Мы шли с собакой по тропинке между двух сугробов, время клонилось к вечеру, это заканчивался последний день старого года. В полночь, с боем курантов, к нам придёт Новый год. Было немного грустно, что прожит ещё один год. А где-то внутри жила надежда, что приходящий Новый год подарит что-то новое, хорошее. Шла я с такими мыслями о течении времени и вдруг увидела впереди какое-то движение. Мы пошли с собакой быстрее, возле самой тропинки в окровавленном снегу трепыхалась, вся окровавленная, ворона. Я подняла её, что с ней, было непонятно. Мы с собакой и вороной пошли домой. Дома я пыталась протереть её влажной марлевой салфеткой, очистить от крови, а ворона из последних сил пыталась клюнуть меня, и у неё это хорошо получалось. Она пыталась отстоять свою свободу. Бедная птичка, она была вся разбита и не могла стоять на ногах. Если я её ложила, она пыталась встать и крутилась на одном месте. Я достала большой таз для стирки белья, устроила ей там постель, положила, и накрыла сверху светлой тканью. Она успокоилась и притихла. А мы с собакой стали готовиться к встрече Нового года. В гости мы никого не ждали и не ждали ни от кого новогодних подарков, и я подумала, что ворона – это нам подарок Свыше.
Ворона дожила до утра, но всё так же лежала на боку. Я взяла её на руки и она, как и вечером, опять пытилась меня клевать. Я предложила ей воду и еду, но она отказалась. Надо было что-то делать, а что, я не знала. Нашла в интернете сайт "Мои птицы", очень хороший, содержательный сайт. Там есть интересный форум владельцев пернатых, очень познавательный. На форуме я многому научилась и узнала много интересного про ворон. И там же мне посоветовали, как лечить и как и чем кормить. Пошла купила шприц, сняла иглу, и залила ей в клюв немного воды. Потом в тот же шприц набрала сырого яйца и тоже вылила ей в клюв. Всё это сделать было очень не просто, ворона отчаянно сопротивлялась, а сил у неё было совсем не много, и я боялась, что силы совсем оставят её. Так я кормила её раза четыре в день. На следующий день купила ей мясное детское питание и так же стала давать из шприца. Ворона немного оклемалась. Я всю её осмотрела и пришла в ужас. У неё было две дырки в голове, видимо в неё стреляли, и пуля прошла навылет. Вся спина до шеи была сплошное кровавое месиво, ни перьев, ни шкуры там не было. Надо как-то лечить. Я купила пенициллин для уколов, разводила кипячёной водой и давала ей по несколько капель раствора с водой. Спину стала мазать левомеколем. Но эта мазь вороне не подошла, и я заменила мазью Вишневского. Она была такая маленькая и вся больная, мне было страшно просто брать её в руки, а надо было ещё и лечить. Но лечение всё же помогало и вороне стало немножко легче. Она постепенно начала становиться на ноги. Пришло время устраивать ей какое-то жилище. Нашла большой картонный ящик, сделала в нём два окошка из решотки, одна из них стала дверкой. Дверка открывалась и я стала выпускать ворону на время уборки. Она от своего домика не уходила, стояла и ждала, пока я уберу и быстренько возвращалась обратно. Но кормила я её по прежнему, из шприца, сама она клевать не хотела. Как-то пошла с ней на кухню и предложила ей кусочек мяса, она схватила его у меня из рук и быстро проглотила, посмотрела мне в глаза, как бы говоря, давай ещё. И я дала ей ещё и ещё. Этот момент нас как-то сблизил, она мне стала немного доверять. С тех пор она начала сама клевать еду. Сразу я начала делать ей мешанку, как советовали на форумах. Смешивала кашу, мясо, рыбу, варёное яйцо, морскую капусту. Но она тут-же начинала всё разбрасывать по своему ящику, как бы говоря, "ну разве это еда для ворны". Потом я стала кормить её тем же, но раздельно. Такая еда ей нравилась больше. Ворона стала энергичней, ей хотелось двигаться и мне пришлось искать ещё больше ящик для домика и обустраивать его, как и первый. Я нашла для неё большой картонный ящик, купила решетки для раковины и вставила их со всех сторон в ящик. Получился домик с окнами. Как-то стала я её осматривать и обнаружила, что у неё в спине торчит, как кинжал, обломок толстого махового пера. Я не знала, как его оттуда извлечь. Пришлось вызвать на дом орнитолога, он вытащил это перо вмиг. Потом решил посмотреть раны у неё на голове, они уже начали подживать. Запросто ногтём сковырнул поджившие корки, и стали видны кости черепа по периметру и содержимое головы. Он посмотрел и сказал, что так оставлять нельзя, надо наложить швы. Наложил по одному шву на каждую рану, а швы, сказал, снимать не надо, они сами отпадут дней через десять. Прошло и десять дней, и двадцать, и месяц, а швы и не думали отпадать. Я позвонила ему и спросила, что мне делать. Он ответил, что можно отрезать кончики нитки, что бы они не мешали, и пусть так живёт. Я стала отрезать и, о ужас, одна дырка открылась, и там теперь была видна не живая ткань, как было сразу, а всё содержимое высохло, стало темно коричневого цвета и растрескалось. Что с этим делать, я просто не знала. Пришлось опять идти на форум и просить помощи. Там консультируют орнитологи. Они сказали мне, что у неё сухая гангрена. Посоветовали мазать ируксоветином. Я прочитала в интернете, что гангрена лечиться только хирургическим путём, вернее, не лечиться, а удаляется. Но голову удалить нельзя. И я начала всё сначала.
