Советские «районки» - уникальный продукт идеологической кухни минувшей эпохи. Невообразимым единством уживались в них весёлый кураж «журналюг» и беспробудная серость публикаций, подхалимажное «чего изволите?» и отчаянная битва за правду и справедливость, упоение сегодняшним днём и смачное сооружение традиций. Может, именно поэтому и отноcятся к ней по родному снисходительно. «Пришла «сплетница»? – обычно спрашивают в семье у того, кто опорожнил почтовый ящик, - лёгким пренебрежением давая понять, что ничего стоящего там увидеть не ожидают. И в то же время, норовят раньше других выставить объятья газетному развороту.
Берёзовская районка в этом смысле – обычна. Но случались в её истории… как бы точнее сказать? – некие «сгустки». Это когда в редакции подбиралась компания талантливых, «духарных» журналистов. Создавалась особая атмосфера, в которой микробоподобно размножались занятные и удивительные случаи, ситуации, события. Пару-тройку раз пересказанные в добром застолье, они селились в памяти тёплыми, уютными байками мифами, легендами.
Такой была команда Александра Ивановича Леонова конца 60-х, такой была редакция в 70-х. Об этом достовернее расскажут очевидцы. Их традиции, изустно донесённые до нас памятливым чудо-рассказчиком Сашей Грибановым, восприняты и, смею надеяться – преумножены поколением 80-90-х.
Казанский десант
В начале 80-х в Берёзовскую газету десантировались казанские журналисты. Году, кажется, в восьмидесятом судьба случайно занесла в Берёзово Шурика Александровского. В редакцию, на практику. Вернулся он в Казань с идеей приехать сюда компанией делать «свою» газету. Тогда только-только редактором «Путь к коммунизму» стал Валерий Егорович Мурзаков.
- Мужик с философским образованием, с хорошими идеями…- к обычному пивному трёпу на этот раз Шурик сквозанул по нашим благостным физиономиям своим коронным снисходительно-вызывающим взглядом. Умел он при невысоком росте смотреть на людей сверху вниз.
У нас была большая дружная компания студентов Казанского университета. Мы любили хорошую литературу, хорошее кино, любое пиво, преферанс, бардовскую песню, походы, красивых девчат… Но больше всего мы любили общаться друг с другом. Остроумно, точнее даже – филологично. А всё перечисленное великолепно этому споспешествовало.
Нам было по двадцать с небольшим лет. Мы смаковали жизнь. Ну, например, мы брали разливное пиво, шли в ближайший парк и под солёного сырка, которого Шурик щедро пластал на тетрадных листах, так и не дождавшихся записей лекций, пили это пиво и по очереди читали вслух каждый свои любимые места из «Мастера и Маргариты». Мы часто засиживались у кого-нибудь на квартире до глубокой ночи, навек - как показала жизнь - соединяя души песнями Окуджавы, Высоцкого, Никитина, Визбора и многих других бардов. А потом шли по ночному городу и хором скандировали стихи Вознесенского, Пастернака, Цветаевой… Мы толпой ходили в уникальный по тем временам «Клуб друзей кино» на творческие встречи с А. Тарковским, О. Иосилиани, Л. Шепитько, Н. Михалковым, В. Мотылём, всех не упомнишь, но это, несомненно, был цвет отечественного кинематографа. Мы снимали прикольные киносюжеты, которые сами сочиняли и играли. Видеокамер, понятно, тогда даже в мечтах не было. Трудился любительский узкоплёночный киноаппарат. Мы создали театр для детей, издавали альманах, писали рассказы, стихи, песни; мотались по лесам и городам…
Уже понятно, почему - сорваться из столичного города и уехать в сибирскую глушь - для нас было делом вполне естественным?
Редакция.
Первыми в Берёзово «высадились» два неразлучных Шурика – Александровский (Старший) и Тукмаков (младший). Через год приехал я, ещё через год – Андрей Нурутдинов. Должности наши назывались длинно, а коротко – «пишущие». В этой же компании оказалась – не казанская, но наша, подружка наших общих московских друзей – Эльвира Абдурашитова.
