ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.
ЧАСТЬ V. ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА.
ГЛАВА 8. БЛЕСК КЛИНКА.
А утром мы недосчитались Петрика. Причём, только за завтраком. Мы и подумать не могли, что он может куда-то подеваться, и каждый считал, что он где-нибудь тут. Мы уже почти всё съели, когда Ната сказала:
- Давно уже покричала этого потомка шаманов. Не идёт, и не идёт.
Мадинка спросила:
- Где кричала-то, не пойму? Внутри его нет.
- А где есть?
- Ну… Где-нибудь тут.
Мы удивлёно переглядывались, пока доедали кашу, а потом разбрелись искать Чудилку, но не нашли.
- Аарн! – завопил я. – Твои проделки?
- А чего сразу я?
- Аарн! – надрывался я в то время, как Лёка пытался меня утихомирить. – Я тебе говорил или нет, чтобы ты не давал Петрику ступу свою? Я тебе говорил, что он может захотеть сам, один, без меня, отправиться вперёд, раз мы так близко от Някки. Я говорил тебе, Аарн, чтобы ты не вздумал этому авантюристу ступу давать, потому что он попросит обязательно. И теперь он без меня, и с ним что-нибудь случиться! Как же это так – без меня?! Эя, какой ужас!
- Ужас какой! – ахнул Рики и пустил слезу.
- Здорово! В ступе – и в Някку! – подпрыгнула Лала.
- Ступу я никому не давал. Клянусь.
- Так-так-так, - побарабанил пальцами Малёк. – Ступу не давал. А что дал?
- Где бочонок из-под капусты? А? Куда дели? – высунулся из кухни Красавчик. – Чудилище в нём заквасили?
- Вот и ответ, - кивнул Лёка. – Все эти саморезы, самосвалы и самогрызы до добра не доводят. Чудила изобрёл самолёт… потомок такой – сякой. Попадёт в беду, как пить дать! Чёртов Кереичиките!
Нормальных людей при виде рассерженного Малька тянет забиться под лавку, но Аарн – он ничего не боится.
- Не буянь, Лёка, - говорил он. – Во-первых, вряд ли Петрика поймают в воздухе.
- Утешил!
- Во-вторых, я его специально караулил, чтобы не пустить.
- Оно и видно.
- Может, ты боишься аварии в воздухе? Не бойся. Я научил Чудилку управлять при помощи швабры. Какой, однако, талант! Самому придумать летающий бочонок, только раз увидев ступу!
- Поражаюсь я тебе, Аарн!
- На моём месте, Лёка, ты поступил бы также. Он поговорил со мной – и я проникся. Жестоко заставлять человека страдать. Ну, пусть проведает маму и папу. Ну, сядет на балкон, заглянет в окошко, убедится, что они живы, и вернётся к нам. Нельзя издеваться над человеком, проделавшим такой путь.
- И ничего мне не сказал, - огорчилась Мадина.
- Так хотел обернуться очень быстро. До дома рукой подать.
- Но его ещё нет! – всполошились все. - Ещё нет Петрика! Что делать?
- Спокойно! – крикнул Кохи. – Просто поднимаем якорь – и в путь. Пара часов – и мы в Някке. По дороге добудем Петрика.
- Настоящий пират! Эх, быть бы ему у нас атаманом! - похвалили Корка бывшие разбойники.
Я сказал, что нельзя сейчас тащить в Някку Кохи, Хрота и Мадинку, но эти трое, встав плечом к плечу, сказали, что нужно, и ничто их не остановит.
* * *
Вперёд!
Как мы неслись по Някке, это надо было видеть! Прекрасная река здесь спокойней и шире. Она разливается по долинам и пляжам и не так стиснута высокими берегами. Сплав был в разгаре, но это не так беспокоило нас, как то, что мы всё никак не видели Петрика. Разве он не должен возвращаться к нам в этот час? Он должен, обязан был успеть обернуться, даже если навещал по очереди не только родителей, но и всех своих многочисленных знакомых как в Някке, так и в окрестностях. Только, сколько мы ни вглядывались в даль, в лёгкую утреннюю дымку над розовой водой, в синее, ещё не яркое небо, мы не видели летящего к нам бочонка.
- Значит, Петрик устал и ждёт нас сейчас на берегу, - утешали братья Мадинку.
Мы следили за берегами ещё тщательней, чем за небом: вдруг Чудилка всё-таки потерпел крушение? Вдруг он будет нас звать, а мы не увидим и не услышим?
