- Он летел ласточкой, он расправил крылья и полетел, он сам, сам…
Меня завораживает, как с высоты ласточки ныряют в небо. У ласточек раздвоенный как Y хвост. Перед грозой они мечутся совсем низко к земле. Они расправляют острые черные крылья и пикируют, как маленькие фашистские истребители. Это придает трагизм небу перед грозой. Небо тяжелое, нависает над городом, над домами с черепичными крышами, оно медленно наливается дождем, наливается темно-серым и темно-синим, оно мрачнеет сгущается в одну огромную грозовую тучу. Все замирает, наступает затишье. Только ласточки мечутся: «Будет гроза! Гроза!»
Двоечник Вова стоял и смотрел перед собой в каком-то ступоре. Волосы в разные стороны, «я упала с сеновала, тормозила головой», взгляд «я не учил, я не помню». Его окружили девчонки у длинного немецкого окна с холодным скользким, крашенным белой эмульсией подоконником. Школа в старом немецком здании, окна два метра с половиной, а подоконники холодные и узкие - попой не сядешь. За окном противный такой дождик осенний, ноет себе все, ноет. Листья во дворе уже не понять, какого были цвета - совсем сопрели, ветки голые и слякоть.
- Может, уроков не будет? – с надеждой спросил кто-то из 6 «Б».
Лада поднялась по лестнице, растирая продрогшие пальцы. У кабинета английского толпились одноклассники. Окруженный толпой, поверх других голов вырисовывался здоровый и лохматый Вова, он смотрел на мир уже не просто тупо, а как-то затравленно.
- Ты слышала, чо случилось? – к Ладе подскочила Поля, - Алешка Живицкий упал с вышки и насмерть.
- Чо?
Поля потащила Ладу к толпе.
- Митяев вон с ним был в ту ночь и видел все.
Вова Митяев покосился в их сторону и вжался в стену.
Из кабинета английского языка вышла классная, поманила рукой, что-то сказала. Все зашли и расселись по местам. Сокращенные уроки. Вы, конечно, все уже знаете об этом трагическом происшествии. После уроков мы едем на похороны всем классом. Кто хочет, конечно.
- А как это случилось? – шепотом спросила Лада Полю
- Да он у матери деньги украл, - быстро зашептала в ответ Поля, - она сказала, мол, пока не вернешь, не возвращайся домой. Ну, он и пошел гулять. Всю ночь с Митяевым гуляли, поперлись вместе к вышке, залезли на вышку. А там вышка с девятиэтажный дом. Ты видела, у железной дороги? Залезли наверх оба. На самый верх. Ну и он прыгнул.
Уроки тянулись как во сне, моросил дождь. На кладбище не хотелось. Никуда не хотелось.
Но еще не кончилась вторая смена, как 6 «Б» послушным косяком поплелся вслед за классной куда-то на похороны. Лица у всех были как у Митяева.
Шли пешком. Все было осенним и серо-коричневым. Дом Митяева был в 40 минутах ходьбы. Руки мерзли. Их прятали в карманы курток. Перчаток в такую холодную слякоть еще не носят.
Дом Митяева был старый, немецкий, на окраине города, у железной дороги. Перед домом стояла толпа. Сквозь шевеление толпы и говор раздавался женский вой. Поля и Лада протиснулись вперед. Выла мать Алеши, большая женщина с растрепанным волосами непонятного цвета. Она сидела на стуле перед гробом и, упершись локтями в его края, выла в сумрачное небо:«Алешаааа.. Сынооооооооочек… Алеееешааааааааа»… Вой ее не прекращался. Ей давали выпить воды, она пила, судорожно глотая, давилась, фыркала, снова выла, она не могла остановиться. У столпившихся женщин в глазах стояли слезы.. «Поплачь, поплачь, станет легче - шептали из толпы женские голоса. 6 «Б» толпился молча, с тем же Митяевским выражением лица, но некоторые девочки уже начинали шмыгать носами. По лицу Поли, влажному от дождя, потекла слеза и повисла на подбородке. Глаза стали скорбными. Лада не плакала, и ей было от этого неловко, ей даже хотелось заплакать как другие, но она не могла, все словно застыло внутри. Она смотрела в гроб. В гробу лежал Алеша. Ресницы его были накрашены, лицо его набелено и нарумянено. А челки не было почему-то. Где челка? Как будто челку кто-то вырвал щипцами. Алеша и в гробу. А мы все на похоронах. Может, это ночной кошмар, я сплю? Внутри бешено колотилось.
«Алешенькааааааа,» - выла мать, - «что же ты меня покиииинууууууууул?Сынооооочеееееееек….»
Лада и Поля возвращались с похорон. Дождь перестал, но было также мрачно.