Мне кажется интересным, а может, и поучительным – как животворился дух нашего сообщества.
Мурзаков поначалу не вложился в велеречивый «аванс», выданный ему Шуриком старшим. Ничего особо интересного в газете. Из философии – туманные отсылы к «Сигизмунду Фрейду». И вообще, он совсем не напоминал бодрячка-энтузиаста-новатора. Впечатление, что ему всё время уныло. Изредка он взбадривался. Ну, например, когда на очередном заседании бюро райкома партии к газете не предъявляли претензий. Первым секретарём Берёзовского райкома был тогда Александр Васильевич Филипенко. Судя по всему, отстутствие его претензий тянуло на хорошую жизненную радость.
Летом 85-го за один из редакционных столов увесисто уселся Андрей Закиевич Нурутдинов. Для многих загадочный, с непонятной магией симпатии. Острейшей ум, начитан, великолепное образное мышление, короче, масса в нём различных особенностей, знаний, проявлений.
Появился Андрюха и неуловимо что-то изменилось. Мурзаков преобразился. Очнулся в нём бодрячок. Из кабинета-крепости он стал регулярно учинять вылазки в наши пределы. Вот он азартно объявляет и участвует в конкурсе на лучшую текстовку к фотографии. С сожалением, но достойно принимает вердикт коллег не в свою пользу. А вот он в двадцатый, примерно, раз, смастерив наивный фейс, выспрашивает у Андрюхи, когда (а прошло уже месяца два) тот отпишет репортаж с забоя оленей. Андрюха ловит интонацию и разражается псевдогневной тирадой, в которой призывает громы и молнии на головы людей, норовящих грязным сапогом попирать уязвлённые бесчисленными напоминаниями души… И это не было фамильярностью. Это было наше привычное наслаждение речью и содружеством тонко понимающих друг друга людей. Главное – не действие, а его трактовка, словесная аранжировка. Мурзаков даже узаконил «интеллектуальный трёп» в качестве редакционного обихода. Ох, страдал от этого ответственный секретарь А.Е. Баталов, светлая ему память. «Интеллектуальный трёп, конечно, нужен (леща редактору), - аккуратно вставлял он нам на летучках, - но, ребята, строчки же тоже нужны!».
Был ещё у нас радиоорганизатор - Надежда Зейгермархер. Допотпная раздолбанная техника у неё совсем не фурычила. Но Надежда исправно ходила на работу. И не зря. Она была из тех людей, которые знают всё. Причём, иногда – до того, как событие произойдёт. Её значение для работы редакции невозможно оценить по количеству написанных строк. Ощущение! Когда она была с нами, мы чувствовали, что «владеем ситуацией», она давала понимание того, что сейчас актуально, важно, интересно читателям.
Я говорю о том, что редакционная работа – жизнь - не состоит только из написания газетных заметок. Уверен! Нельзя оценивать вклад сотрудников в общее дело только по количеству написанных строк. Важно ценить и отмечать тех, кто одним только своим присутствием создаёт комфортную атмосферу для других сотрудников. Например, упомянутый Саша Грибанов, фотокорреспондент. Это же не только хранилище устной летописи газеты. Для хорошего настроения на работе он необходим, как мозговая кость для сытного бульона. Когда в середине 90-х он решил уйти в егеря, я уговорил его остаться в редакции по совместительству (егеря дежурят вахтовым методом). В пересменку он появлялся, мгновенно упитывая и газетчиков и типографских удовольствием жизни.
Убейте, если оно сложилось, впечатление, будто всего нам и делов было, что хохмить да жизни радоваться. Не из словоохотливости я описал наше студенческое времяпрепровождение. Так формировалось наше понимание жизни, отношение к ней, так формировался хороший литературный вкус. Практически всем нам, за исключением, может быть, Шурика Тукмакова, писалось очень тяжело. Газетную-то подёнку худо-бедно мы ещё вытаскивали. Но вот серьёзные аналитические материалы туго шли. Я так, обычно их дома писал, по ночам. Вкус и самолюбие не позволяли делать тексты даже средненькой проходимости. Нужно было обязательно выложиться. Потому что – вилы. С одной стороны, твою писанину без всяких обиняков и экивоков прочтут и разберут – стиль, язык, интонацию, композицию – Шурик-старший, Андрюха, Мурзаков, Эльвира. Жесточайший контроль качества людей с отменным чувством текста.