- Ждёт нас на берегу у столицы, - свирепо глянув, уточнил Хрот.
Мы глядели вперёд: когда же, когда станут видны башни города?
- Может, попался на глаза маме и папе, - предположил Рики.
Лучше бы я этого не слышал. Меня затошнило от переживаний. Попасться на глаза Петриковой маме и Петриковому папе! Что может быть хуже в нашем положении? Ну, разве что попасться Коркам. Или упасть с неба в дворцовый сад прямо под ноги королю.
И когда взошло солнце, радостное и умытое, и воздух стал золотым от света, а небо – ослепительно синим, когда мы ахнули, безошибочно почуяв близость моря, и сбежались на нос «Комарика», показывая друг другу знакомые места, то просто задохнулись от разных чувств. Как давно мы не были дома!
И вот-вот мы должны были увидеть дивную Някку, и грянули, было, приветствие, но крик радости вышел хилым. Он застрял в горле, мы им подавились.
Някка горела.
Мы это поняли, ещё не видя городских башен за склонами последних гор, за поворотом и за лесом.
Горело не два дома, нет. В ясное небо поднимался чёрный дым целых кварталов. Но мы заметили это не сразу – ветер сносил дым и запах в сторону озёр и лесов.
Вот так.
Мы стояли и смотрели, расширив глаза, вцепившись кто во что. И, увидев родной город, не произнесли ни звука. Только Аня прошептала:
- Флаги! Вывесили флаги.
Моё сердце сжалось в комочек, а руки сжали бесценных детей, Рики и Лалу. О Эя! Флаги, которыми анчу предупреждают о начавшейся резне. Если успевают, конечно.
На башнях города, на крышах Повыше, на шпиле Лечебницы… О, Эя! Почему ты позволила мне увидеть такое?
Где-то, далеко и тревожно, бил небольшой колокол.
Заплакали наши девочки. Рики уткнулся мне в живот со стонами: «Мама», - и: «Папа».
Вот так.
Это тот самый катаклизм, заговор и переворот.
Где-то там – наша с Рики семья, родные Малька и Наты, и наши друзья, и Петрик, преодолевший всё в страхе за маму и папу. В такой ситуации он именно где-то там, а вовсе не ждёт нас на берегу. А с нами юные Корки – и на них может ополчиться весь город, кто бы ни победил. Увидев Някку, Инара мигом стала Чикикукой и спрятала мордочку на груди Кохи: лишь бы не нашли, хоть бы не узнали! Аарна, который ничего не боится, била дрожь.
- Что ж, - сказали пиратцы. – Значит, повоюем. Мы на вашей стороне, ребятки.
- Беспредел, - выдохнул Мирон.
- Я не пойду туда. Я ни за что не пойду. Я не могу это видеть. У меня в «Прибежище» подружки – анчу. Они же маленькие ещё. Их тоже убили, да? – бедная Лала так плакала, что мы никак не могли её успокоить.
А «Комарик» уже вынесло в море из устья реки, свободного сейчас от судов. И в гавани полно было неприкаянных, неприбранных брёвен, потому что сплавщики куда-то подевались и не выполняли своей работы. Брёвен и плотов, принесённых Няккой за время отсутствия рабочих, было столько, что море их выплёвывало на берег, щекотало ими животы немногочисленных кораблей и прятало в тень под пристани. И с этих кораблей нас не окликнул никто. Кохи опомнился первым, бросился к рулю, повернул наше судёнышко вправо.
- Очнитесь, очнитесь! – кричал он нам. – Пока нас не заметили, спрячемся за берегом. Шевелитесь! Миче, смотри за брёвнами!
Мы вяло пошевелились.
- Пожалуй, нас не заметишь, - пробормотал я, делая, что приказано.
* * *
Довольно далеко мы спрятали «Комарик» в маленькой бухточке среди скал и леса и стали думать, что делать дальше. Я, Малёк, Аарн и молодые Корки собрались идти в город, а девочек, детей и малыша оставить на судне под охраной Мирона (полиция всё-таки) и трёх пиратцев. Рики рвался со мной, к маме и папе, к Петрику, но я объяснил ему, что зрелище, которое он там увидит, не для детей. И даже не для взрослых. А здесь может понадобиться его помощь, как мага: мало ли кто набежит на одинокое судно. На Аарне лица не было. Мы настаивали, чтобы он остался, но волшебник упёрся и пошёл с нами. Чикикука забралась к нему под рубашку и тоже вознамерилась посетить этот кошмар. Она боялась, что кого-нибудь из нас ранят, а её не будет рядом. Наши девчата плакали и цеплялись за нас. Не понять было, кто теперь заправляет в Някке и кому следует опасаться больше: Кохи и Хроту или прочей компании.
