Сергей ПРОКОПЬЕВ
ПЕРВЫЙ УТОПЛЕННИК
рассказ
из книги «Сага о цензоре»
На площадке, что возвышалась над набережной, курили двое. За их спинами было здание ГИМС – Государственной инспекции малотоннажных судов. Здание своей вычурной, почти цилиндрической, формой и местоположением – пляж, река, набережная, а городские дома в доброй сотне метров – как бы подчёркивало своё особое функциональное назначение. Но не о здании речь… Разгорался день. Иртыш напористо катил свои непрозрачные воды в сторону городка Нефтяников. Курящие были в лёгких куртках МЧС. Один из них – Павел Городов, высокий, сухопарый, с ёжиком густых волос, лет сорок. Второй – Антон Заровный, лет на пятнадцать младше, круглолицый, с аккуратными усами… Оба водолазы-спасатели. Антон работал в МЧС четвёртый год, Павел – первый день. Антон чувствовал себя почти наставником и в тоже время прошлое напарника, его служба в морфлоте водолазом-разведчиком заставляла относиться к новичку с уважением.
– По весне, сразу после Дня Победы, – рассказывал Антон, – утром выходим с командиром покурить. Командир вдруг хлопнул меня по плечу: «Смотри-смотри!» Я глядь, вон там, метрах в тридцати выше по течению, мужик забегает в воду и нырк. Куртка-ветровка, шапчонка вязанная, на ногах кроссовки… Во всём этом с головой... Само собой не до курева, сорвались… Пока по лестнице ссыпались, подбежали, он вылезает из воды. Вода с курточки ручьём. «Ты охренел? – командир на него. – Дурья башка, куда лезешь?» Он плачет: «Друг утонул?» – «Когда?» – «Только что!» Мужику лет пятьдесят. Трезвый. Здесь всякое бывает, кафе рядом, напьются до остекленения и в воду… Этот нет. Командир за сотовый… Я в тот день с Лёнькой Бакаевым дежурил.
Лёнька – уникум, в костюм водолазный мухой запрыгивает. В прошлом году в ноябре в Омку мужик провалился. Метров сто до моста, он по льду попёрся… Нам звонок, мы вчетвером в «Жигули». Так Лёнька на заднем сиденье в тесноте костюм умудрился напялить… Спасли мужика… Минут двадцать в ледяной воде держался за вмороженную в лёд ветку. Там уже пожарники подъехали, надувной трап бросили, Лёнька по нему к полынье подползает, а мужик: «Всё отпускаю!» Лёнька за руку схватил в последний момент… Мужик пьяный – не мог фамилию на берегу назвать…
Этот трезвый. Командир спрашивает: «Чё друга понесло в воду?» Мужик: «Она бежала по набережной». «Погоди-погоди, – командир тормозит, – какая такая она?» То друг утонул, то женский род. «Линду, – мужик поясняет, – овчарку, выгуливал! За зиму растолстела. Я пояс со свинцовыми вставками надел на неё, жир сгонять». Короче, собственными руками мужик сделал из друга Муму. Выгуливая, чтоб шибче худела, палку швырял – «апорт!» В один раз прицел сбился – палка в Иртыш. Пёс дрессированный, бросился... И кирпичом Линда-Муму на дно…
Ребята выскочили на крыльцо, Лёнька уже в костюме… «Отбой!» – командир им.
Укоренившееся представление о водолазах – скафандр, тяжеленные ботинки, на голове шар с иллюминаторами, воздух по шлангу… То есть – так называемая трёхболтовка, тяжёлое снаряжение. Нет, спасатели-водолазы оснащены по типу дайверов, одно существенное отличие – те в лёгких костюмах развлекаются, подводным миром любуются, спасатели в лёгких костюмах ползают по дну с другой целью.
Антон, как когда-то любили писать газетчики, в профессию пришёл по призванию. За свои деньги осваивал водолазное мастерство. В армии служил поваром, на гражданке год работал в ресторане, а потом закончил при РОСТО курсы и пришёл в МЧС. И вот уже четвёртый год здесь.