С другой стороны – читатели. Берёзовские газету обычно просматривают в обеденный перерыв. Посёлок маленький, многие домой ходят обедать. Вышла твоя статья, идёшь по улице, возвращаясь с обеда, а навстречу – вот они, родненькие, начитавшиеся твоих строк. Со многими знаком, многих сильно уважаешь. Стыдно же хреновину какую-нибудь им подсовывать.
Помню, однажды я написал статью-рассуждение о нашей общественной жизни. И как-то очень лихо «разобрался» с тогдашней привычкой ходить демонстрациями. Показал Шурику Александровскому (что-то меня смущало, в таких случаях я всегда с ним советовался). Шурик, который буквы чуял ноздрями, пожевал свои пухлые губы и приговорил: «Старики обидятся. Мысли, конечно, правильные, но – тон?!». Выбросил я ту статью.
Кстати, о реакции читателей. Часто нам на улицах и руки крепко пожимали, и кивали одобрительно, иногда спорили, редко - ругали. Но самое главное – было ясно, не зря мы свой хлеб едим. Случай. Как-то Александровский написал монолог Виктора Петровича Куликова, нашего доброго приятеля, о необходимости лицензионного лова рыбы (86-й, кажется, год). Хорошо написал, вкусно, литературно. Вышла газета. Идём мы по центральной улице, навстречу на мотоцикле едет Петрович. Увидел нас, не сбавляя скорости, бросил руль, прижал обе руки к груди и склонил голову в знак благодарности. А?!!
86-й год, мне кажется, был знаковым в судьбе берёзовской районки. Наконец-то, вовсю проявился Валерий Егорович. У него, и правда, получалось нами управлять, направлять, что было очень-очень непросто. Народец-то мы своенравный и свободолюбивый.
Так вот. Лето. Планёрка. Обсуждаем первый июльский номер – начало второго полугодия. Мурзаков взял два листочка бумаги, каждый согнул пополам, потом оба сложил стопочкой: «Газета будет вот такая». Оба-на! С ходу, без всяких подготовок и разработок мы перешли на субботний восьмиполосник.
Газета преобразилась. Вёрстку первых номеров он делал сам. Появились тематические полосы. Первая полоса шла с обязательной большой фотографией (а Грибанов умеееееет так запортретить человека, прямо - картина маслом). И на фотографиях – не чины и звания, не обязательные партийцы – обычные люди: детсадовская нянечка, лесник, лётчик, просто красивая девушка, бабулька какая-нибудь. Модель газеты получилась гибкой, удобной, универсальной. И прослужила долго. Кажется, мы были первой (в обозримом пространстве) районкой, сделавшей серьёзный шаг к еженедельнику.
Мы первыми стали печатать криминальную хронику (тогда это было смело). За что удостоились даже фельетона в окружной газете. (Позже они тоже стали её давать). Новая модель газеты позволяла уделять много места краеведению, этнографии. Материалы об истории края, посвящённые 400-летию Берёзова, мы начали систематично публиковать лет за 6-7 до события. Наша газета решительнее и последовательнее многих других поддержала демократические процессы в обществе.
Нужно отдать должное Валерию Егоровичу Мурзакову. Умело сочетая осмотрительность, осторожность и прорывную смелость, он, всё-таки, задал (вместе с нами, разумеется) такой импульс берёзовской газете, который сделал её любимой, интересной для читателей на многие годы вперёд.
У меня даже родилась эпиграмма, посвящённая нашему редактору:
Ты один в распреКРАСНОЙ отчизне
Заменил нам и мать, и отца.
Мы с тобой даже путь к коммунизму
Без оглядки прошли до конца.
Текучка кадров – дело обычное для районки. Помню всех, но далеко не каждый оставил заметный след в истории газеты. Казанский десант поучаствовал в импульсе и постепенно, в течение 3-4 лет все, кроме меня, разошлись-разъехались.
