ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Я, молодой, довольно спортивный инженер II категории.
Саша, молодой полного телосложения перспективный инженер I категории.
Завод. Бюро Преппроектной проработки. В комнате много столов, стульев, компьютеров. Однако сейчас в ней сидим только я и Саша.
Я: Знаешь, что вспомнилось?
Саша (аккуратно подчеркивая что-то под линейку на своём столе): Ну.
Я: На прошлой неделе с Владимиром Петровичем в скиповую яму ходили.
Саша: Угу.
Я: Пыли по колено.
Саша: Ещё бы.
Я: Ну да, ты знаешь. Ты же доменный курируешь…
Саша: И что?
Я: Мы тогда прошли все печи под землей. Вернулись. Я таким грязным никогда не был. Ну и Владимир Петрович тоже, наверное… Ну, мы положили каски и пошли к умывальнику в туалете.
Поправляет очки, складывает на груди руки. Сзади него, на стене плакат с Дэвидом Туа, который сфотографирован в такой же позе.
Я: Вернее, он сначала пошёл, а я решил потом. Чтобы не мешать. Смотрю, он долго не возвращается. Ну, я думаю, наверное, заканчивает, и тоже решил идти. Захожу, смотрю – он голый стоит.
Саша: Ты, как всегда, расскажешь что-нибудь…
Я: Не полностью. По пояс.
Саша: Ну ясно.
Я: Что ясно? Ты сам-то видел когда-нибудь, тело Владимира Петровича? Хотя бы наполовину.
Саша: Нет.
Я: Девственник ты Саша.
Саша: Оно мне и не надо.
Я: Да я тоже думал, что не надо.
Саша: А потом решил, что надо?
Я: А потом оно всё само решилось.
Саша настороженно молчит.
Я: Я ведь привык, будто у него нет тела. Рубашку он никогда не расстёгивает. И при нас никогда не переодевается. Уходит в комнату к Анастасии Эдуардовне.
Саша: И что в этом такого?
Я: Может, и ничего. Мне кажется, в бюро уже все привыкли, что Владимир Петрович, как тело не существует. Ну, как будто бы не существует… Он и ест всегда один. Я имею ввиду, серьёзную еду. Биточки там, кашу, борщ. В столовую сам ходит. При нас – только мороженное. Но, мороженое – не показатель. Детская еда.
Саша: А что тебе его питание?
Я: Еда – это же почти тело. Тёплая, мягкая. Внутрь входит.
Саша: А мороженое – не материя?
Я: Не материя… Мне тоже, конечно, неловко при вас обнажаться. Но если жарко, я могу футболку снять на какое-то время. Или рубашку расстегнуть до пояса. Владимира Петровича я таким не видел. Ни разу за шесть лет…
Саша плотнее укладывает руки на груди.
Саша: Виталий, я знаю, ты любишь поболтать. Иногда у тебя получается интересно, но не в этот раз.
Я: Поделиться хочу. Я ведь, откровенно говоря, испугался даже.
Саша: Чего?
Я: Знаешь такое слово «плоть»?
Саша: Ну.
Я: Так вот. На прошлой неделе я в первый раз встретился с плотью начальника. Трудно передать… Но представь себе. Ты рядом с Владимиром Петровичем. Совсем рядом. Видишь его спину, родинки, волосы на плечах, складки кожи. Чувствуешь лёгкий запах пота.
Саша: Слушай, может, перестанешь?
Я: Я коротко. Запах начальника! Ты понимаешь, что это такое? Это тебе не свою подмышку понюхать. И не в чей-то вонючий свитер носом ткнуться в автобусе. Это запах плоти твоего начальника, прости за пафос. Ты когда-нибудь нюхал Владимира Петровича?... А сидишь к нему ближе всех. Он ведь живёт с тобой рядом. Пахнет. Воздух греет. Дышит. Существует.
Саша: Ну а что ж ему делать?
Я: Но это же чудо! Жизнь! Мы находимся рядом, а жизни не замечаем. Это же существо. Владимир Петрович. Никогда не думал?
Саша: О чём?
Я: О том, что Владимир Петрович существо.
Саша: Ну ясно, что существо.
Я: Да не ясно! Ты не понимаешь. Я, конечно, тоже никогда не стремился осознать Владимира Петровича. В «тайну» его какую-то там проникнуть.
Саша: Теперь проник?
