Обречены на счастье 2. Чудненькие

Тиша Матросова
Глава 2.Чудненькие.

    После колхоза мы со Светкой ездили домой всего на два дня. К слову, несколько картофелин, привезённые мной в качестве сувенира, родители забраковали и сварили хрюшкам, сказали  -  водянистая дрянь, собака есть не будет. А я-то гордилась! Труженица, твою мать…
    Встреча с подружками, объятия, широкие улыбки, поцелуи в щечки и мои бодрые рассказы. Если бы я услышала свои рассказы о жизни и работе в совхозе, я бы ужасно завидовала рассказчику, дождалась бы следующего сезона и рванула бы туда, откуда я так мечтала смыться. Вроде всё правда, но это как подать.

    Уезжали на поезде, со Светкой вместе,  с одинаковыми большими красными чемоданами, довольные, отмытые, полные жажды  новой жизни. Всё нам было интересно на новом месте, в училище, в общаге.
    Общага – удивительный мир.  Нам дали закрытую комнату, от которой вообще не существовало ключа. За коммедантшей носилась толпа недовольных,  чего-то требующих студентов, в том числе и мы со Светкой. Мы несколько часов подряд просили открыть комнату, после чего я прибежала к директору училища, устроила скандал с истерикой. Директор позвонил коменданту, и дверь нам просто взломали. Теперь мы могли зайти. Но как теперь уйти, оставив все свои вещи? Светка принесла с улицы камень, где-то нашла разнокалиберные гвозди штуки три, что- то колдовала с дверью.
    - Всё, сделала!  -- Объявила она. Вы когда-нибудь видели таких плотников, блондинок семнадцати лет? Вот я видела.
    Вышли в коридор, дверь закрыли на замок, получилось. Обрадовались. Стали открывать, механизм замка упал в комнату, а дверь осталась закрыта. Немая сцена. Надавили на дверь, всё сломалось, дверь открылась. Так и жили, перед  уходом, каждый раз прибивали гвоздиками, честные люди видели, что дверь закрыта и не воровали ничего, а когда мы приходили, то дверь «открывали».

    Потом кто-то попал камушком в окно, получилась маленькая аккуратная дырочка сквозь два стекла, диаметром с пятак, но в Хабаровском крае в ноябре уже мороз по-зимнему. Мы мёрзли, и чтоб теплее было спать, сдвинули кровати вместе. Светке было очень неуютно в белых голых стенах и она прилепила на стену портрет Пушкина, выдернутый из «Огонька». Она не была поклонницей творчества Пушкина, просто не было другой картинки. Пришла комендантша и заставила раздвинуть кровати – не положено! Сказала, что в общежитии были случаи лизбиянства, мы не верили  и смеялись, но кровати пришлось раздвинуть. И Пушкина заставили снять, это не настоящая картина! Стекло осталось разбито, дверь сломана, Пушкина сняли.

    В группе, кроме «колхозников», оказались ещё четверо студентов. Трое парней (парней в совхоз не посылали) и Анька (она в «колхозное время» болела).
    Анька была совсем худышка, ножки тоненькие, ручки прутики, огромные карие глаза. Мама её очень опекала. Она с общагинскими сдружилась, хотя дома с мамой жила, а вот стала нашей. Я на уроке Ленке записку написала: «Лена, я живу хорошо, у меня есть кот Светка. Как твоя коза Анька?».  Это мне надоело на латинском сидеть, а к Аньке пристало – коза Анька, хотя она обижалась.
 
    Парней оценили сразу как кандидатов.  Один якут, Герман, слишком экзотичен для нас. Второй, Сашка Глуховцев, был моложе нас всех на полгода, с шести лет в школу пошёл, был очень маленький и худенький, с детским лицом, выглядел лет на тринадцать, ему на тот момент 17 должно было исполниться со дня на день, дитё совсем.

    А вот про Олежку Смолякова все сказали: «ну ничо, нормальный так…». «Нормальный так» был после армии, старше нас года на три, не красавец, но да ладно. Одет был в брюки клёш, которые уже безнадёжно вышли из моды лет пять назад, носил волосы до плеч, что тоже было старомодно  в то время. Да это было неважно, подстрижём, переоденем. Дня через три он стал нас разочаровывать, сначала дурной привычкой что-то высасывать из зубов, постоянно чмокая, затем манерой вставлять через одно-два слова «так сказать» и «естественно», других слов-паразитов он не выучил. Светка ему свидание назначила в первые дни учёбы. Написала записку: «Олежка, приходи на свидание.  Возле фонтана в пятницу  в 18.00». Олежка прочитал записку со снисходительной улыбочкой и ничего не сказал. Я спросила у Светки:
    - А где ты в этом городе фонтан видела?
    -На вокзале, маленький такой.
На привокзальной площади был ржавый питьевой фонтанчик. Вот туда мы и отправились всей «общагинской»  компанией, девять человек. Олежка не пришёл. Пошли в кафе «Чебурашка», заняв весь тротуар в два ряда, создавая много шума, хохоча непрерывно со всего подряд, поели мороженого, а на следующий день Светка передала Олежке записку : «Ну что же ты не пришёл, я тебя так ждала…».  Опять снисходительная улыбочка. Он не знал, что мы все ждали.