К этому времени я сделала для вороны приличный вороний дом, по такому же принципу, как и первые два, только гораздо больше. Он не закрывался, ворона свободно выходила на стол, со стола на крышу домика, с крыши на присаду. Присадой служила ветка, которую я закрепила на крыше домика. У вороны появилось своё пространство, в котором она чувствовала себя уверенно и в безопасности. На крыше домика у неё стояла вода и еда. Оказалось, что ворона любит склёвывать мясо с куриных косточек, и теперь я давала ей каждый день куриную косточку с мясом и у неё теперь было занятие таскать эту косточку с места на место и на присаду. Так ловко с ней управлялась и заодно тренировала свои мышцы. Она стала понимать слова. Я разрешала иногда ей ходить по дому. Говорила: «Теня, иди, гуляй!» Она быстро спрыгивала сначала на диван, потом на пол и ходила, всё осматривала. С собакой они жили мирно, просто старались не замечать друг друга. Когда я ей говорила, Теня, домой, она быстренько возвращалась на своё место. Сама, без разрешения, она никуда не ходила. Когда стало тепло, я оборудовала ей дополнительное место на лоджии. Теперь ей стало веселее. Но она, по прежнему, была дикая, в руки не давалась, я каждый раз ловила её с трудом. Так мы с ней постепенно обломали все маховые перья. Но, к моей радости, у неё заросла дырка в голове, в июне она начала линять. Вдруг, неизвестно от чего, у неё начался сухой некроз на крыле. Возможно, причиной стал ушиб, она, подстреленная, падала с высокого дерева. Повысилась температура, воспалились кости и начали выступать, такое впечатление, что сразу кости, а потом шкура. Я стала опять лечить её ируксоветином. Похоже, она понимала, как это опасно. Она стала сама садиться мне на руку. Делала она это так осторожно. Я подставляла близко к ней свою руку, она сначала пробовала одной ногой, надёжная ли моя рука. Люди так, обычно, пробуют одной ногой на крепость первый хрупкий лёд. Когда убеждалась, что рука прочная, становилась второй ногой. Лапочки у неё такие маленькие, да и сама ворона такая маленькая птичка. Она кажеться большой издали, когда сидит на ветке и перья распушены. Я подымала руку с вороной вверх, а она сама поднимала крыло вверх и так держала, пока я снизу мазала. Такая умничка. И мы с ней залечили и эту напасть. На том месте, где было страшное воспаление, выросли перья. У неё начали постепенно, в процессе линьки, отрастать и маховые перья. И к этому времени у неё выросли огромные когти, они обычно вырастают у птиц в неволе. Надо было стричь, но я панически боялась. А деваться некуда. Взяла собачьи щипцы длы ногтей, завернула птичку в полотенце, оставила только лапки. Перевернула ворону на спину, она отчаянно сопротивлялась, кричала и клевалась. Пришлось накрыть ей клюв с головой тоненькой тканью, она слегка успокоилась, а я дрожащими от страха руками обстригла все её когти. Перевернула её на лапки, она мигом запригнула на свою присаду и стала с угрожающим видом клевать свою ветку, как бы говоря, что с таким удовольствием она поклевала бы меня. Пришлось дать ей вкусненький кусочек и она меня простила.