- Куда ты отправился, Миче, безоружным?
- Зачем мне оружие? Я волшебник.
- Ты разгонял брёвна и выбился из сил. Возьми саблю.
- Не хочу. Пусть она останется на «Комарике».
- Миче, довольно чудить! Бедствие в Някке – не шутка.
- Я не могу взять саблю. Разве что деревянную.
- Невозможно с ним говорить! Вот применят Корки свои солнца как оружие против тебя – и всё, ты уже не волшебник. Бери саблю.
Несмотря на все эти разумные речи, я не желал прикасаться к сабле. Как никогда. Подарок Далима казался мне нынче сгустком чёрного дыма, извивающимся, опасным, как змея. Никто не захочет взять с собой подобную вещь. Но, несмотря на моё сопротивление, на мне застегнули пояс с ножнами, проверили, настоящий ли в них клинок и велели не чудить. Ната плакала, и не отходила от меня, и я решил, что ради её спокойствия, ладно, возьму с собой опасный предмет. Уверен был, что воспользоваться оружием не придётся. От этой суеты, и спешки, и всех переживаний, я тут же и забыл, что у меня на поясе сабля. Как только мне прекратили напоминать о ней, я престал видеть в ней опасность и представлять извивающейся дымной темнотой. Просто железяка на боку, красиво изукрашенный подарок Далима. Отчего у меня к этой вещи возникла такая неприязнь ещё по дороге домой? Сейчас я не мог объяснить. И не до размышлений было.
- Мальчики, только вернитесь! Миче, пожалуйста! – этот отчаянный крик Наты стоял у меня в ушах всё время, что мы пробирались по лесу и камням.
Мне было очень тяжело. Я, конечно, более – менее восстановил силы за ночь, но требовалось ещё отдохнуть. За нынешнюю работу по борьбе со стволами, заполонившими великую реку, я взялся малость разбитым, а теперь у меня совершенно не было сил. Особенно измучил меня последний рывок – по морю, забитому брёвнами так плотно, как мостовая булыжниками. Я прилагал огромные усилия, чтобы просто успевать за ребятами, но внушал себе, что всё нормально. Если бы у меня было время, я проделал бы упражнение Тарка по быстрому восстановлению энергии. Это совсем не полезно для здоровья, а эффект кратковременный, но бывает, что возникает необходимость. Я пожалел, что не попросил друзей о передышке. Какой от меня будет прок, если я свалюсь без сознания в решающий момент?
Между тем солнце скрылось за темноватыми облаками, они клубились над нашими головами, обещая короткий, но сильный дождь. Усилился ветер.
И тут:
- Как мы перейдём мост через реку? Вдруг его стерегут?
Да, здорово. Как это мы не подумали раньше? И ещё. Никто не помнил, открыты ли Речные ворота. Всем казалось, что должны быть заперты в такой непонятный момент. И что делать?
Аарн сказал:
- Знаете, хорошо, что я с вами. Пропали бы без меня.
- Пока что с тобой у нас пропал Петрик.
- Я имею в виду, что мне известен ход под Няккой.
Мы остановились и повернулись к нему:
- Такого не бывает! Глубина-то какая!
- А кто сказал, что будет легко подниматься? Идите за мной.
- Идти за ним, Миче?
- Обязательно.
- Что-то ты серый какой-то, Миче? Не заболел? Не отставай.
Аарн привёл нас к скале, к россыпи камней у её подножия, к почти незаметной трещинке на почти отвесном склоне. Подобных скал полно в окрестностях Някки. Снова Аарн сказал что-то на своём родном языке, щель расширилась, открыв маленькую пещерку. Мы вошли внутрь. Я засветил волшебный свет. Такое простое действие заставило меня пошатнуться, и огонёк сразу погас. Только тут до Аарна, волшебника – задаваки, дошло, как мне худо.
- Ты что, Анчутка? – затрепыхался он. – Ты настолько устал, общаясь с брёвнышками? Почему мне не сказал? Я бы сменил тебя. Не понимаю, как можно лишиться сил всего лишь за два дня сплава. Зачем с нами пошёл?
