1970-е гг. Муха-убийца
Эту историю поведал мне мой руководитель еще в начале 90-х годов.
Со своим тестем – заслуженным железнодорожником на пенсии, страдавшим второй месяц от скуки – они сидели вдвоем на даче и пили портвейн. А чем еще было им заняться жарким летним днем? Зять был в отпуске, но ведь все отпуска когда-нибудь кончаются и вынужденное безделье завершается. А тесть – отправлен на пенсию, впереди у него маячило много-много никчемных, бестолковых, неинтересных дней, похожих один на другой как две капли перцовки. Для многих людей, проживших бурную трудовую жизнь и сохранивших в себе силы, пенсия становилась своеобразным приговором – «пошел вон!» Человек понимал, что в нем никто и ничто больше не нуждается и смысл жизни растворялся в бессмысленном ожидании смертного часа. Некоторые находили интерес в смотрении на солнышко, собирании марок, читании книг, дачных рассадах, игре в шахматы – и они кое-как жили, даже скорее – заставляли себя жить, придумывая себе «необходимость» и «смысл» этой пенсионной жизни. Кто-то грезил вырастить виноград на даче и сделать вино. Кто-то мечтал прочесть всего Бальзака, третий ждал очередного шахматного турнира с соседним двором, а те, кто был лишен подобных интересов, будучи выброшенным из жизни, обычно быстро, терял интерес к существованию и то что называется «подбирался», то есть попросту умирал. По той или иной причине, но умирал.
Тесть был крепок по отношению к спиртным напиткам, поэтому летняя жара не могла помешать питью. Зять (тогда еще не только живой, а еще и совсем молодой) старался не отставать от своего старшего родственника, а наоборот – прибавлял скорости, чтобы не показаться слабаком.
Для тех, кто не знает, что представлял собою портвейн советского периода, рассказываю… это была красновато-бурая жидкость с сернистым запахом горелых спичек и обязательным осадком на дне или по всей поверхности бутылки, отчего она становилась непрозрачной, отвратительного сладковатого привкуса. Ничего общего с тем, что обозначается словом «Портвейн» она не имела. Его еще называли «полуводка» или «полводки», поскольку он чаще всего имел 18-20 градусов, как раз вполовину слабее водки. Разливали его в отвратительные, порою явно немытые, бутылки в ужасных антисанитарных условиях на так называемых «винзаводах», представляющих собою длиннющий деревенский амбар, служивший когда- то ли коровником, то ли свинарником, то ли просто будучи таким грязным с самой постройки. Разлив производился вручную, поскольку во всех бутылках уровень был разный. И очень часто в бутылку вместе с жидкостью (вином это назвать совестно) попадала различная грязь. Что только в бутылках портвейна не находили!
И вот, когда зять с тестем стали разливать «по последней», в стакан тестя, который зятю, как гостю, наливал первому, вместе с обильным, бурым, как ржавчина, осадком, вытекла муха. Она не утонула, а подтолкнутая струей, продолжала круговое движение по поверхности стакана с растопыренными крылышками и задранными вверх лапками, как будто бы она обращалась к нам: «помилуйте меня, люди, я сдаюсь».
«Во, бля» – промычал тесть – «получается мы весь бутылек с мухой пили. Она же там, наверное, за время лежания, в спирте подрастворилась. И теперь эта гадость в нас! Зять запротестовал словами: «да, что такое – муха – ерунда не гадюка, можно даже сожрать – ничего не будет». А тесть ответил: «не понимаешь ты, сынок, опасности! Яд уже в нас проникает! Здесь торопиться надо. А то не успеем! Чем быстрее полечимся, тем надежнее». И с этими словами побежал на задний двор проблеваться.
Минут через пять вернулся немного побледневший, но с каким-то «просветленным» взором, и бутылкой водки в левой руке, промолвив: «Водка любую гадость убьет, давай-ка продезинфицируемся по одной!»
Тяпнули по одной, потом по другой… К вечеру бутылку уговорили полностью. Увидев зятя в таком состоянии, жена наутро отправила его в Москву, а сама решила поговорить с отцом. Но разговор не получился, поскольку похмелившийся отец трясущимся указательным пальцем тыкал в небо и говорил только одно: «муха… муха…»
Через три месяца он умер от непрекращающегося запоя. Печень не выдержала…