О тех, на ком держалась газета в эти годы. Два суперстарожила – больше тридцати лет – Анатолий Белый и уже оконфеченый мною в этих записках фотокорреспондент Александр Грибанов.
В себе копайся до икоты,
Не сыщешь смысла бытия.
Ты лишь с грибановского фото
Постигнешь самоё себя.
Анатолий Белый – журналист, с которым не страшно остаться «на газете» вдвоём. Безупречный «подносчик снарядов». Нужно – мгновенно выдаст нужно количество строк на любую тему, заткнёт любую «дыру» на полосе. У него есть прекрасные лирические стихи. Жаль, он не развил отпущенный ему безусловный дар. Время от времени, под воздействием допинга, он приносит заметки о своих встречах с йети. Народ, читая, посмеивается. А я вот, без ха-ха, думаю: и очень даже может быть. Дети природы, они ведь, как я представляю, не каждому обнаружатся. Наверное, нужно иметь тонкую и глубокую душевную организацию, чтобы они почувствовали доверие к инакому... Ну, а если выдумал – тоже хорошо. Занятно же! Разнообразный наш Белый. Ему тоже срифмовалось несколько строчек:
Всевышний запустил твой век,
Как часть эксперимента смелого.
Не будь тебя и человек
Не знал бы всех оттенков белого.
Валентина Георгиевна Литвиненко. Если не ошибаюсь, нынче – двадцать лет как в штате. Боец! Хранительница редакционного очага. В газету пришла в зрелом возрасте. Когда уже трудновато осваивать новую профессию. Да ещё такую, как журналистика. Но она сумсшедше увлечена нашим делом, буквально упивается им. И ей всё время нужно ковыряться в этой жизни, задаваться вопросами, отвечать на них и снова задаваться.
При ней зародилась у нас традиция чаепитий-бесед. Частенько, особенно по пятницам, мы задерживались после работы, накрывали быстренько стол, к нам приходили такие же любители философствовать, спорить, общаться. Уверен, что в тяжелейшие годы конца 90-х (об этом позже) нам помогла выстоять именно эта привычка быть вместе, быть выше бытовых неурядиц, на уровне благородных идей, которые мы тогда пытались отстаивать.
Не знаешь сам, чего ты можешь,
Идя в шеренге с Литвиненко.
Назад оглянешься – о, Боже -
Мы сквозь прошли глухую стенку.
Достаточно высокий уровень качества публикаций в газете поддерживался и благодаря Эльвире Раисовне Абдурашитовой. Так, если по честности, человек она… с особенным характером. Всегда рядом, но не вместе. Иногда наши противоречия приобретали антагонистические свойства. Сначала интуитивно, потом и соображением до меня дошло, что нормальная доза скепсиса и даже цинизма обязательна для любого коллектива, а уж для творческого – Бог велел. Частенько ловил я себя на том, что прежде чем принять какое-то важное решение, окорочиваю себя логикой «от Раисовны». Очень важно было, что мы вскормлены одной средой и понимали друг друга почти без слов. С конца 80-х нас, скрупулёзно воспринимающих тексты, осталось в редакции двое. Поэтому мы с этой же скрупулёзностью отслеживали работу друг друга. Какими это эмоциями окрашивалось уже не важно, но дело-то, дело-то выигрывало.
Вспоминая редакционную общность, атмосферу, вспоминая всё, что создавало её, просто обязательно нужно сказать о Виктории Васильевне Шенбергер. В 80-х она работала метранпажем типографии, затем перешла в редакцию секретарём-машинисткой. Как-то незаметно отучилась заочно на бухгалтера, так, на всякий случай. Случай скоро представился, и я предложил ей занять место бухгалтера. Кто не знает, в ту пору редактор районной газеты и бухгалтер одновременно работали и на редакцию и на типографию. Т.е. ей нужно было вести бухгалтерию промышленного предприятия и бюджетной организации (специалисты поняли, насколько это сложно). В кратчайшие сроки, без охов и вздохов, тихо-спокойно она вникла в суть и образцово вела дела. Больше того. Самостоятельно освоила 1-С бухгалтерию. Блестящий пример того, как человек в зрелом уже возрасте делает себя другим.
