Правда о первом полете

Нет, внучок. Какой там пелевинский Омон Ра? Брехня все это. Взаправду летали. Ты уж мне поверь. Хотя, конечно, не все в точности официальной истории соответствует. Первый полет, например. Сперва говорили, что все было чисто и гладко по плану. Теперь признают, что не один виток, а больше планировалось. Мол, технические неполадки были. Потому пришлось раньше приземляться. А как на самом деле было, ты сейчас услышишь. Когда Юрий Алексеевич трагически погиб, близкие и друзья бумаги его разбирать стали. Сотрудник КГБ, само собой присутствовал. Нашли дневник, полистали. Дневник куцый был, ничего особенного, но несколько страниц всех потрясли. Исповедь о подлинных причинах поспешного завершения первого полета. Дело, оказывается, как было. Юрий Алексеевич человек был, в общем-то, практически непьющий. Но настоящий русский человек! Решил он, что первый полет спрыснуть надо будет обязательно. Символически. И придумал. Отрезал палец от резиновой перчатки. Налил в него водки. Подумал. Водку вылил и спирта медицинского грамм сорок туда. Завязал. И пузырек тот и на космодром украдкой пронес. Перед полетом за щекой спрятал. Дальше все как описывают: «Поехали» и все такое. Когда на орбиту вышел, отрапортовал по радио и пузырек тот раскусил. Задержал дыхание. Сполоснул обожженный спиртом рот выступившей слюной и резко выдохнул. Тут и началось. Шлем скафандра наполнился парами спирта. Дышать стало тяжело. Глаза начали слезиться. Сердце застучало вдвое чаще, о чем немедленно доложили датчики по радио в ЦУП. Сергей Павлович забеспокоился. Мол, Юра, как ты? В чем дело? Юрий Алексеевич взял себя в руки. Все нормально, отвечает, сейчас в норму приду. А язык заплетается малось. Не от хмеля, конечно, а от осознания вины. Не поверили. А может, испугались. Сергей Павлович говорит, дотерпи виток, будем срочно сажать на нашей территории. Это двусмысленное для Юрия Алексеевича «сажать» окончательно его в чувство привело. Все в полном порядке, бодро отвечает, (хотя спиртовой дух, переходящий в перегар, его до конца полета мучил). И в радиотень ушел. Как приземлился, шлем скафандра открыл, тогда лишь полегчало по-настоящему. Пока его искали, все конечно выветрилось. Врачи ничего не обнаружили. Сам признаться в содеянном не решился. Позор какой! Пить водку после этого вообще не мог. Только винца пригубить для вида за компанию. Сергей Павлович его пытал, что было? Не знаю, отвечал, от испуга, наверное, сердечко затрепыхалось. Сергей Павлович в испуг не поверил. И правильно. Но второй полет Юрию Алексеевичу навсегда был заказан. Я откуда знаю? Я, внучек, был тем самым гэбистом. Как мы эту исповедь прочли, переглянулись, листочки вырвали из дневника, сожгли и поклялись молчать. Сверхсекретным архивам такой материал доверять опасно. Обещали только внукам рассказать по большому секрету. Для истории. Ты вот, своим внукам потом расскажешь. А попусту трепаться об этом не смей! Понял? Впрочем, и не поверят…