    А вот Сашка Глуховцев в Светку сразу влюбился. Он ей конфетки таскал, да ещё переводилки. На переводилках были цветочки да  птички, их его младшей сестрёнке родители покупали, а он их Светке дарил. А Светка носом крутила, она на целую голову выше Сашки была.

    Первый курс в мед. училище, это очень интересно. Учебники с картинками, это вам не школьный учебник по анатомии. Да одни названия органов нас веселили. Нижняя челюсть   называется мандибуля. Лопатка – скапуля. Молочная железа – мамма.  В тетрадях по микробиологии и анатомии я рисовала разные бактерии и органы цветными карандашами, красиво так. Преподаватель похвалил, говорит, типа, Моне, импрессионисты. Почку я раскрасила жёлтеньким на срезе, а вот лоханки и клубочки внутри не нарисовала, ну их же только под микроскопом видно, а ценитель Моне поставил мне тройку, надо было изобразить схематично. А я не могу пойти против реализма и правды, вышел спор из-за разногласий в искусстве и учитель анатомии мне разонравился, а так он был очень красивый еврейский мужчина, ещё красивей Слабиткера.
    Первые уроки физкультуры. Белый верх, чёрный низ, так Палыч потребовал. Дурацкий вид. Построены по росту, мы со Светкой рядом. Почти все подружки рядом, точно, девки друг за другом тянутся. Палыч в порядке, у него всё на месте, уникальный орган в правой гаче, наши глазные яблоки то и дело сползают в его проекции. На втором занятии Палыч сказал, весело так:
    - Вы все такие смешные из школы приходите, я каждой группе своё прозвище даю. Вы у меня «Чудненькие».
Радостное ржание. Прозвище полюбилось, и мы стали так друг друга называть.  Утром в общаге бодрый призыв:
    -  Чудненькие, на выход!
 Но это уже после того, как нас заселили в один отсек.

                ***
    Первые два месяца мы были разбросаны по всей общаге.
    В нашем отсеке среди прочих жил тогда Рашид, щупленький парень, неулыбчивый. Рашид Шабан оглы не один приехал учиться, он привез с собой сестру Асият Шабан кызы.  Наверное, вся семья ждала, когда Ася окончит школу, чтобы дети поехали учиться вместе.  Рашид был уже после армии. Мы так поняли, что у них не разрешается отпускать одну девушку так далеко. Да мало ли, что. Пусть старший брат присматривает, держит под контролем девушку на выданье. Наверное, в городах это всё и тогда проще было, но эти ребята были из села, где свято чтут традиции отцов и дедов. Конечно, Ася жила  отдельно от брата, в другом подъезде, вроде как на женской половине. А вот Рашиду пришлось жить в разнополом отсеке, где парней и девчонок было поровну, и он очень сокрушался по этому поводу, просил исправить эту неловкую ситуацию, но комендантша  не пошла ему на встречу. А тут ещё одна проблема у Рашида возникла, да ещё какая. По отсеку дежурили все по очереди, все должны были мыть пол на кухне и в коридоре в свой день по графику, да ещё мусор выносить. Наши мальчишки драили пол как палубу, с песней, им только машки не хватало – флотской швабры из верёвок. Мужчина, моющий пол шваброй – романтичный образ, такого сразу хочется взять к себе домой. И не надо сразу думать о домашнем рабстве, просто такого парня хочется обнимать, нет у него широких плеч, а кажется, что есть, моряк же…. А можете ли вы представить, чтобы пол мыл восточный мужчина? Мы тогда не знали, что это невозможно в принципе. То ли у них судоходных водоёмов нет, то ли им проще выбросить корабль, чем палубу помыть.
    -Вы поймите, если дома кто-нибудь узнает о таком, это будет такой позор! – взывал к милосердию Рашид. А мы пожимали плечами, наши моют и ничего, очень мило.
    -Я буду платить вам деньги. Большие деньги.
Мы даже не спросили сколько. Ещё не хватало работать на барина. Мы свободные советские люди.
    -Я могу доставать дефицитные вещи, у меня есть такая возможность. Я сейчас могу достать импортные джинсы.
А мы в обносках походим. Мне мамина подруга свою юбку отдала красную, почти новую, ей мала, а мне очень идёт. С четырнадцати  лет ношу платье-сафари, в местном КБО пошито, и не выросла из него, все такая же стройная. Мне только  что сшили в ателье шубу из пёстрой чебурашки,  а сапоги достала тётя, она главный бухгалтер торга, она их три года назад достала и они лежали, ждали, когда я стану студенткой. Ты кто такой, что бы меня покупать? За кого ты нас принимаешь?
    На следующий день пол в отсеке мыла Ася под прицелом наших презрительных глаз. Мы смеялись над ней. Мы были жестоки. Никто не церемонился с нами, с детского сада нас не учили доброте на своём примере, нам внушали, что хорошо и правильно быть как все. Сначала твоя душа рыдает от этого, а потом ты сам становишься чёрствым сухарём. А ещё, если честно, мы были ленивы, Рашид  не понимал, насколько мы ленивы и горды, это у нас такой русский девичий менталитет.
 
