Пираты Аденского пролива

Владимир Владимирович Быков
Атака пиратов была внезапной. Это и неудивительно: опыт захватов оттачивался десятилетиями.
Подумать только, когда в конце семидесятых слово «пираты» можно было встретить не иначе, как в книжках, на страницах газет появились первые сообщения о забытом, но, увы, возрождающемся промысле. Уже тогда советские гидрографические и иные суда, работающие в злополучном уголке мирового океана, в связи с пиратством пришлось снабдить крупнокалиберными пулеметами. Пиратство захлестнуло Сомали и превращалось в одну из самых доходных статей. Нельзя сказать, что в этом весьма рискованном бизнесе все протекало гладко.
Существовали, например, объективные причины в виде резолюции ООН, Пятого флота США, корабля «Адмирал Пантелеев» и военных кораблей других стран о применении к пиратам самых жестких мер. И хотя в тот период это оставалось лишь резолюциями, на морских боевиков все же возымело некоторое действие. На какое-то время они снизили свою активность. Но когда до Сомали дошли  диски с хитом «Пираты Карибского моря», джентльменов удачи словно прорвало. Двадцать три рейда за один год, и все они были успешными. Миллионы долларов лавиной потекли в кормушки окрыленных и воспрянувших флибустьеров. Десятки  кораблей и сотни выкупленных у пиратов жизней приносили им доход, превосходивший основные промыслы этого небольшого народа, такие, как скотоводство и рыболовство. А чтобы удача всегда была рядом, необходимо было совершенствоваться. Именно поэтому они с такой легкостью захватили русский сухогруз.
 Даже рулевой матрос, стоявший в этот час на вахте, не верил тому, что происходит, а когда понял, то было уже слишком поздно: холодный ствол автомата прилип к его виску. Не замедлил последовать и удар прикладом по затылку. Следующее, что увидел он, придя в себя,  это немыслимо белые зубы на смуглом просоленном морскими ветрами лице. Убедившись, что Дмитрий пришел в себя, пират, четко расставляя слова, что-то сказал на своем языке, пригрозив автоматом. И  хотя Дима не знал сомалийского, сразу понял смысл сказанного: «Сиди тихо, делай, что говорю. Я не хочу тебя убивать, но убью, если ты не подчинишься».
- О'кей! – крикнул бандит и, передернув затвор, навел автомат.
- Да-да!.. – невольно вскинув руки ладонями вверх, Дмитрий словно хотел ими защититься от беспощадных пуль, ждавших своей очереди.
        Их диалог проходил на разных языках, но они продолжали понимать друг друга. А белозубый в это время нервно дергался, строил жуткие гримасы, всем видом своим говорил, что он свои слова сдержит.
       Но стоило пирату приопустить ствол, Дмитрий быстро, словно по-воровски, осмотрел помещение мостика:  «Где же штурман, Иваныч, который стоит со мной эту вахту? Он такой надежный мужик, наверняка нашел бы выход из положения».
       Возможно, Иваныч и нашел бы выход, хотя это очень сомнительно, тем более, что в это время лежал он у порога своей каюты со сломанной челюстью и перебитым носом и взирал на то, как грабят его имущество. Шарятся по  рундукам и забирают добро, нажитое нелегким трудом. А когда Иваныч увидел в руках пирата резную деревянную шкатулку, в которой лежала его гордость – великолепная коллекция трубок, приобретенных в разных странах мира,  сердце его дрогнуло. Он далеко не каждому мог бы дать подержать в руках трубку из этой коллекции, а уж этому гаду…
Сердце его екнуло второй раз. Эти парни слишком много дали ему отдохнуть, когда он валялся на палубе. Штурман успел прийти в себя и восстановить силы. А силы у Иваныча было побольше, чем у любого из членов экипажа. Он быстро выбрал самого небдительного из тройки пиратов и сделал мощную подсечку. Подсечка оказалась такой, что затылок бандита хрустнул, встретившись с палубой.
