И волос пшеничных пряди...

Анна Малык Маг
(ВОСПОМИНАНИЯ ИЗ БАБУШКИНЫХ РАССКАЗОВ)

                Как-то вечером, в зимнюю пору, помогая бабушке теребить  вымытую, просушенную шерсть для пряжи, я попросила ее рассказать что-нибудь из были или какой-то случай из жизни. А она мне и говорит: "Быль - былью, а вот случай о котором сегодня можно рассказать, произошел в нашем районе. Тогда в этой истории так и не разобрались. Но я вспоминаю это горе не без дрожи. Вот до сих пор не могу понять: как это все случилось..."
Бабушка на какое-то время приумолкла, видимо, собираясь с мыслями, а потом как-то задумчиво начала свой рассказ:

       "Была поздняя осень тысяча девятьсот сорок четвертого года. В нашем поселке появилась новая девица, - не из красавиц, но белотелая, розовощекая, ширококостная,сильная. Ее обычное лицо обрамляли короткие пшеничные волосы. От нее так и тянуло запахом хлеба. Потом я узнала, что в мирное время она была трактористкой и трудилась наравне с мужчинами: вспахивала землю, готовила ее к посевным и вместе с колхозниками собирала немалый урожай зерновых". 
     "Бабуля, а она и сейчас работает на тракторе?" - спросила я у бабушки.-  "Нет, моя родная. Ее давно нет в живых. Но я постоянно прихожу к той мысли: как же такое могло произойти? А может кто-то помог сделать это темное дело? И кому она могла помешать?..
       Однажды я увидела эту молодуху в МТСе, когда приходила за керосином.  На территории этой, так сказать, базы стоял ларек и там продавали этот керосин. Во время войны в нашем районе не было электричества и люди заправляли лампы, коптилки. Электростанция была, но свет давали только в ведомственные организации: в райком, райисполком, в милицию и в другие службы. А мы все за керосином ходили. Много не жгли, но без него было бы туго. И вот я увидела: кругом работают мужики и только одна девица стоит так высоко, на цистерне и что-то проверяет. Оказалось,что она  работает приемщицей горюче-смазочных материалов. А что? Девица молодая, крепкая, просто - кровь с молоком. На откровенные разговоры она не шла со старожилами: жила скромно, обособленно, просто тихо и спокойно работала; видимо жизнь заставила. Но не женское это дело дышать бензином и керосином постоянно.
       Каждый раз при встрече с ней, я стала замечать, что она пополнела, округлилась... И тогда, поняв, что Анна ждет ребеночка, подошла к ней:" Как живется тебе, доченька, как работается?.. -  А она к моим словам только и добавила:"Привыкла уже, а живется трудно. И все так трудно живут".
 
Да, ей бы сейчас овощей хороших и фруктов... Пришла домой и задумалась: молодая, живет одна и никто ей не поможет. И тогда я попросила старшенькую твою сестрицу: "Знаешь, внученька, поймай-ка мне курочку, да выбери покрупней, - я ее обработаю.  Маруся согласилась, поймала "беглянку" и принесла, а я потом и отнесла свеженькую курятину молодице.
Потом, через некоторое время я отправилась к зажиточным соседям, Одарюкам, и взяла какие-то деньги, чтобы заплатить за то, что смогут продать.   Имея  большой сад, эти труженики умело справлялись с плодами: сушили их, вялили, варили варенье и, главное, могли сохранить свежими от лета до лета некоторые плоды.
Так вот: пошла я к Григорию Тимофеевичу Одарюку и к его жене Марии купить яблок для Анны. Попросила всего три яблока, а он мне: "Как же ты будешь делить их на вашу ораву?" - "А это не для нас, - для одной женщины. Она ждет ребеночка. Ей сейчас яблочко съесть, как любви напиться". - "Смотрите на нее: любви напиться," - пробормотал хозяин большого сада. - "Да, Григорий Тимофеевич, так и есть. Глядишь, и душа откроется, заговорит и отогреется.  Бабы на нее косо смотрят и все поговаривают, что идет война, мужики на фронте, а она что? - от ветру надуло? А ведь никто не знает: кто она, откуда и как появилась в нашем поселке. Уж больно мне стало жаль ее. Вот и пойду к ней, посмотрю, как устроилась, как живет?.. А может чем и помогу..."

       В это время Мария Матвеевна вынесла корзину с фруктами и сказала, что пойдет со мной и поможет, потому что одной мне до дома этот гостинец не донести: больно он тяжел для меня, потом она хочет поговорить со мной, да и корзину надо будет забрать.

       Корзина в самом деле для меня была бы неподъемной. Тетя Мария  несла ее то в одной руке, то в другой. Даже один раз пришлось передохнуть.

