Начало:
http://proza.ru/2011/10/08/841
Дорога оказалась не такой тягостной и нудной, как ожидал Константин. Может быть, потому, что он с самого начала настроился на худшее, а может — попутчики попались нестандартные: заводные и весёлые. Даже старушка с нижней полки - баба Маня, оказалась совсем не похожей на тех обычных бабушек со скамеек, которые вечно чем-то не довольны, вечно ворчат и поучают.
Баба Маня потчевала своими «деликатесами» касатиков — как она называла Константина и молодую студенческую пару, совсем недавно соединившую свои судьбы узами Гименея. И те за обе щёки уплетали старушкины печения, соления и варения, не забывая расхваливать их на все лады. Баба Маня широко улыбалась, радуясь тому, что молодёжи нравятся её угощения.
Светлана и Игорь, как молодые, шаловливые котята затевали всевозможные игры, вовлекая в них попутчиков. Смеху, шуткам, розыгрышам не было конца. Константин сначала смотрел на всё это, если и не с удивлением, то с явным непониманием, но вскоре сам втянулся в игры, почувствовав себя не старше студентов второкурсников: стал отвечать на шутки и сам затевать розыгрыши.
Света всё что-нибудь придумывала: то буриме, то в города, то в фанты, то в испорченный телефон, загадки, шарады. Костя дивился, глядя на неистощимую фантазию юной женщины: он был уверен в том, что всё это давно уже в прошлом и молодые люди даже представления не имеют о том, что когда-то всё это имело место быть. Выходит — нет, знают.
Игорь смеялся, глядя на выражения лиц Кости и бабы Мани, и шутил:
-Это Светлая, (иначе, как Светлая он свою половинку и не называл) — на вас свои методы воспитания проверяет: она ведь у меня собирается стать методистом детских дошкольных учреждений!
Баба Маня смеялась ему в ответ:
-Да мы вроде бы уж с Кинстинтином (она никак не могла запомнить его имя) из дошколят выросли! Гляди, каким Кинстинтин-то вымахал? Чай метра два будет...
И Костя улыбался, с удовольствием поддерживая всеобщую весёлость:
-Почти, баба Маня! Почти... Метр девяносто.
-Вот это рост! - восхищалась Светлана. - А мой Игорёк — метр с кепкой!
-Почему это метр с кепкой?! - делал вид, что сердится, Игорь. - Метр семьдесят пять! Разве мало?
-Но ведь не метр девяносто? - доводила его Света.
А, когда Игорь начинал хмурится, добавляла лукаво:
-А мне почему-то маленькие всю жизнь нравились?
И Игорь шутливо нападал на неё, словно собираясь наказать за шутку. Смеху было, визгу! Из других купе даже к ним заглядывали, чтобы приобщится к веселью.
Константин смотрел на юную попутчицу и думал:
-А ведь действительно: светлая. Именно это определение подходит к ней, как никакое другое. Вот и тётя По такая же — светлая и простая... Ах, если бы таких людей было больше, как было бы тогда светло жить и вольготно...
И ему вдруг с невероятной силой захотелось нарисовать её портрет, и он достал из рюкзака небольшие листы плотной бумаги на которых обычно делал наброски и, всего несколькими штрихами набросал портрет Светланы.
-Ничего себе! - восхитилась та. - Это ведь я! Как здорово!
-Действительно: похожа, - добавил Игорь, придирчиво рассматривая набросок. -Да ты у меня, Светлая, просто красавица....
-Красавица-красавица — это точно, - подтвердила и баба Маня. - Повезло тебе Игорёк с женой-то: и красавица, и умница. Ты уж её береги, пожалуйста, не потеряй! А то я вас знаю, молодых! Все вы — Маши-растеряши.
Костя нарисовал несколько портретов Светлой, раздал их попутчикам, а один — самый первый набросок оставил себе, чтобы использовать его в какой-нибудь гравюре. Какой он пока не придумал, но был уверен, что случай представится.
Предлагал сделать портрет и бабе Мане, но та в ответ только руками замахала:
-Что ты, Кинстинтин?! Зачем это? Вот кабы десять-пятнадцать лет назад... Я тогда ещё ничего была. А сейчас? Старая, беззубая. Кто смотреть-то будет на такое чудо?
И засмеялась от души, совсем не комплексуя по поводу своей старости и беззубости.
-Не прибедняйтесь, баб Мань! - сказала Света. - Вы и сейчас - хоть куда!
-Я бы даже сказал так: импозантная женщина в самом расцвете жизни! - добавил с улыбкой Игорь.
-Скажешь тоже? - слегка засмущалась старушка. - Импозантная! Где только такое слово выискал?
А потом с сомнением добавила:
-А оно не ругательное?
