История эта произошла в самом начале восьмидесятых годов в одном из старинных русских городов, где мне посчастливилось учиться на будущего офицера.
В городе стояла ранняя весна. Это, когда понимаешь, что зима вроде уже прошла и хочется расправить плечи и стряхнуть с себя все депрессивные и грустные мысли, но до зелёной травки и радостного пения птичек ещё так несправедливо далеко, что первые едва уловимые мартовские флюиды кроме необъяснимой злости ничего не вызывают.
По неведомым простым смертным причинам власти всегда очень любили назначать в это время выборы. Демократические, тайные и исключительно всенародные. С хорошими кандидатами и очень хорошими. С умными и очень умными. С красивыми и красивыми душой. Разными, в общем. Голубыми, красными…
На календаре была суббота, а завтра городу предстояло выбрать каких-то очередных слуг народа. Всё было тихо и спокойно. В магазины по такому случаю завезли варёную колбасу по 2-20, зелёный горошек, майонез, шпроты и растворимый кофе. Многие даже всю эту прелесть успели купить и пустить в расход уже вечером, закусывая ей то, что покупать было необязательно, потому что и так было у всех и, причём, своё. А предвкушение того, что завтра на избирательных участках под бравурную музыку, дрожащими от похмелья руками опустив в красную урну листок с какими-то незапоминающимися фамилиями, тут же в буфете можно будет испить холодного жигулёвского пива с бутербродами и варёной курицей, придавало и без того здоровому сну дополнительного умиротворения.
И вот ночью, когда счастливое население беззаботно посапывало в своих постелях, вылезшие из подполья контрреволюционные элементы осуществили в городе подрывную акцию.
На торцевой стене одного из жилых домов уже полгода висел огромный портрет дорогого Генерального секретаря и лауреата всего на свете Л. И. Брежнева. Висел и висел, не то, чтобы кого-то радовал, но особо и никому не мешал. По крайней мере стена под ним даже ещё некрасивей была. По этому портрету был нанесён первый антисоветский удар.
Нанятый до мозга костей западными спецслужбами злоумышленник под покровом ночи залез на крышу дома, спустился на верёвке вдоль физиономии вождя и кровожадно отрезал у него уши. Практически все! Но этого врагам показалось мало.
Аккурат за боковым забором нашего военного училища стояла покосившаяся церковь. Она давно уже была разграблена, заброшена и загажена, однако бдительно охранялась государством как памятник старины, потому что старину у нас в народе завсегда уважали и чтили. Так вот, едва рассвело, весь город увидел, что на шпиле церкви под порывистым ветром развевается белый с голубыми полосами крест-накрест царский Андреевский флаг. Это был контрольный выстрел распоясавшихся контрреволюционеров. В день выборов!
Милиция и КГБ сбились с ног в тщетных попытках отловить и покарать политических преступников. Подняли на ноги всех агентов, стукачей и авторитетов. Никто ничего не знал. Вспомнили, что именно в этом городе много лет назад организовал свой подлый мятеж эсер и террорист Борис Савинков. Повытаскивали всех чудом выживших потомков оппонентов дедушки Ленина, знаменитого председателя общества чистых тарелок, но результат был всё равно нулевой.
Безухий портрет Брежнева сняли быстро, а вот с царским флагом всё обстояло гораздо печальнее. Церковь неожиданно оказалась такой высокой, что ни одна пожарная лестница до символа самодержавия не доставала. Пробовали сорвать баграми – всё без толку. В конце концов, уже к вечеру пожарные смастерили длиннющий шест, к концу которого приделали факел и с пятой попытки сожгли ненавистный стяг к чёртовой матери.
Поснимав с должностей кучу начальников, но так и не найдя подпольщиков, власти города потихоньку стали забывать об инциденте. Дальнейшее поступательное развитие социалистической системы хозяйствования требовало решения других немаловажных вопросов. Один только дотошный следователь из КГБ, которому поручили вести это дело, никак не мог успокоиться – ползал и ползал вокруг злополучной церкви. И что вы думаете? Нашёл! Отыскал в весенней грязи полуобгоревший лоскут от приговорённого к высшей мере наказания флага, на котором отлично просматривался инвентарный штамп нашего училища!
Остальное было делом техники. Особисты тщательно прочесали все личные дела курсантов и нашли одного особо одарённого выпускника, который через несколько месяцев должен был уже стать лейтенантом и покинуть стены альма-матер, быть может, навсегда. Его родители были профессиональными альпинистами и с детства брали с собой будущего военного совместно лазить по горам в целях укрепления здоровья и семейных традиций. И как-то на балконе десятого этажа курсантского общежития во время мечтательного перекура у этого скалолаза с ещё одним обалдуем состоялось пари на первую офицерскую получку.
- А слабо на шпиль вот этой церкви за училищем что-нибудь повесить?
- Ну что, например?
- Флаг.
- Не слабо. А где ты красную материю найдёшь?
- Да…Красной нет… А давай простынь повесим!
- Что ж мы будем белый флаг вешать, как будто капитулируем?
- А мы голубой краской нарисуем по диагоналям полосы и получится не белый, а Андреевский, я в кино про моряков такой видел!
- По рукам!
Ночью, безо всякого снаряжения, на одном лишь молодецком кураже политически незрелый спорщик свои деньги выиграл. Вот только лейтенантом не стал. Точнее стал, но не сразу, а только через год. Вначале его долго «кололи» особисты, пытаясь за уши притянуть к нему ещё и уши Брежнева, но доказать ничего не смогли. Также, кстати, как и антигосударственную составляющую сей акции.
Год смутьян отслужил солдатом в какой-то воинской части, после чего подобревшее за это время руководство училища милостиво разрешило ему всё-таки закончить учебное заведение. Он даже сам сдал все государственные экзамены, хотя за время вынужденного простоя всё успел забыть. Каждый преподаватель, выслушав на экзамене полную чушь, которую он нёс, отвечая на вопросы билета, вначале страшно возмущался, но потом, пряча предательскую улыбку в зачётную книжку соискателя, негромко говорил: «А-а, альпинист…Ну, иди. Удовлетворительно».