    А в отсеке, где поселились  Ленка и Катька  жил высокий, красивый, улыбчивый Насиб.
    -Насиб, ты кто по национальности?
    -Да я сам не знаю, – у Насиба родители и другие родственники были разных национальностей, когда-то кому-то пришло в голову раздробить этот этнос на множество микронародностей, которые стремятся соединиться в одно целое.
Насиб просто не стал мыть полы.
    -У нас  мужчины пол не моют.
-- Но ты же не у вас, ты же у нас живёшь…
Эту тему Насиб не стал развивать. Просто игнорировал. Якут Герман из нашей группы жил там же. –Насиб не моет пол, и я не буду.
    Герман, Генька, как мы его назвали, любил выпить. А пьяного тянуло на сексуальные подвиги. Видимо, в зависимости от марки водки, он выбирал себе объект вожделения. То пытается обесчестить миниатюрную Наташку из параллельной группы(один раз чуть в окно не уронил её с пятого этажа), то упорно идёт к Танюшке, у которой большая красивая попа (та на нервной почве хохочет и плачет одновременно, отбиваясь от напористого поклонника), то вот мне такая радость подкатила, от какой-то водки тянет на mamma, которая в ладошке не помещается…  Я просто удирала. Я всегда могла выскользнуть, гибкая была, а с перепугу ещё и вёрткая, как сопливая рыба-вьюн. Иногда Генька пил столько, что уже не помнил, что пил. И тогда берегись, любая особь женского пола, Герман вышел на тропу любви!  Часто ему подворачивались первокурсницы, поступившие на базе восьмилетки. Сначала пятнадцатилетняя дурочка смеётся и дразнится, думает, шуточки это всё. А потом до неё доходит, что эти 50 килограммов живой страсти с себя не сбросить, орёт дурным голосом, рыдает, брыкается, а толку…  И подруги не в силах помочь. И тогда зовут Насиба. Насибка снимает товарища с жертвы, дружески похлопывает по плечу, на лице добрая улыбка. Приговаривает:
    -Нельзя, нельзя… Я же сказал, если тебе нужна девушка, скажи мне,  и я приведу. Что ж ты мне не сказал, что девушка нужна? А так нельзя. Видишь – девушка не хочет.
Какое-то время Генька ещё рвётся к объекту страсти, но постепенно утихает, соглашается. Хороший у нас Насиб. И Герман, когда проспится, тоже хороший. Весёлый, свой в доску. А то, что малолеток обижал, так то по пьяни. Подлецов вообще нет, ребята. Подлости делают хорошие люди. В силу обстоятельств.

    Идут они вместе – южный брат и северный брат, два метра и полтора, и очень уважают и понимают друг друга.
    Вскоре у нас появилась новая комендантша. Женщина лет тридцати пяти. Мы сразу же дали ей нежное имя Голубоглазка. У неё, как в популярном анекдоте,  были большие голубые глаза…  Всё остальное – попа. А глаза были такие голубые, выразительные… она установила свои порядки, и  «братья» всех национальностей были заселены в один отсек к радости Рашида и ленивых девочек.

                ***
    Ленивых девочек расселили по группам. Мы радовались. Нас со Светкой сначала поселили в разные комнаты, но к этому времени я проявила себя как очень положительная студентка, почти отличница и комсомолка, я просто пришла к зав. отделением и сказала, что если меня не поселят с подружкой, я брошу училище… Мой шантаж подействовал. Нам досталась тёплая отремонтированная двухместка на солнечной стороне.
    В тот же день от Катьки поступила инициатива. Пора было учиться принимать спиртные напитки. По-общагински. Это совсем не как дома, где стол ломится от пельменей, оливье, селёдок под шубой и т.д.
    Это таинство какой-то особой формы алкогольного опьянения. Скинулись. Посчитали сколько бутылок «Золотой осени» можно купить на эти деньги. Шесть бутылок на девять человек. Остаётся немного мелочи, на эти деньги берём закуску - одну банку бычков в томате. Всё. Я не согласна. Хорошо, сварим несколько картошек. Я из дома сало привезла домашнее, своего поросёночка держали, сало – небольшой кусочек порежем тонкими ломтиками, я люблю, когда красиво. Нашлась квашеная капуста у Мамедки.  Любаша решила, что капусты хватит ещё и на вареники.

