Торт в книгу Гиннесса. Записки некогда студента

Валерий Заикин
             Памяти дорогого друга по школе, по институту, по жизни ,Юры Шапиро.


             ТОРТ для Книги
             рекордов ГИННЕССА.
               
   Друг мой студенческий, Шап, был обалденным сладкоежкой! Трубочки с кремом, корзиночки, слойки, рогалики, песочные пирожные, булочки с маком, бисквиты, и прочая кондитерская мелочь исчезали у него во рту с непостижимой скоростью! На моих глазах однажды он опустошил всю витрину кондитерской, правда, небольшой.
    - Слушай! – сказал я ему, - Ты мог бы номинироваться в Книгу Гиннесса!  В соревнованиях по поеданию пирожных ты был бы неоспорим!
     - Не преувеличивай!- махнул он рукой, - Попробовал раз я  поесть на спор, дело чуть было не кончилось конфузом!
     -Помнишь гастроном на углу Преображенской и Дерибассовской?
 (Еще бы мне не помнить этот гастроном? Мы назначали свидания на этом углу, в кондитерском отделе у круглых столиков, брали чашечку кофе и нехитрое угощение, вдыхали аромат пряностей, и в трепе растягивали удовольствие, коротая промозглые зимние одесские вечера перед походом на последний сеанс в кино…)
- Когда мы там бывали, я всегда старался выбрать место спиной к витрине, чтобы не видеть соблазнительные открытые коробки с тортами, на которые наша «стипуха» ни коем образом не тянула! У меня была тайная мечта, когда-нибудь, когда у меня появятся деньги, купить такой торт и посидеть за ним, как писал классик,"...вдвоем, я и торт!"
   - Так вот… Как-то после первомайской демонстрации мы, наоравшись всласть в институтской колонне, возвращались по Дерибассовской к Политеху, и застряли у этого гастронома. Нас было человек десять… После той холодной весны, помнишь, залив замерзал, вдруг так рвануло солнце, что за день на деревьях листва ожила, небо – синь, праздник, расходиться не хотелось!
« Братва!- воскликнул кто-то, - А не скинуться ли нам на
Портвейн и на торт? Посидели бы в сквере у товарища Воронцова!»
  «Торт на такую ораву? Да он мне одному на один зуб!» - сказал я, не подумав, и вляпался!
    Ты помнишь, какой спорщик был Женька Матяхин? Он тут же предложил пари, что одному мне торт не одолеть!
  Я полез в бутылку!  «Бери торт, там посмотрим! Не одолею, возвращаю расходы!» - сказал я, уверенный, что забесплатно оторвусь на славу! Народ оживился, предчувствуя спектакль!
  Вобщем, тащит Женька из гастронома кремовый торт, выбрал, гад, самый здоровенный, и мы всей гурьбой отправляемся в общагу. Водрузили торт на стол, классный такой торт, у всех, вижу, слюнки текут, дай, думаю, поиздеваюсь!
  «Чур, хлопцы, мои условия! Если у кого желание будет присоединиться, милости просим, буду только рад, проигрыш за Женькой!»
   «Не! – вскинулся Женька, - кто схватит, тот и платит! Нечего тебя спасать! Ты бился о заклад, что один съешь!» Но ребята благодушно согласились и со мной, и с Женькой, кто не выдержит до конца, тот и жертва!
   И дан был старт!
Резанул я первый сегмент, отправил его в рот, и замычал от удовольствия! «Торт, братцы, что-то особенное! Свежак! Давно такого не едал! Ну, порадовал ты, Женька, меня! Спасибо тебе огромное!» И начал орудовать ножом!
И надо сказать, что с половиной торта я справился, действительно, с превеликим удовольствием, и довольно быстро… А вот дальше дело пошло хуже… Я начал делать паузы, долго разглагольствовал о вкусовых качествах поедаемого, о мастерстве одесских кондитеров, создавших это замечательное произведение кулинарного искусства, о том, сколько теряет человек, не вкусивший такое чудо, приглашал принять окружающих участие в пиршестве, причмокивал, закатывал глаза к потолку, одним словом, юлил, как только мог…
  Но искуситель из меня был никудышный! Ребята держались стойко, хотя  и видно было, что это им стоило сил!!
   А я начал этот торт люто ненавидеть! Куски его уже застревали у меня в горле, требовались усилия, чтобы их проглотить, я с едва скрываемым отвращением долго их жевал, ругая самого себя, что не выговорил права хотя бы запивать торт водой! С невероятными усилиями я старался завершить эту тошнотворную трапезу, отрезая куски все меньше и меньше, но казалось, конца моей муке не будет, а  сдаваться я не хотел и держался, что называется, на одном самолюбии!
  Наконец, я остановился. Ни есть, ни говорить я уже не мог. Всего меня мутило и распирало, и подташнивало! Еще минута, и мне станет так плохо, что все это кончится это диким позором! Проклятье!
   Взгляды окружающих были устремлены на меня со всех сторон. На лице Матяхина блуждала торжествующая улыбка. Я глубоко дышал по системе Йоги, с трудом набираясь сил… А на тарелке все еще красовался увесистый ломоть чертова торта!
И тут пришло мое спасение! Оно появилось в лице Жорки Смигуна, балагура и весельчака нашей группы, неутомимого рассказчика анекдотов и заядлого преферансиста. Он вошел в комнату, явно рассчитывая собрать компанию на игру, но, увидев на столе остатки пирога, заорал во весь голос: «Чур, моя доля!»
От неожиданности, все пооткрывали рты. Но никто не успел произнести ни слова, как я протянул Смигуну нож и тарелку!
  «Стой!» - закричал Женька, но было поздно: Жорку остановить было уже невозможно! Он был любитель сладкого не меньше моего, и расправился с остатками пирога в два приема! Все вокруг огорченно выдохнули…
  Был маленький скандал! Женька требовал сатисфакции! Жорка резонно возражал, что в условиях пари не участвовал. А я разводил руками, что, дескать, я тут не причем, если бы не Жорка, я и сам бы довел дело до конца, подумаешь, какой-то кусочек остался!
      В конце концов, и Жорка, и я, и ребята согласились, что праздник есть праздник, портить его нельзя, и скинулись на Портвейн, освободив  Женьку Матяхина от затрат, в качестве компенсации за моральный ущерб. Но торта покупать не стали, остановившись на сыре и колбасе: на этом настоял я!
  «Так, что, Валя, извини, - закончил Шап, - до Книги рекордов Гиннесса мне далеко!» И отправил в рот очередную ватрушку.
                *                *                *