- Свет зажги, - велел я балбесу.
Кереичиките засветил огонёк, и мы двинулись по каменным ступеням вниз. Этот Аарн! Шёл бы уж молча! Он ведь и впрямь не помог нам с Петриком сражаться с погаными солнцами. Берёг себя на крайний случай. Вздуть бы его как следует! И во время сплава мог бы помочь немного. Хотя, мы заметили: Кереичиките, брат и сестра, не подвержены усталости так, как мы, коренные обитатели Винэи. Оба судили обо мне по себе. Остальные же лишь смутно представляли, каково приходится волшебникам после большого колдовства и напряжения.
- Ну и ну! - высунулась из-под рубашки брата Чикикука. – А кто ещё знает об этом тоннеле?
Аарн щёлкнул её по любопытному носику:
- А кто ещё может знать о тайнах Красивых Горных Людей? Я сам нашёл проход. Есть такая сказка…
- Не надо!!!
Вниз мы почти бежали, а когда бесконечный спуск закончился, с опаской посмотрели вглубь узкого и низкого коридора, уходящего в сторону города.
- Над нами Някка, - в священном ужасе прошептал Хрот. – Вся целиком. С рыбами. Мы только что явились по ней.
- Не вздумай писать об этом тоннеле в своих научных трудах, - нахмурился наш таможенник.
- Само собой.
Было страшно, честно вам говорю, но надо было идти. Вздрагивая и с недоверием оглядывая потолок, мы прокрались сырым, но прочным и свободным от завалов коридором под Няккой. Я плёлся последним, цепляясь за стены, и пару раз даже падал в мокрую грязь. Гнусно. Весь перемазался. Отстал совершенно. Когда все остановились перед ступенями, ведущими наверх, и спохватились, что меня нет, я всё ещё скрёбся в темноте где-то сзади. Ребята вернулись за мной, и повели меня вперёд под белы рученьки. Теперь нас ожидал подъём по крутой лестнице, такой же бесконечный, как и спуск. Представляете, как он мне дался? Меня, кажется, даже не волокли под конец, а несли. Друзья бережно усадили меня на верхней ступеньке, привалив к стене, и сами попадали рядом совершенно без сил. Хорошо было одной Чикикуке – она так и ехала за пазухой брата.
- Думаете, уже ночь?
- Думаю, только-только начала спадать жара.
- Хочу застать кусочек жары. Весь замёрз и отсырел.
- Все провоняли плесенью.
- Фу!
- Какая жара, ребята? Намечался дождь, когда мы сюда заходили.
- Это хорошо. Отмоемся, значит.
- За шиворот попал червяк. Он шевелится. Сил нет достать, - пожаловался даже Аарн. Я не смог удержаться от ехидного смешка.
- Это не червяк, а мой хвостик, - возмутилась его сестрица.
- Червяк.
- Хвостик.
- Так убери его.
- Не могу. Устала.
Все засмеялись и начали подниматься на ноги, готовясь к новому рывку.
- Боюсь, лентяйка твоя будущая жена, Кохи, - пошутил Лёка. Вообще-то, он прав. Кохи отмахнулся:
- Я знаю. Но Петрик заколдует ей пару кастрюлек.
- Петрик! – с этим воплем души мы ринулись к выходу. Я забыл, что хотел попросить у ребят несколько минут для упражнения Тарка.
Аарн открыл для нас выход – и мы выбрались прямо у городской стены, прямо в те кусты, в которых прошлым летом скрылся спасённый мною пиратский волк. Аарн насмешливо смотрел на меня своими зелёными глазищами.
- Но мы не в городе, - огорчился я. – Как попасть внутрь? Я сейчас…
- Ворота открыты, Анчутка. И охраны нет. На мосту никакой стражи. Зря только по лестницам карабкались, - сообщил Кохи.
Мы с опаской вступили на улицы родного города.
* * *
Всё здесь носило следы боя и чувствовалось, что закончился он недавно. Повсюду что-то горело. Догорали дома в Пониже - жилища бедняков, и в Повыше – и мы сразу же увидели, кто из наших друзей остался без крова. Больше всего, как всегда, пострадала Серёдка, где жители активны и склонны к разбирательствам между соседями по вопросам от кухонных до политических.
- Корков тоже пожгли, - с нескрываемым злорадством отметил Аарн.