Два дня назад командир дал ему поручение побеседовать с корреспонденткой из местного журнала. Та первым вопросом быка за рога: «Сколько человек спасли?» «Мы на девяносто девять процентов не спасатели, а доставатели», – ответил Антон и попросил об этом не писать. «И не спрашивайте, – опередил корреспондентский вопрос, – сколько я достал трупов. Зарубки на прикладе не делаю».
В первый год Антон вёл победный счёт, но что-то подсказало, на этой статистике нельзя зацикливаться. Нашёл, достал и стёр в памяти. Не та пища для психики.
Павел – подводный спецназовец. На закате СССР после учебки в Севастополе три года служил на Дальнем Востоке водолазом-разведчиком в отдельном особом противодиверсионном отряде. В мирное время задача – охрана входа в бухту от вражеского подводного проникновения. Для военного – из них готовили диверсантов: ставить мины на земле и под водой, выходить на задание из торпедных аппаратов подлодок. Прыгал Павел с парашютом, часами работал под водой.
– А сколько по пьяни тонут, – вводил Антон Павла в специфику работы. – Дети и пьяные – основной процент. В июне поехали в район на озеро. Рыбак утонул. Достали. На обратной дороге командир звонит: «Остался воздух?» И занаряжает на два котлована. Один – у Старой Московки, другой – в Амурском посёлке. У первого гуляево. Гармошка, музыка из машин. По всему берегу компании с пивом, водкой. Наша машина расписная, заметная. Встали. Никто ухом не ведёт. Неужели ложный вызов? Бывает и такое. Звоним командиру, докладываем: никому здесь не нужны. Командир: «Пройдите по берегу». Точно. Сидят трое, четвёртого уже нет, зато водки полно. Нас увидели, пробило, вспомнили: кореш утонул. Я начал одеваться, смотрю, а там ещё один хлебает. Утопленник подождёт. Поплыл вытаскивать ещё живого, дак он на берегу в драку полез: зачем вмешивался, сам бы выплыл…
– В армии мы тоже придурки чудили. Ухитрялись даже самогон гнать. И спирт был. Резиновые части аппаратов медицинским протирали. Конечно, тырили помаленьку. Я второгодок был, так троих парней в гробах домой отправили. Для лечения баротравм в части имелась барокамера. Если что – доктор вместе с больными жил. Док – капитан-лейтенант Заборин. Рыбак заядлый. Мы ему сговняли рыбалку. Занятия по минному делу вёл мичман Скрипкин. Кликуха была: Скрипкин – друг природы. Чуть старше нас, 25 лет, не курил, говорил: курить – загаживать природу и свой организм. На занятиях по минному делу учил срезать трубы, сваи. Специальный заряд – две половинки, жёсткая сцепка, как хомут, защёлка, если труба большего диаметра – в комплекте резинка есть, обматываешь ею половинки. Мы полученные от Скрипкина знания применили на деле. Любимый мостик капитан-лейтенанта, с которого он спиннингом рыбачил, только подпрыгнул. Док в шоке – где мостик? Одна барокамера была в части, вторая прямо на катере. Ребята, им до дембеля всего ничего оставалось, выпили спирта, не хватило. А больше нет. Удумали добавить барокамерой. Известно, от давления косеешь. Один умный дал им хорошее давление, чтобы скорее закайфовали. А режим декомпрессии не выдержал. Конкретно нарушил. Они начали ломиться, пытались открыть люк. Он перепугался и «поднял» настолько быстро… Один дошёл до трапа на катере и упал замертво, двое так и остались в барокамере.
