Песенник

Алексей Кожевников 3
       
         На Кольском полуострове, одолеваемом морозами и жгучими ветра-
     ми, наша семья оказалась не по доброй воле. В декабре 1930-го ро-
    дители, поженившись всего два года назад, из южноуральской казачьей
    станицы были высланы в тот суровый заполярный край.
         Пока осваивались в тундре, умерли их первенцы сын Сашенька и
    дочь Валюша. Мы родились позже.
         Не сразу отец - Николай Иванович - стал работать в шахте апа-
    титового рудника  машинистом электровоза, а мать - Александра Васи-
    льевна - на обогатительной фабрике.
         Вечерами отец играл в духовом оркестре, созданном  для развле-
    чения местной администрации.
         Когда обрушились первые бомбы фашистов, с Кольского полуостро-
    ва началась экстренная эвакуация стариков, женщин с детьми на Боль-
    шую землю.
         Провожая нас, папа всех детей поочередно обнял, поцеловал и,
    передавая маме сверток, тихо сказал ей:
         - Шура, прибереги его до встречи. После Победы он пригодится
    мне вновь.
         В свертке лежала книжка со стихами и таинственными для нас
    знаками, расположенными вдоль линеек.
         Папу оставили в Заполярье, а мама с четырьмя детьми отправилась
    в путь. Родители ждали рождения пятого ребенка.
         Целый месяц добирались мы до того же южноуральского села - стани-
    цы. Сначала по Белому морю на тихоходном транспорте, перегруженном
    эвакуированными и не раз подвергавшемся бомбежке вражеской авиации.
    Во время одного из налетов маму взрывной волной сбросило в море, и мы,
    дети, до порта Котлас плыли одни, думая, что она погибла. Однако мо-
    ряки спасли ее и, увидев, что мама беременна, поместили ее в судовой
    лазарет.
         Когда же продолжили путь на эвакопоезде, от него отстал старший,
    девятилетний, мой брат Минька. Через четырнадцать часов, благодаря
    добрым людям, ему удалось догнать нас и вернуться в семью, хотя же-
    лезная дорога была перегружена поездами, едущими на восток и с вос-
    тока.
         Не успели обустроиться на новом месте, как пришла похоронка на
    маминого восемнадцатилетнего брата Георгия, а следом - письмо из го-
    спиталя о тяжелой контузии второго, старшего, ее брата - Николая.
         Как рыдала она, когда предавали земле Ванечку, родившегося сла-
    бым и болезненным. Он умер не прожив и полугода.
         - Миша, сделай мне в переднем углу божничку, - попросила она
    старшенького, вернувшись с похорон.
         Выдвинула из-под кровати чемодан, достала из него икону с изо-
    бражением Божией Матери, лампадку и два небольших подсвечника, кото-
    рые привезла с севера.
         Поздними вечерами, вернувшись с колхозных работ и уложив нас
    спать, она вставала на колени и шептала молитвы, умоляя Богородицу
    уберечь остальных детей от болезней и голодной смерти, брата-фронто-
    вика - от вражьей пули, мужа - от обвала в шахте и других несчастий.
         маме не удалось закончить и первого класса, а потому она читала
    с большим трудом и то по слогам, а писать стеснялась вообще. Достав
    с божнички книжку мужа, мама просила Миньку или меня, первоклассника,
    прочитать одну из песен. В минуты грусти пела, потому я помню их до
    сих пор. Иногда она  листала книжку просто так, по долгу склоняясь
    над какой-нибудь страницей, и плакала. В эти минуты Минька подходил 
    к ней, присаживался рядом, обнимал маму, а она отворачивала от него
    лицо и незаметно вытирала слезы.
         Минька, как старший, лучше других детей видел отчаяние мамы и
     понимал ее, жалел, - она была очень больна: ее тело покрыли язвы -
    последствие нахлынувших несчастий.
         Наша землянка и небольшая начальная школа, в которую ходили мы
    с Минькой, располагались на берегу обширного озера. Его пологие бе-
    рега, обильно поросшие камышом, были для ребят хорошей приманкой.
    Летом мы с удовольствием лакомились крупными корнями растения, уто-
    ляя голод, а зимой вставали на вырубленные вокруг прорубей льдины,
    распахивали как паруса полы худеньких пиджачков и отдавались воле
    ветра.
         Снег почему-то не держался на озерной поверхности, и прозрачный
    лед был гладким и прозрачным как стекло. Под дуновением ветра, " под
    парусами", мы с радостными  воплями неслись на больших скоростях, от
    которых замирали мальчишечьи сердца.
         У берега, вдоль села, было немало прорубей. Задыхающаяся  под
    ледяным панцырем рыба подплывала к ним подышать воздухом и часто
    становилась пленницей льда - зима 1941-1942 годов была очень холодной.