Я: Не так, Саша. Не так… В меня что-то проникло. Вошло. Пока не ясно, что это. Но пока оно будет внутри, есть время понять… Конечно, я не разглядывал его родинки и складки. Ситуация была, так сказать, волнительная. Я просто побыл какое-то время рядом. Фигура у него неважная. Он крепкий, но в поясе расплывчат. Но это и так было ясно… Видно, я смутил его, когда вошёл. Он обернулся. У него такие бледные покатые плечи. И лицо без очков – как будто форму потеряло. Такое беспомощное. Ничего не сказал. Но я бы не удивился, если бы у него и голос другой стал бы. Выйти как-то неудобно. Чего выходить? Можно вызвать непонимание. Он мужчина и я мужчина. Значит, мы не должны стесняться друг друга. Только я стеснялся. Поэтому стал поближе к стенке. Но сначала получилось так, что я стал не очень удачно. Прямо за его спиной. Мне показалось это неприличным. Поэтому я решил потихоньку сместиться в сторону. К двери. Только не одним шагом, а потихоньку, мелко перебирая ступнями. Микроперемещениями такими. Я, думаю, никогда не надо становиться точно за спиной у человека. Ты показываешь своё желание быть незаметным. А тут ещё и ситуация напряжённая. Владимир Петрович без рубашки. И без очков. Он ведь уже слышал, что я шагнул. Значит, надо было вернуться немного назад, чтобы он не услышал. Чтобы он не подумал, что я решил перешагать. Наконец, у меня получилось стать немного сбоку. Так что, если бы он повернул немного голову вправо, то краем глаза обязательно меня бы зацепил. Я, конечно, тоже стремился на него не смотреть. Тело начальника – это запрещённое зрелище. Как ты думаешь?
Саша: Не знаю. Не думал.
Я: Мне кажется, запрещённое. Я снял очки и немного отвернулся. В общем он стал таким безопасным розовым пятном возле умывальника. Но запах до меня доходил. Запах мужчины. Как тебе слово «мужчина»?
Саша: Ну слово…
Я: Сильное слово. А «запах мужчины»?
Саша: Слушай, ну что ты говоришь?
Я: «Запах мужчины».
Саша: И что?
Я: Ну тебе же трудно это сказать!
Саша: Да зачем мне это говорить?
Саша наклоняется и перешнуровывает ботинок.
Я: Может, у тебя такое было… Когда ты заходишь в ванную сразу после отца. И чувствуешь этот запах немолодого мужского тела…
Саша: Слушай, перестань!
Я: Саш, да я перестану. Ну чего ты испугался?
Саша: Я не испугался!
Я: Ну а что?
Саша: Я не испугался!
Я: Ну а что тогда!
Саша: Мне неприятно! Мне не-при-я-тно!
Я: Саша!
Саша: Всё, отстань!
Пауза. Я встаю из-за стола. Иду по кабинету в сторону от Саши.
Я: В последнее время в ванной после отца начал оставаться запах. По утрам. Сначала мне тоже было жутко неприятно. Запах был очень сильный. Года три-четыре назад этого запаха не было. Или я его не замечал. Но это очень сильный запах - должен был замечать. Может быть, отец стареет? Я должен быть снисходителен, конечно. Но это так неприятно, что я всегда стараюсь быстрее включить душ. Чтобы как-то водой его убрать что ли.
Стою в дальнем углу комнаты. Смотрю на Сашу. Саша чертит на столе под линейку. Делает вид, что не слушает.
Я: И теперь я думаю. Я сейчас думаю, что зажимая нос, я как бы отрицаю тело своего отца. Мне всегда было трудно воспринимать отца, как тело. И маму тоже. Я держался на расстоянии. А может быть, мне надо перебороть отвращение и страх. Ведь отвращение – это форма страха. Страх обоняния. Стоит побороть, войти в ванную и вдохнуть полной грудью. Подышать отцом что ли. Ты как думаешь?
Саша: Я работаю, отстань.
Я: Саша, миленький. Но ведь ты тоже это чувствуешь, а?
Саша: Не мешай.
Я: Ну хорошо-хорошо… Но ты ведь тоже станешь начальником.
Саша: Это неизвестно.
Я: Анастасия Эдуардовна сделает тебя начальником.
Саша: Это ещё неизвестно.
Я: Да сделает.
Саша: Ну и что?
Я: Твоё тело тоже когда-то станет телом начальника. С телом надо будет определиться.
Саша: Как «определиться»?
Я: Если бы я знал.
Саша: Ну так, чего ты тогда?
Я: Я не знаю, как «определиться», но знаю, что это важно.
Саша: Что важно?
Я: Я про твоё тело. Не всё можно выразить словами. Я чувствую что-то важное во всём этом.
Саша: Да в чём?!
Я: А ты ведь тоже что-то чувствуешь, Саша.
Саша: Что?
Я: Только боишься. Не бойся. Я тоже немного боюсь. Мы сейчас на пороге неизведанного… И давай-ка лучше успокоимся… Просто успокоимся… Я тоже разволновался. Но мы не должны сейчас дёргаться. Мы рядом с чем-то важным и глубоким. А «важное» – оно как дичь. Можно спугнуть. Ты скажи мне: что-то чувствуешь сейчас?