Павел умолчал, что сам мог оказаться в смертельной группе. Его брали на тот выпивончик, но, повезло, неожиданно вызвал дежурный по части…
– Мы ходили на индивидуальных дыхательных аппаратах ИДА-71 («идашках») закрытого цикла. Дышать только ртом. На зарядке, особенно в учебке, гоняли, как лосей, и дышать заставляли ртом, чтоб привыкали. При погружении ниже двадцати метров идёт опьянение кислородом. Я ниже шестнадцати не ходил, на акваланге на тридцать пять, а на аппарате до шестнадцати… Нормально, а у нас был коряк Ромка, мать у него корячка, отец – русский. Ромка запьянел на восемнадцати метрах и запел: «Эй, моряк, ты слишком долго плавал!» Вытащили, откачали. Этот чудила мечтал на гражданке в бандюки податься, создать бригаду… Первейшая мечта. И без денег не сидел. Регулярно из дома слали. Всегда знал, где спиртное достать. В спортзал без спирта не ходил. Ну и залетал. Командир в наказание после полугода службы Ромку поставил коком в нашем отряде. А попробуй угоди годкам, дембелям. Один одно требует, другому еще чуднее сготовь. Из Ромки повар, как из меня балерина, он откровенно бухать начал, мы думали – забьют пацана. Командир, опережая события, быстренько убрал его с кухни. Ромка перед погружением брал у инструктора тампоны, смоченные в спирте (будто загубники протирать), на катере на камбузе сцедит, жахнет и на погружение – догоняться… Вот и запел…
В отряде поговаривали – ИДА-71 далеко не безвреден для организма. Были водолазы, что старались увильнуть от спусков, Павел ни разу не отказывался. В море сливался с аппаратом… Страх не испытывал ни когда висел над бездной в полтора километра, тем более, если глубина восемь-десять метров… Пузырьков от «идашки», в этом вся шпионская суть, никаких – выдыхаемый углекислый газ регенерируется (два регенеративных патрона, баллон с чистым кислородом). Щелчок клапана при подаче в систему кислорода – единственный звук. А так тишина, могильная, если извне шумов нет. Кому-то от этого было не по себе, у Павла не вызывало гнетущего чувства. Плывёшь-паришь, а внизу песчаное дно бухты с причудливой жизнью: камбала, гребешки, игра солнечного света на неровной, будто покрытой мини-барханами или дюнами поверхности… А если на носителе идёшь – это как на самолёте… Без спиртного радость на сердце… При первом погружении глаза разбежались – такое изобилие ракушек. Все карманы порезал ими, стараясь набить побольше… Ракушки потом обрабатывал, лакировал, склеивал в замысловатые композиции и раздаривал… Домой привёз только фигурку гребешка, этакую статуэтку с морской звездой в основании, а также в память о флоте остался морской бычок. Пятнистый, с шипами по всему телу бычок после обработки становился как камень. Технологию передал Паяльник – Витька Платонов. Он был старше Павла на год. Но не дослужил, утонул. Был большим специалистом по радиоделу, за что и получил Паяльника, да и вообще много что умел руками. Технология была – очищаешь рыбу от внутренностей, а потом подносишь два контакта от сети 220, бычок под напряжением вытягивался в идеальную струнку, плавники растопыривались в разные стороны, а дальше обработка формалином, лаком...
– Однажды сам оказался под избыточным давлением, – продолжил рассказ Павел. – На учениях из подводной лодки через торпедный аппарат ходили минировать другую подлодку. Методом шлюзования из торпедника нас выбрасывали, а потом, обратным порядком возвращались на лодку. В тот раз выполнили задание, вернулись. Зашли в торпедник, а нам подали давление чуть не в десять раз больше. Уши резко заложило, нос не зажмёшь продуть – маска на лице. Открыл рот, глотаю слюну. И чувствую кровь на губах. Потекла из носа, из ушей. Когда вытащили из торпедника, полмаски крови…
В весёлые девяностые годы Павел много где поработал. На стройке, в охране. Потом подался в спорткомплекс инструктировать дайверов. По субботам группа играла в футбол. Люди молодые и среднего возраста, все состоятельные. И появился у них Максим… По жизни успешный, нагловатый. Умелый дайвер, в футбол играл ещё лучше. Что остановить мяч, что мягко финт провести, и удар поставлен. Как дитя, радовался голам и выигрышам. Философию любительского спорта: «Не корову проигрываем», – не признавал. Проигрывая, виноватил всех, кроме себя, кричал, матерился, оскорблял. После игры каялся, извинялся, но всё повторялось в следующий раз. Павел с мячом обращался прямолинейно. Не его спорт. Искусством обводки не обладал, пасовал тоже топорно. Нередко доставалось от Максима: «что за уродский удар», «ноги бы вырвать», «башкой думать надо». Да с замесом матов. Павел сдерживался. По весу Максим был категории на две тяжелее Павла, но не зря Павел спецназовец. Однажды не выдержал и врезал, Максим рухнул кулём… Пришлось уйти из инструкторов. Подался в спасатели. Приняли его с распростёртыми объятиями. «Возраст, конечно, приличный для водолаза, – сказал руководитель службы. – Но мастерство не пропьёшь! У нас уж точно! Пьяниц не держу».
