Приглушённо тренькнул телефон внутренней связи. Подполковник Агапов отложил недочитанную бумагу и поднял трубку:
- Слушаю!
- Сан Саныч, к вам посетитель, - доложил оперативный дежурный по РОВД. Такие своеобразные, почти свойские отношения давно сложились между начальником и дежурными. Но в присутствии третьих лиц «тет-а-тетное» обращение «Сан Саныч» немедленно превращалось в официальное «товарищ подполковник». Вот и сейчас Агапов понял, что неведомый посетитель уже ушёл из дежурной части и поднимается к нему на второй этаж, что посетитель этот – не из простых, не из тех, кто записывается на приём.
- Кто? – коротко спросил подполковник.
- Бочаров, бывший начальник ИТК, - ответил дежурный.
Память мгновенно воспроизвела одутловатое красное лицо хронического гипертоника, грузную, с необъятной талией фигуру в форменном плаще защитного цвета, высоченной неуставной фуражке и вечно сияющих хромовых сапогах. На этом воспоминания и завершились, поскольку дверь распахнулась, явив вживую то же красное лицо, улыбающееся во всю ширь гладко выбритых пухлых щек. Непривычно на Бочарове смотрелась теперь цивильная кожаная куртка и такая же кепка-шестиклинка с пуговкой на макушке.
Несколько лет назад Агапова, приехавшего по назначению в район, приютил в одной из своих ведомственных квартир начальник местной исправительно-трудовой колонии. Под его добрым покровительством и находился новоиспечённый начальник районной милиции, пока через пару месяцев не перебрался в отведённое ему жильё. Взаимоотношения двух руководителей и в дальнейшем складывались прекрасно, поэтому Агапов искренне сожалел о том, что областное начальство смилостивилось и перевело Бочарова из «ссылки» обратно в родной город.
Переезд к родным пенатам обошёлся Сергею Бочарову недёшево. Он не получил желанного уютного кресла служаки в Управлении по исполнению наказаний, а был переведён в милицию, где в молодости начинал свою службу. Более того, раздобревшему на начальственных харчах подполковнику порекомендовали вернуть себе «прежний спортивный вид», а для достижения скорейшего результата благословили на должность старшего опера в один из самых хлопотных городских отделов. Но Сергей был упрям, и это качество не позволяло ему впасть в хандру и тихое пьянство.
- Здорово, Саныч! – завопил он, врываясь в кабинет. Агапов едва успел подняться и выйти из-за стола, как очутился в медвежьих объятьях.
- Каким ветром, - отдышавшись, спросил Агапов, - в гости или по службе?
- По службе, конечно, но могу и в гости, если пригласишь да поможешь служебные проблемы поскорее разрулить, - ответил Сергей, усаживаясь за приставным столом.
- Повествуй, что у тебя за нужда? – Агапов вернулся в своё кресло.
- Ты ведь знаешь, Саныч, что я теперь в сыскарях хожу? – Агапов утвердительно кивнул. – Сейчас у меня есть одна кража реально на раскрытие, а воровка у тебя в районе живёт. Вот я за ней и приехал.
- Какие проблемы, Сергей? – удивился Агапов. - Давай санкцию на арест, сейчас найдём. Фамилия, адрес?
Сергей назвал фамилию и деревню, где проживала разыскиваемая. «Знакомая личность, - подумал начальник РОВД, - пару судимостей уже имеет.»
- Понимаешь, Сань, - замялся Сергей, - у меня санкции на неё нет. И вообще никаких документов на задержание нет.
- Я не понял, - округлил глаза Агапов, - а как ты собираешься её целую ночь в поезде везти? Она что – дура последняя, чтобы добровольно за новым сроком ехать!
- Сань, мне хоть как, но надо её увезти! Там расколем, там очные ставки будут, доказательства появятся. Здесь мне ничего не сделать!