Услышав подозрительные звуки, бандит, державший шкатулку, начал медленно поворачиваться, и Иваныч, заметив, что автомат бандита находится за спиной, решил, что вырубать надо другого. Невероятным усилием воли, изогнувшись и встав на лопатки, сделал мощный удар ногами. Парень, стоявший за его спиной, соприкоснувшись своей головой с косяком двери, рухнул как подкошенный. Оставался последний – третий, и надо было решать, как сохранить свою жизнь и не повредить шкатулку. На первый взгляд, эта ситуация могла бы показаться смешной: шкатулку сохранить. Вот невидаль какая! Однако Иванычу решение сохранить шкатулку, при этом рискуя собственной жизнью, так не казалось. А противник между тем сдергивал с плеча автомат. Штурман, решив, что он делает единственно правильный выбор, нанес удар с таким расчетом, чтобы не повредить свою любимую реликвию. Этот расчет и подвел  его. Удар был не настолько силен. Бандит выронил шкатулку, но не выронил автомат. Слава Богу, что держал он его за ремень. И Иваныч не преминул этим воспользоваться. Сделав ложный выпад, что удар будет в лицо, он ударил по руке, державшей автомат, и оружие отлетело в сторону, гулко ударившись о переборку. Иваныч мгновенно вскочил и взглянул в лицо  врага. В его глазах читались боль, страх, месть, ненависть, любовь - и все это одновременно. Любовь от того, что где-то осталась его несостоявшаяся судьба; ненависть - что не сбылись его мечты; боль – что понимал:  этот человек сильнее его. А ведь Али считался лучшим. Никто не мог лучше него лазать по канатам и при этом прицельно стрелять.  Никто бесстрашнее не прыгал с высоты сорокаметрового водопада. И горько думать: все это ради какой-то девчонки, которую он так и не смог взять в жены по той простой причине, что не хватало денег.
Деньги, как известно, нужно зарабатывать и для этого необходимо  иметь работу.
А работы в этом захолустном городишке, где проживал Али,  не было. Детство его пришлось на тот период, когда в Сомали разразился сильнейший голод. За кусок хлеба надо было драться. Те, кто не умели этого делать, просто погибали. И таких насчитывалось около трехсот тысяч человек. Сомали уже тогда превращалась в базу пиратов Индийского океана.
Али драться умел, это было замечено людьми, нуждавшимися в головорезах. Парень он был непростой, энергия била ключом. Он преуспевал в уличных драках, сомнительных аферах и еще во многом таком, чем могла заинтересоваться полиция. Вскоре он был завербован ребятами, занимающимися «крупными делами», а конкретнее говоря – пиратством.
        И вот теперь перед ним стоял человек, во взгляде которого виделась ледяная уверенность в себе.
Али пошел на риск. Его тренированное тело пружиной метнулось к автомату, еще мгновение - и оружие оказалось в его руках. Но и штурман уже стремительно надвигался. Али отчаянно надавил на курок, но тот не сдвинулся с места. Быстро. Предохранитель, затвор. Вот только выбрать он до конца его не успел. Рука Иваныча уже плотно обхватила цевье автомата. Затвор отпущен, но патрон не пошел, его заклинило. Так бывает. И в тот же миг свободной рукой штурман нанес страшный удар в голову. Али даже видел, как что-то неотвратимо надвигалось на него, как в многократно замедленной съемке. Он все-таки успел понять, что это был кулак. И это было последнее, что он видел в своей жизни.
- Это тебе, потомок Флинта, за то, что не умеешь с нашим АКМом обращаться, - с этими словами Иваныч быстро справился с затвором, поворчав при этом: - Когда ж ты его смазывал-то последний раз, парень? Тут и солью морской все кругом забито. Но при правильном обращении все сработает, это ведь АКМ. - Он ворчал, прекрасно понимая, что навыков у этого парня вполне достаточно, ему просто не повезло. - Ну ладно, вы тут полежите пока, ребята, а мне нужно делом заняться.
          Штурман собрал оружие пиратов и осторожно выглянул в коридор. Убедившись, что никого нет, он выскользнул из каюты и запер дверь.
«Так, надо подумать. При таком серьезном нападении в самой большой опасности сейчас капитан. Значит, надо аккуратненько туда. Интересно, успел ли он послать сигнал о помощи? Ведь он из своей каюты может связаться с кем угодно».
Василий Васильевич успел. Капитан, которого за спиной команда звала не иначе как Вась-Васем, в эту ночь будто что-то предчувствовал. Ему не спалось. И он решил сходить на мостик и уже хотел открыть входную дверь со стороны капитанского коридора, как до его слуха донеслись резкие, гортанные крики. Он немного знал испанский и сразу понял, что это захват.