Антон и Павел зашли в здание ГИМС, в котором располагалась служба водолазов-спасателей, налили по кружке чая. С корреспонденткой Антон беседовал на прошлом дежурстве. Впервые в жизни общался с журналистом. Льстило, что командир не кого-то другого, именно его назначил на интервью. Прокручивал беседу в голове: а то ли сказал?
Вот и за чаем вернулся к интервью.
– Корреспондентка спрашивает: «Что чувствуете, когда найдёте труп?» Ну, не скажешь, что кайф ловлю. Не поймёт. Отбарабанил: «Ощущаю чувство удовлетворения от успешно выполненной работы».
– На самом деле кайф?
– Иной раз выедем на трупа, ищешь его ищешь, ищешь-ищешь, один баллон съешь, второй, третий и всё напрасно. Выходишь разбитым, усталым. А если нащупал – вот тогда адреналин! Классное ощущение. Работа окончена, не надо больше ползать по дну! Настроение потом весь день отличное! Корреспонденточка пытает: «Случаются ситуации, когда сам можешь перейти в разряд, кого ищите?» «Нет, – говорю, – работаем строго в нормах единых правил безопасности труда на водолазных работах».
– А были? – спросил Паша.
– Один раз насадился на крюк самолова. Но тут главное панику не поймать. Не дёргаться…
Искали они мужчину. Катался по Иртышу с друзьями и пивом на моторке, дурачась, вывалился... Иртыш, Омка – не для дайвинга водоёмы, вода такой прозрачности – в полуметре от поверхности пальцы, поднеся руку к маске, ещё различишь, на двухметровой глубине – ноль. Работать водолазам приходится только на ощупь… Шарит Антон руками-ногами по дну, и вдруг ниже правого локтя ударила острая боль. Мгновенно сработало: «Стоять! Самолов!» Начни суетиться – насадишься на соседние крючки. И тогда не выбраться. Замер. Что делать? Отрезать одной рукой поводок, тем более левой, не получится. Крючок, да не просто крючок – целый крюк, глубоко вошёл в мышцу. Антон осторожно, сантиметр за сантиметром повернулся, чтобы удобнее вызволять себя, нащупал крюк пальцами левой руки и, превозмогая боль, начал потихоньку вытаскивать, твердя: «Спокойно, спокойно!» Затем дал сигнал: «всплываю». И, опять же с превеликой осторожностью, попятился назад.
Об этом весело рассказал Павлу, про костры не стал…
Антон никогда не халявил под водой, дескать, получится – хорошо, нет – чё пуп драть. Всегда был заряжен на результат.