Но о ней – не поэтому. Нам здорово повезло. У нас был свой эталон чести, порядочности, благородства, даже – аристократизма. Она никогда никого ничему не учила, не морализаторствовала. Просто была сама собой и – особенной. Ну, порода такая. Рядом с ней человек помимо своей воли подтягивался и не мог себе позволить выскользнуть за пределы некоего этического заповедника. Спасибо, Вика!
Газета.
Чем была интересна наша газета? Конечно, тут следовало бы отнекаться от ответа. «Со стороны виднее». И всё-таки, в некоторых случаях взгляд изнутри тоже может расколупнуть скорлупку смысла.
Содержание.
Отсмакованный выше наш восторженный жизненный настрой с наивной буквальностью воспринял намёк новой власти о гласности и демократизации. Нам не было нужды перестраиваться. Мы были уже настроены говорить то, что думаем и правдиво описывать то, что происходит в районе. Делали мы это искренне и самозавбвенно.
Обычная редакционная практика – каждый журналист курирует определённую группу тем. Особенно сильно у нас в 80-х шли темы экологии и природопользования. Их вёл Саша Александровский. Так как он тогда (да и сейчас – тем более), мало кто работал. Свои аналитические материалы он подолгу вынашивал, книжки подчитывал, вечно что-то из справочников выуживал. Если уж он заявлял тему, то это чаще всего был новый, необычный взгляд на устоявшееся положение вещей. Он умудрялся в районной газете заводить научные дискуссии. Например, о проблеме воспроизводства рыбных запасов. Публикации были уровня специализирванных журналов. Их с удовольствием читали даже те, кто не особенно понимал, о чём идёт речь. Шибко колоритный язык – ц-ц-ц.
Публикации на общественно-политические темы отошли в мой «огород». Хотя для меня важнее были не темы, а последовательное завоевание «зон неприкосновенности». Проще говоря, добивался права правдиво описывать события и факты. Чего стоило, например, добиться публикации материала (начало 86-го года), в котором подробно изложен ход скандального отчётно-выборного колхозного собрания. Так не было принято. Мурзаков и запретить не мог и своей волей поставить в номер - тоже. Последствия были не предсказуемы. Под моим напором он совершил блестящий финт: а пошли в райком?! И второй секретарь райкома партии Валерий Кравец одобрил публикацию. Прошло чуть больше года и ситуация почти повторилась.
В Берёзове прошёл (скандальный же) пленум райкома комсомола. Совершенно неожиданно, когда заседание уже подходило к концу, по инициативе снизу (такого никогда не было) возник вопрос о переизбрании 1-го секретаря райкома. Тут же назначили выборы, выбрали другого человека. Я на этом пленуме был. Член бюро, всё-таки. Более того, и инициатива-то от меня пошла. Поэтому Мурзаков, когда я вернулся в редакцию, даже не дал мне рта открыть: «Кравец просил меня пока ничего не печатать об этом. Можешь не писать». Но я, всё же, ушёл в свою очередную творческую ночь. И утром положил редактору на стол готовую статью. Его лицевые мышцы вспомнили позицию «уныло». Но – уважил, взялся читать. Через полчаса заходит в отдел: «ставлю в номер». – А как же Кравец? – Я ему сказал, что материал хороший и я его решил публиковать… Эти два случая красноречиво показывают как быстро происходили изменения в те годы. А это мы полагали одной из важнейших своих задач. Не просто говорить правду, но показывать людям, что изменения возможны. И возможны те изменения, которые они сами будут предлагать.
Думаю, что энергия, искренность, с которой мы тогда делали газету, привели в действие механизм взаимодействия и взаимостимуляции журналистов и читателей. Читатели получили полноправное место на страницах нашей газеты. Такие порой завязывались полемики – пыль столбом стояла. Бывали, конечно, и перехлёсты. Но ведь газета в то время была не только трибуной, но и своеобразным полигоном, где проходило обкатку гражданское самосознание людей. А то, почувствовав, что способны влиять на перемены, граждане то там, то тут начинали это делать порой безалаберно и бездумно. С выборностью этой дров наломааали…
Кто ещё читает сей опус, наверное, уже догадался, что он крайне избирательно повествует о тех моментах в истории нашей газеты, которые автор считает наиболее яркими и характерными. Среди прочих тем, отмечу ещё одну.