«Мостик занят, остается моя каюта, если уже не поздно». Оказалось  не поздно; капитан быстро вернулся к себе, запер бронированную дверь и устремился к спасительному телефону. Ему повезло, ответили сразу, потому что в этот миг за дверью прогремел не очень мощный, но все-таки взрыв. «Началось», - подумал Василий Васильевич и вытащил из своего сейфа служебный пистолет.

                ****



Сообщение принял российский крейсер, находящийся в относительной близости. Вась-Вась не ограничил себя одним звонком. Через час на экранах телевизоров это стало чуть ли не единственной темой новостей. Даже представитель военно-морских коалиционных сил в регионе проявил завидную осведомленность, сообщив в интервью РИА-новости, что все члены экипажа российского сухогруза, который был атакован сомалийскими пиратами, живы и здоровы. При этом связь с судном временно прервалась. «По последнему сообщению, полученному от капитана: «Все члены экипажа живы, корабль видимых повреждений не имеет», - так заявил источник.
При всем при этом люди профессий, которых обязывает все знать, понятия не имели, что на самом деле творится с моряками. Первоначально ИТАР-ТАСС со ссылкой на адмирала ВМС Швеции сообщало, что при захвате сухогруза экипажу удалось укрыться в одном из внутренних помещений. Возможно, это было машинным отделением. Именно там, на судах этого класса можно было закрыться изнутри так, чтобы невозможно было открыть снаружи. Увы, но это только предположения корреспондента.
Если бы экипаж знал, что говорит сейчас о нем весь мир, то он бы этот мир «слегка» невзлюбил. А вахтенный матрос Дима, так тот наверняка, и даже без всякого «слегка», и только девятнадцать человек, которые успели укрыться в машинном отделении, могли отнестись к этим слухам с пониманием. И все они  должны были еще и быть благодарны второму механику, именно он первым оценил ситуацию и успел пробежаться по каютам; по тем, по которым успел, собрал людей у входа в машинное отделение. Он считал, что лучшего убежища, чем машина, на пароходе нет. Это и объяснил собравшимся. Без долгих размышлений моряки спустились в машину, задраив за собой дверь. Главные события начались после того, как все собрались в ЦПУ. Это самое комфортное помещение в машинном отделении. Один из присутствующих, матрос Петров, внезапно громко проговорил:
- Мужики, а ведь мы предали остальных!
        Возникла мертвая тишина. Несмотря на то, что работали двигатели, работала машина, тишину эту действительно можно было назвать мертвой. Но постепенно люди начали воспринимать привычные звуки. Всех удивляло одно и тоже. Рокот главного двигателя как бы замедлил свой бег, а он и на самом деле замедлял его, а вскоре и совсем «замедлил». Тут же включился аварийный свет.
В ЦПУ вошел главный механик:
- Это я вырубил дизель, - заявил он, - если будет работать машина, нас сложнее  спасти.
Снова возникла такая же липкая и тягучая тишина. И все-таки она отступила. Слова того же самого матроса вернули всех на грешную землю или, точнее, в ЦПУ машинного отделения современного сухогруза.
- Моряки, - опять обратился он, - мы что, так и останемся предателями? - и пристально посмотрел на второго механика.
Приняв все это на свой счет, второй механик Краско голосом уверенного в себе человека спросил:
- Ты кого-то подозреваешь в предательстве?
- Тебя, - твердо ответил матрос.
- Может, кто-нибудь сможет мне что-нибудь объяснить? – взвизгнул главный механик.
Его вопрос остался без ответа. Да и ответить-то было некому. Экипаж или, вернее, его большая часть, пребывал в полной растерянности. Каждый из них мог согласиться и с матросом, и со вторым механиком, но выбрать чью-либо сторону никто не решался. С одной стороны барахталась совесть, причем делала это вяло, напоминая о брошенных товарищах, это сторона матроса Петрова. С другой стороны - собственная жизнь. Уже один только этот аргумент может перевесить несколько других – это сторона второго механика. Выбор можно было предугадать, но совесть все-таки барахталась. Должно быть, поэтому собравшиеся разделились во мнениях на две примерно равные части. Все тот же вездесущий Петров нарушил тишину:
- Ну, так что, кто со мной наверх? Я все-таки хочу попробовать остаться человеком.