    Готовить вареники Люба не умела, но не боги горшки обжигают! Капусту не подвергали никакой термической обработке, Любанька так и налепила наспех из неё вареников штук двадцать, защипнула тесто как-нибудь, местами вообще никак.  Сложила вареники на красиво расписанную, покрытую блестящим лаком,  деревянную досочку, эту досочку  Мамедке подарил её жених, он на зоне их делать научился, я позавидовала Анжелке, вот ей какие красивые досочки дарят. Анжелка убрала с горячей плиты готовую картошку, на освободившуюся поверхность (на конфорку) Люба сразу поставила доску с варениками, доска вспыхнула, пламя, чёрный дым. Я заорала, огня боюсь ужасно, в детстве пожаром напугана, я до 10 лет жила в Ванино, там в 1976 году весь посёлок горел. Мамедка хладнокровно взяла доску, потушила под проточной водой, протянула Любе. Люба переложила сей кулинарный шедевр в кастрюльку, налила воды из-под крана, поставила на плиту, блюдо кипело минуты две. Вытаскивали шумовкой, три четверти вареников развалились. Но на стол поставили все, полили маслом. Праздничный стол для новоселья готов.  Досочку, предмет моей зависти – в мусорное ведро.
 
    Тут и Катерина с Еленой из гастронома пришли с «дипломатом». Серьёзные-е-е! За спиртным у нас всегда с «дипломатом» ходили, время было такое… Горбачёвская антиалкогольная политика, понимаете. За пьянку из общаги вылетишь. Наверное.  Нас так предупреждали, по крайней мере. Застукают с бутылкой и выгонят. Вот,  за вином ходил самый солидный человек, с самым серьёзным лицом, так что и не подумаешь, что на плохое способен, да ешё с «дипломатом», туда помещались шесть бутылок и консерва рыбная.

    На столе посуда-разнобой, вино пьём из разных кружек, но отмеряем стаканом, там метка стоит, наливаешь до метки, потом в кружку выливаешь, пока всем не нальешь.
Я не хотела нарушать данное себе слово никогда не употреблять спиртное. Но я хочу быть со всеми! Мы чокались, я подносила кружку к губам, делала вид, что выпиваю, а потом быстро опускала кружку ниже стола и выливала всё на свой карман. Девки были в восторге. Но Катька смотрела недоверчиво.
--Чё-то тут не то. Даже я так быстро выпить не смогу.
--А я могу. Я способная.
Фокус проходил. Никто не мог понять, как я это делаю. Правда, пришлось принять грамм сто, Катька следила. А вот Анжелка захотела быть  звездой вечера – напиться. Не пропускала ни одной, затем «наливай больше», потом «а давай теперь мы с тобой на брудершафт», дальше «а спорим, я выпью целую кружку»…  Кто аплодирует, кто кричит «хватит!». Пьяная женщина – это шоу! Потом всю ночь объятия с унитазом…  Лишь бы тебя запомнили… В другой раз «звездила» Светка, по той же программе. К слову, это у нас было нечасто, раз пять за всю учёбу. И после Светки никто не «звездил».  А я после ста граммов вина удивлялась, какие у меня лёгкие тапочки, невесомые…  Пить глупо.

                ***
    Я купила гитару. Девчонка из сестринской группы научила нас со Светкой играть «Снег кружится». Гитару мне настраивал Герман, он умел. Приходил трезвый, настраивал гитару, сам играл и пел две песни – «Ухожу на два года», в армии выучил, а вторая песня была на якутском языке, душевная такая и пел хорошо. Я играла пьесу Крамского «Для начинающих», это была красивая мелодия, грустная, а ещё «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина» и «Молодая пряха». Все девчонки приходили к нам, слушали, общались. Мне после этих посиделок приходилось смываться из комнаты, потому, что Герман всю эту лиричность и душевность шёл водкой запивать, а потом меня искал. Потом гитары не стало, я больше не играла и вскоре вообще забыла, как на ней играть. Я сейчас совсем не умею играть на гитаре.
    К девчонкам попал адрес какой-то воинской части. Светка написала письмо «Счастливому воину». Дала мне ошибки проверить, я забраковала письмо, вместе сели и написали под мою диктовку от её лица. Так и переписывались с её солдатиком, она писала черновик, я редактировала, переделывала. Он влюбился в Светку. А потом Катька сказала, что мы не правильно пишем, скучно. Не пиши «Здравствуй, Андрей!». Пиши «Андрей, здравствуй». Это по-деловому. Дальше письмо писали коллективно. Андрей не ответил. Совсем.
    А ещё Светку пригласил в кино Сашка. Светка мне говорит:
    -Меня Глуховцев в кино пригласил. Пойдём?
    -Так меня же он не пригласил. Сама иди.
Тем не менее, мы всем отсеком пошли в кино с Сашкой. Светка с Сашкой впереди, на Светке мохнатая шуба, она в этой шубе как бочка. Сашка ниже её на голову, в узеньких джинсах, в «Аляске» и шапочке «Адидас», совсем как муравей. Мы как обычно, растянулись на весь тротуар в два ряда, а уж шуму от нас… Сашка даже не удивился, что Светка так на свидание пришла. Просто билет купил себе и ей, остальные - каждый за себя.