-Да нет же, баба Маня! Нет!- энергично запротестовал в ответ Игорь.- Импозантная - значит видная, заметная - выделяющаяся.
-Ну, если так - тогда ладно, - успокоилась баба Маня, но позировать всё же не согласилась.
К исходу вторых суток веселья чуть поубавилось. Баба Маня занялась вязаньем ярких варежек для внучки, Светлана взялась за бульварный роман, а Игорь почитывал какую-то техническую литературу. Костя, то брался за купленный им перед отъездом гламурный журнал о жизни московской элиты, то дремал, положив журнал на лицо, то просто бродил мыслью по своей жизни, отмечая кое-какие вехи и огрехи.
В последнюю ночь ему приснился очень странный, непонятный сон. Снилось незнакомое помещение с низким потолком, который он едва не задевал головой, и стенами, меняющими своё местоположение, как какой-то непонятный трансформер, то удаляясь в бесконечность, то приближаясь на расстояние вытянутой руки.
Стоял полумрак: слабое освещение шло из середины комнаты. Когда Константин приблизился к этому месту, то понял, что оно исходит от зеркала - высокого, в его рост, явно старинного, обрамлённого какими-то фигурами, завитками и вензелями. Такие зеркала он видел в одном из дворцов Питера и потом использовал зарисовку в гравюре к рассказу самодеятельного автора, желающего запечатлеть своё произведение на страницах собственной книги. Рассказ мистическим образом был связан с зеркалами, потому именно такое изображение старинного зеркала было там уместно.
Но в его сне, как показалось сначала, зеркало было самым обычным — не мистическим. Необычно было комнатное пространство, которое ежесекундно сжималось, подвигая его ближе и ближе к зеркальной поверхности. Липкий страх, постепенно усиливаясь, тоненькими пальчиками щекотал и будоражил нервы, проникая под одежду, холодя душу и поднимая адреналин на небывалую высоту.
Неожиданно страх растворился, как льдинка в бокале вина, и Костю начал обволакивать тонким лёгким покрывалом нежный, едва уловимый запах, который усиливался с каждым мгновением. Запах только что распустившегося ландыша, ворвался в сознание внезапной волной, и так же внезапно затух. Терпкий запах земляники с едва ощутимыми нотками сирени сменил предыдущую волну легко и нежно. Эти запахи, до боли знакомые, тревожные, шли оттуда, из пространства перед ним — маняще, призывно. И Константин сделал шаг вперёд.
Перед ним расстилался осенний сад, немного пожухлый, подавляя жёлтым, слегка приглушеным цветом, И сразу, как цунами, с головой, странное ощущение, что он тут не один. И — волной желание: такое сильное, острое, какого он никогда в своей жизни не испытывал. А впереди, казалось только на расстоянии вытянутой руки, тонкий, почти невесомый женский силуэт. Длинное, в землю платье, из какого-то позапрошлого века, распущенные по плечам тёмные, волнистые волосы, красивый изгиб стана, ножка в атласной туфельке.
Константин инстинктивно протянул вперёд руку, к плечу девушки, желая повернуть её лицом к себе. В ответ нечеловеческий хохот, несущийся откуда-то сзади:
-Не тронь! Не твоя!
Тут же всё исчезло: и девушка, и зазеркальное пространство, и странная комната-трансформер. Остались только холод и пустота: ни всплеска чувств, ни всплеска мысли — словно в могиле.
Костя рванулся на своей полке, просыпаясь в поту и ужасе.
-Ты что, касатик? - поинтересовалась баба Маня. - Я уж думала, что с полки упадёшь!
-Да так, - приходя в себя, ответил Константин. - Сон дурной приснился.
-А ты поди умойся, - посоветовала старушка, - и повтори три раза: куда вода — туда и сон! Всё и утечёт: вода всё плохое уносит.
Около двенадцати дня поезд прибыл в Саратов. Костя смотрел в окно рассеянным взглядом, всё ещё под впечатлением своего сна. Тихо наплывало здание вокзала — совсем незнакомое, словно впервые увиденное, а ведь когда-то он исходил тут всё вдоль и поперёк. Теперь же не узнавал ничего. Но это не озадачило — промелькнуло и погасло, как искра от затухающего костра.
И снова, как десять лет назад, он бродил по привокзальной площади, стоял перед памятником Дзержинского, припоминая своё удивление, что железный Феликс встречает гостей города не анфасом, и даже не профилем, а - спиной.
-Знаковая поза: так же, как и вся российская власть — всегда, мягко говоря, спиной, - усмехнулся он мысленно.
Воспоминания возвращались медленно, постепенно, и скоро он забыл о странном сне, что так испугал его этой ночью. А через два часа Костя у же трясся в автобусе на Хвалынск. И дальше — на попутке до Ивановки.
Продолжение:
http://proza.ru/2011/10/23/1098