- Послушай матрос, -  крикнул второй механик, - остаться человеком или мертвым человеком? Разницу чуешь? Вот ты сейчас дверь откроешь, а они только этого и ждут, они просто умирают «от скуки» под этой дверью. Дураку понятно, что им позарез нужна машина. Могут понадобиться маневры, открыв дверь, ты дашь пиратам такую возможность, и каким ты после этого будешь человеком?
- Да просто человеком.
Петров медленно двинулся вверх по трапам к выходу. Как ни странно, но к нему присоединилось большинство. В тамбуре перед главной дверью собралось уже человек восемь, и Петров уже взялся за рычаги, чтобы открыть дверь, как по ту сторону прозвучал взрыв. Это пираты решили напомнить о себе. Они, конечно, знали, что с помощью лимонок, сколько их и связывай в кучу, эту дверь не одолеть. Но зато можно запугать, и им это уже почти удалось. В тамбуре возникла паника, большинство  бросилось по трапу вниз, кто-то лег на палубу, и только Петров стоял у двери, смертельно бледный, но все такой же решительный. И вдруг за дверью на палубе машинной команды застрекотала автоматная очередь, затем вторая, третья, а ответом были жалкие пистолетные плевки, крики и стоны. Не прошло и минуты, как в дверь настойчиво постучали и голос, который матрос Петров узнал бы среди тысячи других, произнес:
- Мужики, открывайте быстрее, я оружие принес, скоро здесь будет буча.
Не веря свои ушам, матрос расклинкетил дверь и, увидев штурмана Иваныча, понял, что появилась надежда. Четверо распластавшихся на палубе пиратов наглядно убеждали в этом.
- Собери у них оружие, - Иваныч невольно брал на себя роль лидера, - эти пугачи не очень надежны, но нам они могут пригодиться.
С автоматом на изготовку штурман обследовал оба крыла коридора, а когда вернулся, Петров уже выполнил задание. Пистолеты и обоймы к ним были рассованы по карманам, а так и не использованный захватчиками УЗИ он держал в руках и внимательно его рассматривал.
- Хватит им любоваться, - сказал подошедший штурман и, указав на дверь в тамбур, слегка подтолкнул его: - Ну что ты там нарыл? Подобьем арсенал.
- Да вот два «Вальтера» и два «Вессона». Еще восемь обойм к ним, - Петров продемонстрировал все названное наглядно.
- Ну это уже неплохо! А вот теперь, парень, подумаем, у нас в наличии три АКМа, УЗИ, два «Вальтера» и два «Вессона». А еще Бог послал нам четыре лимонки. Если мы сможем этим правильно распорядиться, то, может, мы и вылезем из этого дерьма. Пойдем и обсудим это с экипажем.

Когда на мостике погасло основное освещение, пиратам это очень не понравилось. Привыкнув к аварийному, они обнаружили, что пленник исчез. Это казалось невероятным. Ведь только что, совсем недавно, он, избитый, полуживой валялся на палубе. И надо же – исчез.
А Дмитрию и не составило большого труда это сделать. Потому что он был готов к этому. Он слышал, как замедляет свой бег дизель, а значит, последует и отключение света. Пока глаза привыкают к аварийному, проходит некоторое время. Это был его шанс. Помещение мостика и все, что находится вокруг, он знал как свои пять пальцев. И не упустил этот шанс. Ему не нужны были глаза, он даже мог бы налить себе кофе на этом мостике в абсолютной темноте, а выскользнуть, преодолевая жуткую боль, на крыло, было попроще. Дальше вверх по вертикальному трапу… Еще несколько мгновений, и он затаился на крыше мостика. Рядом обычно не ищут. А пираты и не думали искать, ведь у них есть еще полэкипажа заложников.

Появление обвешанного оружием штурмана в ЦПУ было встречено так, что не хватало только аплодисментов. А когда следом за ним появился матрос Петров с УЗИ и связкой лимонок, а потом из карманов начал выкладывать на столик пистолеты и обоймы к ним, настроение и вовсе поднялось. Но не у всех.