    Кинотеатр «Родина», облезлый и снаружи, и внутри, стены серые и голые, пол не крашен, сарай сараем, редко достанешь билеты на сеанс. Почему-то в этом городе, где 70 тысяч населения, никому не было дела до кинотеатра. В моём родном городе был красивый кинотеатр, нарядный, на два кинозала, Красный зал и Синий, новые мягкие сидения в цвет стен, в фойе большие портреты артистов, уют  и чистота. Было ещё два Дворца Культуры с кинозалами. Один – «старинный» дворец, образец сталинской архитектуры, с колоннами, лепниной и барельефами, голубой торт. Второй – дворец, построенный инопланетной цивилизацией, высокими  стройными  людьми с перламутровой  мерцающей фиолетовой кожей и изумрудными глазами, из галактики Головастик.  Не верите? Ладно, построен советскими строителями. Большое красивое здание из бетона, с добавлением чего-то чуть блестящего, с огромными окнами, отдельно стоящее на возвышении, внутри столько помещений, что можно заблудиться и не выйти. Вот за эту возможность заблудиться, я и любила это здание, с такой же любопытной подружкой мы ходили в этот дворец шляться по коридорам, заглядывая во все двери, а после записались в танцевальный кружок. И эти дворцы на 60 тысяч населения! Потому что наш умытый зеленый городок образован двумя большими оборонными предприятиями. Какая разница? Я  скучала по родному городу, и Светка тоже. В кинотеатре « Родина» мы смотрели фильм «Чучело», утирая слёзы, так было жаль маленькую Кристю Орбакайте.\


                ***
    Мы  иногда говорили с девками о парнях, о любви и сексе. Светка говорила:
    -Любовь… Слово-то какое. Я вообще не знаю как это.
Катька:
    -Целоваться – такая гадость, я вообще не понимаю девок, которые с парнями встречаются, да ещё целуются каждый день…
Я спрашивала:
    -А чем это плохо?  Я бы хотела встречаться с парнем, только не с каким попало. Наверное, если встречаются, то целуются каждый день, а как ещё?
Катька с брезгливой гримасой, удивлённо:
    -Ты что, может, ещё сношаться будешь?
    -Нет. Только целоваться.
    -Не, я вообще это терпеть не могу, Я ЛИЧНО вообще фригидная! А ты не фригидная? Вот я фригидная!
Светка с лицом пионерки-знаменосца:
    - И я тоже фригидная.
Загорулька:
    - И я!
Я чувствовала себя бракованной, мне одной нравились мужики, я влюблялась во всех стройных парней, у которых были голубые глаза. Катька повторила вопрос:
    -Ты разве не фригидная?
У меня в голове складывался алгоритм:  Ну это ж Шелест… -- любить  мужчину патологично -- обманывать нехорошо.  Ответ готов:
    -Не зна-а-аю…



                ***

    На практику ходили в больницу. Проходили общий уход за больными, учились делать первые уколы. Мне  было страшно делать человеку больно, отсюда скованность в кистях рук, так нельзя сделать укол безболезненно. Светка сказала:
    -Чего там страшного? Мне же не больно.
У неё сразу стало хорошо получаться. Последовала её примеру, не надо думать о том, что чувствует этот страдалец, надо просто делать правильно. Получилось! Мне всегда говорили, что рука лёгкая, я не больно делаю уколы, честное слово, вы ничего не почувствуете.

    Сашку больные сразу зауважали, он так солидно смотрелся в длинном докторском халате, а физиономия серьёзная была, жуть… Он был очень ответственный в своей работе, никогда не было и тени брезгливости на лице. Больные ждали его, радовались, когда он приходил. И он делал любую, самую тяжелую и грязную работу. Даже ростом больше казался. Мужик! Ленка Гарная, та вообще всю работу из рук выхватывала, жадная до работы она была. Работать с ней – наказание, ничему не научишься, всю работу сама сделает, ну везде она первая. А вот Анька, коза, уколы никогда не делала, она зеленела от страха, могла и в обморок упасть, ей это вообще ничего не стоило.

    Практика в роддоме. Роженицы перед кормлением повязывают на головы косыночки. Я сделала открытие – всем женщинам идёт белая косынка, она красиво подчёркивает брови. Деток было много, их развозили на каталке к мамам, укладывали в ряд по десять человек и везли по коридору. Они прелесть. Мне хотелось такого же. Мы их пеленали, обрабатывали глазки, ушки, пупки. Сашка, как всегда деловой и сосредоточенный, пеленает младенца, мы киваем Светке, мол, смотри,  как Сашке отцовство идёт. Голый малыш доверчиво полил Сашку из фонтанчика, на белом халате мокрые крапинки. Ничего, говорит акушерка, на свадьбу пригласит…

    А в конце года мы проходили практику в травматологии. Там другой контингент больных, много молодых, дети. У них нет психологии ушедших в болезнь, это случайные в болезни люди, которые верят, что будут здоровы очень скоро. Девчонки влюблялись в Серёжу, двадцатилетнего красавца, молодого Геракла, он только поступил, что-то с коленным суставом. В общем, кое-кто приходил на практику ещё и в ночное дежурство, «чтобы лучше научиться делать различные медицинские манипуляции». Но это не я была, демонов же культуристы не любят. Я так подумала.