Агапов сжал ладонями виски:
- Слушай, Серёга, ты хоть и подполковник, а в сыскном деле – зелень зеленью. Как ты мог подписаться на такую командировку? Да ни один салага-лейтенант на таких условиях на задержание не выедет!
- Саня, ты прав на все сто, но помоги! У тебя опыт, придумай что-нибудь!
Агапов долго сидел, закрыв глаза. Сергей терпеливо ждал, понимая, что успех его поездки целиком зависит от решения друга.
- Здесь без военной хитрости не обойтись. Подожди! - пробормотал, наконец, Агапов, встал и вышел из кабинета.
Он спустился в дежурную часть, махнул рукой вытянувшемуся дежурному, мол, не до тебя, зашёл в стеклянную будку телетайпной и уселся за аппарат. Отыскав в справочнике позывные РОВД, командировавшего Бочарова, Агапов отпечатал самому себе задание о задержании и этапировании гражданки Сергеевой, не забыв указать, что санкция на арест имеется. Оторвав напечатанный лист, он возвратился в кабинет и молча протянул его Сергею.
Пробежав глазами текст, Бочаров восхищенно выдохнул:
- Ну, ты гигант!
Агапов с досадой хлопнул ладонью по столу:
- Гигант? То, что я сделал, называется фальсификацией документа с использованием служебного положения!
Он поднял трубку внутренней связи:
- Петрович, где у нас сейчас Кузнецов, участковый? Давай его ко мне!
Через полминуты в дверь постучали:
- Товарищ подполковник, лейтенант Кузнецов по вашему вызову…
- У тебя на участке судимая Сергеева живёт? – перебил участкового Агапов.
- Так точно, живёт, вчера её видел, - доложил участковый.
Начальник РОВД подал ему «телетайпограмму»:
- Бери дежурную машину, срочно её с вещами сюда.
- В смысле – в камеру? – недоуменно уточнил Кузнецов.
- Я сказал – сюда, в кабинет! – раздражённо ответил Агапов, в душе досадуя на себя за несдержанность в отношении к подчинённому. Участковый исчез.
Разговор между старыми приятелями не клеился, чувствовалась определённая напряжённость. Агапов ответил на несколько звонков, пошуршал бумагами. Бочаров выудил из портфеля толстый журнал и коротал время, отвернувшись к окну.
Вечерело. Агапов включил свет и задёрнул в кабинете шторы. Звонок от дежурного уведомил, что задержанная Сергеева доставлена.
- Давай её сюда, - распорядился начальник и посмотрел на Бочарова, - ну, Серёга, теперь молчи наглухо, пока я сам к тебе не обращусь!
- Понял, - ответил Сергей и снова уткнулся в свой журнал.
- Разрешите? – дежурный распахнул дверь, и в кабинет вошла, держа в руках объёмистую авоську, женщина лет сорока в тёмном потёртом пальтишке и такого же неопределённого цвета платке. Обветренное лицо с ранними морщинами свидетельствовало о том, что его владелице выпали отнюдь не самые сладкие страницы человеческого бытия.
- Присаживайся, Надежда, - как своей знакомой, предложил Агапов, - можешь курить. Если своих нет, я угощу.
- Спасибо, начальник, пока свои курю, - ответила низким хрипловатым голосом женщина, положила на пол под ноги свой узел и достала пачку «Примы». Агапов подал ей массивную стеклянную пепельницу, закурил сам.
- Что же тебе, Надежда, всё неймётся, опять к хозяину, на третью ходку?
- А это уж что кому на роду написано, гражданин начальник! – философски изрекла Сергеева и выпустила плотное кольцо дыма, - Когда повезёте – сегодня?
- Нет, сегодня не получится. У нас плановый вагон-зак прошёл вчера, а он ходит три раза в месяц. Значит, дней через десять доедешь до следственного изолятора. Если за тобой специально туда не приедут, то следующим этапом, ещё через десять дней, доедешь до РОВД. Не беспокойся, лишку не продержим, на тебя санкция на тридцать суток. Вот только в камере сейчас прохладно, топить ещё не начали…
- Да вы что, гражданин начальник! – запричитала Сергеева, - На поезде всего одну ночь ехать, а вы меня на двадцать дней по этапам? Разрешите, я сама поездом уеду, у меня и деньги на билет есть. Завтра утром в ментовку сама приду, в восемь часов!