Пришло время готовить ворону к самостоятельной жизни, я боялась, что сидя в квартире, она забыла, как живут на свободе. Я начала выносить её на улицу гулять. Она сидела у меня на руке, а второй я её придерживала сверху, так мы с ней ходили и всё смотрели, что там творится. Она громко, басом говорила мне «КА, КА». Она не каркала, а именно говорила. Если кто-то к нам подходил близко, она трогала меня своим клювом снизу под подбородок, как бы говоря, я твоя, я твоя, не отдавай меня никому. И я говорила ей: «Теня моя, Теня хорошая, Теня гуляет». Она уже знала слово «гулять» и если я говорила «пойдём гулять» она сразу начинала собираться, встряхивать перья, распушивать хвост. Она стала более общительная. Когда я заглядывала через окно в кухне на лоджию, где она сидела, она тут-же, при виде меня, говорила "КА", если я ей отвечала, она повторяла снова. И взгляд у неё был осмысленный и выразительный. Иногда я говорила ей: "Теня, спой", и она говорила "КА" ещё гормче. Я хвалила, какая она умница, и просила спеть ещё, и она каркала, громко, как вороны в природе, но только один раз, и ждала, что я скажу. Если я хвалила и просила спеть ещё, она каркала ещё, но просто так, сама никогда не каркала. А когда мы с собакой приходили на кухню пообедать, она тут-же заходила с лоджии через открытое окно, становилась на подоконнике в кухне, и ждала угощение, скромно переминаясь с ноги на ногу. Она очень любила сливочное масло. Жирное, так пишут на форумах, воронам давать нельзя, но она так его любила, и я каждый день давала ей малюсенький кусочек масла. Она так забавно жевала его и приплямкивала. А ещё она любила творожок с перепелиными яйцами. Ела маленькими порциями, поклюёт немножко, посидит на присаде, потом опять, как-бы растягивая удовольствие.
И вот все маховые перья у неё поменялись, она стала красивая ворона и я подумала, что пора уже её выпускать. Пошли мы с ней на большую поляну посмотреть, как она летает. Оказалось, что она не может летать. Пролетела низко над землёй метров шесть и села, села и запаниковала, раскрыла клюв, стала тяжело дышать. Я взяла её на руки и мы пошли домой. У неё был такой несчастный вид, казалось, что она горько плачет. Я говорила ей: "Не горюй, мы пойдём с тобой ещё, будем ходить, пока окрепнут крылья". И стали мы с ней каждый день ходить полетать, и она с каждым днём стала летать всё дальше. И с каждым днём стала приближаться осень. Стало холодать, задождилось. Пошли мы с ней полетать в очередной раз. Она вся сосредоточилась, собралась, как пружина. Пришли мы на большой пустырь, и я, как всегда, отпустила её. Отпустила в сторону, где нет ничего, что бы мешало лететь. Но она развернулась на лету в другую сторону и полетела вверх, в сторону больших деревьев. Долетела и села на самой верхушке дерева. Я ж, конечно, теперь не могла её достать. Звала её, но она в ответ срывала листья и бросала мне, как бы говоря, всё, теперь ты меня не достанешь. И ушла я домой одна, ходила к ней несколько раз, носила еду, звала, но она в ответ бросала мне листья. Я боялась, что она ослабнет от голода и не сможет улететь, а ещё хуже, превратиться от голода в мумию, или размокнет от дождя, потяжелеет и упадёт с высоты, мокрая ворона летать не может. На том дереве она просидела больше суток, но потом всё-таки улетела. Через день, когда я гуляла с собакой, она прилетела к нам, сделала несколько кругов, покаркала, как бы говоря, смотрите, как я летаю, проводила нас до подъезда, села перед подъездом на большое дерево и смотрела, как мы заходим в подъезд. Я собаку оставила дома и понесла ей угощение, но её уже не было на дереве.
На следующий день, когда мы пошли с собакой гулять, я взяла кусочек мяса и кусочек сыра. Она появилась паред нами неожиданно, ниоткуда. Села низко на дереве, как бы говоря: "Ну вот и я, здравствуйте!" Я предложила ей угощение, но она ближе не села. Тогда я бросил угощение на землю, она слетела к нему, но собака бросилась к вороне, прогнала её и схватила угощение. Что делать, я просто не знала. Тогда я наклонила ветку, повесила туда кусочек сыра и отпустила. Ворона прошла осторожненько по ветке к сыру, взяла его в клюв и улетела. С этого времени у нас начались постоянные встречи с моей Тенечкой. Она каждый день прилетает к нам повидаться. С некоторых пор она стала прилетать вдвоём, у неё появился постоянный друг, и теперь я приношу угощение для двоих.
Я так рада, что всё закончилось хорошо, рада, что птичка выздоровела и улетела, и теперь может жить своей птичьей жизнью. Может подняться в небо и смотреть с высоты на землю. Наверно это и есть птичье счастье. Нам, людям, трудно понять птицу. А мой дом как-то опустел без неё и моя жизнь стала беднее.
Это был мой первый опыт общения с птицей. Именно общения. Удивительно, птицы могут понимать людей, понимать слова. А мы, люди, не понимаем птичий язык. Собаки понимают язык людей, а мы, люди, не понимаем собачий язык. Многие животные поддаются дрессировке, я так понимаю, обучению, и начинают понимать людей. Может быть нам, людям, надо быть внимательнее к животным, может быть, они не братья наши меньшие, как принято их называть в лучшем случае, может быть, они такие же, как мы, может быть, они умнее нас, просто они другие народы.