У донкермана, например, оно опустилось. И он прямо заявил:
- Вы что, мужики, на войну собрались? Да вы телевизор-то хоть смотрите? Да вы знаете, какие там у них спецы? А у меня трое детей. Вы что, их сиротами хотите сделать? В заложниках хоть надежда какая-то есть. Сейчас вы начнете войну, а они пароход потопят вместе с вами и теми, кто воевать не хочет.
Затянувшееся молчание нарушил опять матрос Петров:
- А ты иди, сдайся, может, и спасешь свою шкуру.
- Полегче про шкуру, мальчишка, я о детях думаю, а не о себе.
- А мне кажется, что ты не о детях думаешь, а о памперсах для себя!
Донкерман напрягся и неизвестно, чем бы все это могло закончиться, если бы не Иваныч:
- Вы чего, моряки, распетушились? Да прав каждый из вас по-своему. Соколову, например, - он кивнул в сторону донкермана, - я верю насчет детей. Он нормальный мужик и прятаться за чужие спины не станет. Верно я говорю, Василий Игнатьевич?
Соколова смутило такое почтительное обращение, потому что на танкере,  где он проработал до этого сухогруза много лет донкерманом, кроме как «водолеем» его никто не звал. Василий Игнатьевич слегка расслабился:
- Да я не против и повоевать. Но только, чтоб с умом, о детях помня. Кстати, и разряд у меня когда-то был первый по стрельбе. Так что мне сподручней будет пистолет.
- Вот и отлично! – воскликнул Иваныч. - Кто еще умеет обращаться с оружием? Только чтоб на самом деле умели.
К столику, где помещался арсенал, уверенно вышли несколько человек. На лицах некоторых присутствующих можно было разглядеть даже радость, не оттого, что появилась возможность постоять за себя, а совсем по-другой причине. Оружия не досталось – значит я  в стороне. Но были и те, которые сожалели. И первые из них, семь уже вооруженных моряков, собрались вокруг Иваныча.
- В общем, так, мужики. Этих тварей нужно уничтожать. Они абсолютно не знают нашего парохода. Это - наше преимущество. И его надо использовать. Перед нами две задачи – обезопасить заложников и завладеть мостиком. Как считаете, что в первую очередь? Сам я думаю, как только мы начнем боевые действия, и даст Бог успешно, пираты могут расправиться с заложниками. Они есть, это точно. Насчет места не уверен, но похоже, что в кладовой боцмана. Их наверняка охраняют и как минимум двое. Подкрадемся тихо, только чтоб без промахов. Василий Игнатьевич, не подведешь?
- Подойти бы поближе, темновато.
- Зато с мостика нас не просекут сразу. Ну а дальше по обстановке, - подвел черту Иваныч. - Ну что, с Богом!
- Да, дед, - штурман подошел к старшему механику, - если я по принудительной связи попрошу тебя запустить машину, ты ее запускай. Надеюсь, голос мой узнаешь.



Ночь выдалась как на заказ. Обычно ясное в этих широтах и в это время года небо, усыпанное мириадами звезд, окуталось тяжелыми свинцовыми тучами. Они были настолько низки, что, казалось, намереваются слиться с морем. Если облакам и хотелось слиться с морем, то вооруженным русским морякам наверняка хотелось слиться с палубой. Волнения  оказались напрасными. На судне царила такая кутерьма, что пиратам было наплевать сейчас на какие-либо передвижения. Они поняли, что судном им сейчас не завладеть. В машину с помощью лимонок не пробиться, да и среди заложников может не оказаться ни одного судоводителя. А этой махиной надо уметь управлять. Значит, остается одно – брать заложников просто, как товар. Было решено усилить охрану. Но бандиты все же опоздали.
Прибывшее к охране узников подкрепление, застало на месте четверых сотоварищей по опасному бизнесу, которые мирно лежали, не подавая никаких признаков жизни.  Стало сразу понятно, что от этой жизни они так же далеки, как от Солнца Луна.
В это время за ними внимательно наблюдали. Нейтрализовать еще четверых пришедших было бы сейчас не очень трудно. Это можно сделать одной лимонкой. Но и лишнего шума не хотелось. И так тут уже немного постреляли. Команда вооружившихся моряков, число которых увеличилось на четыре ствола за счет заложников и благодаря охранникам, надежно укрылась за брашпилем.
- Слушай, Соколов, - прошептал Иваныч, - если будут уходить, не останавливай, поверь, так надо. И дальше передай, чтоб ни звука.