- Надежда! – строго взглянул на неё Агапов. – Ты меня за дурака держишь? Ты хочешь, чтобы я, получив распоряжение о твоем задержании и этапировании, взял и просто так отпустил тебя? На поезд посадил и ручкой помахал? Да в своем ли ты уме, матушка!
- Гражданин начальник, тогда конвоира мне дайте, сопровождающего. Я и ему билет куплю, лишь бы по этапам не мотаться.
- Ну, ты, Сергеева, даёшь! На это я, конечно, тоже не соглашусь, нет у меня лишних людей, чтобы по поездам кататься. И помочь тебе хочется! Кажется, есть один вариант...
Он повернулся в сторону Бочарова, безучастно уткнувшегося в журнал:
- Сергей Андреевич! Вы ведь сегодня домой возвращаетесь? Не возьмёте ли на себя труд сопроводить даму?
Бочаров, мгновенно войдя в роль, отложил журнал и пристально посмотрел на задержанную:
- А если она сбежит ночью из туалета – кто будет отвечать? Да и потом, Александр Александрович, честно говоря, я поспать в поезде хотел, утомила меня эта командировка. А с обязанностями конвоира какой тут сон!
- Миленький, возьмите меня с собой, ей-богу, не сбегу! – Сергеева, воздев руки как к иконе, потянулась к Бочарову, едва не встав на колени.
- Ну, Андреич, уважь женщину, видишь - как просит! – улыбнулся Агапов.
- Благодари начальника РОВД, - наставительно изрёк Серёга, - если бы не он, ехать бы тебе этапом.
- Спасибо, гражданин начальник, век помнить буду вашу доброту! – согнулась в полупоклоне женщина.
- Значит, так, - деловито распорядился Бочаров, - вот тебе деньги на мой билет, себе возьмешь на свои. Бегом на вокзал, купи два купейных и назад. Я здесь буду ждать. Да узел свой пока в дежурке оставь!
Окрылённая внезапно свалившимся на неё счастьем, Сергеева улетела.
- Спасибо тебе огромное, Саныч, - радостно жал Агапову руку расчувствовавшийся опер, - что бы я без тебя делал!
- Не благодари, - помрачнел начальник РОВД, - я ради тебя подлость сделал.
- Да брось ты, она же воровка! – усмехнулся Серёга.
- Да, но она ещё и человек! – ответил Агапов.
Прошло около трёх лет, и однажды в кабинет начальника РОВД без стука вошла женщина. Тёмное замызганное пальто, тёмный платок… Агапов узнал её сразу, но не подал вида:
- Проходите, садитесь, я вас слушаю…
Но женщина не села. Она подошла вплотную к столу и тихо попросила:
- Отдайте мне санкцию на мой арест. Ту самую, которую вы из области тогда получили…
- Я не судья и не прокурор, санкции не выдаю, - попытался уклониться начальник РОВД.
- Вы меня обманули! – укоризненный взгляд, казалось, сверлил его насквозь. Не выдерживая, Агапов сфокусировал свой взгляд далеко в бесконечность, через сжигающие его женские глаза.
- Я вас не помню, и мне непонятно, чего вы от меня хотите, - произнёс он и сам испугался чужого, жёсткого и казённого голоса бюрократа. Женщина, не сказав больше ни слова, повернулась и вышла прочь.
Агапов долго сидел молча, понимая, что своими руками только что вылил себе на голову целый ушат дерьма.
- Что, мент поганый, стыдно? – спросил, наконец, он самого себя. – Это хорошо, что стыдно! Это значит, что ты ещё не совсем конченый, что в тебе ещё где-то человек остался.