В Нефтяниках искали сразу двоих, мужа и жену. Всё та же дурость человеческая… Две пары выпивали на берегу. У одной случился пьяный скандал, муж с женой разругались. Она в истерике: «Пойду и утоплюсь». Он тоже хорош: «Ну и топись, если дура!» Женщина, не долго думая, в воду, стала тонуть, муж бросился спасть…
Антон, увлёкшись поиском, зашёл незаметно для себя в костры – подтопленные брёвна, тяжёлые, скользкие, друг над другом в несколько рядов… Антону дали очередной метр сигнального конца, и он вдруг почувствовал – что-то не то. Попытался встать, голова упёрлась в бревно… Костры. Потянул за сигнальный конец – и не ощутил живой упругости. Конец ответил упрямым сопротивлением – зацеп. Тут-то Антон и поймал панику. Схватился за нож – резать сигнальный конец, освобождаться, выплывать самому. Дыхание сбилось, начал с ускорением съедать баллон, за время поиска он уже съел один, от второго осталось всего «очков семьдесят». Что-то остановило руку с ножом, вовремя отрезвила мысль: если обрезать конец, а потом потерять направление, уйдёшь вглубь костров, где и останешься. Начал осторожно выбирать на руку слабину. Распутал один зацеп, второй, наконец сигнал от спускающего водолаза пошёл. Попросил «выбрать слабину», капроновый шнур весело заскользил по руке, натянулся…
– Я однажды запутался грузами за боновую донную сеть, – вспомнил свой случай Павел. – Сетями вход в залив закрывали от подводных лодок. Из колечек – тросик «восьмёрка» или «десятка» – огромные сети. У нас в акватории была целая бухта отведена под их склад. Под водой хранились. Туда заходить нельзя, но наш командир любил проводить операцию под названием «гребешки». Мы заходили в бухту на катере, начальник быстро вымпел цеплял, что идут учения, гранатомёт расчехляли, чтоб гражданские не подходили. И водолаза три-четыре вперёд. В бухте гребешки водились, как бройлеры. Мы сетки три быстренько наберём… Собирая гребешки, я запутался… При мне ни разу вход в залив не закрывали, сети без движения неизвестно сколько лежали. Их донными отложениями засыпает. И всё это смотрится непонятной жутковатой скалой. Торчат ржавые тросики – колючие, обросшие…
В бухте течение, пока заглубляешься, тебя от катера метров на восемь снесёт, а поднимешься, вообще в стороне оказываешься… Гребешки руками собираешь, а задница приподнимается и тебя незаметно потихоньку относит. Я зевнул и грузами зацепился… Будто схватило что-то… Дёрнулся высвободиться, а намертво. Рукой сунулся, в палец как даст, ожгло – о тросик укололся… Трухнул маненько, отцепил груза и вылетел как пробка, хорошо, до верху чуть-чуть было… Вылетел, лёг на воду, и так хорошо наверху… Небо, солнце… Вот так…
– Ребята нормальные у вас? – резко перешёл на другую тему Павел.
– Сейчас все с опытом и без всяких фокусов. Полгода был Гена Млечин. Сам маялся и нас… И водолаз не новичок, в Новороссийске в порту работал. Но с трупами не может. Как что, он: «Ребята, буду вам суп варить, обед и ужин готовить, только не сегодня, плохой сон приснился…» Один раз можно сачкануть, два, но нельзя, чтобы постоянно кто-то за тебя работал… То он неважно себя чувствует, то «сон плохой».
– В армии, – повёл свой рассказ Павел, – тоже хватало чудаков на букву «м». Раз на стрельбах…
Но вошёл руководитель спасательных работ, скомандовал:
– По коням, едем на трупа!
На берегу их встретил высокий взволнованный мужчина, на вид лет тридцать пять. Женщина примерно такого же возраста с красными от слёз глазами. «Вот там, – рукой показал мужчина место на Иртыше, – мы пиво пили, она пошла искупнуться, смотрим – нет». «Дочь! – плакала женщина. – Найдите, ребята! В долгу не останусь».