       А потом "одарючка"  (так ее звали в районе многие женщины) пришла ко мне сама с разговором: "Елизавета Ивановна, доброго вам дня! Вот сама пришла. Решила, что так будет правильно. Я ведь смогу этой молодице помочь, а она нам поможет. И денег никаких не надо. Сходи к ней да потом расскажи мне, как она живет. Мы ведь с мужем вдвоем; сыновья наши на фронте. А она - кто знает - может и будет для нас светом в окошке. Да мы ее не обидим. Вот вашим детишкам и ей дюжина яблок. А денег не надо. И вот еще: кишмиш, сушеная вишня и слива. Хотите, - ешьте, а хотите, то компот будете варить. Это уже для вас". - Но бабушка возразила:" Как же так, Мария? Я к вам приходила не за этим. (У моей бабушки характер был крутой, суровый, неподкупный и она не привыкла о чем-то просить: всего добивалась сама тяжким трудом и упорством, сама пыталась во время войны помочь беженцам. Нечем накормить, хоть чаем напоит). А Мария тут же - ей - простыми словами:" Да я, как и ты хочу помочь женщине. Вот и поможем вместе, Елизавета Ивановна. А будет надобность какая, когда-нибудь рассчитаемся улыбками, доброй беседой".  Женщина с открытым сердцем, с мягкой улыбкой произносила эти слова. Ее искренность успокоила мою бабушку: - "Я же тебя знаю еще с тридцать девятого года! Да и соседи мы. И вот еще: передай подарок. Видела я ее, моей комплекции сегодня будет. Платье это я почти не надевала, а ей пригодится".

       И я  вспомнила, как с бабушкой  приходила разок к Нюсе. Она снимала одну маленькую комнатку у солдатки (ее муж и два сына ушли на фронт, один из сыновей был убит в самом начале войны); жизнь у хозяйки была нищенской и безрадостной, и только молодая женщина внесла в эту,не очень наполненную светом квартирку, какое-то светлое пятно.
       " Здравствуй,Шура! Принимай гостью. Я к тебе и твоей жиличке. Можно? -
спросила моя бабуня. - Дома ли Анна?"
       "Здравствуйте, Лиза. Сегодня дома. Заработалась совсем. А ей не очень-то и полезна эта работа. Устает она очень и голова кружится,- сказала хозяйка. - Анечка,поди сюда!.. Где ты там?"
       "Я сейчас, тетя Шура, только ополоснусь, - послышался голос из другой комнаты, - минутку, минутку!"
       "Анечка, ты уж прости меня, что побеспокоила. Была я у Одарюков. Ты их знаешь или нет, а только вспомнила я о тебе. Ты ведь одна и недавно живешь в нашем поселке. Они прислали тебе гостинец. И вот еще что: Мария такая же справная, как ты, не отпустила просто так, передала тебе еще (к празднику!) платье. Примерь, а мы посмотрим, не стесняйся, - сказала  бабушка. - Все - от чистого сердца".

       "Почти такое платье было у меня до войны. Помню, подарили мне отрез из шелка за перевыполнение плана. Я ведь была трактористкой. А потом - война; и я стала танкистом. На тракторе мне было интересно. Нужна была сила. Поле такое огромное! И трактор огромный. А я сижу в нем и покоряю пространство...  И вдруг эта война".- Она остановилась и почувствовала неловкость в своей искренности.
       "Ты была на фронте, доченька..." - как-то неожиданно,но тепло и  бережно, не смущая женщину своими словами,(а ведь знала,хоть немного,но знала бабушка о ней)с трепетом говорила о беде, которая постигла всю страну. 
А потом продолжила:"Вот и мой сынок на войне. Где он там? Жив ли, здоров?.. Давно нет вестей. Все ждем и ждем..." - продолжала она. Потом замолкла. О чем думала она в этот момент? Что ей грезилось? Какая боль теснила ее материнскую грудь? Чего она ждала в эти суровые военные годы?..
 
       А тем временем Анна, собравшись с мыслями, начала свой рассказ:"Более трех лет я водила танк. Случилась такая любовь, от которой не могла отвернуться и уйти. И - вот..." - Она говорила долго, подбирая мучительно слова:в них были горечь, радость, настроение... Боль такая щемящая, что, порой, останавливаясь, она кусала губы, закрывая глаза, а сердце вырывалось, просилось на простор.
       "Нахлебалась ты, деточка, всего того, что и мужику иному не видеть бы... А что же ты к матери не поехала, а сюда, в чужие места?" - спросила хозяйка.
       " А некуда было ехать. Дом разбит. Одна воронка. Всех я похоронила, - сказала Анна, - а потом пошла в военкомат. За меня ухватились: ведь я совершеннолетняя, имею профессию... Вот так я стала танкистом. Почти три года одна и одна без родных и близких... А тут влюбилась в командира. Скорее, он приметил меня. Василий Иванович объяснился буквально на третий день, сказал, что я напоминаю ему его жену, а она, как и мои родные!.. - Они тоже погибли: сынок и только что народившаяся доченька с матерью".
       "Горе!.. Горе-то какое натворила эта война! Будь она проклята!" - только и сказала женщина, вытирая рукавом слезы.
       "Да, большое горе. Но кода каждый день убивают и хоронят, - страшно, и
к этому невозможно привыкнуть," - говорила Анна.
       "Как же ты все это вынесла? - спросила хозяйка квартиры.- Молоденькая, неопытная?.."
       "Нас, таких, было много, - все молодые, неопытные, одержимые. Но и в такое суровое время мы любили, радовались победам, праздникам, весточкам. Было страшно в трудные минуты, но бывали и такие, когда сердце от радости колотилось и пело..." - Говорила она, всматриваясь в окно.
 