- Вон там был дом моей тёти, папиной сестры, - дрогнувшим голосом пожаловался я.
- Ты погоди, Миче, ещё неясно, кто победил. Может, тётя твоя жива. Мы сейчас поймаем кого-нибудь и выясним, что тут было.
Понять самим было сложновато. Обычно, когда Корки науськивали горожан на анчу, то одни лишь анчу и страдали. Ещё те, кто дружил с ними или укрывал их у себя. Дело происходило чаще всего ночью, внезапно, когда все спали и спросонья не успевали схватить оружие. Здесь же, видели мы, или анчу не просто оборонялись, но даже перешли в наступление, и даже отомстили, наконец, своим вековым обидчикам, или произошло нечто другое. Может, напали пираты?
Мы стояли недалеко от Речных ворот, спинами к реке Някке и пристаням, вдыхали страшный запах пожарищ и слышали где-то на улицах плач и вскрики, и звук лошадиных подков, и звук колёс. Наверное, раненых везли в недалёкий госпиталь.
- Миче, идём.
Нет. Я порывался уйти назад. Я не хотел знать ни о чём, ничего не хотел видеть, желал потерять память и забыть то, что увидел уже. Представьте себя на месте недавнего сражения, эти красные пятна на мостовой, чьи-то ноги, торчащие из-за угла, вой собак и звуки человеческого горя. Вы поймёте меня. Я опустился на колени, на камни, и закрыл лицо ладонями. Чикикука подкралась, обняла лапками, прижалась к груди.
- Надо идти, Миче.
Мне нужно было время, чтобы собраться с силами, но я не сумел сказать об этом. Меня подняли и повели вверх по улицам, в наши кварталы. Я не замечал ничего. Мой организм просто не выдержал бы этого. Он защитил себя сам, и я, хвала Эе, ослеп, оглох и онемел.
Нет, иногда моего сознания касался запах садовых цветов или хвои или робкая песня овсянки. «Что это? – думал я. – Что это? Как это? Откуда?» Я понимал: вокруг ужас, смерть и горе, и эти простые звуки послеобеденной Някки удивляли меня до предела. Мычание коровы, стук подойника, скрип колодезного ворота, отдалённые голоса… Откуда? Разве мир не погиб, не уничтожен этим утром? Или ночью? Я не видел. Я запутался во времени и улицах, которыми меня вели, обсуждая, где лучше меня оставить и как это их угораздило взять меня с собой, почему не заметили, что я настолько слаб.
- Что творится!
- Молчи, а то Миче совсем не в себе.
- Никого нет. Спросить бы…
- Поищем кого-нибудь. Посадите-ка Миче на лавку.
- Под навес, а то вот-вот дождь…
- Вон кто-то едет.
- Но женщина плачет. Не стану спрашивать.
- Свернула.
- Посадите Миче лицом к нормальному дому, а то увидит сгоревший – и вообще помрёт.
Это мои товарищи – про меня.
Как только меня усадили, я не стал терять времени, поняв, что это – долгожданная передышка. Сосредоточился, отрешился от всего и выполнил то, что предписывает в таких случаях делать великий маг Тарк, специалист по волшебной энергии. Я бы умер от стыда, если бы продолжал пребывать в таком состоянии и заставлял друзей нянькаться со мной. Я ощутил себя одним целым с Винэей, с её деревьями, что корнями пьют влагу из почвы, а листьями впитывают животворный свет, что шлёт им Радо. Я почувствовал себя могучим, способным выстоять в бурю, потому что меня наполняют мощью целительный сок и свет нашей планеты. Я поднял вверх руки… И меня, как и положено – ведь я же прекрасное дерево – неожиданно окатили холодной водой струи летнего ливня! Он показался мне ледяным настолько, что я затрясся в ознобе. Но дождь привёл меня в чувство. И очень быстро закончился.
- Мамочка, - стуча зубами, проговорил я, вспомнив о том, что я – Миче Аги. – Как же мама моя?
- Сейчас, Анчутка, сейчас.
- Что, сынки, - вмешался посторонний голос, - плохо анчу вашему? Оно и немудрено после такого-то.
- После чего, дедушка? Скажите, а то мы только сейчас в Някку вернулись.
