Юрий Медных
ЛЕСТНИЦА
Очерк
В новой двухэтажной, собранной из бруса в «лапу» школе резвятся ученики во главе с Рисом – осенняя картофельная страда выдвинула в передовики его стихийную бригаду; по январской заготовке дров его класс опять в передовиках. И теперь над муравейником ватаги возвышается его русая голова, а он, сухопарый, раздает дурашливые тумаки товарищам, весело задирающим его.
– Рис! Рис! А меня достань!
– Ну и толчея! – пробираются вдоль стены учительницы географии и химии, Фаина Ивановна, стройная женщина в расцвете второй молодости с едва заметной косинкой левого глаза и Нина Ивановна, новенькая учительница химии.
– Да, – соглашается химик. – Тесно.
– В наше время мы такими буйными не были, – вздохнула географ, – Да вы, Ниночка, не обижайтесь, это уже не о вас. Ой! Да я не о молодости вашей, хоть ее и директор заметил, он у нас не промах – я о ребятне. Обживаем новую школу, ее построили недавно, разгрузив Старокаргасокскую старушку и старую среднюю, возле клуба – ребятне теперь не тащиться бог весть куда. А наша новая – красавица, а порядки все те же.
Новая школа действительно смотрится в селе красавицей: палисадником украшен фасад, а с тыла – большой школьный двор-стадион. Первый этаж для младших классов, на нем же гардероб, кабинет директора, учительская и топки цилиндрических печей, одетых в вороненое железо, прозванных «контрамарками»; подсобка с водопроводом – для техничек. А на втором этаже – классы, сдающие экзамены, начиная с четвертого; по торцам просторного коридора, от пола до потолка в сиянии только что проведенного электричества от новой электростанции красуются портреты вождей в рост. После звонка ученики водопадами несутся по лестницам – отхожее место во дворе. А обратно, с холода тоже вприпрыжку – на второй этаж. В коридоре – он же актовый зал, естественно – суетня.
– Фаина Ивановна, ведь на то и школа, чтоб детворе уютно было.
– Не на головах же, Ниночка, ходить. Нет, мы такими не были… – добираются учителя до своих кабинетов сквозь толпу подростков
Пересуды о неудобствах, как волны от катеров до берега, докатились до директора, и Дмитрий Николаевич, коренастый толстячок лет сорока, блистающий изрядной лысиной и полным румяным лицом, выбритым до синевы, быстро проветрил коридор от тесноты, отдав лестницу у правого служебного входа ученикам, а у левого – учителям. Но в учительскую до лестницы учителям с уроков все та же толкотня. Тут и подвернулся на глаза директору Рис.
– Ты, я вижу, весело живешь, – взяв подростка под локоть, руководитель прошелся с ним по коридору. – А нельзя ли веселиться поорганизованнее?
– А это как, Дмитрий Николаевич?
– Вам подарили новую школу, со всеми возможными удобствами. Вот и сообрази, как в ней организовать порядок.
– Подумаю, Дмитрий Николаевич. А вы за руки придерживать не будете?
– Для разумных действий – свобода.
– Ладно! – загорелся подросток.
На следующий же день, а он выдался солнечным, похрустывая под валенками свежим снежком, школа встретила свое население у дверей на лестницы дежурными из десятиклассников, они же по совместительству – почетный караул у портретов вождей. Теперь ученики резвятся, освободив вождям через коридор прямое общение, а учителям подход к кабинетам.
За такую оборотистость Риса сделали пионервожатым, и расторопный ученик, подготовив в комсомол старшеклассников, но отложив свою карточку, стал кумиром учеников, рассудивших, что коли Рис позвал в комсомол, значит, дело стоящее, а сам не вступил – чего-то выжидает, хитрюга. Директор это одобрил по-своему: после выпуска надо ему дать рекомендацию в пединститут.
А зима уже сдается весне: это чувствуется по подтаявшим окнам, по оживленному настроению детворы: возобновились снежковые баталии. Школа под улыбками солнца запахла сосновой смолой. Четвертые классы готовятся к первому своему экзамену, по Конституции СССР – Сталинской. Настроение торжественно-приподнятое. И вдруг строгая тишина уроков взорвана:
– Срочное построение школы! – обалдело сообщил дежурный и добавил, видя возмущение завуча, – Распоряжение директора.
И широкий коридор быстро занят шеренгами учеников, а белая коробка репродуктора на стене настораживающее молчит.
«О чем молчит?» – волнуется школа.
После траурного сообщения Левитана школа окаменела с ручьями слез по щекам.
– Как же теперь без него?...
– Кто заменит? Один четыре ответственейших поста занимал!
– Гений! Генералиссимус!
– Как жить теперь?
