Она, как обычно, проснулась в пол третьего ночи и решила прогуляться до туалета, а по пути заодно проверить, спит ли её внук-полуночник. Но лишь встав с кровати, восьмидесятилетняя старушка вспомнила, что её любимый дитятка уже как недели четыре тому назад уехал в Лондон на летние заработки. «Ох, Максимка, ну куда тебя леший понёс, что ты там забыл… Клубнику собирать! Пахать на этих капиталистов заморских, которые тебе за этот неблагодарный труд лишь гроши заплатят… Ох, ну, надеюсь, клубнички хоть поешь вволю», - переживала добродушная пенсионерка Настасья Николаевна с грустными голубыми глазами, сильно посеревшими за последние двадцать лет. Что сказать, развал СССР сильно ударил многих советских пенсионеров новой Россией и притушил огонёк, некогда горевший столь ярким пламенем в их глазах. Ужасающая серость молниеносно разрослась и подмяла под себя бабушек и дедушек, да и всех остальных, но, конечно, самое неприятное во всей сложившейся ситуации явились деградация умов и неуверенность в завтрашнем дне, что привело к обрушению морали, омертвлению духа. И, пожалуйста, как следствие, - коррумпированность российского общества на всех уровнях и вообще весь тот ад, который воцарился в каждом дворе, в каждом подъезде каждого дома. Особенно обидно и страшно было за детей. Серость и гниль сжирали их куда быстрее, нежели стариков. Но Настасья Николаевна, как и многие другие пенсионеры-старожилы, несмотря на то, что была отнюдь не рада тем, что творилось со страной, была цепко с ней склеена и всё надеялась, что светлое будущее рано или поздно обязательно наступит.
В восемь утра солнечный свет уже вовсю плясал в комнате Настасьи Николаевны. Она открыла глаза и некоторое время не моргая смотрела в потолок. Родители её внука уже ушли на работу. По-хорошему ей бы сейчас встать и приготовить завтрак себе и Максимке. «Себе-то ладно, что-нибудь придумаем, - размышляла бабуля, - а вот, что с Максимкой делать? Привереда, кашу он не будет, творог не захочет, бутерброды тоже утром особо не любит есть… Ох, кажется, немного лососины в холодильнике осталось». Тут же приободрившись, старушка встала с постели и заторопилась на кухню, предварительно умывшись и одевшись. И только она пришла на кухню и приготовила завтрак, как вдруг её осенило, что внук-то в Англии!
- Нет, это уже никуда не годится! Что же ты, головушка, совсем меня подводишь, сроду такого не было, - сказала Настасья Николаевна вслух.
Съев бутерброд с красной рыбой, предназначавшийся Максиму, пенсионерка взяла кружку чёрного чая и пошла в свою комнату, включила главный круглосуточный новостной канал, уселась поудобнее в кресло и стала смотреть вести. Бабушка часто смотрела новости в это время со своим внуком, прежде чем тот уходил в университет. А сейчас его не было и было как-то грустно. Не с кем было поспорить, а так хотелось забить эту тишину.
«Какой-то новый белобрысый диктор, - подумала она. – Хех, а тараторит, а тараторит-то! Вот, помню, в советские времена, таких не пускали в эфир. Дикция была чёткой, разборчивой».
Настасья Николаевна взяла пульт и прибавила громкости, но всё равно приходилось вслушиваться. В последние годы, конечно, слух подводил её, хотя она сама и считала, что всё дело в нынешней журналистской моде на речитативы. Репортёры всегда так торопятся донести информацию до народа, словно секунда промедления способна затушить яркое пламя событий, или же всё дело в том, что за ними кто-то гонится, и не дай бог остановишься перевести дыхание - тут же получишь пулю в затылок!
- Господи… - ужаснулась бабушка, глядя на сводку новостей. – Сколько ж всё это будет продолжаться?! Нет, ну, действительно, прав Максимка, не надо смотреть телевизор, а всё равно смотрим, надо ж знать, что в стране делается. Но сколько ж зла творится вокруг! Нельзя даже быть уверенным в собственных соседях… Кошмар!
Всё началось с крупнейшего за последний год теракта в Багдаде. Корреспондент со змеиными глазами, спрятанными в каске, пулемётной очередью что-то выкрикивал про количество убитых и раненных, которых перевалило уже за сотню, но в его словах чувствовался какой-то надменный металлический привкус серости, той самой, что разрослась в нашей стране, словно раковая опухоль, хотя, похоже, что и по всему миру без исключения, по всему этому протухшему миру… Бабушка смотрела на журналиста и ей казалось, что это какой-то жуткий нелюдь, который питается всем этим новостным негативом.