- А-а! Считайте, вам повезло. А дело-то в чём? А дело в том, что Корки давно переворот готовили. С пиратами у них не вышло, потом снова не вышло, а сегодня вот выйти могло. Это Корки знаете, почему поторопились? Потому что государи в отъезде. А как вернутся, совсем худо будет Коркам. Хвосты им надерут из-за их светильников ядовитых. Слыхали, поди, про светильники-то? Вот Корки ночью и поднялись против Охти. А то мог весь город подняться против них. Уж тут такое было! Корков чуть ли не в осаде держали. Хоть полиция людей гоняла и твердила постоянно: пока доказательств нет, разбирательство идёт. А народу-то что? Как пошли слухи о Коркиной причастности к этой отраве, возмущение случилось огромное! А государи уехали! Корки ждать не стали – ну и устроили этой ночью заварушку. Видать, всё готово у них было, несмотря на осаду. Да в Някку как раз в это время вдруг неожиданно возвратился королевич наш. А его, знаете, небось, долго дома не было. Как уж он узнал про заговор – неведомо. Но он ведь что сделал – ударил в набат. Корки и их братва только по улицам расползаться начали – а тут здрасте вам. Ну и пошло – поехало! Отколь у Корков столько народа, а? Уж какая драка была! Там, в Повыше, дом, говорят, у самого парка, да, дом купца, торговца рыбой, прямо в крепость превратили. Там собрались анчу со всех окрестностей и прочие всякие люди. И уж как бились!
- Натин дом!
- Это Натин дом!
- Великая Эя!
- Говорят, там держались молодцом, пока солдаты не подоспели. И вот, пока военные усмиряли народ на улицах, Корки во дворец пробрались.
- Как это – пробрались?
- Что значит «пробрались»?
- Да так. И досель там сидят. Не слышите разве? Народ голосит, аж здесь слыхать. Выгнать Корков хотят из дворца.
- Да. Что-то где-то голосит.
- Точно. Оттого-то улицы и пусты. Все воюют, и бабы тоже. Да, бабы юбки подхватили – и туда. Не все, конечно. А просто там же наш королевич, а он такой весь красивый, как проскакал на коне… А я не могу, нога разболелась, спина тоже. Пойду лягу.
Шарк – шарк – шарк… Старик ушёл.
- Ко дворцу, - сказал Кохи. – Но сперва отведём Миче домой.
Малёк поправил:
- Вы с Хротом отведёте и будете сидеть там тихо – тихо. Иначе вас просто убьют.
- Уберите ваши руки! – неожиданно для самого себя подскочил я. – Домой? Вы что? Я с вами!
- Упражнение Тарка? – всполошился Аарн. – Как можно, Миче? Вечером ты рухнешь без сил.
- До вечера есть время, - отмахнулся я.
И мы побежали бегом, разбрызгивая сине – красные лужи.
* * *
Сначала к Натиному дому – по пути ведь. И там моя мама и две мои тёти попались нам прямо у ворот. И там была Натина мама с ружьём, и Натины сёстры, и мама Малька с двумя топорами в руках. Не помня себя, мы бросились к ним, и они целовали и обнимали нас, и радовались Кохи и Хроту, как родным, и хоть на этом дворе я мог не волноваться за молодых Корков. А из дома и сада уже бежали соседки, и их дети, и девять моих двоюродных и троюродных сестёр, и плакали, и снова целовали нас, и благодарили светлую Эю за то, что мы живы и вернулись к ним, и делились страшными переживаниями этой ночи и этого утра. Тиле, Рикин товарищ, пробрался ко мне, и обнял меня, и я вдруг заметил, что он, и другие мальчики - подростки с ближайших улиц, все были вооружены.
- Тиле, да ты герой! – восхитился я. – Хочешь, я одолжу тебе свою саблю?
- Не чуди, Миче! Даже не вздумай! Тут такое творится! – отругали меня этот разумный ребёнок, мои друзья и родня.
И моя мама сказала небывалую вещь:
- Ребятки, пожалуйста, бегите ко дворцу. Пожалуйста, скорее. Там же все наши, а вы такие умные, помогите им!
- Кому он там нужен, ум-то? Добрая сабля, ружьё да топор – вот то, что надо, - воинственно заявила мама Малька. - Идите, ребятки. А вот Кохи с Хротом оставьте. Что им там делать? Нас пускай защищают.
Вы знакомы с госпожой Мале? Нет? Ну так я вам скажу, что кого – кого, а её защищать не требуется. Она сама защитит кого угодно.
