Юрий Медных
На танцы
рассказ
– Ме-ель! – завопил матрос. – Только этого не хватало! Вот вляпался! – запоздало сбросил обороты, включил задний ход и дал полный назад. Но транспорт, дрожа от напряжения, ни с места.
– Черт бы вас побрал, засони! Хоть бы кого в гальюн погнало… – чуть не плача, ругает матрос пьяную команду и в отчаянии, будто виноват штурвал, крутит его из стороны в сторону – и транспорт, как собачонка рвясь с привязи и упираясь ногами, начал вилять кормой, сползая с мели.
– Ага! Наша взяла! И я не лыком шит! – радуется, удаче матрос. – Надо быть повнимательнее. И, дав изрядного кругаля огибая остров, увидел полоску огней Каргаска. – Вон они, родненькие! А вон там, в конце их – причал нефтебазы: от него и начался беспокойный вечер с веселыми чаяниями.
Петька взволнованно сияет: вечер субботний и обещает встречу с де¬вушкой на танцах – в прошлую субботу с ней познакомился: от лица глаз не отвести: глаза-васильки, лукаво вздернутый носик, а губы – алый цветочек; фигурка – век бы обнимал: тонкая талия перехвачена пояском, делает подол платья колокольчиком; а резвые ножки одна другой краше; Может, это и не совсем так, но Петьке она запомнилась именно такой. После танцем можно погулять по берегу, а если девушка согласится, то каюты свободны, можно послушать музыку на радиоле. Вдоволь наобниматься и нацеловаться. Целуют ведь не только губы, говорят, что и и грудь, и, говорят – очень приятно. Петька так смело размечтался, что почувствовал ломоту от возбуждения. Посмотрел на себя и огляделся – хорошо, что в робе и никто не видит. Но возбуждение ушло, а ломота, усиливаясь, осталась. «Однако осторожнее надо с такими мечтами», – мотает он на ус. А катер, куда он весной устроился матросом, посылают в эту субботу на «точку» – вот бы успеть вернуться. Но об этом «вот бы» знает лишь он да сентябрьское солнце, скатываясь к закату, а свежий ветер под¬свистывает: «успеешь», и мат¬рос старается, причаливая наливную баржу под за¬правку горючим.
Продолговатый, как щука, ка¬тер «ПЭС», пе¬редвижная электростанция, взяв просевшую по ватерлинию наливную баржу, как подружку, под бок, спешит по тече¬нию, разглаживая легкий плескунец волны.
Пока на же¬лезной печи в тамбуре варится лапша, матрос слизнул шваброй узкие, как губы, борта палубы, отыскивая взглядом вход в приток, в верховье которого находится их точка. А для дальнейшего движения по притоку, как по ко¬ридору меж высоких стен леса, налив¬ную взяли «толкачом». Но своенравная речка, сопротивляясь, плюнула топляком под корму – катер залихорадило.
– Каюк винту! – ругнулся капитан, старший брат Петьки. – Давно голжу насадку поставить на винт, как у костромичей, да так и не догалделся.
– Приехали! – согласился механик. – Ни тебе мостика, ни крана.
«Вот тебе и свидание!» – приуныл матрос.
А капитан с механиком, задрав голову, всматриваются в берег.
– Не светит, – озадачился Михаил.
Но капитан с мотком веревки полез на яр.
– Сашка! Не моего ли тезку пошел звать на помощь? – ерничает механик.
«Молодец, браток: что-то придумал!» – радуется матрос, гордясь за брата – Македонский и Суворов тоже были не¬высокими.
Капитан по яру вскарабкался к подножию сосны, выступив¬шей к самому обрыву.
– Крепи трос! – кинул он веревку.
И Петька метнулся ее ловить.
– А лебедка у тебя где? – насмешничает механик.
– А вал на что?
– Ну, голова! – сдался Михаил.
Опоясав тросом щиколотку сосны и через окно ма¬шинного отделения намотнув его на вал – а необходимые секунды работы мотора отсчитала рука капитана на кнопке пуска – катер, как собаку за хвост, мотором подтянул свою корму к берегу.
– У тебя не рука, а секундомер! – одобрил приятеля Михаил.
– Уметь надо! – согласился Александр.
Одевшись потеплее и помазутнее, чтобы как с гуся вода, с анкерным ключом и кувалдой в руках ребята пооче¬редно ныряют под корму и по горло в ледяной стихии вы¬тянутыми руками на ощупь снимают с оси изуродованный винт. А Петька на берегу, суетясь, как приплясывая, сушняком веселит костер.
Изувеченную каракатицу вытащили на песок и тоже вприпляску у костра сливают из одежды воду и запаса¬ются теплом, чтобы ставить запасной винт.
– Степка варил? – уточняет Михаил.