Надевая снаряжение, Павел подумал: «Белое или синее утопление?» То есть, попала вода в лёгкие утопленника или нет…
Ему было лет семнадцать. Шёл утром к пляжу, навстречу летит девчонка-соседка. «Не настоящий, – затараторила, – как резиновый, я пальцем потыкала». У кромки воды лежал утопленник, в плавках и белый-белый. Чуть раздут, похож на целлулоидного пупса непонятного пола. Рядом стояли два подростка, а со стороны речного вокзала бежал милиционер. Павел посмотрел на труп шагов с десяти, ближе подходить не захотел и ушёл…
Лодка спасателей поднялась выше места, указанного мужчиной. Свидетели, как правило, ошибаются, сказываются паника, обман зрения у водной поверхности. Павел опустился на дно, дёрнул за сигнальный конец: «всё нормально, на грунте». Видимость была ноль. Плотная, подвижная, тревожная темнота обступала со всех сторон. Павел распластался на дне и начал поиск. Водолаз ведёт его, двигаясь по течению ногами вперёд. «Четвёртый год раком по дну ползаю!» – со смешком сказал при знакомстве Антон. Спускающий водолаз дал метр слабины, Павел, шаря руками и ногами по дну, отработал его вправо, затем метр наискосок влево и так далее… Поначалу дно было чистым. Потом пошёл мусор. Автомобильная покрышка, кусок бетона, коряга… Правая рука наткнулась на что-то округлое. Топляк. Вспомнил наставления: топляки, коряги – места утопленников. Левая рука пошла за бревно, пальцы ощутили продолговатую телесную упругость. «Труп! – выстрелило в голове. – Рука или нога?» И вдруг – о, ужас! – «конечность» с ударом сделала движение вверх и в сторону. Правая рука дёрнулась к ножу, сердце бешено заколотилось… И… стало смешно и противно – это ведь рыба. Налим, наверное. Вот же гад такой… Павел заставил себя дышать ровно…
Труп нашёл в яме. Вдруг ноги ощутили пустоту...
…Это случилось на втором году службы. Витька Платонов, или Паяльник, шёл в боевой связке, трое их было, у него что-то случилось с аппаратом, он отстегнулся. Поднялся на поверхность, ухватился за борт надувной шлюпки, где были обеспечивающие спуск, показал пальцами «нормально». Буквально на какую-то долю минуты отвернулись от него, глядь – уже нет… Искали и страхующие водолазы, и связка Платонова поднялась, тоже сразу пошла на поиск, и все, кто был в снаряжении на катерах… Павел тоже искал, но не хотел, чтобы наткнулся именно он…
Павел начал опускаться в яму и вдруг маской упёрся в мягкое… Отпрянул… Чуть не рванул наверх! И вспомнил смешок Антона: «У нас один выскочил от трупа из воды с квадратными глазами!» Пересиливая себя, протянул руку в темноту, пальцы коснулись того, что не могло быть ничем иным… Узкая ступня, короткие пальцы… Павел дал сигнал наверх: «есть». И потащил было труп на поверхность за ногу, но остановила мысль: «Это ведь девушка!» Не выпуская ногу, нашарил руку девчонки, ухватил за запястье, отпустил ногу и начал всплывать.
– Можешь делать первую зарубку на прикладе! – встретил его Антон. – Молоток! На первом баллоне нашёл.
С берега раздался истошный крик.
Лодка ткнулась в песок. Спускающий водолаз и Антон положили тело на берег.
«Почему не делаете искусственное дыхание?» – подбежала женщина. Антон пытался объяснить: какая реанимация, прошло больше часа, сейчас подъедет милиция… И вдруг мужчина буром пошёл на Антона. Казалось, секунда и ударит. Он был выше Антона на полголовы, грозно навис над ним: «Быстро делай, что надо!» Павел, как был в снаряжении, встал между ними: «Спокойно, спокойно!» Женщина подхватила безжизненное тело, начала трясти, будто пытаясь разбудить, и закричала на высокой, душераздирающей ноте: «Женя, Женечка!»