Однако события развивались по-другому сценарию. Пираты, обнаружив, кроме всего, еще и отсутствие заложников, пришли в ярость. Шаг за шагом они стали обследовать окружающую территорию, и смысл прятаться сам по себе отпал. Иваныч уже в полный голос сказал донкерману:
- Начинай слева, я – справа; парни, по возможности, прикрывайте нас. Все, покатились и поехали!
Затрещал автомат, заохал пистолет. Двое из охранников тяжело осели, зато оставшиеся открыли беспорядочный огонь, пытаясь укрыться в недавнем заточении заложников. И это им почти удалось, как вдруг к  их ногам упала маленькая зеленая смерть. Разгоряченный боем, Петров швырнул туда лимонку. Должно быть, насмотревшись фильмов о войне, внезапно войдя в образ храброго воина, он хриплым голосом прокричал:
- Ложись!
Штурман успел понять, что контрольные выстрелы на месте взрыва не нужны и что сейчас здесь будет много плохих людей. Людей, которые теперь будут еще и мстить не за погибших товарищей, они им до лампочки, а за то, что им оказали сопротивление.
- Сматываемся! - прокричал Иваныч. - Но теперь все левым бортом.
Только отдав это указание, Иваныч понял, зачем он это сделал. Наиболее вероятная встреча с пиратами могла быть только по правому борту, именно он начинался от главного входа в машинное отделение.
Наверняка это место по-прежнему привлекает их внимание. Желания встретиться в узком коридоре неизвестно с какими силами не было ни малейшего. Потому-то он и выбрал левый борт и, как всегда, угадал. Они разминулись с захватчиками и успешно добрались до надежного укрытия. Сумятица между тем на судне стояла несусветная. Пираты не могли взять в толк, каким образом небольшая кучка гражданских людей смогла оказать такое мощное сопротивление, да еще и нанеся при этом значительный урон в живой силе. Откуда им было знать, что такой человек, как донкерман Соколов, уже бывал в подобных ситуациях... Тогда пираты, взобравшись на судно, схватили третьего механика и, угрожая оружием, заставили вывести их на мостик к капитану. На мостике они уничтожили средства связи, после чего разграбили каюты капитана и членов экипажа, забрав деньги из судовой кассы, личные ноутбуки, мобильные телефоны, видеокамеры, фотоаппараты и другие ценные вещи. Пираты вывели девятерых моряков на главную палубу по правому борту, облитую бензином, потребовали, чтобы моряки легли лицом вниз и под дулами автоматов заставили капитана и старшего механика сесть к ним в лодку, после этого скрылись в неизвестном направлении... Донкерман отлично помнил, сколько возни было вокруг того захвата, но душевные раны участников события никто исцелить до сих пор не смог. Не могли они также знать и то, что в экипаже найдется человек, служивший на афганской границе, который прошел через настоящую войну и знает, как себя вести в такой ситуации. Русских же моряков терзал другой вопрос: была ли запрошена помощь, и будет ли она оказана?
Никто и знать не мог, что на полном ходу и в боевой готовности, разрезая волны, словно раскаленным ножом масло, к месту захвата мчался российский крейсер. Он первым принял SOS  и, получив «добро» от командования, приступил к изучению конфликта. Не более того. На радарах сухогруз был уже как на ладони, и все-таки их разделяли мили. Преодоление этих милей могло стоить жизни некоторым, если не многим. И, видимо, это обстоятельство заставило руководство операцией поднять в воздух две вертушки. Цель та же – оценить обстановку. А заодно и дать знать пиратам, что все под контролем. Опытному снайперу на одном из вертолетов не составило труда моментально оценить ситуацию. По характерным вспышкам, высвечивающим судно, он сразу понял: на корабле идет настоящий бой. Попросил пилота сделать еще один круг. Надев окуляры для видения в усложненных условиях, он отчетливо различил две разные группы людей. Захватчиков и защитников. Снайпер не мог отказать себе в желании помочь своим. В нарушение всех уставов он взял на себя смелость все-таки оказать эту помощь. Включив переговорное устройство, он попросил:
- Эй, летун, ну-ка зависни над ним секунд на десять чуть-чуть левее. И не переживай за последствия, я отвечу. А теперь от твоего мастерства, зависит мое.