«Он говорит о бедных детях, оставшихся без рук и ног, но для него они всего лишь дети без рук и ног, - с ужасом и отвращением думала она. – Всё это цена его репортажа и только».
Внимание Настасьи Николаевны вдруг совсем растворилось в этой мешанине грязи и крови. Ирак сменился Афганистаном, трупы и разбитые здания - маком и героином, политики – педофилами, а после - снова политиками. И не было конца этой череде – одно порождало и одновременно сменяло другое… «Какая-то чертовщина, - думала пенсионерка. – Дьявольская шарманка».
Дальше она смотрела молча, долго переваривая полученную информацию. Чтобы хоть как-то попытаться обрисовать творившееся в воспалённом мозгу бедной женщины, достаточно было бы вспомнить известные картины великого испанского живописца Сальвадора Дали, прославившегося своими сюрреалистическими творениями. Конечно, для старушки всё было куда менее прозаично. Она не видела себя со стороны и сроду не слыхала об испанском сюрреалисте. Тем не менее, в это солнечное августовское утро котёл закипел. Лицо старухи с каждым словом диктора и сменой кадра делалось всё более жёстким и морщинистым. Оно сжималось, готовое через мгновение взорваться от накопившегося внутри рвущегося давления. Глаза, словно голограммы, или же зеркала, поставленные напротив других зеркал, настолько ужасающе передавали всю грусть и ненависть всего этого бренного мира, что, казалось, то самое долгожданное светлое будущее на самом деле - смерть, которая лилась из экрана скользкими смертоносными змеями и отражалась на лице Настасьи Николаевны. Смерть! Но не пустые глазницы на белом черепе, а воистину живое «Лицо войны»* Сальвадора Дали.
Новости уже кончились, лилась слащавая розовая реклама. И на этот раз уже туалетные гусята сменяли невероятные пасты для отбеливания зубов, их защиты и свежего дыхания, а притягательные дезодоранты – не менее притягательные итальянские колготки. Настасья Николаевна, казалось, выпала из реальности и смотрела сквозь телевизор куда-то в пустоту. Но спустя пару минут, старушка резко дёрнулась и схватилась за сердце, которое вдруг бешеным грохотом забилось у неё в ушах. Побледневшая бабушка чувствовала каждой порой, как оно скребётся и пытается вырваться наружу. Она тихонько встала и медленно поползла на кухню за корвалолом, после чего вернулась обратно в комнату и легла на диван, попытавшись утонуть в нём.
Сон не шёл, но сердечко вскоре успокоилось. Пенсионерка хотела, было, почитать газету, отвлечься, но только она взяла её в руки, тут же откинула назад, словно обожглась о вулканическую лаву. Скандалы, разоблачения, заговоры, убийства, насилие и ещё чёрт знает что! А, собственно, что ещё можно было ожидать от прессы?!
«А ведь раньше читала, смотрела всё это и никаких припадков… Что же это, в самом деле, я? Эх, красоты не хватает в нашем мире, доброты, и ещё побольше бы домашней суеты, шума, чтобы чувствовать, что живёшь, - подумала Настасья Николаевна. – Вот, Максимка был, так всегда мог отвлечь, да хоть спорами, хоть своим рок-н-роллом этим, или как там его музыку, бьющую по мозгам, кличут... А ведь, не хватает этого шума сейчас! Признаться, удивлена самой себе, но, ведь, не хватает же. Никогда бы не подумала, что где-то в глубине души хочется послушать хоть краем уха эти непонятные шумные песни... Хм, я словно ребёнок – когда шумно, то хочется тишины, когда тихо – наоборот... Или всё это просто из-за того, что я боюсь этой самой тишины и одиночества?»
Максим уже отсутствовал дома свыше шести недель. Вернуться он должен был через месяц, а то и полтора. А его бабушка всё так же просыпалась по ночам и шла посмотреть, спит ли её двадцатилетний внучок или сидит за треклятым компьютером. Старушка зашла в его комнату, включила свет и посмотрела по сторонам. В комнате был непривычный для обычных деньков идеальный порядок. Взглянув на большие колонки и компьютер, старушка улыбнулась и тихо сказала:
- Да, этого мне и самой уже определённо не хватает!
Настасья Николаевна не разбиралась в музыке, тем более, в той, которую слушал её внук, но душе не нужны все эти лишние словесные оболочки. Душа требовала музыку. Завтра она просто выберет наугад один из дисков, красующихся на одной из полок компьютерного стола (когда-то Максим покупал много музыкальных компакт-дисков), сдунет пыль и попросит либо маму, либо папу Максима поставить его в проигрыватель.
*картина испанского художника Сальвадора Дали, написанная в 1940 году. Находится в Музее Бойманса-ван Бёнингена в Роттердаме.