       Да,здесь было тихо, не громыхали танки, не летали бомбардировщики, истребители, не свистели пули... Не лилась кровь...Но здесь, в поселке, жили матери, жены и дети. Здесь жили старики и те люди, на плечи которых лег непосильный труд работать за пятерых, выполняя и перевыполняя нормы.

       Здесь, у окна, Нюся стала всматриваться в вечернюю тишину. Еще идет война, а в ней рождается новая жизнь. И эта жизнь напоминает: как сильна любовь и большая тяга к дорогому человеку. Каково ей сейчас? Но нет, она, укутавшись в шаль, неожиданно для себя, хорошо помня, что произошло с ней, продолжила свой рассказ: "Я ведь не из гулящих девиц. Меня родители любили, но держали в строгости. А тут такой парень! - Влюбилась я. Старалась не подавать виду, а он с какой-то невероятной силой всматривался и при каждом случае останавливая меня, молвил:" Как же ты похожа на мою жену!.. Лицо, глаза, фигура... да и характер тот. Выходи за меня! Не пожалеешь. Вместе мы одолеем все утраты. Победа и радость, будни и праздники будут с нами".
       "Как же, Василий Иванович? Не стыдно Вам?.." - только и сказала я ему.
       "А чего мне стыдиться? Жены у меня нет. Похоронили ее чужие люди. И дети ушли с ней... И дом разбит... Вот разве ты, что пришла нежданно...
Так как?"
       "Так как, Иван Васильевич? Не знаю я. Война идет и не детская".
       "И мы - не дети. А я ведь не играть хочу, а жить в полную силу. Хочу, чтобы у меня сын родился, когда вернусь с войны. И воевать будем, и жить будем, и радоваться до последнего часа - теперь уже до последнего часа. Ты - девушка хорошая,и пришлась мне по душе. Анюта, если я тебе нравлюсь или нет, - скажи правду, все пойму. Только я подошел к тебе с самыми искренними и нежными чувствами. Думаю, что мы с тобой будем счастливы и в этой и в послевоенной жизни". - Он замолчал и ждал, когда заговорю я.

       Мое сознание сверлило одно: "Это твоя судьба, Анна. Не отказывайся от своего счастья. Ты ведь еще никого не любила. И вот пришла ОНА, самая нежная, самая сильная на свете ЛЮБОВЬ.

       Нас венчали не в церкви. Нас венчали белоствольные березы и синее-синее небо. Свадьбу справили на полустанке, когда на какое-то время замолчали орудия. Друзья кричали "горько, горько, горько!", а он целовал и обнимал меня... так нежно ласкал мои плечи. В его взгляде было столько искренности и любви!.. Я готова была уже умереть, чтобы хоть какую-то малость быть вместе и пить-пить счастье любовного нектара. В этом, я поняла - все радости бытия. А когда Васенька узнал, что я жду ребенка, так был обеспокоен!.. Моему командиру жаль было расставаться даже на миг. Брак мы зарегистрировали на одной из станций в сельском совете. Теперь моего суженого терзали думы за будущего ребенка, и он отправил меня в тыл".  И вот я оказалась здесь"

 Она говорила и продолжала смотреть в окно. Уже смеркалось. А мы, не останавливая ее, слушали военный рассказ.
 
      
       "Но как, порой, случается в жизни - неожиданно прерывается связующая нить. Через несколько недель Анны Брусникиной не стало. Не стало! Что случилось? - не объяснить, - сказала бабушка. - Она пришла на работу, поработала до обеда, а к концу дня все работающие подумали, что она ушла домой. Ее искали несколько дней, а потом нашли в большой емкости с бензином. Картина была ужасающей и ни в какие рамки не вписывалась. Шло расследование. Много было версий... Но будущей матери не стало".

       Бабушка замолчала, а потом, после тяжелого вздоха, продолжила: 
       "Не состоялось счастье. Не родился ребенок. Не стало еще одной семьи. Шла война и умирали люди там и дома...Но, думаю, она успела хотя бы познать, что такое любовь, - прикоснулась к началу ощущения счастья".
Я слушала бабушку и тревожилась за нее. Она расстроилась во время этого повествования, глаза ее наполнились слезами... А потом я только и услышала ее последние слова: "Эх, Нюся, Нюсенька, как же так? Как же так?!. Тебе бы жить и жить".

       Тогда мне казалось, что эта пожилая женщина как будто только что  стояла у ее изголовья и прощалась.  Потом приумолкла, на том и закончила эту безрадостную историю. Ей трудно было дышать. Видимо, эта утрата была ей близка. А может быть она не все рассказала мне, не всю правду, которая ее так поразила когда-то... Возможно ей не хотелось, чтобы моя беспокойная  юная душа не была растревожена чудовищной правдой? Какой правдой? - Жестокой.

                Осень,2011 года. М.А.Г.