 Пилот в точности выполнил задачу, а снайпер выполнил свою. Пять выстрелов за короткие десять секунд вывели из строя четверых штурмовиков, пятый, возможно, получил ранение.
Неожиданно пришедшая с воздуха сила ошеломила и ту и другую сторону. Нашим не верилось, что так быстро пришла желанная помощь. Про них не забыли, а значит, все в ажуре.
Пираты тоже были ошеломлены такой быстрой реакцией военных моряков. Вертолеты еще немного пострекотали над судном и, отойдя чуть в сторону, снова зависли. Доложив обстановку и запросив согласие, получили «добро» на десантирование. Один из вертолетов открыл плотный огонь, в основном, по корпусу судна. Пули не принесли большого вреда пароходу, зато заставляли вжиматься в палубу захватчиков. В это время со второй вертушки, зависшей над кормой, как пауки по паутинке, скользили в темноту бойцы спецназа. Как только высадка завершилась, первый вертолет прекратил отвлекающий обстрел и, слегка покачиваясь, отодвинулся на такую позицию, где во всей красе была видна его боевая мощь. Две шестиствольных скорострельных пушки нервно повели своими носами и было ясно, с ними шутки плохи. Сама смерть заглянула в глаза пиратам. Они поняли, что положение безвыходное. Единственный путь к возможному спасению - их надежные лодки, пришвартованные у противоположного от них борта. Но для того чтобы добраться к ним, нужно было пересечь палубу, и в надежде на удачу преодолеть этот путь решило большинство. Беспорядочно стреляя, пираты устремились к своей цели. Несколько человек, минуя шторм-трап, уже бросились за борт, когда донкерман Соколов, словно очнувшись ото сна, открыл огонь и видел, что двое остановили свой бег. Несмотря на слабое освещение главной палубы, даже неопытный глаз смог бы оценить обстановку. Она была явно в пользу русских матросов. Из-за укрытия выскочила целая группа вооруженных моряков:
- Мужики, дави гадов! Если отпустим, они и дальше будут продолжать! 
И УЗИ затрещал в руках Петрова. Его тут же поддержали все, кто имел при себе оружие.
Группа спецназа тем временем полностью овладела мостиком и привычно проводила зачистку кают.
Все говорило о том, что пираты покинули внутренние помещения судна. А значит, сейчас они все на палубе. Так рассудил старший группы спецназа и отдал короткий приказ:
- Всем на главную палубу! Мотюшко, со второй группой на левый борт, остальные за мной, вперед!
 В этой команде люди понимали друг друга не только с полуслова, но и с полувзгляда. Поэтому поставленная задача была выполнена моментально. Командир в своих распоряжениях оказался прав. В результате их внезапного появления на палубе трое из не успевших покинуть борт судна пиратов вынуждены были поднять руки. Жить все-таки хотелось, а сопротивление было бессмысленным.
Иваныч это тоже понимал. Опасаясь преждевременной расправы, он вырвался вперед и  закрыл собой сложивших оружие пиратов. Его правильно поняли, и поэтому уже без особой злобы моряки сомкнулись полукольцом вокруг  пленников.
Другая группа подоспевшего спецназа осталась без работы. Никто, впрочем, не огорчился по этому поводу, а командир группы поднял вверх большой палец и ухмыльнулся одобрительно. Взгляд Соколова, ближе всех стоящего к пленникам, внезапно замер. Он увидел на груди одного из пиратов свой любимый «Кэнон».
- Опа, да это же мой фотоаппарат! Ну, повезло, мужики, а ты не дергайся, ворюга!
Он подошел к пирату, который и не думал дергаться. Не забывая при этом держать его на мушке, донкерман аккуратно снял с бандита то, что тому  не принадлежало.
- Ну-ка, ребята, встаньте-ка покучнее. А этим растолкуйте, чтобы руки повыше держали.
Он расчехлил свой фотоаппарат. Получилось так, что Иванычу досталось самое крайнее место.  Это не осталось не замеченным. Через несколько мгновений он оказался в центре ликующего торжества.
Может быть, именно поэтому на снимке лицо его казалось немного смущенным. А фотография на самом деле получилась блистательной. И, наверное, потому она стала неизменным счастливым талисманом, что бережно хранился в бумажниках каждого из участников этого события.