– Он.
– Трезвый?
– Нет, бухой.
– Тогда надежно.
– Согласен – он у нас такой.
С испариной от одежды, прыгая то у костра, то в воду, продолжили беспримерную работу. А солнце, устав ви¬сеть, коснулось горизонта. Теперь транспорт, волной гоня перед собой выдавливаемую корпусами из узкой, испетлявшейся речки воду на берега и взбираясь на нее, прибыл к месту назначения – к двум цистернам на яру. Электронасос, смонтированный капитаном, перекочевал из грузового отсека катера на палубу баржи и зажужжал, поднимая на берег горючее. А матрос белкой прыгает с палубы на яр, на цистерны и обратно. «Только бы успеть!» – торопится юное сердце и – оборвалось, когда над берегом нарисовались две женщины. Вечеринка и ласки взрослых показались матросу бесконечными. Петьке казалось, что взрослые уже отлюбили свое, и вот тебе на…
Женщины ушли, и команда легла отоспаться – до утра времени хватит. Какое мужикам дело до Петькиных стра¬стей, о которых они и не ведают. Да хоть бы и знали: моло¬дой – еще успеет. И была нужда тащиться ночью по извилинам притока.
– Ну уж дудки! – решил матрос – Вам свое, а мне свое! благо, брат сделал управление централизованным и уже перечалил транспорт, и мотор проснулся от руки разгоряченного матроса и пополз по течению, набирая скорость. Порожняя, баржа, всплыв, рикошетит округлым носом по обрывистым изогнутым берегам, а прожектор, смонтированный братом, разбрасывает темноту по сторонам.
– Ведешь? Молодец! – одобрил Михаил матроса, проковыляв в гальюн и возвращаясь и спросонья не сообразив, что матрос сам это делает, а не по их с капитаном поручению. – Дай-ка помогу, – но, не довернув штурвала, шибанул носом баржи берег. Матрос, оттеснив пьяного механика, выровнял ход транспорта.
– Ладно, ты и сам с усам, – уковылял механик в каюту.
Прожектор, соскользнув со стены леса, утонул в темной пустоте, рокот мотора тоже умчался, став приглушеннее: на Обь вышел – понял матрос, отерев рукавом куртки влажный лоб. Погасив прожектор, молодой речник впился глазами в ночную даль, отыскивая спасительные огоньки створов.
– Вон они, родимые! Будто Зоенька приглашает к себе! – радуется он вслух, выравнивая на них нос баржи. – Так держать!
А из-за поворота выплывает остров огней – это пароход последним рейсом идет в Александрово. Петька ждет отмашки – куда отвернуть? И пока сообразил, что он идет вверх, значит, инициатива за ним, пароход уже рядом – матрос едва успел помигать вправо, и прошел почти под бортом парохода.
– Лихач! – услышал он замечание в рупор.
– Пронесло…– подумав вслух, вздохнул паренек. – Широка Обь, а двоим тесно.
Снова ударив прожектором по темноте, различил, что впереди река разделилась надвое – куда идти? Пошел направо. А перед глазами танцплощадка с цветником девчат на ней. И Зоенька зазывно улыбается ему.
– Подожди, миленькая! Иду, бегу…лечу…, но вдруг катер споткнулся обо что-то – Петьку потянуло на руль.
И пареньку пришлось поплясать. Едва сползя с мели и огибая остров, матрос приходит в себя:
– Теперь-то уж дома…, но надо быть осторожнее, – и дрожь растерянности потеснена нарастающей жаждой встречи. – Вот и дежурный паузок. Подойду к борту, как брат, и застопорю ход.
Но что дано капитану, то оказалось не по зубам матросу: наливная с ходу шарахнула паузок, и команда как не лежала на рундуках. Выскочил ошарашенный капитан и, мгновенно оценивая ситуацию, пришвартовался к паузку. Зашел в рубку, собираясь отвесить брату леща, но, окончательно придя в себя, потрепал его по плечу.
– Сам привел!?
– Конечно! Вы-то дрыхли…правда, наплясался от души.
– Молодец! Иди прибери в каюте.
Не хочется Петьке возиться с содержимым вывернутых желудков, но – матрос есть матрос.
Около полуночи они: капитан, механик и матрос, как три богатыря, разошлись по своим постам: Михаил за клуб – там он живет в типовой «двухквартирке» с матерью и младшими братом и сестрой; а Петька с братом идут по тротуару мимо пустой танцплощадки, и кажется Петьке, что пахнуло с нее духами его первой знакомой. Брат через две улицы уйдет в свою двухквартирку, к молодой жене; а Петьке одиноко тащиться через село к матери – теперь он ее содержит, потому и вечерку пошел, а брат определил его с разных работ к себе – полегче парню.