Подъехала милиция…
– Чуть по морде в благодарность не получили, – сказал в машине Иван Иванович, руководитель спуска. – Так, Паша, и работаем, не помню, чтоб кто-то спасибо сказал… Бывает достаём в таких сложных ситуациях, чтобы родственники могли похоронить по-человечески…
– Один раз дождались «спасибо», – обращаясь к Павлу, возразил Антон. – Прошлым летом. Жара, духота. Ночью звонок по сотовому. Женщина в истерике: «Ребята, милые, дорогие, спасите. Муж поплыл на другую сторону и пропал!» Я ей: «Женщина, утром приедете, напишите заявление…» В процессе разговора выясняется, что звонит из области, не меньше ста километров ехать. Минут через пятнадцать опять со слезами звонок, плачет навзрыд: «Что мне делать? Больше не могу!» Как бы в воду, думаю, не полезла. Успокаиваю: «Запомните, отметьте место на берегу, откуда вошёл в воду, ничего не предпринимайте». Мы тем временем решаем утром ехать… Подготовка пошла. Через полчаса сотовый взрывается… Снова она, и снова плачет, но от счастья: «Спасибо, миленькие, родненькие! Спасибо! Он приплыл!» Тоже дурак, нет бы крикнуть ей…
Машина спасателей застряла в пробке. Павел понуро смотрел в окно. Услышанное не подняло настроения. Антон заметил это, отвлекая от невесёлых размышлений, спросил:
– Ты перед выездом на трупа о стрельбах начал рассказывать…
– Да что там, – нехотя отозвался Павел, но встали перед глазами картины службы в морфлоте, увлёкся... – Автомат у нас был гладкоствольный, 28 патронов, пуля 111 миллиметров длиной… Калибра 5,4… Но на суше только одиночными можно стрелять, иначе заклинит... От «макарова» дырочка, тут плашмя череп разнесёт… И свист от неё на суше… В первый год службы стрельбы подводные... Я отстрелялся, командир меня и Ричардаса Мангявичуса на берег район закрывать послал, чтоб по дороге, она по самому берегу проходила, никто не поехал… Моя позиция была на самом верху, не видно, что на катере делается. Вдруг слышу характерный свист. Пуля из воды вылетает, начинается кувыркаться, и по свисту не понять, куда летит… Я брык в кювет. «Ричард, – спрашиваю по связи, – что за фантики?» Ричардас – литовец, его потом первый президент Литвы Лансбергис в охрану отозвал. Он всех спецназовцев-литовцев из армии, морфлота к себе подтянул. Ричард у основания пирса лежал, ему хорошо катер видно. «Не высовывайся! – кричит, – Багор садит!» Я в кюветик вжался, девять выстрелов насчитал. Все в сторону берега. Стрельбы как проходили? С трапа заглубляешься... Глубина шесть метров… По дну трос был протянут, по нему метров десять проходишь и вот она мишень, чурка утопленная, вместо якоря – колосник привязан, из старой котельной. Давалось на стрельбы девять патронов, три выстрела одиночными и очередью. Минут двадцать тебе надо на всё про всё… Багор почему-то сбоку зашёл и все пули в сторону берега выпустил.
Витька Багров отстрелялся, я вылез из кювета, Ричард спрашивает: «Ты где? Живой?» «У канавы сижу, – говорю, – курю, но Багру голову надо оторвать!» Он хохочет: «Ложись! Лагун полез!» Оружие и Яша Лагунов – это были несопоставимые вещи. Меткач – туши лампаду. Я упал – не дышу. Сейчас, думаю, начнётся. Но Лагун всех удивил: Багор сбоку зашёл, ему так, видите ли, удобнее было стрелять, а Лагун вообще умудрился мишень обойти, она оказалась между ним и катером. Все пули по катеру засадил. Там не знали, куда прятаться, падали где попало ни живы ни мертвы… Лагунова командир потом списал из отряда, отправил на Камчатку. Не вышел из него водолаз…
Спасатели вернулись на базу. Вскоре Павла вызвал начальник.
– Молодец! – похвалил он. – Иван Иванович рапортовал: ты будто летал в воде... «Сразу, – говорит, – видно спеца!» Молодец!
– Мастерство не пропьёшь, – развёл руками Павел, пошёл к выходу и вдруг вернулся к столу начальника, – нет, командир, извини, утопленники не моя работа! Не моя.
Командир собрался что-то сказать…
– Не уговаривай, – перебил Павел. – Не моё.
И сел писать заявление «по собственному желанию»…