Мы покинули разгромленный Натин двор и побежали наверх, туда, где всё громче слышались вопли, удары и выстрелы. Юные Корки и не подумали остаться, несмотря на все наши уговоры и аргументы. Лёка ругал Кохи и Хрота за упрямство всю дорогу.
Мы ещё не достигли площади перед дворцом, когда нам пришлось сменить направление. Что-то нехорошее происходило за оградой их родового гнезда, этого большого дома Корков, который они из вредности выстроили недалеко от резиденции Охти.
- И там осада, и тут осада, - усмехнулся Аарн, недобро сверкнув зелёными глазищами. – На чьей стороне будем?
Не слушая его, мы влетели на Коркин двор, горя желанием разобраться сначала здесь.
* * *
Дом осадила пугающе большая толпа знакомых и незнакомых людей. Всё больше анчу, всё больше вооружённых. И мы тут же поняли, что это месть.
Месть за века притеснений, гонений, унижения и страха. Об этом и говорил некий вдохновенный оратор с высокого крыльца. И я тоже имел право мстить, но…
Но в доме плакали дети.
Младшее поколение семьи, собранное сюда за дни осады Коркиных домов на всякий случай, как в самое безопасное место. Поскольку среди Корков есть несознательная и непокорная молодёжь – её даже могли заманить под видом бала, вечеринки, детского праздника, важного дела, а потом запретили расходиться. Выдали ружья и велели, если что, оборонять сестёр, племянников и старух. И куда деваться?
Молодые отцы и матери многочисленного клана, видимо, с самого утра сдерживали натиск анчу и их товарищей. Дом был изуродован пожаром. Он уцелел лишь в средней своей части, но окна были выбиты, а в черепичной крыше зияла здоровенная дыра. Здесь был настоящий бой, это сразу становилось ясно. Я поразился тому, как при таком неравенстве сил, нападающие ещё не прорвались внутрь. Скажу вам, что мужество моих врагов потрясло меня – пусть даже они применяли контрабандное волшебное оружие. Я даже подумал о слугах, о той горничной, которую ударил Кырл, когда она вступилась за Кохи. Слуги могли бы выдать хозяев, ведь это не их борьба – но не выдали, сражались с ними.
Старушка прабабушка на секунду показалась в оконном проёме, плюнула в толпу и погрозила костылём – и её тотчас утащили вглубь комнаты, а со двора полетели камни. На подоконник вскочил серый котёнок, зашипел, выгнул спинку и испуганно прянул обратно. Захлебнувшись проклятиями, толпа качнулась к дому. Дети внутри руин заплакали громче.
И я даже опомниться не успел, как заехал оратору в ухо и выкинул его с крыльца под ноги толпы. Движение остановилось, головы повернулись в мою сторону, крики стали стихать. Я опередил, сам не знаю как, своих друзей. Они только-только догнали меня.
- В доме дети, - сказал я толпе.
- Миче! Это Миче! Миче Аги! Давай же, волшебник, спали эту дверь, давай, давай же! – народ взревел от восторга.
- В ДОМЕ ДЕТИ, - повторил я, отводя глаза от белого, словно анчу, Аарна.
- Это – Коркины дети, - напомнили мне. Я пожалел, что этот напоминатель стоит далеко от меня. Не дотянуться.
- И вот Коркины дети, - показал я на своих товарищей, - и что вы скажете плохого о них? Вот Хрот – он с осени собирает по свету анчутские легенды. Нашу историю восстанавливает, между прочим. Вы сами её не помните. Он женат на женщине из анчу. Он не отдал своего сына на воспитание, не утопил его в речке, он сам станет растить его. Вот Кохи, что помог отстаивать мой дом. Он не сказал отцу, что я знаю о планах пиратов – благодаря этому вы сейчас живы, а он тогда чуть не умер. Он написал пьесу «Запретная гавань». Ага! Вы не знали! Так я говорю: написал её Кохи. Для вас. И вы позволили мне поделиться с ним деньгами, которыми поделились со мной. Вы хорошие люди, мои соседи, но и они тоже. Они жили под моей крышей, мы ели за одним столом. Они заботятся о девочке, родственнице Охти. Петрика Тихо знаете? Он женится на их сестре. Хватит уже враждовать. Коркины дети помогли захватить завод, где делали солнца.
Наступила тишина. Слышно было только, как в доме надрывался совсем маленький, грудной ребёнок.
- Идите, - сказал я. - Тот, кто плачет, не виноват перед вами.