                ***
    Столкновение двух индивидуальностей в житейских вопросах.
    Куда бы я ни приехала, мне везде дом.  Я сразу поставлю на подоконник горшок с цветком. Конечно, у меня бывает творческий беспорядок и вполне прозаический бедлам. Я могу уйти в болезнь (тоску, хандру, работу, загул), но я вернусь, я всё отмою до блеска, до скрипа, всё расставлю на места. Я люблю, когда красиво.

    У Светки везде вокзал. Она живёт легко. В любом шкафу мало места. Всегда. Продукты она ставит на подоконник, к моему цветку. Посуда не мешает на столе. На стену эта плотница набила гвоздей над своей кроватью, в ряд, повесила несколько плечиков с платьями. Железные спинки панцирных коек, с её точки зрения, предназначены для юбок и кофточек.

    Конечно, я просила очень вежливо, чтобы меня не травмировали этими коллажами, созданными стихийно и обдуманно. Потом я просила невежливо. Светка отвечала ещё невежливее.  Тогда я требовала совсем невежливо и категорично. Светка лучше меня постигла искусство сквернословия. Она очень эмоционально, искренне и громко поставила меня в известность, что я…  э… как переводил на нормальный язык Слабиткер, я замучила её лизбийской половой страстью.  Но я ничего такого не делала. Я тоже поматерилась как смогла. Да и у меня хорошо получалось. Светка в нецензурной форме послала меня на p;nis. Во мне проснулся демон,  и я ударила её по голове первым, что подвернулось под руку. Первым под руку подвернулась пачка сливочного масла, не убранная вовремя со стола. Когда я опустила её на Светкину голову, масло неспешно выползало на свободу между моих пальцев. Не смеяться я не могла. А Светка вытерла голову полотенцем, и мы пошли на занятия. Вопрос по декору интерьера остался открытым, зато все узнали о моей неслыханной агрессивности. Да, я злая.

    И Катька могла бы принять это к сведению. Но у неё было хорошее настроение в тот зимний вечер. Игривое. Это была незнакомая мне, застёгнутой на все пуговицы, игра. Весело смеясь, она щекотала меня. Я не просто боялась щекотки. Я просто вообще не выносила прикосновений. Если меня трогали, мне хотелось выпрыгнуть из собственной кожи. Катька говорила, что фригидные щекотки не боятся. Получалось, что я потенциально развратная. Самое ужасное, что меня щекотали, залезая руками под мой лёгкий ситцевый халатик, прямо на голое тело, норовя проникнуть в бюстгальтер и трусы. А мой дикий визг говорил хорошим девочкам о моей готовности к распущенности.
    - Катька, последний раз предупреждаю, не прекратишь – ударю по лицу! – говорю как можно серьёзнее, зажимая подол между ляжками и вцепившись в полы халата на груди, пытаясь соединить их.
В ответ --в который раз – весёлый смех. Я не хотела ссориться.
    - Катька, я серьёзно говорю, сейчас врежу! Катька, я не шучу…
Звонкий шлепок по Катькиной щеке.  Я же предупреждала. Почему все удивились? Возмутились.
    - Я тебе этого никогда не прощу! – Катька ещё что-то говорила. Там было много слов. Так все поняли, что я плохая, злая девочка, которая дерётся.
    Анжелка жила в одной комнате с Любой. Они тоже ссорились. Любанька  была одной трёх детей в семье, средней. После колхоза приехала на учёбу в стареньком цветастом полушалке. Анька сказала ей по-приятельски:
    - Сними этот платок, не позорься!
    После ноябрьских праздников Люба приехала в старой шапке из лебяжьего пуха. Примерно лет за пять-шесть до этого, такие шапки были в моде. Любина шапка раньше была белая, о чём ей язвительно напоминали, и Люба пыталась реанимировать старый мех, купая шапку в муке каждый вечер. Ещё в колхозе я сказала Любе, что хочу заказать платье в мелкую сине-белую клеточку, чтоб ещё юбочка в складочку была на нём. Люба загорелась: «И я тоже хочу!» Мы обе заказали. Моё платье было из дорогой шерсти, с модным воротником-косовороткой, складочки тоже модные, от середины бедра, такая юбочка красиво сидит на попе, добавляя недостающий по молодости задорный объём. У Любы платье в точно такую же клетку, только ткань самая дешёвая, нет такой модной юбочки и маленький закруглённый воротничок, зачем-то обшитый по краю неряшливой рюшкой из атласной ленточки. Ещё у неё была одна юбка и одна рубашка вместо блузки. Никаких украшений. Кстати, длинную косу она обрезала до пояса.

    Анжелка была младшей из двоих детей в семье, её брат давно был самостоятельным семейным человеком. Избалованной Анжелка не была, но холодильник в прокате взяла сразу и еды без мяса не представляла. Тушёнка мясом не считалась. Картошку из дома возила мешками. Девка она была яркая, красивая -- смуглая кожа, высокая грудь, талия, объём ягодиц завидный. Поклеила обои в комнате и покрывало постелила самодельное, с красивой оборкой.

