охота селькупа

Борис Фрумкин
Облака белые.
Небо синее, высокое, у горизонта целуется с озером, опираясь о землю, вопреки взглядам и убеждениям, соединяя воды.

Есть у озера жёлтое поле.
Есть у озера сосновый лес.
Есть у неба озеро.
Птицы и в небе и в озере и по озеру плавают и в воду ныряют, хорошо, Господи!

Лес на грани земли и неба скрежещет о синюю твердь и небо дымит по краю, закрывая совместные раны розовым и алым.
Из загранья, летит ветер, бежит скорый ветер. Тревожит волосы, освобождённые от косы, помноженные на тени ресниц и ноздрей, на забытую сигарету, на женский смех у реки.

Ему приснилось: он подошёл к реке и ухватил её, как змею, поперёк, в локоть, одной рукой и приподнял. На дне черные камни, спутанные бессильные вне воды водоросли, и в глине берегов части тел утопленников, треугольниками белесыми торчащие из неподдающегося описанию цвета берега, недавно подводного. Он зажутился, он ужаснулся и он проснулся. Утро, тем утром, вчерашний солнцепёк сменился проливным дождём, таким нескончаемым, что впору было переименовывать страну и поминать Маркеса.

С другой стороны и всё о том же.
Стучит огонь в квадрат окна, стучит в глаза, рождаясь в новь.
Атласным алым толстым кистепёром, мотая грязной головой, в придонной мути пробираясь, совсем не различимый с дном. Пропало алое бревно, из глаза вынутое.
Вынутое изо рта противоречие, из ножен раскрытых как ноги, как Ка, может быть…ржавое лезвие слов, предъявляется бесчисленный раз, нужно верить – оно блестит в солнечных руках! Хотя пасмурно, сентябрь не балует теплом, всё больше дожди и слякоть непролазная в наших ****ях несусветных.
- Папа! Посмотри в окно, вокруг как после войны!
- это пригород.
Стучит огонь в окно, флаговеет, стучит в облака розовым и бордовым разливом. Кто откроет ему дверь? Он не беженец липовый,  не наркоман, не вор, он не старается утвердиться между людьми, он не рыщет между вдохом и выдохом, он не ищет щелей в стене. Он не продаёт и не покупает. Он не преподаёт и не возвещает. Он стучится в твою дверь, а цель его неясна. Страх один. Он чужой. Муравьи наготове. Как и все твои баллистические ракеты и ножи.

С другой стороны и всё о том же.
У меня возникает ощущение.
От него возникает ощущение.
Боги огня вьют из воздуха белую шапку или белую утку, тишина, тишина, тишина.
Блестящая юла. Только блеск и виден, виден только блеск.

Когда до воя мучает тоска, то, после воя не мучает тоска.
Мука пшеничная:
1. молотят по зёрнам.
2. собирают зёрна с пола.
3. насыпают в мешки.
4. долго везут тряскою дорогой.
5. ссыпают в жернова и медленно мелют.
6. три раза отсеивают.
Долог путь создания муки, весь вымучишься.

Боднула корова Будду, а зря, он уже Будда!

На мягкотравном лбу холма сидит пастух, что ли. Он в три шага землю обогнул, и сидит, курит. Облака пошли свинцовые, это кажется, осень говорит – всё, здесь я, и сыпет дождём и радует солнцем и усыпит дождём и разбудит солнцем.
Разбудит в солнце и вообще – посолонь.

Что – вообще?

Да всё, наверное.