- Да, но там и взрослые тоже, - крикнул кто-то. - Можно не трогать детей.
- А можно трогать. Можно трогать, почему бы и нет? – ярость обрушилась на меня горячей волной. – Я расшибу дверь, и вы войдёте, и разорвёте детей на части.
- Ты что, Миче, - ахнула толпа.
- Ну так расшиби её! – выкрикнул какой-то гад.
- Нет, детей мы оставим в живых, - прокашлял старческий голос.
- Да. И они вырастут вашими врагами. Станут мстить за родителей. А можно не трогать взрослых – и они будут благодарны вам за своих детей.
- И захотят мстить за тех, кого сейчас поубивают там, во дворце, - возразили мне.
- Те, кто во дворце, затесались туда по своей доброй воле. Будут расплачиваться сами, - жёстко заявил Кохи.
Я призвал ещё раз:
- Уходите.
Чикикука ткнулись носиком мне в ухо и пропищала:
- Ты просто чудо.
- А пусть те, кто в доме, говорят сами за себя, - снова завякали снизу, но голос Кохи перекрыл все прочие:
- Я говорю за них. И если что, можете меня убить, как заложника.
- И меня, - Хрот встал рядом. – А вообще, это дело соответствующих органов.
- Самоуправство будет наказано, - подтвердил таможенник Лёка.
- И зачем вам это? – снова полез на крыльцо неугомонный оратор. Мало я ему врезал, ох, мало!
Он снова заголосил было о вековых притеснениях и справедливом гневе и о том, что сейчас прекрасная возможность разобраться с проклятым семейством под шумок, прикрываясь интересами Охти, и вряд ли кому-то придёт в голову мысль осуждать.
- Пошёл вон, - пошипели мы и надвинулись на него всей компанией, но он заорал, что вот, мол, какие анчу пошли – предатели. Ну и схлопотал. У меня это не задерживается.
Только вот беда – у оратора было здесь полно сторонников, молодых, упившихся водки хулиганов со всего города, пришедших сюда именно подраться. По большому счёту, им наплевать на честь анчу и на всё остальное. Да многие и не анчу были вовсе. И драка началась! И, главное, было кому драться! Часть толпы, нормальные люди, опомнились, и теперь были на нашей стороне – те, кто не ушёл ещё раньше, после моей речи.
Драка вскипела у наших ног и подкатилась к крыльцу, потому что толпа помнила главное: растерзать засевших в доме Корков, и ради этой цели она расплющит нас о дверь. Ребята держали наготове ружья, но так и не осмелились выстрелить в обезумевших наших соседей, когда под ногами затрещало крыльцо.
…Вам интересно, отчего мы с Аарном не действовали, как волшебники? Я вам скажу. Мы не могли. Во время штурма в дом Корков метали поганые солнца Миче – и они горели, невидимые, в цветниках у стен, где-то внутри, закатившись под кресла, источали свой яд под крыльцом…
И вот оно затрещало, а дверь дома распахнулась, и оттуда крикнули нам:
- Скорей! Сюда!
И это была ошибка. Дверь не успевали закрыть. В доме высоко и отчаянно закричала женщина.
Нас внесло внутрь, разметало в разные стороны, взметнулось оружие… От сильного толчка мои очки улетели в сторону, происходящее сделалось для меня мельтешением теней, пятен, неясных силуэтов…
И я вдруг остался один перед всадниками, влетевшими прямо в холл. Это новый кошмар, понял я. Эти люди здесь для того, чтобы помочь добить обречённых пленников этого дома.
Женщина кричала и кричала, дети в глубине руин заходились визгом. Я не мог допустить, чтобы их погубили.
Рядом со мной грохнули копыта. Тёмное пятно ринулось прямо на меня - сверху, с коня светлой масти, а моя сабля, на этот раз настоящая, подарок Далима, свистнула…
И было её не остановить.
Я поздно вспомнил свой давний сон – мгновенной вспышкой ужаса.
«Блеск сабли в твоей руке», - сказал Чудилка, делясь своим страхом…
Я поздно понял, на кого замахнулся оружием.
На Петрика Тихо, лучшего друга.
Продолжение: http://www.proza.ru/2011/10/25/811
Для создания иллюстрации использованы работы авторов Яндекс.Фотки.
Дмитрий С. "Радуга. Речной вокзал, Тверь.", serbog94 "Блеск русского булата" и моя фотка Мелитопольской старинной мостовой. Фотошоп.