В 90-м году возвращаясь из Тюмени с приказом о назначении меня редактором газеты, я летел одним рейсом со священнослужителями. И высокого ранга. Священников в Берёзове не было много лет. Летели они образовывать православную общину. Познакомились. Разговорились. Через пару часов предлагаю: вот вам место в газете, шлите материалы. Так у нас появилась «Теистическая страница». Вышло несколько выпусков, потом поток материалов иссяк. Да и, честно говоря, читать их было тяжеловато. Уж больно специфический текст. В конце 90-х мы вернулись к прерванной традиции. Благодаря чудесному дару Ольги Петровны Василенко. Вот уж умела она говорить на религиозные темы проникновенно и доверительно.
Форма.
Став редактором, я крайне редко писал в газету. Полностью сосредоточился на подаче материалов. По прошествии нескольких лет я уже мог сказать, что развил и довёл до логического завершения модель газеты, внедрённую Мурзаковым. Приму упрёк, если кто выскажет, в излишнем увлечении формой. Но это было моё творчество. Я сочинял шапки полос, рубрики и заголовки. Шапка полосы могла отражать смысл материалов на ней расположенных. Но могла и выступать с контрпозицией по отношению к ним. Часто слоган шапки перекликался, иногда переговаривался и даже рифмовался с рубриками. Против всех правил техники газетного дела я совершенно произвольно обращался с рубриками. Рубрики могли дерзить заголовкам, шапке полосы, могли ассоциироваться друг с другом (на полосе). Строго говоря, это были и не рубрики, скорее – пред- или надзаголовки, может быть.
Но главной песней были, всё же, заголовки. Иногда я часами задерживал вёрстку газеты только потому, что путний заголовок не шёл в голову. Подшивки нет под рукой, привести примеры. Помню изящный «Лес – это наше бо… гадство, уже не наше». Хулиганские «Жареным петухам наши задницы уже опротивели», «Кто сказал «мяу?». Был цикл публикаций полемизирующих с главой района, с претенциозными заголовками «Сеанс консенсуса», «Нонсенсы консенсуса», «Нюансы консенсуса». Помню, долго, часа три придумывал заголовок к фельетону на районного прокурора. Осенило. Пиши, говорю ответственному секретарю: «АБВГДЕЁЖЗИКЛМНОПРСТУФХЦЧШЩЪЫЬЭЮЯ». А в конце публикации приписка: «о заголовке. Поскольку некоторым читателям не очень нравятся заголовки в нашей газете, предлагаем сочинять их самим. Вот вам исходный материал».
Много раз я убеждался, что стремление работать творчески, ответственно, воспринимается читателем очень чутко. Да были и неудачи, ошибки. Но нам прощали многое именно за то, что мы вкладывались душой, сердцем, частью жизни своей.
Газета и власть
Поэтому, когда в конце 90-х вновь избранный глава района попытался поставить газету «к ноге», у него ничего не вышло. …
Да, учредитель имеет право требовать от редактора проведения определённой политики. Но это касается, прежде всего – содействия газеты в реализации программ развития района. Наш глава решил, что сначала нужно «придавить» слишком самостоятельную редакцию. Больше полутора лет, если мне память не изменяет, не выделяли ни копейки на содержание редакции. Хотя деньги (чуть-чутошные) в бюджете нам закладывали. Мы сами зарабатывали деньги и изо всех сил держались на плаву. Но вскоре под надуманным предлогом нам перестали платить и зарплату. Полгода не платили. Было тяжело и весело. Мы «повесили» на открытие первой полосы рамочку – календарь. И в каждом номере шла информация с нарастающим итогом, типа: «135 дней работники редакции газеты «Жизнь Югры» не получают заработную плату». Опять же – как изменились времена! Вопиющее беззаконие длилось полгода. Ни депутаты, ни прокурор, ни другие властные органы даже не пытались что-то серьёзное предпринять для исправления ситуации. Зато читатели! Подбадривали, спонсировали. Помнится, даже из Англии, бывавший в редакции миссионер, прислал 200 долларов. Одна бабулька как-то зашла, чуть не плачет: «родненькие, денег у самой нету, вот я вам картошечки отварила, зелень с огорода, батон белого хлеба, вы только уж держитесь!».