    На кухне мы крутились возле плиты.
    - Любе лишний вес не грозит, - заметил кто-то.
    - Ничего, мясо она очень даже хорошо ест, - ехидничала Анжелка. – И картошку…
    Люба опустила глаза. Я посоветовала им скинуться после стипендии и купить продуктов вскладчину. Анжелка не согласилась, мясо - дефицит, продукты Анжелка привозила из дома. Люба редко ездила домой. Да ещё решилась купить себе вторую юбку. Стыдно быть плохо одетой. Я предложила не питаться вместе, если разный материальный уровень. Этого Анжелка понять не могла, как можно, если вместе живём? Она вздохнула, посмотрев на Любу. Обняла её. В тот день они помирились. Хорошо, что у нас со Светкой родители одинаково обеспечены. И аппетит небольшой. Правда, надоели друг другу. Тоже помирились.
    Наши отношения с Катькой остались прохладными.


                ***
    Научный атеизм вёл Антончик. Он ещё какие-то общественные дисциплины вёл, их было много и я все не помню, всякая ерунда. Ходил весь такой обаятельный в импортных джинсах и говорил:
    -Вот, например, молодёжь гоняется за заграничными джинсами. Ведь не думают, что это элемент чуждой, империалистической культуры. Что там написано на джинсах? А там антисоветские лозунги! Всё это разрушает коммунистическую мораль…

Тогда ещё он был красив и весел, комсомольский огонёк в глазах должен был вдохновлять нас на строительство коммунизма.

    И мы строили его. Из-под палки. После занятий шли на овощебазу, перебирали гнилой картофель. Убирали территорию в городе. Мыли пол в больнице. Писали доклады о проделанной работе, объёмные,  несколько листов словесного поноса и пустословия. Просиживали бесконечные часы на комсомольских собраниях. Участвовали в самодеятельности, и это участие не приносило радости, так как свободы самовыражения не было, пойте и танцуйте то, что вам сказали. На демонстрации 7 ноября и 1 мая явка была строго обязательна. Возмущались, огрызались на преподов, угрожали им себе под нос, мол, вот я пойду да там скажу, да пусть попробуют…  В такие моменты мне становилось жаль товарищей по несчастью, и я старалась развеселить их какой-нибудь шуткой,  за неуместное веселье мне доставалось, на меня орали. До меня не доходило, в чём моя вина. Чувство было как в детском садике, когда воспитательница шипела злобно: «Ну это ж Шелест…». Меня тоже всё это бесило, хотелось убить какого-нибудь  «танэ», а тут кто-то пытается разрядить обстановку смехом, злость берёт ( ах тебе пофигу?), одним взглядом готова забить весельчака в землю по плечи. Потихоньку ссорились.

    Меня выбрали старшим политинформатором группы, сказали, что я умная, как раз для такого дела подхожу. Каждый вторник у нас были политинформации перед началом занятий. Зачитывали заметки из газет, так-то девчонки газет не читают, «Новости» не смотрят, политикой не интересуются, а тут  всё под контролем товарищей из партии, преподавателей. Надо было рассказывать, как проходит перестройка, как ЦК КПСС собрался на очередной пленум и о чём там говорили эти скучные дядьки в однотипных серых пиджаках. Я сейчас усну, если буду дальше писать об этом. Ещё не наступило время гласности и хаоса, это было время бесконечных речей.

    Светку назначили в совет первокурсников, что он делал тот совет, Светка сама так и не поняла.
    На  1 Мая все домой собрались, пять выходных было. Но первого нельзя было домой, на демонстрацию надо было явиться к девяти, заканчивалось всё после двенадцати, на поезд не успею. Я решила не ехать. А  Светка взяла с собой Аньку и за неделю до отъезда они отпросились у классного, он пообещал прикрыть, не сдавать, но только двоих, а то заметно будет, что явка не стопроцентная. Вроде, всё срасталось.

    Но за пару дней до праздника я получила письмо из дома, мама жаловалась на здоровье очень сильно, она всегда жаловалась, всё детство нам говорила: «до лета не доживу…», а мы с братом сильно пугались. Вот и в этот раз я запаниковала, срочно за билетом побежала, тоже отпроситься с демонстрации  пыталась, но меня не отпустили. Решила с демонстрации сразу на вокзал бегом, успею. Но эту канитель затянули, пришлось сбегать.

    На вокзале было много сбежавших с демонстрации студентов и … отлавливающий сбежавших, Антончик. Практически за шиворот хватал и тащил всех обратно. Девчонки огрызались, плакали, ни конца, ни края этому идиотизму не было. И мне пришлось скандалить, Антончик был очень зол и настойчив, я тоже. Схватила чемодан из камеры хранения, Антонов тащил за руку меня с чемоданом, но я вырвалась, едва успела на поезд и всё же уехала.