Саша: Не знаю. Ничего.
Я: Это от волнения. Тебя взволновал мой рассказ про Владимира Петровича?
Саша: Нет. Просто неприятно.
Я: Мне тоже. Но, знаешь, на подступах к важному всегда есть барьеры. Тебя всегда будут отталкивать от важного. Брезгливость или страх. А надо пройти, продавить, зажать нос, закрыть глаза… Хотя, конечно, можно подождать, походить кругом, поискать более лёгкий подход. Прощупать тему с разных сторон. Я тоже пока не знаю, как преодолеть. Но ты хотя бы чувствуешь?
Саша: Что?
Я: Границу. Порог, у которого мы стоим.
Саша: Ничего я не чувствую.
Я: Ну, подойди поближе. Я вот чувствую. Это похоже на верёвку, натянутую на уровне шеи. Если я сейчас скажу: «голая плоть Владимира Петровича», сразу волна подступает к горлу. Что будем делать?
Саша: Ничего не делать. У меня работы полно.
Я: Я однажды видел тебя… Помнишь, когда нам делали прививку на четвёртом курсе.
Саша: Помню.
Я: Я увидел тебя в…
Саша: Помню-помню.
Я: Я увидел тебя голым по пояс.
Саша: Хватит!
Я: Я говорю не для смеха. Хотя мы тогда засмеялись. Я и Черпаков. Было ужасно смешно. Мы не специально. Мы не караулили, когда ты разденешься. Просто оказались рядом.
Саша: Виталий, хватит об этом! Не надо!
Я: Это было случайно смешно. Ты всегда носил заправленную рубашку. Стал её вытягивать, а брюки не расстегнул. И трусы вылезли наружу. Такие семейные, просторные трусы. Плавки бы не вылезли.
Саша смотрит со злостью.
Я: Это было просто случайно смешно. Ты заметил, что мы давимся от смеха и сказал так: «Ну ладно, ладно…».
Саша: Слушай, ну ты и скотина!
Я: Саша, милый! Да ты же меня сейчас не понимаешь совсем. Ну, неужели ты думаешь, что я хочу поиздеваться над тобой?
Саша: Ну а что ещё!
Я: Да нет же, Саша! Ну что ты! Я хотел сказать, что это было очень трогательно, вот это вот твоё: «Ну ладно-ладно».
Саша: Ага, трогательно.
Я: Саша, ну правда. Я вспомнил об этом не для того, чтобы посмеяться.
Саша: А для чего?
Я: Для чего…
Саша: Для чего?!
Я: Для того, что… Я хочу, чтобы ты разделся.
Саша: Что?
Я: Я понимаю, что это очень странное предложение. Я могу тоже раздеться, если хочешь. Но, конечно, от этого моё предложение станет менее странным.
Саша: Что ты от меня хочешь?
Я: Я предлагаю раздеться и посмотреть что будет.
Саша: Что будет?
Я: Вот, надо посмотреть. Просто посмотреть на наши тела. Открыто. Не исподтишка. Не случайно, возле умывальника там. Или где ещё. Мне кажется, мы очень нуждаемся в этом. Может мы даже почувствуем какое-то облегчение. Катарсис.
Саша: Я сейчас выйду.
Я: Саша, не надо. Зачем?
Саша (почти истерично): Я выйду сейчас. Мне надо работать!
Я (дружелюбно): Да зачем выходить? Если не хочешь, не будем раздеваться.
Саша: Я не хочу.
Я: Саш, ну не хочешь, не будем.
Саша: Я не хочу!
Я понимаю, это очень трудно.
Саша: Пожалуйста, Виталик, не надо больше об этом.
Я: Саш, ну хорошо.
Саша: Не надо!
Я: Саша, я обещаю.
Саша: Нам надо работать, понимаешь?
Я: Да, конечно.
Саша: И у меня и у тебя много работы. У меня по доменному спецификация. Я никак не допишу. Я не могу сосредоточиться. А сегодня Владимир Петрович спросит.
Я: А что там?
Саша: Да ну, КИПовцы размеры щита не дают. Надо звонить сейчас.
Я: Да у меня тоже завис. Теплосиловой.
Саша: Да?
Я: Расход кислорода.
Саша: Что до сих пор?
Я: Ну да.
Саша: Пиши сопроводиловку.
Я: Да придётся.
Саша: Пиши, конечно.
Я: Напишу, сейчас, вот, чайку поставлю. Ты будешь?
Саша: Да, спасибо, сели не трудно.
Я: Конечно, не трудно.
Занавес