Успокоил школу от имени партии директор:
– Надо еще тесней сплотить ряды вокруг коммунистов, еще самоотверженней трудиться. Долой слезы! Товарищ Сталин никогда не плакал. Не даром его фамилия от стали.
Портрет усопшего вождя, а с ним и государство, быстро одели в траур. А экзамен по Конституции СССР в четвертых классах отменили.
Под сурдинку ураганных перемен в стране закончилось и Рисовское благоденствие в школе – ученик прошел по элитной лестнице.
– Тебе кто разрешил здесь ходить? – вспыхнула Надежда Викторовна. – Едва избавились от вашей толкотни.
– Один я толкотни не создам, – огрызнулся нечаянный баловень судьбы.
– А ты особенный, что ли? Лестница только для учителей. Закончи, милок, школу, потом, если поступишь, институт и многое поймешь – до высокого звания учителя надо дорасти.
На следующий день директор, вернувшись с совещания из РайОНО, был ошеломлен прежней толкотней в школе. Вызванный ученик, подражая классной руководительнице, сухо ответил:
– Зачем мне это надо?
Как Обь в непогоду, возмущенная недостойным притязанием ученика, Надежда Викторовна доказывает директору у него в кабинете о недопустимости потакания воспитанникам.
– А вы, уважаемая Надежда Викторовна, его классный руководитель, не забыли, кто организовал дежурство? И как он остался вне комсомола, выдвинув девять своих товарищей?
– Вот именно! А сам в кусты.
– Во-он вы как расценили. А надо суметь послать в бой товарищей, для примера рванувшись вперед, и остаться на своем командном месте.
– Ленин сам ходил на субботники, – возразила педагог.
– Верно. Один раз – для примера. А на каком основании вы оскорбили в лице ученицы 10 «б» Агеевой Тани, при классе, местность, где она родилась?
– Уже донесли.
– Мне как директору все о школе положено знать. А вам как учителю и завучу не мешало бы разбираться и в психологии.
– С языка сорвалось.
– К вашему сведению, Болотное – приличный районный городок в Новосибирской области, с замечательным партизанским прошлым и с героями Отечественной войны.
– Ой, Дмитрий Николаевич, – стараясь сохранить достоинство, возразила Надежда Викторовна. – Мы все не без грешков, – многозначительно улыбнулась она, призывая директора к авгурному примирению.
Директор вспыхнул, понимая, откуда ветер и жалея, что не успел придавить сплетню о его мнимом ухаживании не только за учителем географии, но и за новенькой – поддержал, называется, коллег.
– Вот что, уважаемая, Надежда Викторовна, сожалею, что поспешил дать вам рекомендацию в партию.
– Что!? – побагровела женщина.
– Извинюсь перед райкомом за свою партийную близорукость, – продолжил он. – Владимир Ильич говаривал Розе Люксембург в подобной ситуации: «Вы не женщина, а член партии, следовательно, ведите себя соответственно». А вы, Надежда Викторовна, слава богу, еще не наш соратник и далеко не лучший педагог, судя по случаю с Агеевой, а теперь и с Рисом. Придется подумать о вашем пребывании в нашей школе.
Надежда Викторовна побледнела, и Дмитрий Николаевич вынужден подать ей стакан воды.
– Это еще посмотрим, – обронила будущий кандидат в партию.
Дежурных на посты поставили классные руководители, но это уже не прежний климат – не от души, во славу товарищества, под руководством своего кумира. Да и кумир потускнел после случая на лестнице и от игры осталась только форма. Ох уж эта лестница – у каждого она в жизни своя.
«Сигнал» завуча в РайОНО и в Райком с упоминанием о директорском «боге» имел успех: директору разрешили закончить учебный год и передать полномочия Надежде Викторовне Листовой.
Школа нахмурилась. Дмитрий Николаевич уехал. Фаина Ивановна ушла переводом на периферию, в поселок Мыльджино. Пенсионерка Марина Ивановна уволилась. Завучем стал знакомый Надежды Викторовны.
А жизнь продолжается: на скамейке, в райкомовском саду – из него уже устранен бюст Сталина – под июньский шелест листвы паренек уговаривает девушку:
– Танечка, поедем в Томск поступать в институт; правда, теперь уж без направления от школы.
– Нет, Саша, я хочу вернуться в Болотное, помогать родителям.
– А учиться?
– Хозяйство все равно затянет.
– Танюша, не дури. Поехали вместе – нам учиться надо, у тебя же аттестат тоже с отличием.
– Нам!? – смутилась девушка.
– Да. Ты мне давно нравишься. Ты согласна?
– Посмотрим, – откликнулась девушка.
Об этом мне рассказала на выпускном вечере Манечка Рис, моя невеста. А в школе нашего района, в Томске работают ее родители: папа – директором, а мама – завучем.
Новосибирск 2004г.