там, на этом проклятом подоконнике? Какая сила выкинула его из беснующейся толпы, не дав влиться в поток этого кошмара, оставив его подошвы неиспачканными топтанием себе подобных? Оставив его живым и здоровым, не попавшим под ноги безумному стаду, несущемуся из города прочь? Он не мог вспомнить.
Приподнявшись на локтях, он глянул в окно. Была глубокая ночь, значит, он проспал от силы часа три, не больше. Его самодельные фонарики почти потухли, но ему не хотелось сейчас вставать – он согрелся в спальнике.
Он снова лег и прикрыл глаза. Господи, что же это было? Ему до сих пор казалось, что голова раскалывается от этого безумного шепота внутри черепа, который, словно жирный дождевой червяк в землю, ввинчивался в его сознание …
Он схватился за виски – головная боль усилилась. Так тоже всегда бывало, когда он пытался вспоминать произошедшее. Боль вклинивалась в его разум, вежливо предлагая на выбор два варианта – либо оставить в покое воспоминания и сохранить рассудок, либо…
Он застонал, сжав голову руками. Как же больно…
Из-за этой боли он даже не заметил, как над ним склонилась темная в еле заметном свечении догорающих фонарей фигура. Горячая сухая ладонь легла на его лоб, и он провалился в глубокий крепкий сон, не успев даже открыть глаз и посмотреть на своего «товарища по несчастью»…