Выстояли. Отдали нам наши зарплаты. Но тут другая напасть. Заканчивается газетная бумага. В администрации денег не дают. Опять включаем счётчик: «газетной бумаги осталось на 7 номеров… на 6 номеров… ну и так далее». Последний номер выпустили на коричневой обёрточной бумаге из типографских запасов. И тут мне стали звонить руководители различных предприятий и учреждений района: «Наиль, у нас есть рулончик, забирай». Следующие номера газеты выходили на «народной бумаге». Сейчас вспоминаю, диву даюсь: как мы всё это выдерживали?!! И ведь мы не страдали, не мучились, а как-то весело, азартно сражались.
Но тут объявили выборы главы района. И терпеть нас стало смерти подобно. Состряпали дело и уволили меня с должности главного редактора. Через полгода суд отменил это решение. Восстановили. Но я тогда уже работал заместителем главы (нового главы) района. Справедливости ради, нужно сказать, что уволили меня очень вовремя. Работать в редакции уже было почти некому, денег не было, бумага опять закончилась. Слава Богу, забрали у меня все эти проблемы. Двухлетняя битва продолжилась на другой площадке.
Через две недели после увольнения мы с предпринимателем Усиком Маркосяном учредили новую газету - «До и после». Она сыграла огромную роль в выборной компании и послужила победе нового главы. А поскольку она выходила в Берёзовской типографии, директором которой я остался, как-то так получилось, что когда верстался последний перед голосованием номер газеты с разоблачительными материалами о действующем главе… типографию подожгли, и она полностью сгорела. Газету мы, всё-таки выпустили, информационную бомбу взорвали, выборы выиграли, но это уже другая история.
А я хочу напоследок сказать, что была ведь и другая власть – другие люди. Помню, Ольга Александровна Нагимуллина, работавшая в 80-х председателем райисполкома, прочитав мою статью о работе одного из председателей сельсовета, пригласила к себе: «Слушайте, если хотя бы половина из того, что Вы пишете, правда, его же увольнять надо!». – Там всё правда… Уволили.
Кравец Валерий Александрович. Наверное, немало я ему крови попортил. Особенно, когда обратил внимание жителей на то, что раздел Берёзовского района произвели с нарушениями закона. Но он же спорил, вёл диалог. И это было достойно.
Гаджи Амировича Амирова всегда вспоминаю с особым чувством. В начале 90-х он работал заместителем председателя Берёзовского раийсполкома. Как-то вышло из строя типографское оборудование. Старые станки. Замучились их чинить. Раз не вышла газета вовремя, другой, третий. Печатники со стажем вспоминают: в прежнее время за это давно бы уже по шапке дали. Звонит Гаджи Амирович: «Какие проблемы?» - Да печатные станки на ладан дышат. – А где можно взять новые? – В Кизилюрте. – О! В Дагестане?! Давайте координаты. Если ещё и директор завода окажется лакец, считайте станки у вас уже стоят. Всё. Мне и пальцем не пришлось пошевелить. Амиров нашёл средства, обеспечил доставку станков, оплатил монтаж. Было это пятнадцать лет назад. Но до сих пор тепло, когда вспоминаю об этом.
Тогда, в 84-ом, мы с друзьями приехали в Берёзовскую газету на полтора-два годика, так, ради интереса, из куражу. Задержался на 15 лет жизни. Сочной, азартной, весёлой, творческой. Множество замечательных людей вошло в мою жизнь благодаря «Жизни Югры» (кстати, это было моё предложение - так назвать газету). Если верно, что всё развивается по спирали, хотелось бы, чтобы случился в родной газете как-нибудь очередной «сгусток». В очередной юбилей было бы занятно почитать – как это у них просходило?!