- К кому пойдем? Пошли ко мне?- предложила Лада.
И они свернули к серой пятиэтажке. Было тихо, еще никто из соседей не вернулся с работы и со школы. Шаги в подъезде отдавали размеренным эхом.
-А если за нами гонятся? Аааааааааа!!!
Им стало страшно, и они затопали быстрее, а потом рванулись и побежали как угорелые.
Лада судорожно сунула ключ в дверную скважину, отворила дверь , заскочила вместе с Полей и тут же ее заперла. Тот, кто гнался, остался ни с чем. Дверь крепкая.
На плите мама оставила котлеты и борщ.
- Будешь борщ? – спросила Лада.
- Не-а, давай только котлеты.
Лада наложила две тарелки котлет, они прошли в комнату и включили телевизор. По первому каналу мужик в пиджаке и очках что-то взрослое читал по бумажке. По второму было заседание таких же пиджакастых мужиков, и эти мужики ругались.
- Давай «Премьер», там фильмы, проговорила Поля сквозь котлеты.
Лада переключила на «Премьер», потом «Каскад». Это были какие-то мистические каналы, там показывали заграничное кино. И заграничные мультики. И вот по одному каналу шел фильм. Злой мужик с бензопилой в руках бегал по дому за какой-то тетькой. Тетька истошно орала и запиралась от него в разных комнатах. Но мужик был злой всерьез, он догнал тетьку, и за кадром раздался рев бензопилы. В комнату вошел второй мужик, брат первого мужика, наверное, потому что очень похож. Облокотившись о стену, в комнате лежала распиленная вдоль тетька. Первый мужик сказал:
- Криво лежит, не получается половинки вместе приставить…
- Бээээ, - в голос промычали подружки и переключили канал.
По другому тоже шел фильм про молодую девушку блондинку. Эта девушка была мутант, полу девушка - полу муравей. И вот она сейчас рожала. Она тужилась и тяжело дышала, лежа враскоряку под деревом, шевеля усами на макушке. Покрылась испариной. Последняя потуга… и… из под короткой в синий цветочек юбки вдруг пулей вылетело зеленое круглое яйцо.
- О! Это чо - яйцо? – хмыкнула Поля.
- Ну она же муравей, - попыталась понять Лада.
- Ну она и девушка ведь. У нее только усы от муравья, - не поверила Поля.
- Ну, может, в яйце в этом у нее грудной ребенок? – объяснила себе Лада.
Они посмотрели друг на друга, «Бэээ!!», и засмеялись.
- Пошли конфеты есть на кухню? - предложила Лада. И они помчались есть конфеты, давиться и хохотать. А потом, наконец, пришла мама и разогрела суп.
Через пару дней был урок физкультуры в огромном зале на четвертом этаже. Девочки строились в шеренгу за мальчиками. Лада стояла первой, она была высокая. А Поля в середине. Девочки толкались попами и смеялись. Рядом с Ладой Галя показывала, что на губах можно играть пальцем, как на гитаре «брум брум брум», потом раздувала левую щеку и резко сдувала ее себе кулаком, щелкая языком «пууууууууутта» типа, ударный. Снова «брунь» на губах, правую «пууууууууууууутта».. брунь. Выражение лица у нее было сосредоточенное и бессмысленное.
- Можешь так? Брунь брунь брунь.. пууутта бруня, пууутта бруня, пууутта, пууутта, пууутта, бруня!
Лада попробовала и стала разучивать, пока не пришла учительница физкультуры, Тамара, и не скомандовала: «равняйсь!.. бегом!». 6 «Б» побежал рысцой, потом галопом. Пробегая мимо матов, Лада вдруг вспомнила, как Алеша стоял на этом самом месте, и пацаны дразнили его и потом надавали поджопников. У Алеши были старые кроссовки, такие дряхлые, что на носке одной кроссовки зияла большая дырка. Через дырку торчал синий носок. И на синем носке тоже была дырка. За это его и дразнили, ржачно, дырка в дырке…
- Ноги на ширине плеч, - скомандовала Тамара.
Вообще этот Алеша был тихим троечником, незаметным таким, если бы только не алые губы его. С кем же он дружил?
Класс выстроился перед матами. Лада ожидала своей очереди карабкаться по канату. Пацаны сползали с него один за другим. После самого мелкого пацана к канату вышла Лада и стала карабкаться. Канат был толстый. Она докарабкалась почти до потолка и с высоты оглянула 6 «Б»… Пацаны указывали на нее пальцем и ржали.
- Коновалова, молодец, давай обратно! – скомандовала Тамара, и Лада сползла по канату вниз.
После физкультуры была биология.
