Зона отсутствия любви
повесть
Она долго стояла у двери, опустив от жгучего стыда голову, сдержи-
вая поднявшееся в груди дыхание, протягивая избитую морщинами,
дрожащую руку к чёрной ядовитой колючке звонка, плывущей в жёл-
то-синем шероховатом омуте стены, то снова без сил роняя её. В голо-
ве её, овеянной белым, как снег, легчайшим пухом, с накинутым на зат-
ылок пёстрым затёртым платком, проносились обрывки картин, одна
удручающей, страшнее другой. Она вдруг боялась всего на свете теперь:
кашля шагов на холодной, простуженной лестнице, звука человеческо-
го голоса, солнечных ярких лучей из окна, пения уличных птиц, шеле-
стения веток дерев, дождя, сама себя даже, такой, как оказалось, глуп-
ой, переверчивой, слабой, непослушной зовам небес, которые она всег-
да, даже в туалетах, задирая платье, слышала, на не внемлела им, какой-
то до крайности в своей, как оказалось, псевдолюбви, усиленной слаб-
остями характера, самозабвенной. Раз за разом густейшей, чернейшей
волной страх опускался в её сердце, когда к ней приходило понимание
того, что сын её, самый младший, самый, пожалуй, дорогой, выстрада-
нный, самый, как считала она, красивый - с милыми волнистыми ушк-
ами, носом-пуговицей, глазами серыми и мягкими, аппетитно полнен-
ький, дитя её золотое, находится в опасности, что она снова, как было
и раз и два уже в жизни, по глупости и по молодости его, долгие годы не
увидит его, за решёткой похороненного, возможно, - никогда. Слишк-
ом она стара, чтобы разбрасываться временем, такими теперь быстро-
течными для неё часами, минутами. Она не боялась сама сгинуть в во-
довороте страстей - нет, пожила на этом свете, будет с неё, с лихвой по-
видала жизнь, такую, какая та есть, хорошее и плохое в ней, нахлебала-
сь горя под самую завязку... Ей неистово хотелось, до слёз в ночи, что-
бы дети её, ни один из них, никогда не испытали её горькую судьбу, но
жизнь была сильнее её слёз и желаний. Троих выростила она, дочку и
сыновей. Старший и дочь, довоенные, промучавшись детскими годами,
как-то легко потом выбились, семьями обросли, разлетелись в разные
стороны, а вот третий, Юрочка, в предпобедный год рождённый, на кр-
асивого Гагарина лицом похожий, особая надежда её, завяз, осел на шее
у неё, и тянул, тянул её вниз, казалось ей - в самую землю... Она открыв-
ала праздничный белый редикюль, красиво вышитый стеклянным бис-
ером, который сто лет уже не носила, и проверяла, роняя в него ладонь -
на месте ли пистолет, наградной её мужа, спрятанный давно от того,
дебошира и пьяницы, чтобы не хлопнул себя в висок под горячую руку
или не сотворил чего пострашнее. Прохладный, коротконосый, широк-
оскулый, с приятно рефлёной ручкой-ногой, он лежал на самом дне, на-
пичканный медными патронами, покорно ожидая своей минуты.
Расфуфыренная красногубая консъержка внизу, в роскошном фойе
подъезда, такая же в сущности никому не нужная старуха, как и она са-
ма, долго измывалась над ней, засыпала язвительными распросами, по-
лученный мятый червонец злорадно бросила в кошелёк. С ужасом пон-
яла она, что лишняя свидетельница та, и что и её прийдётся убрать. А
потом ей стало безумно весело от того, что теперь и она вершительни-
ца судеб, а не только просительница и последняя мямля .
За стальной дверью коротко и хрипло бухнуло. Открыла яркая моло-
дая дама в коротком газовом халате с наглыми маслянистыми глазами,
голоногая. Причёска стояла модным, удивительно пошлым столбом у
неё на голове. Сине-зелёная ткань халата едва прикрывала её прелести.
"Здравствуйте!- наигранно-весело пропела она звонким, детским голо-
сом, вдруг падая, проваливаясь в какую-то липкую холодную лужу.- А
мне Слава нужен. Дома он?" Вот сейчас, вот сейчас она выхватит писто-
лет, уничтожит зло ходячее, и Юрочка её, сынок ненаглядый, будет сп-
асён! Она хорошая, хорошая,- жизнь плохая.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
1996