    После праздников всех не явившихся на демонстрацию и сбежавших с неё вызвали в кабинет. Под дверью сидело человек шестьдесят, вызывали по группам. Светку и Аньку наш препод не сдал, как  и обещал. Считалось, что они были на демонстрации. А ещё Светка  состояла в совете первокурсников, который выполнял какие- то функции, вот мы и узнали какие. Её вызвали на этот совет, чтобы она и такие же «советники» порицали нас, несознательных. Светку натурально трясло от страха. Как она будет порицать несознательных, если она сама такая, а если всё выяснится?
    В нашей группе несознательных оказалось только двое – местная Оля Полицына, которой никуда не надо было ехать,  и я. Допрос вела заведующая отделением Майя Александровна. Ко мне обратились по фамилии и потребовали объяснений:
    -Вот какая могла найтись причина, чтобы не явиться на Первомайскую демонстрацию, когда весь мир борется с империализмом и трудящиеся всех стран вышли на улицы и площади, чтобы проявить свою солидарность?
    -Я честно скажу, я к маме ездила…
Договорить мне не дали. Майя Александровна, задыхалась от негодования:
    -Она ещё и издевается! Вот, мол, я какая честная! Да за такое надо из комсомола сразу исключать!  А у нас все знают, исключают из комсомола, автоматически исключают из училища. В первую очередь, в который раз повторяю, вы должны быть людьми, а потом уже медработниками!
Я стояла перед всеми. «Совет первокурсников» из 12-15 человек сидел передо мной за партами. Никто из них не смотрел на меня. Всем было стыдно там сидеть и глумиться над своими товарищами. На Светке вообще лица не было, казалось, сознание сейчас потеряет. Молча сидел директор, с отсутствующим видом. Зато Антончик с искренним негодованием поинтересовался:
    -Вот ты старший политинформатор группы. Так?
    -Так…
    -А как же ты завтра выйдешь перед всей группой и будешь говорить: «Первого Мая трудящиеся всего мира организовано вышли на демонстрацию!», если ты сама на этой демонстрации не была?
Вот тут я удивилась. Если я не вышла на демонстрацию, то все трудящиеся тоже не пошли? А почему? В глазах стояли слёзы, но ещё и смех напал. Это, конечно, вообще разозлило  Антончика и Майку. Антончик вдруг сказал:
    -Вот тут присутствует представитель  вашей группы. Вот пусть он выскажет своё отношение к этому безнравственному поступку, -- и посмотрел на Светку.
Светка втянула голову в плечи и молчала. Антончик продолжал её пытать:
    -Ты, честный комсомолец, который добросовестно выполняет свой долг. Что ты скажешь комсомольцу, который не явился на демонстрацию? Встань и  скажи прямо в лицо о своём отношении к этому поступку.
Светка медленно встала, как будто на расстрел. Смотрела вниз и вообще не дышала. Стояла минут пять и молчала. Антончик понял, что ничего не добьётся от неё и обратился к другим, сидящим за партами:
    -Может, кто-нибудь другой выскажет своё мнение?— На полном серьёзе ждал шкурничества.
Все сидели тихо, не шевелились. Сволочей не нашлось. В первую очередь, это были люди, а потом уже комсомольцы…
Мне вынесли выговор с занесением в какое-то личное дело, о существовании которого я не знала.
После Майя Александровна  нежно спросила Олю Полицыну:
    -А почему ты не явилась на демонстрацию?
    -А я проспала, -тихо сказала Оля.
    -Ой, ну что ж ты так, Олечка? Ну надо ж было будильник поставить. В следующий раз постарайся быть внимательнее, всё-таки это очень серьёзное дело. Хорошо?
    -Хорошо.

И всё. Я вообще ничего не поняла. Нас отпустили. Перед тем, как открыть дверь, я проглотила слёзы и нацепила на рожу пофигистическую улыбку. Вышла как кинозвезда. Ребята из параллельной группы уставились на меня, все спрашивают:
    -Ну как?
    -Что там было?
    -Сильно нервы мотают?
Я махнула рукой:
    -Да так… Не убьют!
И побежала вприпрыжку. Главное, держать лицо. Ведь правда?


                ***
    В мае пахнет молодой листвой и предчувствием счастья. Сашка Глуховцев рассказал, как хорошо в городском парке, работают карусели. Я предложила всем, кто не поедет домой на выходные, пойти в парк. Мы гуляли среди высоких зелёных деревьев. Сашка, Люба, Наташка Загорулька, якуточка Надя, я. Светка не захотела. А Сашка ждал. Катались на каруселях-цепочках, на качелях-лодочках. Сашка ещё какие-то выбрал. Пацанские. Самолёты.  Для тех, у кого крепкий вестибулярный аппарат, чтоб ещё крепче был.
    - Жанка, я на тех прокатился, та-а-ак чётко! – хвастался Сашка. Нет уж, спасибо, лучше вы к нам.
    - Я ещё на этих был! – сообщил минут через двадцать Сашка. Эти мне мальчишки…

Мы гуляли среди высоких зелёных деревьев. Сашка, Люба, Наташка, Надя, я. Над нашими головами было ясное мирное небо.