Вот тут сидел Алеша, на второй парте слева. Сейчас его место пустовало, рядом Дорощук. Дорощук списывает виртуозно и спереди и сзади, и слева, и справа. У троечника Алеши было не списать, но ушлому Дорощуку это не помеха. Что есть Алеша, что нет - он найдет, где списать, он свое дело знает. Даже и не вспомнить, какой у него хоть голос, у Алеши. На уроках он что-то очень тихо мямлил, если его поднимали, а потом садился, и ему ставили «два».
Потом была литература.
«- Слушай, что я скажу тебе, мой сын, - обратился Дедал к сыну, - лети осторожно, потому что, если ты спустишься слишком низко, твои крылья могут промокнуть в морской воде , и ты упадешь в волны. Но ты должен также беречься и от солнца и не залетать слишком высоко, так как его лучи могут растопить воск, скрепляющий крылья. Лети же между морем и солнцем, прямо за мной и внимательно следи за моим полетом.
Лада смотрела в окно. Моросил дождь. Перед глазам маячило Алешкино лицо. У него мягкие нежные щеки , как у девчонки, и всегда ярко-красные губы. И волосы цвета спелой ржи. И такого же цвета ресницы. Ему ставили «два», он опускал глаза, и пушистые белесые ресницы трепетали.
«…В восторге от своих крыльев, Икар взмыл в небо. Он совсем позабыл об опасности и о предупреждении отца и поднимался все выше и выше, пока не попал под прямые лучи палящего солнца. Жар светила был приятен после прохлады полета, но он вскоре растопил воск на крыльях, и Икар, лишившись легких перьев, стремительно полетел вниз, упал в море и утонул. Он хотел крикнуть отцу, но волны уже поглотили его... Когда Дедал обернулся, он не увидел сына. Напрасно звал он его, никто не откликался.»
Лада смотрит в окно. За окном вышка, Икар расправил крылья, он делает шаг вперед и вдруг камнем падает вниз. Он стремительно падает, и воздух расступается перед ним, а белые крылья его трепещут на ветру. Мягкость его лица, мягкость улыбки и голоса, мягкость его сердца, его груди разбивается об асфальт. Еще молодое и нежное, его чувство собственного достоинства разбивается об асфальт. Напрасно мать звала его, он не откликался.
А если так и должно быть? Об этом слагают мифы и легенды. Если никто не умрет - нечего будет читать… Как страшно. А друг мы все – часть одной истории, написанной для развлечения?
Прозвенел звонок.
- Задание на дом. Прочитать миф о «Дедале и Икаре»
Лада подошла к Поле.
- Поль, а зачем Алеша потырил у матери деньги?
- А я знаю?.. Не знаю, - задумалась Поля, - вон, Митяев знает.
Митяев на перемене ходил один с взъерошенными волосами, взгляд у него был грустный и отрешенный, как у совенка.
- Не знаю, зачем, - глухо отозвался он, - он мне сказал, что потырил и позвал гулять. Ну я и пошел. Он грит, мать домой не пускает, пока деньги не верну, мол, пошли со мной гулять. И мы залезли на вышку.
- А чо вы туда полезли?
- Не знаю.
- А зачем он прыгнул?
- А я чо, Пушкин? Не знаю. Руки расставил в сторону и прыгнул. Сам прыгнул, летел прямо как ласточка.
- И чо, деньги не потратил?
- Не-а, так у него в кармане и остались лежать.
- А чо он домой не вернулся тогда? Зачем прыгнул?
- Да отстань ты от меня, не знаю, - уже агрессивно буркнул Митяев Коноваловой.
Митяева чуть не оставили как-то на второй год. И единственное, чего ему хотелось – чтобы никто его не трогал. Теперь эта смерть. Недавно его допрашивал милиционер. И он опять крайний. А почему?
Если смерть дышала тебе в затылок - что ты скажешь судьбе в ответ? Сделаешь вид, что этого не было и станешь жить дальше, как ни в чем не бывало? Тогда все будет хорошо? Но кто невиновен, а кто виноват? Нужно осудить или пожалеть или пройти мимо? Кого судить, а кого жалеть? А если это такая судьба – значит судьба и все? Это так надо? Что нужно думать и как себя вести? Надо плакать? Или надо успокоиться? Какой во всем этом смысл? Как же все это страшно.
Митяев зевнул. Ему который день хотелось спать.
Поля и Лада возвращались со школы.
- Ну пока? – спросила Поля.
- Пока, - ответила Лада. И побежала к дому. Опять в подъезде никого не было, только эхо от ее шагов разливалось в пустоте. Она стремглав домчалось до двери, запыхавшись, открыла дверь, забежала домой и сразу закрыла ее на замок и цепочку. Но и дома было нестерпимо тихо. Лада включила телевизор. В телевизоре дрались какие-то дядьки.