         Однажды мама отправила Миньку на озеро за водой, а он там за-
    держался. Когда вернулся домой, получил от нее выговор:
         - Почему долго ходил? Я уж не знала, что и подумать. Воды при-
    нес?
         Сын опустил голову и тихо ответил:
         - Нет. Рыбину из проруби выкапывал.
         - Какую еще рыбину?
         Мама подощла к ведру. В нем действительно лежала глыба льда с
   крупным окунем внутри.
         - Ну что ж, уху сварим, - улыбнулась она.- Все подспорье. Ты, сы-
    нок, очисть картофелину, а я пока на базар схожу. Может, сменяю или
    продам что-нибудь... Продукты кончились. - И, вздохнув, ушла.
         Базар располагался на большой площади перед зданиями сельского
    Совета и бывшей церкви, превращенного с одного конца в клуб, с дру-
   гого - в колхозный склад. От нашей землянки до них было пять минут
    ходьбы.
         После ухода мамы Минька оглядел жилище, пытаясь угадать, что она
    могла унести на базар.
         Выбранные для продажи вещи мама нередко приносила обратно - кому
    нужно было наше тряпье? К тому же в селе жило немало эвакуированных
    многодетных женщин, лелеющих те же надежды, что и она.
         Если удача оказывала маме милость, то в землянке появлялось не-
    много муки, крупы или картошки. Их привозили из соседнего аула Аху-
    ново башкиры. Они занимались старательским промыслом и на полученные
    за золото боны закупали продукты в специальном магазине по сниженным
    ценам.
         Вчера, когда мама плакала над раскрытым песенником, Минька подо-
    шел к ней, хотел обнять, но она встала, погладила сына по голове, по-
    ложила книжку на место и прошептала:
         - Прости меня, Коля.
         Минька не осмелился спросить, за что она просила прощения у папы.
         С базара она вернулась с полным ведром картошки. Увидев в ее ру-
    ках такое богатство, мы с радостью бросились навстречу:
         - Мама, что ты сегодня продала?
         Но она только улыбнулась и ничего не ответила. Минька глянул на
    божничку и сразу все понял.
         Позже мам рассказала вот что.
         На рынке она хотела встать на свободное место, но по соседству
    оказалась ворчливая бабуся.
         - Иди на другой прилавок, - зашумела она, - а то твое барахло
    отпугнет от меня покупателей.
         Мама спорить не стала. Рядом с нею оказался незнакомый башкир
    - солдат. Правый рукав его шинели был пуст, а конец рукава заткнут в
     в карман. Солдат продавал картошку.
         Бросив взгляд на разложенные мамой вещи, он остановил взор на
    книжке и спросил:
         - Можно посмотреть?
         - Конечно.
         Увидев на страницах карандашные пометки, сосед поинтересовался:
         - В вашей семье есть музыкант?
         - Есть. Муж. Он до войны играл в духовом оркестре.
         - Вы - солдатка?
         - Нет, из эвакуированных. Мужа в трудовой армии в Заполярье ос-
    тавили, а я с детьми оказалась здесь, горе мыкать. Их у меня четверо
    - один другого меньше: от трех до девяти годочков Был и пятый, да Бог
    прибрал.
         Мама заплакала. Башкир внимательно посмотрел на латанную одежду
    собеседницы   тяжело вздохнул:
         - Да, жизнь потрепала вас, а война - будь она проклята! - бед добавила.
         Он положил книжку перед женщиной.
         - За сколько продадите?
         - Зачем она вам - мама ненароком глянула на пустой рукав солдата и,
     спохватившись, смутилась.
         Мужчина понял причину ее конфуза, но на вопрос ответил спокойно:
         - Я тоже был музыкантом, пока вот... - и он с грустью кивнул головой в
     сторону правого плеча. - Песенник-то продавать не жалко?
         - Как не жалко, - мама вытерла рукавом слезы. - Когда с севера уезжали
     муж очень просил сберечь его до конца войны, до встречи. Если бы не 
     нужда, разве я принесла книжку на базар?
         Башкир указал пальцем на ведро с картофелем:
         - За нее отдадите?
         Мама растерялась:
         - Так много? Книжка-то, поди, этого и не стоит?!
         - Книжка, может, и не стоит, хотя она и редкого издания и необходима
    музыкантам. Да дети ваши пускай хотя бы дня три досыта поедят. Далеко
    живете?
         Мама показала на торчавшую из снега крышу землянки. Солдат про-
    тянул ей ведро:
         - Несите в нем. Дома картошку во что-нибудь пересыпите и ведро
    мне сразу же сюда или вы принесете или с детьми пришлете.
         Мама попыталась отнекиваться, но башкир сердито прервал ее:
         - Несите! Несите же, говорю!
         Потом смягчил голос и промолвил ей вслед:
         - Кончится война, приедет ваш муж и мы с ним вместе и попоем, и
    поиграем. Тогда, может, и песенник я вам верну, а пока он у меня луч               
    ше сохранится.